Хосими проводила девушку с теплой улыбкой и повернулась к Бьякуе. Глаза ее сияли затаенным счастьем и легким любопытством. Он молчал, глядя в стол. Смотреть на нее не было неловко или больно, но он не представлял, что сказать.
— Я приходила извиниться, — прозвучал нежный голос Хосими. — Мне было очень неуютно от мысли, что где-то в Обществе Душ живет девушка, которая сильно намучилась из-за слабости, которую я проявила в прошлой своей жизни.
Бьякуя поднял вопросительный взгляд и встретил ласковую улыбку просветленного человека.
— Рукия-сан очень разумная девушка, — сказала Хосими. — Она не держит зла на свою сестру, но не потому, что та искала ее всю свою загробную жизнь. Рукия-сан сказала, что благодаря Хисане она обрела свою семью. Неизвестно, познакомились бы они с Абараи-саном, если бы не тот поступок вашей умершей жены. И вы, Кучики-сама, вряд ли назвали бы ее своей сестрой, а вами она очень дорожит. Переживает за вас чуть ли не больше, чем за себя и всех остальных своих близких.
Хосими сделала маленький глоток чая и внимательно посмотрела на Бьякую. Он продолжал молчать.
— Еще мы с Рукией-сан пришли к выводу, что я не могу считаться ее сестрой. Она рассказала мне о теории реинкарнативного круговорота, и мы решили, что ее сестра мертва — ушла на следующий круг перерождений.
Бьякуя печально кивнул.
— Да, совсем недавно она и мне напомнила эту азбучную истину. А не далее, как вчера, я своими глазами видел подтверждение этой теории.
Хосими с вежливой заинтересованностью взглянула на князя. Бьякуя поколебался с полминуты, но потом потребность выговориться, поделиться хоть с кем-то своими сомнениями взяла верх.
— Я встретил человека, который в прошлой жизни причинил много вреда всему Обществу Душ, был причиной страданий Рукии и едва не убил меня. Случайно, правда, но от этого факт не перестает быть фактом.
— Он… помнит это?
— Не думаю. Сейчас он выглядит как пятилетний ребенок, да и ведет себя так же. И носит другое имя. Меня он воспринял как постороннего злобного дядьку, который хочет выкинуть его на улицу.
— Но… как это возможно, если вы встретили его?..
— У моей жены под крылышком, — усмехнулся Бьякуя. — Она подобрала беспризорника и уже успела представить его своей семье. Родителям, — уточнил он. — Кажется, она собирается взять его в ученики. Что ж, если вспомнить его прошлое воплощение, он как раз подходит для такой работы.
Хосими слушала не очень внимательно, думая о чем-то другом.
— Кучики-сама, но вы ведь не будете ненавидеть маленького ребенка? — с тревогой спросила она. — Вы же понимаете, что малыш не причастен к тем бедам, которые причинял совсем другой человек?
— Вы считаете? — очень задумчиво протянул Бьякуя. — Я опасаюсь того, кем он станет, повзрослев, и не причинит ли еще большего зла, теперь уже Акеми?
— Ну с этим-то легко справиться! — засмеялась Хосими. — Этот мальчик станет таким, каким вы с госпожой Акеми его воспитаете. Маленькие дети, — наставительным тоном произнесла девушка, — очень привязаны к любящим их взрослым. И, насколько я успела узнать руконгайцев, для любого мальчишки оказаться воспитанником капитана Готей-13 — предел мечтаний и наивысшая привилегия.
— Вы преувеличиваете.
— А вы плохо знаете тех, ради чьего покоя рискуете собой, — парировала Хосими. Помолчала немного и все-таки спросила: — Как у вас дела с Акеми-сан?
Бьякуя отвел взгляд и не удержал тяжелого вздоха.
— Я не могу дать ей того, чего она хочет. От всей души хотел бы, был бы рад, но — не могу. Кроме того, я не хочу обижать ее, ведь теперь все будет выглядеть так, будто, не найдя у вас взаимности, я вернулся к ней только потому, что она моя супруга. Это оскорбительно для нее и недостойно меня.
— Но ведь и оставить ее вы не можете, — напомнила Хосими.
— Не могу, — согласился Бьякуя, прячась за чайной пиалой.
— Значит, так или иначе, вам придется наладить отношения с вашей женой, — продолжила Хосими. — Надеюсь, вы уже примирились с тем, что я совсем не та, кого вы любили и помнили. У меня своя жизнь, у вас — своя. Акеми-сан является частью этой жизни, а я — нет.
Бьякуя с тоской посмотрел на девушку, чей облик не отпускал его несколько десятилетий. Она мечтательно улыбалась своим мыслям, вряд ли замечая своего собеседника.
— Знаете, — сказала Хосими с тем же выражением просветленного счастья на лице, — всего через несколько дней я встречусь с Нобуо-сама. Его нашли и освободили из плена, теперь он проходит лечение у лучших медиков.
— Так это… вашего мужа Акеми искала, когда наткнулась на нелегальную шахту?!
— Да. Я так благодарна ей! Я еще не видела моего дорогого Нобуо-сама, но руководство четвертого отряда держит в известности близких, и — вы представляете?! — меня нашли и передали, что мой муж в порядке, только очень ослаб. Два-три дня, и мы встретимся. Ах, я так этого жду! Мой работодатель, Такеши-сан, уже обещал дать господину мужу место при теплицах, которые мы организовали… Но я хотела поведать не об этом.
— О чем же?
— Я хотела сказать, что… Знаете, в мире живых в некоторых странах при заключении брака люди дают друг другу клятвы верности и любви. Вы любили меня в моей прошлой жизни, а я любила и почитала вас. Но та жизнь закончилась. Как в генсейских клятвах: пока смерть не разлучит нас… Нас с вами смерть разлучила. Пора идти дальше, Кучики-сама. Довольно держаться за прошлое, вы отдали ему немало лет. Своих лучших лет.
— Вас с вашим мужем смерть тоже разлучила, — несколько недовольным тоном проговорил Бьякуя. Не столько для того, чтобы что-то изменить, сколько из духа противоречия.
— Нет, — радостно засмеялась Хосими и шутливо погрозила ему пальчиком. — Не пытайтесь подловить меня. Мы с Нобуо-сама погибли вместе, и посмертие проведем тоже рука об руку. А дальше… — она вздохнула. — А дальше — как решат боги и судьба.
Они замолчали. В тишине комнаты стало слышно, как весело щебечет в саду Ичика, рассказывая матери о чудесном эксперименте, который они провели с отцом, а то, что немножко вывернуло землю и развалило во-он ту клумбу… ну так это ничего, все же можно исправить! Усталым голосом мама вопрошала, когда именно экспериментаторы собираются исправлять и не думают ли они, что она пустит их в дом в таком виде?
— Акеми-сан обязательно простит вас. Я даже думаю, что она не сильно-то и обижена, она ведь все понимает, — голос Хосими стал сочувственным.
— Она понимает, — Бьякуя вспомнил, как его жена объясняла ребенку его поведение. — Но все равно… я не смогу полюбить ее так, как она этого хочет и как она того достойна. Я не умею любить по приказу.
— Кучики-сама! — с крайним изумлением воскликнула Хосими. — При чем же здесь «по приказу»? Вы ведь любите Акеми-сан, без всякого приказа, без всяких условий. Разве же вы сами этого не понимаете?
Бьякуя удивленно моргнул. Свел брови над переносицей, посмотрел на Хосими. Еще раз моргнул.
— Ну мужики-и-и! — непередаваемым тоном протянула девушка и всплеснула руками. — Ведь это же так заметно! Вы просто споткнулись о мое внешнее сходство и в вас всколыхнулась прежняя боль. Вам… нам тогда не хватило времени, я ушла из прошлой жизни довольно рано, вот вы и зацепились за свою первую любовь. Да так основательно зацепились, что и не заметили, как рядом с вами появился новый человек, который любит вас, предан вам, с которым вам хорошо и надежно. Вы разве не замечали, что с Акеми-сан обрели душевное равновесие и то тепло, которого вам не хватало раньше?
— Откуда вы знаете? — сипло выдавил Бьякуя.
Хосими покачала головой и покосилась на открытые седзи, за которыми виднелся сад. А в саду гомонила Ичика и вела воспитательную беседу с мужем ее мать.
Девушка перегнулась через столик, сжала тонкими сильными пальцами запястье Бьякуи и заглянула ему в глаза.
— Откройте свое сердце, Кучики-сама, — серьезно сказала она. — Вы слишком многого не знаете о себе. Не будьте же слепцом, не упускайте свой шанс на счастье.
Если бы не Шин, Акеми совсем извела бы себя постоянными размышлениями, прикидыванием вариантов… нет, не того, как завоевать любовь собственного мужа, а того, что можно было сказать, а что — не говорить, когда он приходил. Сейчас, когда девушка немного успокоилась и начала анализировать их встречу, ей казался неоправданным ее срыв. Ну зачем было вываливать на человека в непростом душевном состоянии всю правду, тем более что он не был к ней готов, она не была ему нужна?! С другой стороны, носить это в себе уже не оставалось сил, да и сделанного не воротишь.
Акеми устроила себе небольшой отпуск. Закончила аудит, заказанный ей еще в прошлом месяце, сдала результаты озабоченному клиенту — и с головой ушла в заботу о маленьком человечке.
Шин оказался очень тактильным ребенком. По утрам, проснувшись, он старался не потревожить Акеми (хотя она просыпалась одновременно с ним и продолжала лежать с закрытыми глазами) и подкатывался к ней под бочок. Прижимался, закидывал ручку на девушку и лежал тихо-тихо. Впитывал непривычное, но такое необходимое тепло, тихонько сопел и иногда шевелил губами, словно что-то рассказывал. Акеми не сразу поняла, что ребенок бормочет молитвы.
Днем мальчик обязательно подходил и с надеждой и затаенной опаской поглядывал на нее, и это значило, что нужно его обнять, погладить по спинке, потискать. Настроение у малыша поднималось моментально, он сиял и с несвойственным настолько маленькими детям рвением выполнял все, что Акеми считала нужным сделать. Они начали изучать кандзи, за каждый выученный иероглиф юная воспитательница целовала Шина в щечки и прижимала к себе. Он старался изо всех сил.
Его непременно надо было пообнимать перед едой, после еды, перед дневным сном, после пробуждения, вечером… Акеми никогда не отказывала ребенку в такой малости, тем более что ей и самой было приятно. Прошло не больше недели, а Шин уже не был таким тощим, как в первый день их знакомства. Его ссадины тоже заживали, и Акеми надеялась, что все его будущие раны не будут серьезнее разбитых коленок. Не было, правда, понятно, сможет ли такой трепетный малыш стать достойным продолжателем дела семьи Кентадзи, но очень быстро для Акеми это утратило всякое значение. Сможет — не сможет, какая разница? Через несколько дней после напряженной и нелегкой беседы с мужем девушке стало казаться, что Шин — единственный и последний мужчина в ее жизни, а этот небольшой домик — ее дом на всю оставшуюся жизнь.
Вернуться к родителям она не могла, и не потому, что они были бы против. Просто это означало бы на весь Сейретей заявить: в доме главы клана Кучики не все ладно. Так поступить с Бьякуей? Нет! Что угодно, но не это! Разве только он сам извернется и переведет их брак в формат мукойрикона*, но Акеми не думала, что ее благородный дайме на это пойдет. Ведь так поступить после года совместной жизни тоже значит признать разлад в высокородном семействе.
Годы безответного чувства в достаточной степени закалили Акеми. Она позволяла себе уныние не более пары дней. Чем в это время занимался Бьякуя, она не знала. Даже специально избегала всякого упоминания родного мужа, чтобы не травить душу. Навестившая подругу Сой Фон, со смешанными чувствами наблюдая за Шином, мельком упомянула, что рокубантай-тайчо выглядит подавленным и очень задумчивым, но по обыкновению ни с кем не обсуждает своих переживаний.
— Слушай, — не выдержала наконец капитан второго отряда, — откуда у тебя этот пацан?
— Пришел, — Акеми пожала плечами.
— Вот прям взял и пришел, а ты прям взяла — и оставила его у себя?
— Примерно так.
— Ты хоть знаешь, кто…
— Знаю, — перебила подругу княгиня. — Но и ты знаешь, что после новой жизни в Генсее и смерти там душа обновляется и перерождается. Неужели и ты будешь рассказывать мне о прежних грехах давно ушедшего человека?
— Не человека, а шинигами, — проворчала Сой Фон, отводя взгляд. Потом опять остро глянула на Шина, как раз подбежавшего к Акеми с каким-то невинным вопросом. Дождалась, пока ребенок унесется по своим детским делам, и вздохнула. — Ладно. Будем считать, что ты права. Ты узнала, как он умер?
— Да. Отец ушел, мать повесилась. Никто не приходил, потому что родственников то ли не было, то ли эта семейка с ними не общалась. Он голодал неделю или больше, а потом попытался выйти из квартиры. Через окно, потому что замок на двери уж больно мудреный. Ну и сорвался…
— Ксо, — с чувством сказала Сой Фон, представив, как дошколенок изо дня в день сидит в замкнутом пространстве наедине с трупом матери. — Ты будешь ее искать? Она же должна быть где-то здесь, правда в самых дальних районах.
— И не подумаю! Была б женщина достойная, можно было бы. А неуравновешенную идиотку, которая даже не подумала о собственном ребенке… К меносам! Она не сто́ит такого зайчика.
Упомянутый зайчик снова подскакал к Акеми, прижался к ее боку, с лукавым выражением покосился на гостью.
— Кеми-тян, а можно я не буду зайчиком?
— Интересно! А чем тебе не нравятся зайчики?
— Они мне нравятся, — рассудительно объяснил Шин, — только на них все охотятся, а бедные зайки прячутся и боятся. Можно, я буду кем-нибудь другим? Пожа-а-алуйста!
— Лисенком, — неожиданно произнесла Сой Фон, наблюдавшая эту умилительную картину. Акеми и Шин удивленно на нее посмотрели. — Лисенком хочешь быть? Они смелые, хитрые и очень красивые. М-м?
Мальчик распахнул голубые глазищи, и Сой Фон поняла, почему Акеми впустила это чудо в свою жизнь и в свое сердце. Мало кто устоял бы. Капитан Омницукидо наклонилась к ребенку и заговорщицки прошептала:
— А если ты научишься сохранять вот такой же невинный вид, но при этом быстро думать и принимать решения, я возьму тебя в отдел тайных операций, когда вырастешь. Хочешь?
Шин на всякий случай поплотнее прижался к Акеми и неуверенно кивнул. И вопросительно уставился на свою воспитательницу. Та скептически смотрела на подругу.
— Не рановато ли?
— В самый раз, — проворчала коварная Сой Фон. — У детей должны быть четкие ориентиры в жизни.
Она ушла довольно поздно, после ужина, мытья, сказки на ночь и вечерних обнимашек. Ведь приходила-то нибантай-тайчо поговорить о своей обожаемой Йоруичи-сама. Увы, более свободная в перемещениях подруга не могла порадовать: в скромном магазинчике сладостей все было без изменений. На совет Акеми «Сходила бы ты сама, сколько можно дуться на этого Панамочника?» она только угукнула. И, выходя из дома, почти пропустила скользнувшую мимо нее фигуру в темном. По привычке Сой Фон было дернулась остановить, схватить, допросить — с пристрастием! — но распознала реацу, и только усмехнулась.
Между тем Акеми убирала посуду и остатки угощения. Она не сразу осознала, что чье-то присутствие ей не мерещится. В последние дни, когда она задумывалась о Бьякуе, ей иногда казалось, что он рядом, но каждый раз выяснялось, что воображение играет с ней злые шутки и выдает желаемое за действительное. Вот и теперь девушка почувствовала мужнину реацу, но только головой тряхнула. И была крайне удивлена, когда обернулась и встретилась с его внимательным, немного напряженным взглядом. Акеми часто заморгала и выронила из рук полотенце.
— Акеми… — позвал Бьякуя. — Акеми…
========== Часть 5 ==========
Комментарий к
*хоси ≈ звезда, «ми» - частая приставка к японским женским именам, обозначает «красота»
**сун – мера длины, равная 3,03 см.
Бурмин побледнел…
И бросился к ее ногам…
Метель
А.С. Пушкин
Некоторые вещи в этой жизни не меняются совсем. Ренджи замер у полуоткрытых седзи, привалившись плечом к косяку, и с нежностью смотрел на свою жену. Та, в глубокой задумчивости уставившись в лист бумаги, на автомате водила по нему кисточкой. Лейтенант шестого отряда голову мог дать на отсечение, что размышляла она о более изящной формулировке, а рисовала кролика. На документе.