========== Великий Стратег Малиновский. ==========
***
День подходил к концу. У нас проходило заседание “на троих”, по плану великого полководца Малиновского. Заседали я, моя помощница Катерина и сам предводитель. Мне предстояла великая битва с самим собой - по плану спасения фирмы я должен пересилить себя и заняться сексом с Пушкаревой, чтобы отвлечь ее от Зорькина.
“Операция “Ъ”, - как торжественно объявил несколько дней назад Малина.
- Почему именно твердый знак? - спросил я.
- Чтобы никто не догадался, - заржал Ромео.
Одна только мысль об этом приводила меня в ужас, но Малина развел бурную деятельность и в данный момент я, как болван, сидел за столом в конференцзале, водрузив ноги на стол и сосредоточенно смотрел в стакан с виски, вертя его в пальцах. “Допинг” помогал мне собрать мысли в кучу и придавал храбрости. Я наблюдал, как искажаются бумаги и письменные принадлежности сквозь коричневую жидкость, которая находилась на дне. В голове приятно шумело. Из-за этого шума и расслабленности “спецзадание” выглядело не таким уж и страшным.
Голос Катеньки доносился как бы из-под ватного одеяла. Она рассказывала как “космические корабли бороздят”… ой, как бы нам еще урезать расходы. Урезать уже было нечего, и я наблюдал за ее маленькими мечущимися ножками от меня к Малине и обратно. Ножки были одеты в старые стоптанные туфельки, с перетяжкой на ступне, как у школьницы. Скользнув глазами выше, я наблюдал, как развеваются фалды ее то ли лапсердака, то ли пальто из серой мешковины. На какой она барахолке только откопала этот дурацкий прикид? Меня разобрало зло.
“Интересно”, - думал я. - “Как он себе это представляет? Ведь зацепиться не за что! Ни сучка, ни задоринки, ни бугорка, ни впадинки! К слову, о бугорках… Если бы она… стянула с себя это одеяние, может… ммм… Жданов! Что ты несешь! Очнись! Это же Пушкарева! Там по определению не может быть никаких бугорков!”
Как утверждает Малина, или мозг, или бугорки с ногами от ушей, или ноги отдельно, мозг отдельно. Мы имели дело с мозгом.
Голос моей помощницы вернул меня в реальность.
- Я предлагаю закрыть эти магазины, а Кира Юрьевна…
Катя сделала жест рукой, опережая вопрос Малиновского.
- А Кира Юрьевна будет заниматься пиаром! - торжествующе выпалила она, улыбаясь мне своими железными скобками.
- Катенька, - качнул головой я, - ну вас иногда и заносит…
Я с удовольствием допил крепкую жидкость, старательно слизнув последнюю каплю с венчика стакана и убрал ноги со стола. Я был намерен прекратить этот фарс и сбежать, пока не поздно. Но Малиновский изо всех сил наступил мне на ногу под столом. Выразительный взгляд, который он метнул, заставил меня сесть на место.
- Это все потому, - торопливо сказал он, - что мы проголодались!
- Да, - подыграл я ему.
- Да? - растерянно сказала Катя. - Тогда я закажу что-то нам поесть?
Она беспомощно посмотрела на меня, помня, как я расправился недавно с нашим обедом, который она тоже опрометчиво “заказала”.
- Не надо, Катенька, - сказал я, - мы пойдем в ресторан. А вы идете с нами!
Я смотрел на нее в упор, пытаясь понять, о чем она думает. Но она покраснела и выбежала в мой кабинет. Мдя… И как Малиновский это себе представляет? Да она в обморок упадет от одного вида мужского достоинства!
Я потянулся за бутылкой.
- Жданыч, по-моему, ты уже дошел до кондиции… По-моему, тебе уже хватит.
- Не хватит, - буркнул я. - Мне нужно море, океан виски! Я должен соблазнить Кетрин -Зету Джонс…
- Жданчик, ты умница! - воскликнул друг.- Воображай себе на месте Катьки Кэтрин эту…
- Легко сказать, - буркнул я. - Эти скобки, очки, как у совы - брр… Да это же ходячий антисекс… Вытрезвитель! Малина! - вдруг ощетинился я. - А вдруг у меня не встанет? Как мне с этим дальше жить?
- Встанет, Жданчик, встанет, - кивнул головой Ромка. - Главное, правильный настрой. А он у тебя будет, дружище… Ну что, пошли?
Ромка суетился вокруг меня, как наседка. Быстрым движением он смахнул со стола стаканы и недопитую бутылку и подал мне пальто.
В кабинете я постучался к помощнице.
- Да?
Открыв дверь, я увидел Катю, которая втянув голову в плечи, смотрела на меня преданным щенячьим взглядом. Зимнее, тяжелое даже на вид пальто было перекинуто через предплечье, она держала сумочку.
“Если Малина думает, что такой взгляд может зажечь… Он ошибается”, - подумал я, а вслух сказал:
- Катенька, я вам помогу… Давайте пальто.
Она подала мне его. Помогая ей одеться, я осторожно потянул носом, пытаясь уловить хоть какой-то намек на парфюмерию. Но она пахла только каким-то дешевым земляничным мылом, должно быть, с армейского склада, которым заведовал одно время ее папаша-солдафон. Я чуть было не чихнул ей в шею и почесал нос, чтобы приступ прошел. Наконец пальто было застегнуто доверху на все пуговки, длинный и на вид колючий шарф обмотался несколько раз вокруг шеи, а на макушку водрузилась нелепая вязаная шапочка.
- Пойдемте, Катя…
Я открыл перед ней дверь каморки, а потом своего кабинета и мы пошли к лифтам. Я брел как на заклание, а Катька продефилировала мимо удивленного Федора на ресепшене, втянув голову в плечи. Мне было так хреново, что я даже не спросил, где снова болтается эта Тропинкина. Ответив кивком головы на прощание курьера, я зашел за Катькой в лифт и дверь за нами закрылась с легким щелчком, показавшимся мне грохотом. Мы спустились вниз.
========== Кафе. ==========
***
На улице холодный ветер поднял и швырнул мне в лицо горсть мелкого и холодного снега и я моментально протрезвел. Подняв воротник, искоса я глянул на Катьку. Она куталась в толстый и колючий шарф так, что выглядывали одни очки. Я снова почувствовал раздражение. Внутренний голос зудел: “Беги, Жданыч, беги, пока не поздно!” Но ноги, как приклеенные, тащились к машине Малины вслед за хозяином и моей помощницей.
Хозяин не унывал. Он ловко распахнул перед Катей заднюю дверцу и включил печку на полную мощность. Начал потряхивать противный холодок и я растирал себе руки, чтобы хоть немного согреться. Катенька сидела на заднем сидении, как изваяние.
Малина тронулся. В салоне царило гробовое молчание и друг настроил какую-то веселую волну на магнитоле.
- Подмышки, - вдруг услышал я голосок с заднего сидения.
- Чтоо? - изумленно обернулся я на голос.
- Мой папа всегда говорит… Если спрятать руки под мышки, то согреваешься быстрее…
- Ах, оставьте, ради бога, - раздраженно сказал я. - У вашего папеньки слишком специфический юмор.
Катерина замолчала, но руки подмышки я все-таки сунул. Правда, не сказал бы, что мне это сильно помогло. Дрожь не унималась.
“Скорее бы доехать”, - мрачно думал я. “Скорее бы закончился этот кошмар…”
Пробок, на удивление, не было, и машина Малины весело бежала по дороге, которую затягивала поземка. Фары то и дело выхватывали облачки снежинок, и я наблюдал за их игрой в луче света. Усталость вдруг навалилась на меня, и, кажется, я даже задремал… Ненадолго.
Наконец мы притормозили около какой-то забегаловки и я с облегчением расправил затекшую спину. В кафе было шумно и накурено, и морщась, я посмотрел на Малину, мол, заведеньице не тянет пять звезд. Тот заговорщицки пробормотал:
- Чтобы никто не догадался…
Я с тоской обвел глазами стены, оклеенные дешевыми обоями с плакатами на стенах, как в комнате какого-то подростка.
“Господи, ну и дыра”, - подумал я. - “Другого места по соблазнения Катрин нельзя было найти?”
Но Ромка уже мчался к свободному столику. Из клубов сизого табачного дыма возник официант с блокнотиком.
- Я ничего не буду, - заявил Малина. Только виски. А ты, Андрюха?
- Я тоже, - буркнул я. - И пива…
Есть совсем не хотелось, хотелось пить, в горле саднило.
- А Вы, Катенька? - елейным голосом спросил Малиновский. Две пары наших глаз уставились на нее. Она съежилась еще сильнее.
- Я тоже ничего, - пискнула она и откашлялась. - Есть не буду, - уточнила она. - Выпью стакан яблочного сока… За компанию!
- За компанию! - эхом отозвался Малиновский и кивнул официанту.
- Вам бутылку или в графин? - уточнил он. Малина заказал бутылку. Я обвел глазами помещение. Более мерзкой дыры сложно было себе вообразить. Гремела музыка, к потолку поднимались клубы сизого дыма. От этого дыма в горле саднило еще больше и я постоянно откашливался и сглатывал слюну, которой не было. По углам, вжимавшись в темноту, сидели парочки. Прямо передо мной одни взахлеб целовались, пожирая друг друга ртом. Я заставил себя смотреть в сторону.
Принесли напитки. Сделав большой глоток, меня чуть не вывернуло. Пиво было теплым и негазированным. Я сделал гримасу и отставил бокал в сторону.
- А здесь мило, - с елейной улыбкой произнес я, с ненавистью бросая взгляд на Ромку.
Он поспешно сказал:
- Итак, Катенька, вы что-то там про производство говорили?
Катенька заговорила, а я наблюдал за ней. При разговоре обнажались немного выступающие вперед зубы и металлическая проволока на ней. Я глотнул еще виски и у меня перед глазами все стало расплываться.
“Интересно”, - вдруг подумал я. “А проволока эта не мешает целоваться? Спросить, что ли? Мне кажется, она даже не знает, что такое поцелуй…”
Пушкарева рассказывала про оптимизацию производства, но я ее не слушал.
“Интересно”, - несло меня дальше, ” а какая она в постели? Господи, окстись, Жданов, какая постель? Наверное, она и раздевается при выключенном свете и сразу накрывается с головой!”
Я отпил еще виски и наконец согрелся. Приятное тепло разлилось по жилам. Пушкарева что-то рассказывала про субаренду в магазинах, а я раздумывал, какой же мне шаг предпринять, чтобы уложить ее в постель. С любой другой девушкой таких сложностей не возникало. Их и укладывать не нужно было, они сами укладывались в мою постель.
Очнулся я от пинка в бок.
- Очень интересно, Катя! - воскликнул Малина. - Правда, Андрей?
- Да, - подхватил я, - очень, очень интересно.
Мне уже встало все равно и я пошел вразнос. Я пододвинулся к Катьке и как бы невзначай положил руку под столом ей на колено и стал поглаживать, в то же время внимательно изучая остатки виски на дне бокала. Она вздрогнула и встрепенулась:
- Роман Дмитрич… А мы надолго здесь?
- Катенька, вы торопитесь? - откликнулся Ромка.
- Мне просто папе… Позвонить нужно.
“Ага, папе”, - ядовито думал я, разглядывая стакан, который только что наполнил чуть ли не до краев. “Зорькину своему небось побежит звонить…”
- Жданов, кончай бухать! - раздраженно рявкнул Малиновский, когда она отошла в сторону и достала телефон из сумочки. - Ты и так уже в дрова! Сейчас она позвонит Зорькину и тот - фьюить! И увезет ее в неизвестном направлении!
Я отпил залпом содержимое и занюхал рукавом.
- Спакуха, друг! Я уже в нужной кондиции! Сейчас я Катьку… Сам увезу в неизвестном направлении. Сейчас мы поедем куда-нибудь в уютное, тихое местечко…
Я попытался встать, опрокинув стул. Зал кафешки качнулся и поехал в сторону.
- Тьфу, бл…! - выругался Роман. - И это ты называешь кондицией? Да ты еле на ногах держишься!
- Я держусь на ногах, - кивнул я. - Вот, смотри, могу по одной линии пройти…
Я попытался пройти по воображаемой линии и чуть не рухнул на целующуюся парочку. Извинившись, решил, что будет безопаснее вернуться на место.
- Видел?
- Видел, видел… Ладно, Жданчик, я на тебя надеюсь! Держи себя в руках!
- Да держу я, держу себя в руках…
Я снова потянулся за бутылкой, но Малиновский ловким движением руки убрал ее.
- Катька! Она идет… Ну ладно, Жданыч, удачи, я пошел…
- Ромка! - взмолился я. - Ромка, не оставляй меня одного, пожалуйста… Наедине с Катькой, прошу тебя!
- Надо, Дрюнчик, надо! Сейчас или никогда! Ну, я в тебя верю, дружище! Пока!
И Ромка испарился.
Катерина плыла к столику, как в замедленном кино. Я подумал, что как истинный джентльмен должен отодвинуть стул, чтобы она села, но ноги были налитые свинцом и прилипли к полу.
Она села на краешек стула и улыбнулась:
- Вот…
В моем затуманенном алкоголе мозгу мелькнула мысль, что когда она улыбается, ее некрасивое личико становится даже хорошеньким. Но она опустила голову.
- А где? Роман Дмитрич… - через время прошелестела она и покраснела, как рак.
- Ромка? А Ромка… ушел. Ему друг позвонил и он сразу убежал… Катенька!
Мне вдруг стало жалко себя. Я чувствовал невероятную усталость, у меня разболелась голова и во рту по прежнему было ощущение наждачной бумаги. Расстегнув до половины пуговицы на рубашке, я уже не стесняясь подвинулся к ней и обнял ее за плечи. Она попыталась сбросить мою руку, но я схватил ее еще крепче.
- Катенька, - повторил я и вдруг заплакал. - Катенька, я подлец! Мне нечем платить людям зарплату! Дожились! Мой отец всегда находил деньги на зарплату, а я…
Я рыдал, уткнувшись ей в плечо, а она ласково гладила мою руку и нежно говорила:
- Ну что вы, Андрей Палыч… Вы не подлец, просто нужно немного подождать! Компания обязательно выберется из пропасти! Уже поступают первые поступления от продаж, вы увидите, все наладится… Ну же, Андрей Палыч!
Она меня уговаривала, как маленького, в голосе звучали решительные нотки, куда только подевалась ее угловатость и скованность. Я чувствовал тепло ее руки на своей руке, и почему-то мне не хотелось, чтобы она ее убирала. Всхлипнув еще раз, я поцеловал ее, и она снова покраснела. Я все не мог остановиться, и рыдал, уткнувшись ей в плечо, размазывая слезы кулаком. Наплакавшись вволю, я почувствовал невероятное облегчение от того, что часть своих проблем мне удалось переложить на чужие плечи и был полон решимости.
- Вставайте, Катенька, - сказал я и вскочил на ноги с намерением увезти ее “куда подальше”. Но стоило мне принять вертикальное положение, как зал начинал качаться, как палуба корабля и я снова плюхнулся на стул.
- Андрей Палыч… Вы… Вы… Вам совсем плохо, вы устали, вам надо отдохнуть! А давайте, я вас провожу, а?
Она ждала ответа, приоткрыв рот, за которым белели белоснежные зубки с металлической проволокой на них. Меня манил этот рот.
- Проводите, Катенька, пожалуй… Буду вам очень благодарен.
Я стал наклоняться ближе, ближе к ней и, кажется, даже прикоснулся к ним, но дальше все закрутилось в адской карусели, я ткнулся лбом в гладкую поверхность стола и отключился.
========== Наваждение ==========
***
Я приоткрыл один глаз и тут же зажмурился. Казалось, свет хлынул в них нестерпимым потоком. Тотчас голова отозвалась адской болью и дико захотелось пить. Пересохшим языком я попытался облизать не менее сухие губы. Сделав над собой невероятное усилие, я разлепил оба глаза и осмотрелся. Знакомый натяжной потолок персикового цвета, который мама заказала в Милане, перерыв всю Москву и окрестности в поисках нужного цвета, окно слева задернуто шторами шоколадного оттенка, из-за чего в комнате царил полумрак, но глаза все равно болели. Очевидно, я находился у себя в спальне. Но как я оказался в своей постели, я не имел ни малейшего понятия. И что было вчера, я ни черта не помнил. На наручных часах, которые все еще были у меня на руке, было 7-30. В памяти всплыло наше заседание в конферецзале, Катька, Малина, я, кажется мы выпили… Господи, должно быть, я хватнул лишнего вчера, попросту говоря, нажрался в хлам, а потом… потом как отрезало. Я ничего не помнил.