Я научилась читать в два с половиной года, и мы с Джерардом с удовольствием проводили время в библиотеке, читая сказки и рассматривая большие энциклопедии с красивыми картинками. Именно тогда и началось моё увлечение природой, животными и растениями. Я запоминала рисунки и выискивала то, что видела в книгах, во время прогулки, радуясь этому, как ребёнок… Впрочем, я ведь и была ребёнком.
Джерард называл меня Ронни. Поначалу это так смешно у него выходило – «Лонни». А себя он величал «Джелли». Но я никогда не смеялась над его картавостью, только старалась сделать так, чтобы он побыстрее научился выговаривать все буквы.
Мне было четыре, а Джерарду два, когда родилась Сильви.
Я никогда не понимала, по какому принципу родители выбирали имена всем нам. Рональда на старом наречии – «надежда», Джерард – «стремительный», а Сильви – «прелестная». Но так или иначе, они угадали. Сестра действительно была прелестной с самого первого дня, Джерри поражал своей энергичностью и бойким характером, а я…
Я жила надеждой. Надеждой, что… впрочем, я не люблю говорить об этом.
Сразу после рождения Сильви мама ушла от отца, забрав её с собой. Что случилось у них с калихари, я по сей день не знаю, но почти два года мама и Сильви жили отдельно, в деревне чёрных волков. Иногда она приезжала навещать Джерарда, а меня в это время запирали в своей комнате.
Мне было шесть, а брату четыре, когда мама и Сильви вернулись в нашу жизнь. На самом деле те два года, что они жили в деревне чёрных волков, были для нас замечательными. Отец часто отсутствовал, и мы могли делать, что душе угодно. Я в то время практически переселилась в комнату брата. Мы постоянно были вместе.
Идиллия кончилась с приездом матери и сестры. Мама, соскучившись по Джерарду, практически отняла его у меня. Она стала уезжать вместе с ним и Сильви в гости к своим подругам под предлогом того, что её дети «должны играть со сверстниками» и, конечно, никогда не брала меня с собой.
Я помню своё отчаяние однажды утром, когда прошла неделя с отъезда мамы, Джерарда и Сильви. Сестру я тоже очень полюбила, пусть меньше, чем любила Джерри, но у меня практически не было времени на то, чтобы её узнать. Сильви поначалу потянулась ко мне, ей нравилось играть с нами и слушать, как я читаю сказки, но после первого же посещения маминых подруг сестра резко отстранилась.
– Там говорили такие ужасные вещи про тебя, Ронни, – шептал тогда верный Джерри, роняя слёзы мне в ладошку. – Такие ужасные… Зачем?..
У меня разрывалось сердце, но я не знала, что сказать и как объяснить брату, почему меня не любит никто, кроме него?
А в то утро, спустя неделю после их отъезда, я впервые за последний год решила выйти в деревню. Одна. Мы с Джерардом обычно играли в саду дома калихари, а если шли в деревню, то вместе с кем-то из слуг. Но мне не хотелось тогда видеть кого-то рядом с собой… и я пошла одна.
До того дня я не понимала до конца всю глубину неприязни ко мне. Маленькая, полненькая, большегубая девочка…
Спустя полчаса мне в спину прилетел первый камень.
– Жаба! – прозвенел чей-то голос позади.
Я обернулась и еле успела уклониться от нового камня, летевшего мне прямо в лицо.
А потом я побежала.
Они бежали следом, свистя и улюлюкая – целая компания из мальчиков и девочек примерно моего возраста. Я бежала, как дикий зверь, плутая между домами, надеясь только на свои натренированные забегами с братом ноги…
Несколько раз я падала, но быстро вскакивала и продолжала бежать дальше, потому что понимала – нельзя останавливаться.
Сердце колотилось, как бешеное, когда я добежала до усадьбы калихари и скрылась за воротами. Тяжело дыша, я обернулась… и тут же встретилась взглядом с отцом.
Именно тогда на меня снизошло настоящее откровение. То, что было прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что я почувствовала, когда увидела жёлтые глаза отца, полные презрения, неприязни и… досады.
Я была позором для калихари. Он презирал меня. Он хотел, чтобы те дети забили меня камнями насмерть. Я знала, что такое уже случалось с другими оборотнями, родившимися такими, как я – уродами.
В тот момент вопрос: «Почему ты не скажешь, чтобы они оставили меня в покое, папа?» – застыл у меня на губах.
Я выпрямила спину, стараясь не заплакать, и склонила голову в почтительном поклоне.
– Калихари, – спокойно сказала я и прошла мимо отца, не поднимая глаз.
Больше я никогда не называла его папой. Раньше я думала – родители испытывают ко мне хотя бы капельку нежности… Но я ошибалась. Никакой нежности, только презрение.
У меня остался только Джерард. Сильви против меня настроила мама и её подруги, но брат пока не поддавался… пока…
Они уезжали всё чаще и всё на подольше. Я скучала. В усадьбе было совершенно нечего делать, и поэтому рано утром, пока в деревне все спали, я уходила в лес. Несколько раз на обратном пути домой меня засекали и гнали, как дикое животное, но постепенно я привыкла к таким гонкам и начала воспринимать их спокойно.
И я никогда не боялась.
А в лесу мне было хорошо. Я искала знакомых по энциклопедиям птиц и зверей, собирала растения и цветы, чтобы потом сварить из них какое-нибудь интересное зелье или сделать духи. Недалеко от деревни я нашла замечательное, чистое, небольшое озеро с прозрачной водой – мне нравилось сидеть на его берегу и, свесив ноги, болтать ими в воде, пока пальцам не становилось совсем холодно. Вода в озере в любое время года была практически ледяной, наверное, из-за каких-то подземных ключей.
Иногда, когда я чувствовала особенно дикое отчаяние, я купалась до посинения и стука зубов. Это помогало мне справиться с мрачными мыслями и вновь смотреть на мир, не испытывая ненависти к нему.
Когда возвращался Джерард, всё менялось. У меня снова появлялось своё солнце… свой смысл жизни.
Он взахлёб рассказывал о том, что видел в гостях, и я иногда жалела о том, что никогда не смогу поехать вместе с братом куда-либо.
Первый тревожный звоночек раздался, когда мне было десять. В то утро мы с Джерардом сбежали из дома и весь день гуляли по лесу. Я зарисовывала растения в свой маленький альбом, Джерард носился за каким-то грызуном по поляне рядом с озером, и было так хорошо, что от счастья у меня перехватывало дыхание.
Но на обратном пути мы попали в засаду. Нас поджидали семь маленьких оборотней – мальчишек и девчонок. Я хорошо знала их всех, некоторых даже по именам. Но я была не уверена, что они знают, как зовут меня.
– Жаба! – один из них успел только раз крикнуть моё прозвище, как я схватила Джерарда за руку.
– Бежим!
Клянусь, мы никогда не бегали так быстро раньше. Но в тот раз я волновалась… волновалась за брата. Больше жизни я боялась, что с ним что-нибудь случится. И моё волнение не прошло даром – в один прекрасный момент мне в спину влетел камень, я споткнулась и упала в грязь.
– Беги! – пыталась я отпихнуть Джерри в сторону, но брат продолжал держать меня за руку.
– Не трогайте её! – закричал он, бесстрашно шагнув вперёд и выпятив грудь.
Один из мальчишек, на вид старше его года на четыре, засмеялся.
– Дурачок! Отойди в сторону. Потом ещё спасибо скажешь.
Джерард нахмурился.
– Нет!
– Ну как знаешь… – пробормотал парень, поднимая руку с камнем. Я приготовилась броситься вперёд, чтобы спрятать брата за своей спиной, но это не понадобилось.
– Сдурел? – воскликнула одна из девочек, повиснув на руке мальчишки. – Это же старший сын калихари! Позор на наши шкуры, если ты попадёшь в него!
– Он защищает жабу! – огрызнулся парень.
– Он ещё маленький! Потом поймёт, что существование этой жабы позорит всех оборотней клана.
Вмешательство девчонки спасло нас, и мои обидчики, неуверенно переглянувшись, отступили, напоследок прошептав что-то типа: «Мы тебя ещё достанем». Но мне было всё равно. Я знала, что ещё не раз встречусь с ними.
– Почему они обижают тебя? – прошептал Джерард, помогая мне подняться. Я постаралась улыбнуться.
– А ты разве не видишь, какая у тебя сестра, Джерри?
– Какая? – прошептал брат. Лицо у него было бледное.
– Посмотри внимательнее. И вспомни, какими были те ребята… Высокие, стройные, красивые. Я – маленькая и толстенькая. Видишь, какие у меня большие губы? И нос какой ужасный. За это они меня и не любят.
Несколько секунд брат рассматривал меня так, будто впервые увидел. А затем сказал:
– Но… я люблю тебя, Ронни…
– Я тоже люблю тебя, Джерри. Но я всегда буду такой… жабой. Помни об этом.
Зачем я так сказала?.. Наверное, потому что понимала – однажды какой-нибудь камень попадёт в цель.
Прошло ещё два года, прежде чем случилось то, чего я так боялась. Мама тогда увезла Джерарда, Сильви и нашего нового брата – Арента – почти на четыре месяца в гости к своей подруге из клана чёрных волков. А когда они вернулись… я не узнала Джерарда.
Брат стал молчаливым и замкнутым. Он больше не звал меня к себе в комнату, чтобы поболтать или почитать книжку, не засыпал, взяв меня за руку. Он вообще, кажется, не хотел со мной разговаривать.
А потом прилетел тот камень.
Я тогда шла по деревне, возвращаясь из леса. Были сумерки. И практически в полной тишине из-за угла прилетел камень, ударивший меня в плечо.
Я обернулась и увидела Джерарда.
Он стоял в компании с остальными оборотнями, мучившими меня всю жизнь, и улыбался. Я никогда не видела у него такой улыбки…
– Бей жабу! – закричал кто-то.
А я стояла и смотрела на Джерарда. На эту его улыбку, на карие глаза, тёмные волосы, узкое лицо моего обожаемого брата… И понимала, что потеряла его навсегда.
Я не чувствовала ударов, пока один из камней не попал мне прямо в грудь, вышибив дух. Я упала на землю и подняла руку, пытаясь заслониться от полетевших в меня камней…
В тот раз я сильно пострадала. Наверное, они бы убили меня, если бы их не спугнул какой-то взрослый оборотень, проходивший мимо – он вдруг встал на мою защиту, прогнал моих обидчиков и отвёл к лекарю. Кажется, это был мужчина, но я совсем не помню его лица.
Мне оставался год до Ночи Первого Обращения4, и весь год я только и делала, что бегала от оборотней, мечтавших, по-видимому, чтобы я не дожила до него. Но я дожила. О чём теперь очень жалею.
Во время обряда надо выйти в центр Поляны, раздеться, выпить специальное зелье и попытаться обратиться. Я прочитала кучу книг про первое обращение: как его правильно пройти, какие должны быть мысли и эмоции, что ты будешь чувствовать… Но всё равно – когда я вышла в центр Поляны и начала раздеваться, меня захлестнула паника.
Они смеялись. И я понимала, почему. Я обладала настолько несовершенным телом, что стыдилась его, хотя оборотни обычно не стесняются наготы. Я старалась не обращать внимания, но не могла – смешки доносились со всех сторон, у меня дрожали руки…
– ТИХО! – прогремел над Поляной чей-то голос. От него веяло такой силой, что мне немедленно захотелось упасть на колени. Я сразу поняла, что он принадлежит дартхари.
До того момента я ни разу не видела нашего Вожака. Поэтому не смогла обуздать своё любопытство и обернулась – дартхари стоял за моей спиной.
Он был почти таким, как я его себе представляла – довольно высокий, мускулистый, если не сказать, мощный, с совершенно седыми волосами до плеч и ярко-жёлтыми глазами.
И когда я в них заглянула… Я не знаю, что это было, но мне показалось, что надо мной разверзлись небеса и молния пронзила всё моё тело от макушки до пальцев ног.
Кажется, я даже перестала дышать. Меня охватывал какой-то необъяснимый, но очень ощутимый трепет. Теперь я понимала, почему все наши женщины говорят о дартхари с такой страстью в голосе.
Вожак тоже смотрел на меня, но на его лице не отражалось никаких эмоций. Даже неприязни, что было удивительно.
– Продолжай, – сказал он тихо, но я услышала. – Обряд ещё не закончен.
Пока я раздевалась, никто больше не смеялся. Но я понимала – это только потому, что так приказал Вожак, никто бы не осмелился ослушаться нашего дартхари.
Я разделась. Одна из девушек-оборотней поднесла к моим губам кубок со специальным зельем, вызывающим трансформацию, я выпила и раскинула руки, ожидая, что сейчас начнётся обращение, но…
Ничего. Я не чувствовала ни-че-го. О Дарида, я больше чувствовала, когда родился Джерард… и когда он бросил в меня свой первый камень.
Пустота. Только слёзы текли по щекам.
На Поляне стояла тишина. Все ждали. Я боялась открывать глаза…
А потом я услышала шаги. И я знала, кто идёт ко мне… С тех пор, как я впервые заглянула в его ярко-жёлтые глаза, я всегда чувствовала его присутствие так ясно, будто он был частью меня.
Подойдя ко мне вплотную, дартхари положил свои руки мне на плечи.
Я ждала, что он скажет: «Ты – позор для всех оборотней»… Но Вожак сказал иное.
– С этой минуты Рональда, дочь калихари белых волков, находится под моей защитой. Каждый, кто посмеет обидеть её, будет отвечать за свой проступок на поединке со мной.
От удивления я широко распахнула глаза. И почти сразу пожалела об этом – мне бы хватило загоревшейся, как от прикосновения к огню, кожи под его ладонями на моих плечах. А когда я ещё и глаза открыла…
Теперь всё горело и внутри меня самой. Особенно – в сердце.
А лицо дартхари было непроницаемо…
– Все присутствующие поняли моё слово?
Присутствующие ответили нестройным хором голосов:
– Да, дартхари…
А потом он отпустил мои плечи, отвернулся и зашагал на своё обычное почётное место. Я же схватила одежду в охапку и побежала прочь с Поляны, домой – в то время я ещё называла усадьбу калихари домом – где заперлась в своей комнате, упала на кровать и почти сразу уснула…
***
Я не знаю, чем можно объяснить то, что случилось со мной в ночь после того, как я не прошла своё первое обращение, но… так или иначе, именно тогда я впервые увидела его во сне.
Никогда раньше у меня не было таких реалистичных снов.
Я шла по лесу к озеру. Стоял очень яркий, тёплый летний день, и я почему-то была в белом платье, хоть у меня никогда не водилось белых платьев…
Вокруг было так красиво! Конечно, наш лес вообще замечательный, но в том, самом первом сне он стал совершенно необыкновенным. Листва на деревьях и трава казались ярче, воздух – чище и прозрачнее, вода в озере была тёплой и нежной. Я с удовольствием погрузила в неё свои ноги, сев на берегу.
Я просто сидела и смотрела на солнечные блики на воде, стаю рыбок в озере, цветы на другом берегу, чувствуя, как меня наполняет умиротворение. Всё было хорошо, правильно… и этот мир – в моем сне – любил меня по-настоящему. Так, как никто из родных. Теперь уже даже Джерард… Я потеряла его… Но во сне эта мысль не успела даже родиться, она сразу же умерла. Кажется, здесь не было места плохому. Здесь существовало и находилось только хорошее…
Но в моей жизни хорошего было не очень много, поэтому я просто сидела на берегу и смотрела на воду.
А потом я вдруг почувствовала, что рядом со мной кто-то есть. Этот кто-то сидел слева, тоже опустив ноги в воду, и молчал.
Странно, но почему-то это присутствие не разозлило и не взволновало меня. Наоборот – я знала, что так и должно быть. Мне не было тревожно, только спокойно и радостно.
Тот, кто был рядом, понимал меня. Я сама не знала, откуда взялась эта мысль, но осознавала – это правда.
Сколько мы так сидели, я не ведаю. Вода в озере ласкала наши ноги, наших пальцев касались солнечные блики, в небесной вышине тихо пела какая-то птица… в глубине озера плавали рыбки.
Когда пришло время, я повернулась.
Рядом со мной сидел юноша лет восемнадцати. У него были светлые, почти золотые волосы, ярко-голубые глаза и ласковая улыбка. На щеках и носу я заметила россыпь веснушек.
Я тоже улыбнулась, и тогда он взял меня за руку. Некоторое время мы смотрели друг на друга, а потом я спросила: