И он поддался.
Руки Чарльза, влажные от жары, сжимали ладони Эрика и заставляли крутиться, а его смех, казалось, был громче самой музыки.
Они рухнули на траву под раскидистым деревом, у которого Эрик застенчиво курил всего лишь полчаса назад, и попытались отдышаться. Чарльз, раскрасневшись сильнее обычного, запыхавшимся голосом пообещал: они танцуют не последний раз.
Домой они попали к обеду — уставшие, голодные, взлохмаченные. Эрик долго приглаживал волосы и поправлял китель у зеркала в парадной, беспокойно поглядывая на почтовый ящик с фамилией «Ксавье».
По дороге Чарльз рассказал, что его мать зовут Шерон, она — скучающая домохозяйка, которая любит ночами слушать радио, а днём развлекает себя вином и готовкой. Отец, Брайан, — стоматолог, и всё время он проводит на работе или в своём домашнем кабинете. Младшая сестра, Рейвен, учится и живёт в частной школе, и приезжает домой только на праздники и каникулы. Эрик кивал на каждую реплику, то и дело поправляя галстук, будто эта встреча — самое важное событие в его жизни.
Возможно, так и было.
Семья Ксавье жила в просторной квартире, ухоженной и очень аккуратной. Обедать садились втроём: Чарльз, оттирающий от щеки след помады, смущённый заботой Эрик и Шерон, с деланным спокойствием разливающая по тарелкам наваристый суп.
— Надеюсь, ты не против спать со мной, — шепнул Чарльз, когда они, наконец, встали из-за стола. Шерон не дала им даже отнести в комнату вещи, с порога отправив мыть руки. — Мама предлагала положить тебя в комнате Рейвен, но… В гостиную лучше не соваться, мама плохо спит ночами и ты не сможешь уснуть. А у меня большая кровать. Если хочешь, я могу лечь на полу.
Чарльз покраснел и рассеянно потёр затылок.
— Я могу спать где угодно. Просто дай мне одеяло, — Эрик улыбнулся в ответ и равнодушно пожал плечами. Чуть задумавшись, он строго добавил: — Но при одном условии. Ты не будешь будить меня в пять утра.
Эрик наслаждался покоем, стоя под струями воды. Его тело гудело и ныло после множества тренировок, походов, бокса. Домашняя одежда, уютная и приятная на ощупь, казалась заслуженной наградой, точно как и горячий душ — Эрик проторчал в ванной целую вечность.
Усталость навалилась на плечи в одночасье. Ещё никогда накрахмаленные наволочки не были такими мягкими — Эрик не успел ничего сказать и заснул, едва его голова коснулась подушки.
Он не заметил, как Чарльз накрыл его одеялом и плотнее задёрнул шторы, чтобы послеобеденное солнце не било в глаза.
Спросонья Эрику показалось, что он вернулся домой.
***
Кинотеатр под открытым небом не мог похвастаться обширной коллекцией. Поздним вечером там крутили «Это случилось однажды ночью» с Кларком Гейблом и Клодетт Колбер; фильм вышел в прокат около четырёх лет назад, однако до сих пор пользовался популярностью.
Эрик не особо разбирался в кино. Пару раз в месяц им показывали фильмы, в основном документальные, но временами на базу привозили старые плёнки, что весьма радовало ребят, неизбалованных разнообразием армейского досуга. Выбор оставался за Чарльзом, который в итоге и предложил сеанс, купив билеты на боковые места в первом ряду.
Эрик порой косил глаза, чтобы увидеть реакцию Чарльза, — он смеялся, полностью погрузившись в фильм, но обращал всякий раз взгляд на Эрика, молча интересуясь, в чём дело. Эрик же качал головой и отворачивался к экрану.
Чарльз разбудил его, ласково потрепав по волосам, когда за окном начали сгущаться сумерки. Он сидел на краю кровати и улыбался, тихо сказав, что пора вставать, если в планы Эрика, конечно, входят горячий ужин и прогулка.
После кино они договорились заглянуть в паб и, разобравшись с несколькими пинтами, друзья разбавили местное пиво шотландским виски.
— Смотри, какой янтарный, — Чарльз разглядывал жидкость на свет. — У моей сестры глаза цвета виски, как тебе такой оборот, а? — он усмехнулся, придвинувшись ближе, чтобы обнять Эрика за шею и шепнуть ему в ухо: — Она бы тебе понравилась. Хорошенькая. Совсем не похожа на меня, вся в маму. Может, ты захотел бы жениться на ней. Тогда мы могли бы стать ещё ближе. Стать одной семьёй, что скажешь?
— Я скажу, что ты чертовски пьян, Чарльз, — Эрик рассмеялся, отстраняясь, чтобы поймать помутневший взгляд Чарльза. Они сидели на улице под открытым небом — здесь было не так душно и шумно, как внутри, хотя и достаточно прохладно.
Опираясь друг на друга, они вернулись домой, где их встретила Шерон и лишь недовольно покачала головой. Шикнув на ребят, чтобы они вели себя потише, она принесла в комнату Чарльза горячий чай и домашнее печенье, и плотно закрыла за собой дверь.
Чарльз зажал рот рукой и сдавленно хихикнул. Он принялся раздеваться, опустившись на постель.
— Чем ты хочешь заниматься потом? — стащив брюки, он повернулся к Эрику, который бережно вешал китель на вешалку.
— Потом? Я не знаю, Чарльз. Они ведь не просто так нас призвали.
— Эрик, — Чарльз застонал, рухнув в подушки, и принялся вытаскивать из-под себя одеяло. — Эрик, я не спрашиваю, зачем они нас призвали. Я… я спрашиваю, что ты хочешь делать потом.
Эрик потушил ночник и пробрался через Чарльза к стенке, укладываясь на бок. Он поёрзал и просунул ладонь под щёку.
— Но я правда не знаю, Чарльз. Я хочу помогать людям, хочу быть действительно полезным, понимаешь?
— Ты должен переехать сюда, — прошептал Чарльз, подползая ближе. — В Йорк. Тут больше возможностей, тут… Не думай, что всё это пьяные бредни, — он фыркнул и заглянул, внимательно всматриваясь, в глаза Эрика, лицо которого серебрил свет луны. — Я не хочу тебя потерять, Эрик.
Эрик вздохнул. Ему показалось, что сердце, бешено стучавшее в груди, выдало его волнение, когда Чарльз протянул руку и скользнул ладонью по щеке. Пальцы его замерли, неощутимо погладив уголок губы.
— Я… Ты мне дорог, друг мой. Мне никто больше не нужен, — Чарльз придвинулся ещё ближе.
Эрик нежно сжал запястье Чарльза, но не оттолкнул и не попытался отстранить. Их носы соприкоснулись — и Чарльз, и Эрик вздрогнули, словно дети, начавшие познавать окружающий мир, любопытные, но боязливые.
— У меня раньше никого не было, — отозвался, наконец, Эрик, опуская глаза.
— Что?
— У меня никогда не было друзей, Чарльз. Никогда. Я всегда был один, я привык жить с этим…
— Ты не один, Эрик. Я ведь говорил тебе, что теперь ты никогда не будешь один.
Чарльз подался вперёд и уткнулся холодным носом в ключицы Эрика, теребя пальцами ткань его бельевой майки. Он тихо сопел, прижимаясь всем телом к другу, и вцепился в него так крепко, будто Эрик вот-вот должен был сорваться в пропасть или утонуть.
Хватка Чарльза вскоре ослабла, а дыхание его, сбивчивое поначалу, выровнялось и стало неразличимым в ночной тишине, прерываемой разве что лёгкими шагами Шерон в гостиной и шорохом бумаг в кабинете её мужа.
Эрик долго не мог заснуть. Обнимая Чарльза, которого сам закутал в одеяло, он зарылся носом в его взлохмаченные волосы и размышлял обо всём, что произошло за столь короткое время, всего за один день. Он почти был готов выложить Чарльзу всю свою историю, рассказать, что отец его — ветеран Великой войны, но служил он в немецкой армии, что мать его — еврейка, что сам он тоже еврей, и бежали они из Германии. Он хотел бы рассказать и о том, как тяжело ему пришлось в Англии первое время, как долго учитель английского пытался выровнять его акцент во время частных уроков на дому.
Но было рано.
Эрик ткнулся губами в макушку спящего Чарльза и закрыл глаза. Он чувствовал, как тёплые волны подхватили его расслабленное тело, унося в царство Морфея. Туда, где Эрику всегда было хорошо.
И на этот раз он действительно был не один.
***
В голове гудело, всё тело, тяжёлое как свинец, ныло, точно вчера были не пара пинт пива и несколько стаканов виски, а бокс и двадцать километров пробежки в полном обмундировании. Чарльз кое-как разлепил глаза и задержал дыхание, пытаясь понять, что происходит.
Он лежал, прижимаясь к груди Эрика, который, в свою очередь, обвивал его руками, подставив вместо подушки предплечье. Чарльз заёрзал, разжимая собственные объятия, и попытался отодвинуться, чтобы посмотреть на умиротворённое лицо друга.
Чарльз прекрасно помнил, чем закончился вчерашний вечер, каждое своё слово — искреннее, сказанное от самого сердца. Он встрепенулся, когда Эрик поднял руку, чтобы спрятаться от утренних лучей, бесстыдно пробравшихся в комнату сквозь неплотно задёрнутые занавески.
— Что такое? — проворчал Эрик, облизнув пересохшие от сна губы, и зарылся лицом обратно в подушку.
— Я… Прости, я не хотел тебя будить. Извини, если я что-то… Я не хотел, чтобы ты… Я…
— Чарльз? — Эрик перевернулся на спину и снова приоткрыл глаза. — Я не понимаю, что ты там бормочешь.
Чарльз тихо рассмеялся и сел на постели. Он зарылся пальцами в торчащие во все стороны волосы, рассеянно разглядывая сонного Эрика. Такого родного, словно они были рядом всю жизнь и Чарльз сотни раз видел его таким. Он протянул руку и погладил друга по груди, но тут же уперся ею в кровать, ощутив кожей пристальный взор.
— Ничего, — Чарльз поджал губы и отвернулся. — Просто захотел пить. Я… Извини за… Мне говорили, что я люблю обниматься во сне и что это назойливая привычка. Спи, я принесу воды.
Чарльз быстро поднялся, надеясь, что Эрик не станет задерживать его расспросами, и босиком прошёл к двери. Он не хотел видеть лицо Эрика, уже успев заметить, как изменился его взгляд, будто сказанное задело его. Чарльз боялся так глупо потерять лучшего друга, которым Эрик успел стать для него за пару месяцев. Близким верным другом, о котором он, однако, едва что-либо знал.
Они столкнулись в коридоре, когда Чарльз, взяв два стакана с водой, возвращался в комнату. Он чуть было не споткнулся от неожиданности и вскинул вопросительно брови.
— Пойдём завтракать, — Эрик улыбнулся широко и похлопал Чарльза по плечу. — Умираю с голода.
Чарльз, будто ожидавший ругательств, облегчённо выдохнул и вернулся на кухню.
Шерон поставила перед Эриком тарелку с яичницей и погладила его затылок материнским жестом.
— Надеюсь, он не скинул тебя с кровати? Мне всегда приходилось класть его у стенки, чтобы он не упал, и подтыкать край одеяла. Рейвен говорит, он ужасно настойчивый. Вроде бы спит, а лезет обниматься так, будто нет, — она рассмеялась, потрепав Эрика по спине легонько, и отошла, чтобы подать на стол свежую выпечку.
Чарльз неожиданно покраснел и уткнулся в свою тарелку.
Он знал, что Эрик действительно счастлив.
***
«15 июля 1938 года,
пятница
В обед отправил родителям открытку с извинениями — я приеду к ним в следующий раз, когда Уилсон выбьет для нас ещё несколько свободных дней. Уверен, мама меня поймёт, ведь она так хотела, чтобы я нашёл друзей и посмотрел другие города.
Мы ходили фотографироваться и танцевать. Виски больше не пили — за завтраком нас поили чаем и странным коктейлем с коньяком и сырым яйцом, больше никогда не хочу вспоминать его вкус.
Вечером он дважды обыграл меня в шахматы, показал свою коллекцию пластинок и подарил любимую книжку по астрономии.
Нам ни к чему становиться одной семьёй. Мы уже семья».
========== Глава четвёртая ==========
Точный выстрел продлевал жизнь стрелка, а пунктуальность была почти стопроцентной гарантией успешной эвакуации: успел — выжил. Этому учили в армии всякого солдата: чётко определять координаты, ориентироваться на местности, всегда знать, что делать дальше. Их учили не опаздывать и быть организованными даже в мелочах — это залог успеха как каждого по отдельности, так и всего батальона.
Опоздав раз, человек приобретал дурную привычку опаздывать всю жизнь, а пьянящий запах свободы напрочь выбивал из головы мысли об ответственности.
У Кэндалла для всякого задержавшегося было своё наказание. Одних он отправлял на полосу препятствий, других — чистить уборные, а кого-то выгонял на кухню, кормившую сотни рядовых и десятки офицеров.
— Извини, что проспал, — Чарльз со вздохом кинул картофелину в ведро и поднял глаза на Эрика.
Монотонная работа поглотила их целиком. Триста килограмм картошки — и всего несколько часов до обеда. Эрик только хмыкнул в ответ и махнул рукой, вытерев тыльной стороной ладони пот с лица.
Они пропустили утренний поезд и вынуждены были несколько часов сидеть на перроне в ожидании следующего. За эти дни Эрик особенно сблизился с Чарльзом, узнав и его семью, и его самого — без всей этой армейской суеты. На второй день они ходили фотографироваться и, забрав снимки вечером, обменялись карточками, чтобы всегда помнить друг о друге, даже если по каким-то причинам их пути разойдутся. Эрик не верил, что мир затянется, а Чарльз не хотел войны. Он не хотел убивать.
Мюнхенское соглашение, подписанное в конце сентября 1938 года британским, французским и итальянским премьерами и рейхсканцлером Германии, резко ухудшило ситуацию и ускорило милитаризацию.
В марте 1939 года Гитлер занял всю Чехословакию и предложил протекторат — независимость целой страны была принесена в жертву агрессору, и это лишь разожгло неумеренный аппетит пробудившегося хищника. Попытки Чемберлена заключить союзнический договор со Сталиным не увенчались успехом — вместо этого в августе 1939 Германия и Советский Союз заключили пакт о взаимном ненападении.
1 сентября 1939 года немецкие войска пересекли польскую границу. В воскресенье, 3 сентября, в одиннадцать часов и пятнадцать минут по лондонскому времени началась война.
— Вчера, после совещания с французским правительством, мы отправили нашему послу в Берлине инструкции, которые он должен был передать сегодня в девять часов утра германскому министру иностранных дел.
Эрик, стоя рядом с громкоговорителем, передававшим прямое обращение премьер-министра Чемберлена, взглянул на Чарльза — тот успел до крови искусать губы и напряженно хмурился.
— Инструкции содержат следующее заявление: «Если сегодня, 3 сентября, не позднее одиннадцати часов по британскому летнему времени германское правительство не даст удовлетворительных заверений и не известит о них английское правительство в Лондоне, то с этого часа оба государства будут находиться в состоянии войны».
Эрик глубоко затянулся, жадно втягивая в себя горький дым. Ненависть сковала его тело, стальной хваткой вцепилась в сердце. Он швырнул сигарету на землю и сжал кулаки.
— Никакого ответа на эту ноту в назначенный срок получено не было. Отныне Англия находится в состоянии войны с Германией.
Эрик закрыл глаза. Он знал, что его мать сидит сейчас, подобно тысячам других матерей, у радиоприёмника и молится.
— Благослови вас Господь и да защитит он правое дело.
Эрик запрокинул голову, смотря в ясное небо — ему не хотелось видеть отчаяние на посеревшем от страха и ужаса лице Чарльза.
Солнце по-прежнему пригревало, бездумно лаская алую после летней жары кожу. Скоро оно сожжёт весь мир.
***
По радио всё чаще стали передавать политические и фронтовые сводки, а к 10 сентября у войны появилось имя — Вторая мировая. Великая война, охватившая мир в 1914 году, стала Первой.
По всей Британии проходили военные учения: рылись окопы, на зданиях устанавливалась зенитная артиллерия. Детей срочно эвакуировали из крупных городов в относительно безопасную сельскую местность. Выдавались противогазы, вводились карточки на продукты, одежду и бензин. Тех, кто мог работать, отправляли на заводы, которые отныне в круглосуточном режиме штамповали патроны, винтовки и самолёты.
Тренировок стало больше, а наказаний — меньше, что вовсе не было заслугой Кэндалла. Он получил повышение и покинул базу уже майором, передав командование Уилсону, также продвинувшемуся по карьерной лестнице.
У капитана Ричарда Уилсона были иные правила. Он не тратил время впустую и не изматывал солдат, прекрасно понимая, что в любую минуту их могут отправить на фронт — никто не знал, каков будет следующий шаг. Все они были пешками в руках военного кабинета.