Я  богиня любви и содрогания - Юраш Кристина 4 стр.


– Богиня сейчас занимается важными божественными делами. У нее божественный экстаз! Ей не до простых смертных! Я вас умоляю, соблюдайте тишину! – кричал голос старой жрицы, а я мысленно поблагодарила ее за прозорливость. Но девочки не унимались, видимо, решив, что это – один и тот же очень щедрый и хитрый мужик, решивший иметь не только запасной план к запасному плану, но и запасную девушку к запасной девушке.

– Кто этот таинственный незнакомец? Кто мой тайный поклонник? – истерично кричали девушки, судя по звукам, оттаскивая конкуренток. – Только она знает ответ! Ответьте, дорогая богиня!

– Число верующих равно пятьдесят шесть человек! – с удивлением в голосе заметило зеркало. Из них пятьдесят пять женщин и один мужчина!

Мысль о том, что я могла ошибиться дверью, а природа с чьей-то ориентацией заводила меня в такой тупик воображения, что я яростно стучалась в дверь здравого смысла. Хотя… Постойте… А вдруг это старенький Император? Судя по портрету, у него любовь становится синонимом обширного инфаркта, а последний военный поход был в туалет. Он же, как мужчина, уже не по телам, а по делам должен ходить! По сугубо личным и очень неотложным!

– Дорогая богиня! – взмолился женский голос, пытаясь перекричать другие голоса. – Прими мои скромные дары! Дай ответ, кто он? Тот таинственный поклонник?

Я с грустью посмотрела на книгу «Сто двадцать рецептов семейного счастья», облизнулась при виде золотистой курочки на обложке, а потом взяла себя в руки.

– Зеркало, найди мне в радиусе километра от храма всех одиноких мужиков! – потребовала я, слыша писки и визги: «Нет, я первая!».

– В связи с тем, что количество верующих у вас теперь пятьдесят человек, вы можете объединять пары! Ваша сила растет с каждым новым верующим! – странным голосом сообщило зеркало. Мне кажется, или оно на меня до сих пор обижается за букеты?

– Примите мои скромные дары!!! Только ответьте!!! – назойливо молили меня, а я посмотрела на курочку, сглотнула слюнку и согласилась. На всякий случай я даже отползала подальше, наученная горьким опытом.

Мимо меня пролетела буханка хлеба и колечко колбаски. Я почувствовала, как голодный дракон в моем желудке радостно заворочался, в предвкушении отнюдь небожественного завтрака. Я бросилась поднимать хлеб и колбасу, как меня прицельно полетел десяток яиц.

– Свои, домашние! – гордо пояснили мне, пока стряхивала с себя слизь, кроша под ногами скорлупу.

– Благодарю вас, – кисло улыбнулась я, вытирая лицо и отметая скорлупу ногой подальше.

Так, все! Надоело! Мне в лицо полетела возмущенная курица, которая била крыльями и с негодованием кудахтала. А говорят, куры не летают! Еще как летают! Я ловила ее по комнате, но курица решила, что живой не дастся. В погоне за ней я завалила гору из хлама, которой впору дать поэтично-географическое название. Курица устала раньше меня и присела на обложку книги, нахохлившись. Хитрая богиня покралась к ней, делая коварное: «цып-цып», а потом бросилась на нее, схватила и швырнула обратно в зеркало праздновать свой второй день рождения.

– Так, надоело! – заявила я, стряхивая с себя перья и подходя к зеркалу. В меня полетело какое-то деревянное ожерелье, но моя рука ловко отбросила его в сторону, а оно пополнило гору мусора.

Я положила руку на круг, включила лепестки и божественный свет, с удивлением обнаружив, что теперь можно добавить какое-то божественное подвывание. В зеркале отражался храм, в который набилось пятьдесят женщин, не считая жриц. Все они с замиранием смотрели на свет, который льется над статуей. Так! А теперь добавим музыку и лепестки. Неплохо!

– Ууууу… Ааааа…, – выл кто-то, создавая незабываемую атмосферу места, где волки вынуждены подвывать полушепотом.

– Она снизошла к нам! – закричали жрицы, падая на колени, пока им на голову сыпались лепестки. – Ептить! Капец-капец-капец!

Я торжественно прокашлялась, готовясь к проникновенной речи. А то сейчас как пояснят, как расшифруют…

– Дорогие мои девочки, – ласково произнесла я, глядя на сияющие женские глаза. – Я не принимаю дары курицами, свиньями, гусями, коровами! Зато я принимаю дары едой, одеждой, нижним бельем. Чистым! Еще раз акцентирую! Чистым и неношеным! Яйцам принимаю, но только вареными…

Какая-та красавица с тугими каштановыми косами оживилась, чему-то обрадовалась, а я подозрительно посмотрела на притихшую толпу.

– Куриными, утиными, гусиными, птичьими! Только птичьими! – на всякий случай пояснила я, не понимая причину внезапного восторга. Радость внезапно померкла в глазах красавицы, а она вздохнула и поджала губы. В этот момент я поняла, что, видимо, есть еще дары, за которыми потом с криками прибегают окровавленный спонсор. «Свои, домашние…», – скромно заявляет девица.

– Да, богиня! Мы вас услышали! – закричали верующие, а я вырубила связь,  глядя, как девушки бросились из храма с криками: «Богиня просила принести ей трусы!».

– Буду очень благодарна! – кисло улыбнулась я, глядя на ажиотаж. Нет, богиней быть совсем неплохо!

Я только собиралась смывать яичную маску, которая стекала с волос на глаза липкой слизью, толкнула дверь и … очутилась в спальне с вполне симпатичной кроватью! Странно, как я раньше ее не заметила? А может, ее раньше не было? Ничего себе! Нет, я точно уверена, что этой двери раньше не было.

– Все зависит от количества людей, которые верят в вас! Раньше это был роскошный дворец, а теперь две жалкие комнаты, – пояснило зеркало, пока я пыталась оттереть в ванной «свои, домашние» с волос и кожи. – Теперь вы можете вселять чувство в сердца людей! Стоит вам объединить два сердца и возникнет влюбленность. Что-то сродни увлечению!

В комнате послышался шорох, а я высунулась, пытаясь понять, что там происходит. В меня летела одежда, которой я несказанно обрадовалась. Минус заключался в том, что с размером пока не угадал никто! Огромное платье-шатер, трусы… Я сказала не ношенные, а тут явно их сдирали в порыве страсти! И, возможно даже, зубами! Из вороха одежды я попыталась выбрать что-то поприличней и по размеру!

– Дорогая богиня! – умоляли меня, а я требовала у зеркала список заядлых холостяков района. На зеркальной поверхности высвечивались мужские имена.

– А теперь список всех девушек, которые сейчас находятся в храме! – потребовала я, разглядывая каждого кандидата. Отлично! Пойдет! Не гуляет и не пьет! Кто у нас тут дальше.

Я соединяла пары пальцем, ведя от одного имени к другому. Светящаяся линия объединяла два сердца влюбленностью, которая имеет все шансы, перерасти в большое и светлое чувство.

– Дорогая богиня! – настырно умоляли меня, пока я отмахивалась «сейчас-сейчас!». Они не могут мне не мешать? Так, кто у нас тут? О! Рыбак! Отлично! Дома всегда будет рыба! Пусть он идет к … Так, кому рыбака? Давайте к молочнице! Молоко и селедка – отличный ужин! Сойдет! Это у нас кто тут?  Плотник? Чудесно! Его к цветочнице! Пусть организовывают похоронный бизнес! Семья не пропадет, если что…

– Ну, скажите! – нудили и капризничали девушки. – Не молчите! Мне красивого! А мне умного!

– Девочки, – нервно обратилась я к ним, зная, что они меня не слышат. – Если я сейчас ошибусь, то потом сами будете любовный треугольник расхлебывать. Не сбивайте, а? Будьте же людьми!

– А он красивый? Скажите, дорогая богиня! Он умеет петь? – нудило пятьдесят разнов. – Он любит цветы?

– И петь, и пить… Он все умеет! Так, кто тут просил «петь»? – я попыталась вычислить любительницу народного творчества, поскольку у меня есть отличный вариант – мужик, поющий в туалете! У него, кстати, неплохой тенор! Так, только бы не… Ай! Рука дрогнула, а я увидела любовный треугольник, состоящий из трех мужчин…  Ну все, допелся в туалете кто-то! Теперь примета плохая будет …

– А как убрать? – озадаченно спросила я, понимая, что меня мучает беспощадная совесть. Могильщик, лепщик горшков и туалетный певец – отличный фатально-экскрементальный ансамбль.

– Никак… Само пройдет! Просто впредь будьте внимательней! – предупредило зеркало, а я сделала вид, что не имею никакого отношения к этому инциденту. Как вам не стыдно, мальчики! Фу, такими быть! Сколько у нас одиноких девушек осталось? Две? Отлично! Сейчас мы и вас пристроим! Ой, а у меня один мужик свободные остался. Видимо, за него придется побороться! А что? Любовь зла! Полюбишь и погонщика осла! А что? Все профессии нужны, все профессии важны!

Я включила режим света и лепестков, врубила музыку, увеличив ее громкость для пущей торжественности, а потом убавила ее, ведя пальцем по зеркалу.

– Ну что, дорогие девушки, – ласково произнесла я, глядя, как они застыли в ожидании чуда. – Скоро вы встретите того, кто в вас влюбится! Как только вы увидите его, то сразу поймете, что это – он!

Девушки визжали от восторга, прыгали, обнимались. Я улыбнулась, снова включая заунывную, но очень торжественную музыку на полную катушку. Счастливые красавицы расходились, мечтательно улыбаясь, как вдруг дверь храма открылась…

Я уже собиралась отключить зеркало, примеряя и сортируя обновки, как вдруг увидела мужской силуэт в черном плаще. Та-а-ак! Что-то в этот момент слегка тревожно съежилось, а новые трусы спали на пол.

«Ёптить!», – прошептала я, бросаясь к зеркалу.

Черный плащ стелился по полу, поднимая каждым взмахом лепестки роз. Я видела черный шлем с прибитой к ней короной, черный доспех, сверкающий, как обсидиан и слышала лязганье оружия. Чуть позади, торжественно бряцая оружием и громыхая коваными сапогами, шли такие же консервные баночки, на которые впору лепить этикетки «сайра», «сардина», «килька» и «тюлька».  Но первым шел «тунец», решительно приближаясь к статуе. Я прищурилась, глядя на гостя, остановившегося возле статуи, потом посмотрела на испуганных жриц, которые спрятались кто куда.

Одним резким движением гость отбросил тяжелый плащ, поднимая вверх целый сонм лепестков, а потом гордо вскинул голову. Тунец!

– Ну что ж, маленькое привидение, – сквозь зубы процедил металлический голос. – Ну, где же ты?

Я включила музыку и свет, а через минуту по белоснежному храму разнесся мой сладко  вибрирующий голос, повергая спрятавшихся за колонну жриц в религиозный экстаз.

– Ты звал меня? – спросила я, пытаясь придать голосу легкий флер загадочной надменности. Ну, правильно? Зачем ему знать, что в данный момент я сортирую трусы на три стопки, одна из которых носит условное название «чистые»!

– Ты всегда приходишь по зову? Мне кажется, что нет,  – усмехнулся гость. Если честно, то он меня слегка пугает. Так, эти трусы с шелковой лентой – завязкой вполне милые, если бы не цвет переспелого помидора. Оставляем! – В свой сад и в свои покои я тебя не звал.

Кхе-кхе… А сейчас еще раз и с выражением!

– Верни указ! – процедил металлический голос, протягивая руку. – Верни мой подписанный указ, который ты забрала вместе с другими бумагами! Немедленно! Это – документ государственной важности! И можешь считать, что цветы я тебе подарил!

Я сглотнула, отбрасывая очередное платье на четыре размера больше в стопку «выбросить по тихой грусти» или «дождаться, когда поправлюсь»!

– Я не помню никакого  указа! – вздохнула я, глазами пробегая по комнате. Книги стояли  на полке, корешок – к корешку. Корешки меня радовали, а вот вершки книг – нет. – С чего вы взяли, что он там вообще был? Может, вы его положили в какое-то другое место? Переложили случайно…

– Ищи немедленно! Или я не стану дожидаться. Ты знаешь, на что я способен, – процедил романтик, который только что подарил мне целое море цветов. Правда, подарок нужно было нарвать самостоятельно, под покровом ночи, но, видимо, романтика это ничуть не смущало.

– Хорошо, я у себя посмотрю! Одну минутку! – деловым тоном произнесла я, понимая, что романтик шутить не любит и в цирке не смеется. Я бросилась в сторону книг, глядя на закладки. Нет, здесь нет! Я трусила каждую, в надежде, что выпадет тот самый указ, но тщетно. Воспоминания подбрасывали мне то, что все листы, на которых я писала записки, были чистыми. А вот это уже плохо.

– Ты там долго? – нетерпеливо произнес страшный голос, пока я зашла в свой санузел. Взгляд упал на стопку разорванной бумаги, бережно припрятанную на случай грядущих женских посиделок в скромном конференц-зале. «Да, дорогой! За мной не занимай!», – сглотнула я, перерывая свои запасы. Наши отношения развивались стремительно. Вот уже от цветочно-букетного периода мы перешли к указательно-наказательному! Ой, чувствую, скоро они испортятся!

Среди обрывков была какая-то налоговая ведомость, с печатью. Я скромно осмотрелась по сторонам, понимая, что акция протеста против поднятия налогов превращается в смелый одиночный пикет.

– Я спрашиваю? Ты что там притихла? – произнес подозрительный голос, а у меня по коже пробежали мурашки.

– Эм… Я в облачках ищу… И среди роз смотрю, – надменно отозвалась я, заглядывая в туалетные недра и осторожно залезая брезгливой рукой в мусорное ведро. – Ох уж эти розы! Ну и запах!

– Я жду, – прозвучал металл в голосе, пока я разрывала мусорную корзину, доставая обрезки бумаги, ленточек и сломанные цветы, которые пришлось выбросить.

– Сейчас я посмотрю свои драгоценности, – пренебрежительным голосом произнесла я, вытряхивая мусор на пол и перерывая его с особой тщательность. – Нужно проверить все дары!

Нет, а что? Или пусть все знают, что богиня сидит на полу в маленьком санузле, разрывая мусор? О! А это что у нас! На самом дне корзины лежал снулый и уже подгулявший лещ, который я бережно завернула в…

Ай-я-яй!!! Ой-е-е-ей!!!

В моих руках была почти разорванная на две части бумага, пропитанная рыбьим жиром и благоухающая так, что все коты окрестностей заинтересованно замяукали, принюхиваясь. Она сохранила лишь одно заветное и пока еще читабельное предложение: «Указ его Величества, Императора Эзры…».  Я держала двумя пальцами мокрую и жирную бумажку, часть которой объявила о своей автономии в момент изъятия, шлепнувшись на пол.

– Считаю до трех, – послышался зловещий голос из зеркала. Я бежала в комнату, неся свой клад и брезгливо отворачиваясь. Так! Нужно как-то ее высушить! Я скребла со стены алебастр, посыпая жирные пятна, потом сбегала за пузырьками. В одном из них было какое-то подобие клея, а в другом розовая вода. Ничего! Сейчас будет как новенький!

Я сдула алебастр, понимая, что вид у бумаги не изменился. Как была жирная, так и осталась! Схватив клей, я попыталась склеить два куска, опасливо поглядывая в сторону зеркала, где уже слышалось требовательное и многообещающее «два!». Клей тек на пол, но половинки кое-как держались. Я дула на них, а потом брызгала духами, надеясь о том, что Император помнит о том, что было написано в документе. Клей подсох, а я осторожно погрузила документ в зеркало. Прямо рядом со статуей шлепнулась бумажка.

 Рука в черной перчатке наклонилась, подняла ее, рассматривая. Нет, императорская печать наверняка уже была поплывшей! Я сделала все, что могла…

– Это – не тот документ. Это – черновик, – процедил Император, а я поджала губы. – Ты что? В него рыбу заворачивала?

– Как вы могли такое подумать! – гордо ответила я, глядя на леща и капли клея на юбке. – Это – новые божественные благовония.

– То, что это «вония», я уже понял, – с надменной насмешкой вздохнул Император, отворачиваясь. – Где указ? Я тебя спрашиваю! Чем дольше я здесь стою, тем сильней мое желание положить конец твоему безобразию.

– Мое безобразие вполне неплохо себя чувствует и без вашего конца!– занервничала я, бегая по комнате. – Так что можете его не доставать!

За двадцать пять секунд в моей скромной божественной обители была сделана уборка с намеком на генеральную. Книги стояли на полочках, тряпки и белье лежали в стареньком шкафу, обнаруженном под грудой мусора. Два платья драных и ношенных платья превратились в мусорные мешки.

В отчаянии я полезла рукой под шкаф и нащупала несколько скомканных бумажных шариков. Я развернула один из них, потом второй, а потом третий. Указ что-то там с чем-то там… Две печати! Отлично! Я пыталась разгладить его, но пока что безрезультатно.

Назад Дальше