Сунув подмышку многострадальную поэму, Бараш спрыгнул с качелей и направился в сторону дома. Может статься, что после хорошего сна жизнь покажется проще, а обида на строптивую красавицу пройдет сама собой. Во всяком случае, ему хотелось на это надеяться.
2
Утреннее оцепенение как-то незаметно перетекло в обычный погожий день. Бараш уже крепко спал у себя дома, когда Совунья накрыла пледом сопевшую на раскладушке Нюшу, закрыла окно – «сквозняк, девочка простудится!» - и снова принялась за Лосяша. Влить в него дозу снотворного оказалось делом не из легких, и под конец вымотанная сова для успокоения нервов тоже проглотила парочку таблеток из собственных запасов. Солнце стояло еще высоко, когда проснувшаяся хрюшка обнаружила занятнейшую картину. Лосяш, носом вниз, на второй раскладушке, наспех разобранной и даже не застеленной, а на столе, обняв чайник и подергивая во сне лапой, выводила заливистые рулады неутомимая спортсменка.
Нюша протерла копытцами глаза и встала. События прошедшей ночи слились в ее памяти в одну не менявшуюся на протяжении нескольких часов картину – в пение ночных птиц, полумрак пропитанной сладковатыми испарениями комнаты и пустой, безразличный взгляд Лосяша. Почему этот взрыв так его подкосил? Неудачи были раньше и будут позже, но что было в этой такого особенного… Нюша решительно не понимала. Иногда он бессильно утыкался в свои замершие на столе копыта, и тогда Нюша, приподнявшись, успокаивающе гладила ученого по рогам.
Он ведь справится. И даже не вспомнит бледную мордочку Нюши, сидевшей всю ночь напротив, ее влажные от невыплаканных слез глаза и растрепанную косичку. И всё снова будет хорошо. Стараясь ступать как можно тише, она подошла к вытянувшемуся на раскладушке лосю. Что вдруг вспыхнуло в ней такое, чего никогда не было раньше? Ни к одному из ее многочисленных «джентельменов», ни уж тем более к Лосяшу, с которым она никогда и не пыталась особенно сблизиться. Она не разбирается в науках, он равнодушен к красоте юной принцессы долины. Что их могло объединять? Нюша тяжело вздохнула и так же осторожно отошла. От внезапного скрипа половицы на столе подскочила сова.
И чайник с грохотом ухнул на пол.
Зажав копытцами рот, хрюшка обернулась. Под ее гневным взглядом Совунья смутилась, однако ненадолго. Потирая поясницу, она сползла со стола. – Да успокойся ты, не проснется он. До вечера, по крайней мере, точно. Пусть спит, а мы с тобой пойдем, у меня еще куча дел. Пойдем-пойдем, - резким взмахом крыла сова предотвратила возможные возражения. – А ты вечером зайдешь, раз уж так не терпится. Лосяш чай не дитя малое, чтобы нянек к нему приставлять.
- Мне не… не терпится, - пробормотала Нюша, искренне надеясь, что вспыхнувший румянец на ее щеках остался незамеченным. А в памяти внезапно вспыхнула строка давным-давно прочитанной книги: «… что мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди».
- Ну, как знаешь, - пожала плечами Совунья и, подхватив чемоданчик с лекарствами, вышла во двор. Хрюшка направилась следом.
***
Когда Бараш, свежий и отдохнувший, выполз на свежий воздух, солнце уже клонилось к закату. Возможно, Нюша уже вернулась? Он пригласит ее на качели, прочтет новые стихи и подарит букет. Букет он, к слову, тут же нарвал на ближайшей полянке. Эй, а почему «возможно»?! Разумеется, вернулась, сидит перед зеркалом, прихорашивается и ждет своего рыцаря. Не следует заставлять даму ждать, подумал Бараш и с букетом наперевес припустил к дому возлюбленной.
Так что, когда его окликнули, поэт споткнулся на ровном месте и выронил свиток со стихами. Ну, спасибо хоть не цветы. Даже не став его подбирать, Бараш круто развернулся на девяносто градусов и уже приготовился со всей (как он считал) присущей ему язвительностью отчитать того, кто посмел задержать рыцаря на пути к прекрасной даме, но так и застыл, озадаченный.
На стыке двух тропинок стояла незнакомая девица и смотрела на Бараша столь же растерянно. В одном копыте она держала небольшой чемодан, другим прикрывала рот, чтобы сдержать улыбку, - видимо, поэт слишком уж комично выронил свое творение. Осознав это, Бараш смутился пуще прежнего.
- Прошу прощения, - наконец выдавила она. – Я вас напугала?
Бараш попятился. Что же у него на лице написано, если у симпатичной барышни возникают подобные мысли? Она явно была нездешней: лось в долине только один, это Бараш знал точно. Но она… – Вы лось? – ляпнул он, за что через секунду был готов откусить себе язык, - более глупого вопроса, чем о видовой принадлежности дамы, при знакомстве придумать просто нельзя.
- Лосиха, - терпеливо поправила она. Фух, кажется, не рассердилась. – Вы не подскажете, как мне пройти к дому профессора Лосяша?
- Профессора Лосяша? – переспросил поэт и тут же мысленно треснул себя по лбу. – Лосяша? Так здесь недалеко, - зачастил Бараш, надеясь, что у нее еще не возникло мысли о замедленной умственной деятельности собеседника. – Я вас провожу, - и неловко выхватил у дамы чемодан. – Только… вы, простите, кто? – наконец решился Бараш, когда пауза затянулась. Они шли по тропинке, тяжелый чемодан оттягивал копыто, однако отказать себе в удовольствии искоса поразглядывать гостью поэт не мог.
С первого взгляда она показалась ему совсем девчонкой, быть может, даже ровесницей Нюши. Теперь, присмотревшись, Бараш понял, что она совсем не так молода. Хотя легкости и подвижности это у нее не отнимало. А внешность, ну… внешность как внешность, Нюша вот, несомненно, красавица, а эта – просто хорошенькая. Светлая коса уложена венцом вокруг головы, голубые глаза в обрамлении золотистых ресниц – очень поэтично. Но просто, без косметики, без Нюшиного блеска.
- Ох, дырявая голова! – всплеснула копытами незнакомка. – Я же не представилась. Лосиния… ученица профессора Лосяша. Я приехала по поручению коллег – уговорить его присутствовать на церемонии вручения премии.
Бараш недоверчиво покачал головой. – Уговорить? Лосяша? Да вы волшебница, миледи…
Дама только отмахнулась. По мере приближения к цели Бараш каким-то шестым чувством замечал в ней нарастающую нервозность. Однако в целом ее самообладанию можно было позавидовать. Сколько помнил Бараш гениального лося – а это не год и не два – ни о какой Лосинии ему от ученого слышать не приходилось. Следовательно, и с ней Лосяш не виделся уже очень давно.
Совунья, бежавшая навстречу с чемоданчиком под крылом, при виде Лосинии резко затормозила. Окинула ее взглядом, задержалась на чемодане в копытах Бараша и, похоже, сделала правильные выводы еще до того, как поэт вывалил всю известную ему информацию на этот счет. Для верности и от волнения повторив два раза.
- Значит, ты, милочка, к Лосяшу… – задумчиво протянула сова, потирая крылом подбородок. – Видишь ли, какое дело… короче, подожди денек. Не в лучшей форме он сейчас. Вот как оклемается – так сразу. Поживешь у меня пока. Нет, возражения не принимаются.
Временно забытый Бараш хмуро отошел в сторонку. Лосиния невозмутимо кивнула. – Благодарю. Временное жилье мне понадобится.
- Ну вот и умница. Бараш! Развернулись и шагом марш к моему дому. А как ты добралась-то, деточка?
«Деточку» Лосиния проигнорировала. – Сначала я планировала в ближайшем городе взять машину, - ровно ответила она. – Но при изучении карты поняла, что ни один из доступных перевалов на машине не пересечь. Ваша долина надежно защищена от внешнего мира. Конечно, я могла бы воспользоваться морским транспортом, но, признаться, я ужасно боюсь воды. Поэтому возможность преодолеть горы на самолете была настоящим везением. И я наняла самолет.
- А, - понимающе кивнула Совунья. – У нас Пин на самолете тоже иногда в горы мотается. Там, говорит, красиво.
- Возможно, - не стала спорить Лосиния. – Я как-то не смотрела по сторонам. Не ценитель.
Бараш вытаращил глаза. О, эта точно найдет с Нюшей общий язык. Как можно остаться равнодушным к красоте гор? Неприступные вершины под снежными шапками, ветер, морозный воздух и вдохновение! Чемодан Лосинии ему уже порядком надоел, однако выставить себя перед дамой слабым животным поэт не мог. Поэтому, когда они подошли к дереву, в котором обитала сова, и поднялись по лестнице, Бараш с несказанной радостью опустил багаж на веранду. Джентльмен! Видела бы Нюша.
Лосиния благодарно кивнула и протянула копыто для пожатия.
– Вы очень меня выручили, - произнесла гостья тем ровным тоном, который Бараш уже успел запомнить. Возможно, в своем университете она читает лекции – в той же спокойной, четкой манере. Да, она наверняка преподает, экспериментаторы-практики у Бараша крепко ассоциировались с неряшливостью, бутербродами и некой безуминкой в глазах. У Лосинии этого не было.
- Совунья, ты Нюшу не видела? – собираясь уходить, поинтересовался Бараш. Сова уже скрылась в доме, оставив дверь открытой, а Лосиния все еще стояла на веранде и осматривалась.
- Видела, конечно, - донеслось из комнаты. – Мы вместе вышли, и она свернула к себе. Иди к ней, она тебя, наверно, ждет.
Разумеется, ждет! – Нюша – это… хм, - Бараш специально запнулся, дабы придать больше таинственности своим словам. – Моя принцесса. А я – ее храбрый рыцарь.
Лосиния с улыбкой кивнула. – Она, конечно, красавица.
Бараш прижал копыта к груди. О, этот пожар души! – Она… она прекраснее всех женщин на свете! Она Мисс нашей Вселенной, идеал!.. Вам обязательно нужно с ней познакомиться. Вы надолго к нам?
- «Как жаль, что вы наконец-то уходите», - процитировала Лосиния и рассмеялась. – Я постараюсь недолго мозолить вам глаза. Я же понимаю, что в столь замкнутом сообществе визитеры нежелательны.
- Не говори глупостей, милочка, - вынырнул из грохота кастрюль голос Совуньи. – Ты училась у Лосяша… степень есть?
- Кандидат биологических наук. – Суп-то сварить сможешь? – сова выпорхнула на веранду, сунула опешившей Лосинии в копыта половник и ненавязчиво подтолкнула ее в спину. – Последи за ним. Мешать по мере необходимости.
Та не стала возражать и скрылась в доме. Совунья обернулась к Барашу. – Ну, чего ты? То про Нюшу спрашивает, то торчит здесь, как пень подосиновый! Или ты вон ей, - энергичный кивок в направлении дверного проема, - хочешь стихи почитать?
- Нет, нет, - Бараш попятился. – И правда, пойду-ка я, - и он, шустро спустившись по лестнице, припустил в изначальном направлении. Нюша и впрямь, наверно, уже заждалась…
Хрюшку он действительно нашел на крыльце ее собственного дома. Нюша плела венок из ромашек и выглядела при этом безумно трогательно. Барашу тут же захотелось об этом написать. – Мы с самого утра не виделись, - старательно изображая оскорбленное достоинство, начал он. Нюша фыркнула. – И сейчас я бы хотел пригласить тебя на прогулку, дабы загладить возникшее между нами непонимание.
- Между нами возникло непонимание? – удивленно вскинула брови хрюшка, на миг даже оторвавшись от своего занятия. Бараш опешил. – А по-моему, кто-то слишком переоценил свое значение в моей жизни. Кто бы это мог быть?
- Но… но…
- Бараш! – гневно хрюкнула принцесса долины и водрузила на голову уже законченный венок. – Будь мужчиной! Прояви уверенность, в конце концов, покажи, кто в семье будет главным. А то ты всю жизнь заикаться будешь, «бее… мее…», пока жена вершит великие дела! Но так уж и быть, идем, - она поднялась со ступенек и величественно прошествовала мимо Бараша, взмахнув в его сторону косичкой. – Я провела эту ночь с Лосяшем.
Ох как звучит!
Нюша аж сама зарделась от двусмысленности фразы. Бараш копытом поднял отвисшую челюсть.
- Но теперь я готова выслушать твою новую поэму. Она обо мне?
- Д…да, частично, - влюбленный литератор торопливо семенил рядом. Вообще-то поэма была о горах, но разве не в Нюшином присутствии горы вдруг превращаются в «го-о-оры»? – Может быть, на качелях покачаемся?
Хрюшка согласилась неожиданно легко. Несмотря на ворчливость, выдававшую плохое настроение, она все же была рада видеть своего преданного поклонника. Этот день вообще шел как-то наперекосяк. Типичный жаворонок, Нюша, заснувшая уже под утро, сейчас чувствовала себя совсем разбитой. Она пробовала днем поспать еще, но только час проворочалась в кровати. Пыталась читать – даже модные журналы не могли вернуть ей настроение. А теперь рядом с ней идет Бараш. Такой привычный, обыденный, и в то же время он – единственное, что сегодня случилось правильно. Случился Бараш.
«Ну полный Бараш!» - с некоторым неудовольствием подумала Нюша, когда он внезапно выяснил, что где-то оставил свою поэму.
- Я сейчас прочту наизусть! – стараясь спасти разваливающееся свидание, пылко воскликнул он и в возбуждении забегал перед ней. Хрюшка со скучающим видом опустилась на качели.
- Да не трудись… и что мы будем делать? Ты даже конфет не принес. Смотреть на «го-о-оры»?
Бараш почесал в затылке. – Да… прости. Я выронил стихи, когда меня окликнула Лосиния, а потом забыл их поднять. Пожалуйста, не сердись.
Нюша уже не сердилась – она была удивлена. – Кто такая Лосиния? – чтобы Бараш где-то забыл свои стихи? Нонсенс! Для этого землетрясение должно случиться!
- Она лось… ну то есть лосиха. Приехала выманить нашего Лосяша из его берлоги и увезти на вручение Нобелевской премии, представляешь? Удивительная женщина! Я рассказал ей о тебе, пока Совунья суп варила.
Ну, это-то как раз неважно… рано или поздно эта мадам все равно бы услышала о первой красавице долины. Но кем она доводится Лосяшу? Нюша и сама не могла понять, зачем ей эта информация: ну был в долине один лось, теперь будет два, какая разница?
- Она… родственница? – тихо поинтересовалась хрюшка. – Может, сестра или племянница?
- Говорит, ученица. Совунья спросила ее про степень, Лосиния – кандидат наук. Это что значит? Как наш Лосяш примерно?
- Нет, это ниже рангом, - машинально ответила Нюша, лихорадочно соображая. Вот уж не было печали. Родственница – дело другое, с родственников спроса нет. А так… кажется, эта Лосиния ей уже не нравится. – Она красивая? – уже более требовательно продолжила допрос хрюшка. Бараш крепко задумался.
- Нет… не сказал бы. Красивая – это ты, куда ей до тебя. Она уже взрослая, а даже косметикой не пользуется, - хотя не факт, что это плохо, мысленно продолжил Бараш, вспомнив ядовито-зеленые тени в арсенале своей возлюбленной. – Ну и рогов у нее нет. Но ведь и тебе они не нужны?
- Значит, если бы у нее были рога, она была бы красивее меня? – вспыхнула Нюша. – С каких это пор ты любуешься чужими рогами?!
- Но у нее их нет, а если бы были… – не выдержал поэт, стукнув копытом по стволу дерева. – У меня тоже есть рога, и я имею право смотреть на чужие!
- На женские?! – грозно хрюкнула принцесса долины, придвигаясь ближе. Бараш отступил на шаг. – Значит, я, одинокая и несчастная, сижу дома и страдаю, а он мечтает чужих учениц за рога лапать!
Бараш осел на землю. В этом была вся Нюша: сама придумала, сама обиделась. Ему и в голову не приходило лезть к Лосинии с чем-то подобным – а вон поди ж ты.
- Да ты… эмансипированная аксонема, вот ты кто! – и, воздев копыта к небу, поэт бросился прочь. Свидание было безнадежно испорчено. И смешно сказать, чем. Рогами дамы, которую он видел впервые в жизни.
Нюша подергала себя за косичку. Опять ругается нецензурно… надо его от этого отучать, честное слово! Вот только эта Лосиния тревожила почему-то куда больше, чем новое словесное изобретение Бараша. Хрюшка прижалась лбом к веревке качелей. Ни за что на него накричала… Она ведь явно погорячилась, обвинив Бараша в пристрастии к чужим рогам. Он доказывал уже не раз, что список его симпатий состоит лишь из одного имени, и это имя – Нюша. Нужно извиниться, непременно нужно.
Хрюшка спрыгнула с качелей. Но сначала… что там он говорил про Совунью? Возможно, у нее и удастся познакомиться с этой таинственной ученицей Лосяша. Присмотреться самой, наметанным женским взглядом…
========== Глава 2 ==========
Солнце садилось в облака. Длинный день, сумасшедший и бестолковый. Все, что происходило сейчас в ее душе, Нюша легко могла определить как растерянность и непонимание, но спокойнее ей от этого не становилось. Зачем-то накричала на Бараша… ведь он, по сути, ни в чем не виноват. Витать в облаках для влюбленного поэта (а Бараш, несомненно, влюблен) – обычное дело. И выронил стихи он именно потому, что его резко сдернули с возвышенных фантазий о прекрасной принцессе на грешную землю. Определенно, нужно быть сдержаннее, иначе все «джентельмены» разбегутся. Кто тогда ей будет рояли в дом затаскивать и цветы дарить?