Разговор с отцом был очень тяжёлым. Скажи кто-то Тэйодреду раньше, что он будет вот так, без стыда лгать в лицо самому родному — так не поверил бы. Как и в то, что сам себя чернить начнёт, что прямо вот так и заявит о том, что желает наследовать престол Медусельда, что не допустит Эйомера к правлению.
И уже точно рассчитанный прежде удар: мол, отец, ты нарочно хочешь не меня в наследники. Потому и отсылаешь меня на Рубеж, а Эйомера — в безопасный Гондор, к бумагам. Поэтому ему династический брак готовишь. Нет? Так докажи обратное! Я уговорю Имрахиля отдать дочь мне, а Эйомера, пока думает, что влюблён в какую-то селяночку, на ней быстро и женить. Чтобы потом, если решит на трон заглядываться, этим браком и попрекнуть.
Да, отец нелегко всё это перенёс. Только и сам Тэйодред был едва ли не зелёным, как трава в поле. Расскажу, папа, после свадьбы всё расскажу, тебе одному. А сейчас губы сжать и снова с надменным видом требовать писем к отцу Ремиль, разрешения на брак для Эйомера и того, что для Имрахиля это всё должно выглядеть как любовь к его дочери. Чтобы пересудов не было.
========== Глава 3. ==========
Тэйодред вышел из комнат отца, едва сдерживая тошноту. Воротило от самого себя, от своих речей, от того, что устроил. Держало только то, что иначе нельзя было. После помолвки поговорит, признается, попросит прощения. А сейчас… Эйорл, дай сил твоему потомку, дай мужества промолчать, не выдать, не сорваться! Легко ли перед родными выглядеть дрянью почище Гримы?
К себе в покои он даже не вошёл — едва ли не ввалился, падая в кресло возле очага и не обращая внимания на Эйомера.
— Ты там что ратовал за введение налогов для холостяков, включая самого Конунга? — поинтересовался Сенешаль глядя на его перекошенное лицо и залёгшие вокруг рта суровые складки. — Чтоб ему неповадно было сводничеством заниматься?
— Налей лучше, — воин кивнул на бутылку. — И, прошу, пока не спрашивай. Завтра приедут Имрахиль с дочкой, и Эйовин с мужем тоже. Вот ещё с князем поговорю…
— С Имрахилем? — подав брату кубок с вином, Эйомер припомнил, как князь пару раз приезжал в Минас-Анор и вёл долгие беседы с Боромиром и Арагорном. — Он всё больше любит о политике да о спорных границах потолковать. Ты ему лучше не наливай, а то беседа до утра затянется.
— Да плевал я на то, насколько беседа затянется. И на политику мне сейчас хочется то, что в штанах, возложить. Торжественно, — достаточно большой кубок рохиррим опустошил одним глотком, не чувствуя вкуса. — Вода водой. Сейчас покрепче достану.
Быстро «откопав» в шкафу бутыль с крепчайшей гномьей настойкой, Тэйодред уже сам наполнил два кубка, протянув один брату, а второй осушая так же, залпом, не глядя на то, что крепость была вдвое против выдержанной медовухи.
— Ты потише, братишка, — пригубив обжёгший горло напиток, Эйомер снова окинул его внимательным взглядом серых глаз. — Такое чувство, что это тебя, а не меня силком женить собираются.
— Никто тебя не женит. Силком — так тем более. Я пообещал, что смогу всё уладить, так вот и подожди немного, — услышав стук в дверь, Тэйодред подошёл, забрал у слуги поднос с закусками и поставил на стол, быстро нарезая копчёное мясо и сыр. — Ешь. А то развезет от выпитого.
— Ты, кажется, этого и добиваешься, во всяком случае, у меня такое ощущение, что эту ночь мы ещё не раз вспомним. Что там отец, не пытался остудить твой пыл? Или ты как всегда — с ним подход полюбезнее, а ко мне потом пар спускать? Помнишь, как мы славно напились в тот день, когда сестру от Боромира отбили? Вот только не думал, что тебе и меня отбивать придётся. И опять ветер с Юга дует.
— А ты уже так к гондорским чопорным застольям привык, что со мной и напиться чураешься? — рассмеялся Тэйодред. — Помню. И тебя отобьём. Я же разницы между вами не делал, и она, и ты — родные. За каждого из вас и жизнь положу. Не то что дипломатию вспомню. Ты лучше вспомни лицо Боромира, когда у него младший брат разрешения на брак просил. Я в бою на ногах держался, а тут думал — рухну со смеху.
— Да не чураюсь я, скажешь тоже, — залпом осушив свой кубок, Эйомер криво улыбнулся. — Знаешь, если бы Эйовин у меня мумак посватал, я бы тоже ошалел, так чего же ты ждал от Боромира? Он, небось, как представил свою раздобревшую во цвете лет наречённую, так и о дружеских отношениях с Роханом позабыл вмиг. Помнишь, как глаз дёрнулся и голос осип? Только и смог спросить, мол, уверен, братец, что такое добро любовью объять сможешь?
— А как на него Фарамир смотрел, — Тэйодред налил ещё и себе, и брату. — Такие глаза растерянные, детские — и то на нас, то на него. Перепугался, что с ним плохо. Хорошие они. Сразу видно, росли душа в душу, крепко друг за друга держались. Как я за вас. И хоть прощения сейчас просить впору. Что тогда на бродах так вышло, что ты меня погибшим считал…
— Нет в том твоей вины, а вот эльфов, что тебя спасли, я несколько раз благодарил, а они, шельмы ушастые, отнекивались «не за что, как погибающего от ран не спасти», а потом так подставили на этих свадебных гуляниях, что до сих пор стыдно вспомнить.
— Да ладно тебе, — витязь улыбнулся, заново наполняя кубки и приобнимая брата. — Всем тогда досталось. Тебе ещё ничего так, а вспомни, что Арагорн эльфийской Владычице учудил? Я думал, отец государыни Арвен там и все своё самообладание потеряет, он едва ли не под стол полез, чтобы улыбку сдержать.
Вот только воспоминания о тех днях ничего хорошего не принесли: снова перед глазами стояло милое лицо, звучал её голос, её песни. Ту, про Рохан, сейчас пели едва ли не на всех праздниках — как клинком в сердце, до боли. Что же ты, тело спасла, а разум вот так загубила, чародейка.
— Что-то не шибко тебя радует это пойло, — заметив, как потемнели, словно грозовое небо, глаза брата, Эйомер нахмурился и попытался отодвинуть подальше бутылку с гномьей зажигательной, тем более, что развозило от неё как от бочки эля в одно рыло, не меньше. — Не грусти вот отстроим заново порушенные деревни, тогда столько праздников будет, что трезветь не будешь успевать.
— Вообще лучше бы не трезветь. Отстроим, братишка, всё ещё вернётся. И мир, и смех, и твоих сыновей буду на коня сажать, — остановив руку Эйомера, Тэйодред разлил остаток по кубкам. — Давай за твою любовь выпьем. Чтобы я на вашей помолвке так же кубок поднял.
— Не спейся раньше, — покачал головой Сенешаль допивая напиток, от которого уже гудело в голове. Сыновья. Свадьба. Да у него и помыслов таких не было прежде, а вот теперь поди же ты — размечтался о том, как введёт в свой дом в Альдбруге Ремиль, как она наполнит звонким смехом эти старые стены. Простая человеческая радость, неужели она и впрямь поселится в его жизни после долгих лет одиночества и сражений? — Только свадьба пусть простой будет, без гондорских шуток.
— По нашим обычаям, по старым! — согласно кивнул Тэйодред, доставая из сундука ещё одну бутылку. — Только не надо говорить, что в моих покоях выпивки больше, чем в погребе. Меньше даже, чем у отца в тронном зале спрятано. А ты первенца сына хочешь? Или сперва няньку, после — ляльку?
— На девчонку бы посмотреть, чтоб как мать смешливая да озорная, — улыбнувшись, Сенешаль только покачал головой на замечание брата о растыканных по Медусельду заначках спиртного. — Она же, знаешь, какая? Однажды слышу крик на улице, визг, дети смеются, вышел разузнать в чём дело и вижу картину: Ремиль верхом на свинье здоровенной сидит, а та несётся, дороги не разбирая. Оказалось, животина сбежала от хозяина, а она её поймать вызвалась. Ну и поймала.
Тейодред рассмеялся:
— Так, уже понятно, что на лошади малыши усидят! Эйомер, ты не засыпаешь? Вон, глаза то и дело жмуришь? Ложись, я ещё посижу.
Снова будто холодом обдало. Завтра ещё один разговор. Лгать в лицо, а хуже того — сломать бы только себе жизнь, не тронуть Лотириэль. Не вина девочки, что сдуру влюбилась, не обидеть бы…
— Неплохо бы, — взглянув на кровать, Эйомер потёр виски и отрицательно качнул головой. — Но лучше не стоит, а то начнёшь, как засну, приключения себе на задницу искать, а потом что отцу говорить? Были трезвые, ни разу ни в одном глазу?
— Ложись. Отсюда ни шагу не сделаю. А тут приключений всего-то три бутылки осталось. Надо разобраться, чтобы завтра обновить весь запас.
— Смотри, ты мне обещал.
— Обещал. Не женят тебя, помню, — Тэйодред встал, достал из сундука ещё одно одеяло и шагнул к младшему, помогая тому распутать ставшие непослушными шнуровки на плаще, рубахе и поясе. Проследив, чтобы Эйомер устроился поудобнее, витязь укрыл его, провёл рукой по пшеничным волосам и снова вернулся к столу. Так и в детстве часто укладывал его, когда они только приехали, когда ещё дичились, пугались всего, ночью не могли в своих покоях спать. Днем-то никто из рохиррим и сказать не мог, что Эйомер мальчишка, как воин держался, а вот ночью… Но что вспоминать, вот и сейчас уже уснул, а старшему не до сна. И хмель не берёт, чтоб его…
Сделав шаг к двери, чтобы выйти ещё за выпивкой, Тэйодред остановился. Нет, слово ломать негоже. Да и завтра голова понадобится. Раздевшись, он лег в кровать, подвинув недовольно заворчавшего брата, и тоже уснул, хотя казалось, что и глаз не сомкнет.
========== Глава 4. ==========
Золотой чертог Медусельда сейчас был залит лучами утреннего солнца, и Эйовин снова залюбовалась им, вспоминая, сколько радости было в этих стенах. Дай волю, она бы давно спрыгнула с коня и побежала бы, да вот только Фарамир держал ее крепко, как величайшую драгоценность. Даже самой ехать не разрешал, даром что уговаривала мужа, увещевала. Всего-то пятая луна, женщины Рохана, случалось, и рожать в седле начинали. Но и на поездку едва уговорила, где лаской, где слезами. Не стала бы рисковать, трудно ей в начале беременности пришлось, да вот Лотириэль… Когда начали переговоры с дядей, Эйовин знала уже, что княжна Дол-Амрота любит Тэйодреда, что только о нем и мечтает. Казалось, сейчас сговорятся — и лучшей сестры искать не надо. А тут… Как громом с гор — обручили. Да только с Эйомером, не с Тэйодредом. И девушка извелась за считанные дни, и сама Эйовин места не находила. Как же так, кто же решил, почему никого не спросили? Вот и выпросилась в поездку, чтобы с братьями поговорить: если Эйомер попросил, так может, откажется, узнав, что не его любят, не пойдет против счастья брата.
— Свет мой, осторожнее, держись крепко, — прервал размышления княжны Фарамир, пришпоривая коня. Спрыгнув на землю, он бережно взял её на руки, да так и стоял бы, если бы приличия не требовали отпустить. — Аккуратнее вот так, становись. Долгих лет вам, Конунг, словами не описать как я рад оказаться наконец на родине моей супруги, в бескрайнем Рохане.
Тэйоден опустил голову в лёгком поклоне, перевел взгляд на Имрахиля и Лотириэль:
— Рад видеть вас! Прошу пройти и отдохнуть с дороги, — на лице правителя Марки залегли темные тени, он словно не спал всю ночь, но и гостям, и племяннице улыбался искренне, а заметив, как слегка натянулось просторное платье названной дочери, едва ли не бросился к ней. Если бы князя Дол-Амрота не было — точно бы обнял, а так — долг конунга.
— Дядя, а братья мои ещё не прибыли? — Эйовин тяжело вздохнула. Опять Фарамир с ней как с куклой…
— Вчера поздно приехали, может, и не встали ещё. Пойдем, Имрахиль, покажу покои.
— Тогда я пойду их разбужу. Сони нашлись!
Легко взбежав по мраморным ступеням и игнорируя просьбу мужа не носиться, как малое дитя, Эйовин приветственно улыбнулась стоящим на посту стражникам, а затем направилась по коридорам в покои Тэйодреда, намереваясь ему первому напомнить о том, что доблестные витязи просыпаются вместе с жаворонками, а не спят до полудня. Потом можно и до Эйомера добраться с тем же вопросом, а еще лучше — с маленьким ковшом ледяной воды. Пусть вспомнит, как еще в родительском доме однажды лягушку в постель с утра сунул. Да, больше двадцати лет назад, да, извинился, но она же обещала отомстить… Вот только едва переступив порог опочивальни девушка замерла и прижав ладошку к губам, изумлённо уставилась на спавших в обнимку братьев, которым одеяла совершенно не требовались, да и сорочки на ночь в Рохане не носили.
Фарамир застыл рядом с женой, но тут же, по запаху в покоях и по количеству пустой посуды понял, что вчера оба шурина явно не скучали.
— Вот узнать бы, — громкий голос князя Итилиэна прокатился по комнате, — кого из двоих в этой ситуации женить, а кого — замуж отдать.
Тэйодред вскочил, прикрывая все, что ниже, ладонями:
— Эйовин! Отвернись!
— Да я не маленькая уже, и этих двоих и раньше видела в чём мать… — запнувшись под тремя потрясёнными взглядами, девушка сконфужено улыбнулась, а потом, как ни в чём не бывало, продолжила: — А женить того, у которого борода имеется.
Тэйодред уже оделся, плеснул в лицо воды из умывальни и подошёл к Фарамиру, протягивая руку для приветствия. Переведя взгляд на сестрёнку, он моментально заметил слишком свободный крой платья:
— Ах вот уже как? И молчали! Когда ж собирались сказать? Когда живот на нос полезет?
— Разумеется нет, разве что, когда оба оденетесь, — закусив губу, Эйовин взглянула на помятого Эйомера, который натянув одеяло обозревал их таким тяжёлым взглядом словно хотел обвинить в каком бесчинстве. — Что, братик, тяжко? Голова болит? И не смотри на меня так, замужем, мне не то что можно — положено. Лучше бы обнял да поздравил. Это ты на радостях от предстоящей женитьбы так накушался, или ещё повод нашёл?
— Пока я поздравляю, — Тэйодред обнял сестрёнку крепко, но осторожно, ласково улыбнулся и куда крепче сжал в объятиях Фарамира.
— Спасибо! — гондорец чуть смутился. — Я и везти ее не хотел, да она настояла. Боюсь я за нее. Всё начало плохо было, вот только выровнялось.
— Имрахиль прибыл? — Тэйодред пригладил волосы сестры. — Мне бы с ним спешно поговорить…
— Он в главном зале с дядей должен быть сейчас, только мне бы с тобой тоже поговорить хотелось, — оказавшись в медвежьих объятиях завернувшегося в простыню всё ещё молчаливого растрёпанного брата, Эйовин почувствовала себя счастливой, как в детстве. Особенно когда в щёку звонко поцеловал. — Вы ведь оба не против немного поболтать?
— Если недолго, — Тэйодред жестом указал на свободные кресла, а сам скрылся за ширмой, утащив туда остальную одежду. — Мне бы быстрее князя поймать.
— А мне бы только хотелось узнать, — присев, произнесла девушка и тут же разрумянилась под строгим осуждающим взглядом оставшегося стоять у дверей Фарамира. Муж, как всегда, знал слишком много и имел на всё своё нейтральное мнение, однако отступать она не собиралась. — Предстоящая свадьба основана на чьём-то желании или призвана соблюсти политические интересы?
— Поверь, сестра, мне бы тоже хотелось об этом знать, — прихватив со стула свою одежду, Эйомер отправился следом за Тэйодредом за ширму. — А ты с какой целью интересуешься?
— Так! — Тэйодред вышел уже одетый в парадное, прицепил к поясу меч и взял из шкафа плащ, наскоро проводя по волосам гребнем. — Прошу до моего возвращения тему брака не поднимать, Эйомера не расспрашивать, Эйовин не волновать, Фарамира медовухой не накачивать. Вернусь — всё сам сделаю. Пока обсуждайте, как наследника назовёте, где рожать собралась и что малышу в подарок привезти.
— Мёду, да трав из степей родных, — успела ответить Эйовин, провожая брата удивлённым взглядом. — Что это с ним такое?
— Сам в раздумьях, — пожал плечам появившийся Сенешаль. — Он мне ничего не говорит, ну и поит чтобы не расспрашивал. Шучу. Вы наверное есть с дороги, да отдохнуть хотите?
— Эйовин бы надо отдохнуть. Ну и поесть, — Фарамир улыбнулся. В последнее время есть за одним столом с женой и он не всегда мог. Придумать же — моченые огурцы вареньем мазать и молоком запивать… — Тебе чего-то хочется, милая?
— А грудинка есть? Только чтобы обязательно с селёдкой? — не разочаровала его жена. — Я бы с удовольствием попробовала как у вас тут без моего присмотра готовят.
— Не жалуемся, — удивлённо взглянул на неё Эйомер. — Тэйдред лично повара инструктирует. А что, в Итилиэне плохо кормят?