— Этими, этими, если другие к весне не отрастишь, — витязь почувствовал обжигающую теплоту известия и тут же понял, что улыбается. Ребенок. Искорка, кроха, пока неощутимое и непонятное, но уже родное существо. С такой же улыбкой, как у Лотириэль… — Эйомер, мы идём? Или стоим в дверях?
— Мы? Бежим, — всё ещё не до конца осознавая случившееся, тот со всех ног ринулся к лестнице и, преодолев её пролёты, рванул на себя дверь спальни. — Колокольчик мой, как ты, родная? — вмиг оказавшись на кровати, он сгрёб в объятия смущённо рассмеявшуюся любимую и, только тогда заметив невестку, привлёк и её к себе. — Единый, как я счастлив… Вам ведь сказали уже?
Тэйодред опоздал едва ли не на минуту, осторожно «отобрав» жену у брата. Лотириэль уткнулась в плечо мужа, густо покраснев:
— Сказали. Я… Тэйодред, ты не сердишься?
— Я счастлив. Только теперь за тебя буду куда больше тревожиться, — он гладил темные волосы жены, не размыкая объятий. — И не волнуйся так.
Сильная рука скользнула на талию, словно уже пытаясь ощутить тот росточек жизни, который бился там. Внезапно сердце сжалось от того, что его мать умерла, давая ему жизнь, что это не всегда легко. Но он ничем не показал ни беспокойства, ни охватившего холода. Только нежность к жене. Посмотрев на Эйомера, воин снова хмыкнул:
— Так что? Счёт спору на недели пойдет? Или на дни?
— Теперь уж всё равно, — улыбнулся тот бережно обнимая растерянную, притихшую в его руках жену и нежно касаясь губами её виска. — Как ты? Больше не тошнит?
— Нет, — ощущая, как вслед за потрясением в сердце рождается радость и вместе с ней —
благодарность к мужу за его любовь и зачатое дитя, Ремиль прижалась лбом к его плечу и тихо заговорила. — Айрен дал выпить настойку, от неё стало легче, а ещё сказал не притрагиваться к еде, если запах не нравится и ложиться спать пораньше. Только я всё равно сегодня танцевать хочу, можно?
— Если совсем немного, то обещаю, — улыбнулся Эйомер, понимая что теперь нужно ещё внимательнее присматривать за любимой, беречь её и следить, чтобы не утомлялась. — Но служанкам помогай только советами.
— Это и тебя касается, милая, — Тэйодред легонько коснулся пальцем вздернутого носика. — Не спорь. Надо будет — сам распоряжусь, не в первый раз.
— Ты же… Ехать собрался, а я…мы…тебе помеха…
Рохиррим покачал головой:
— Считаю это беременным капризом и не обижаюсь. И до этого уезжать хотел дней на пять от силы, а сейчас вовсе тебя не оставлю. Решишь ещё снова лично за яблоками полезть.
— И мне что, все девять месяцев сидеть как кукла на подушках кровати? — Лотириэль искоса посмотрела на мужа, но тот улыбался:
— Семь осталось. Всего семь. А насчёт подушек мне идея понравилась, — он едва увернулся от той, которую она в него метнула. — Да не мне же!
— Осторожнее, свои перины рвать будете, — пошутил Эйомер, когда в ход пошла ещё одна подушка. — Интересно, Айрен уже Тэйодену сообщил?
— Думаю, к нему и пошёл, — Тэйодред ловко уворачивался, возвращая подушки обратно так, чтобы они не задели девушек. Комната уже была в перьях и пуху, когда в нее вошёл конунг, тут же «заработавший» изрядно похудевшей подушкой в лицо и ошарашенно взглянув на сына и племянника:
— Вот и куда вам детей? Сами повзрослеть забыли!
— Вместе веселее будет, — подхватив смеющуюся Ремиль на руки, Эйомер ловко поднялся с кровати и приблизившись к нему склонил голову. — Благословите на продолжение рода, дядя.
Тэйодред поступил так же, чутко уловив блеснувшие от влаги глаза отца. Получив благословение, он вернул Лотириэль на кровать и не позволил ей встать раньше, чем нашел туфельки.
— Топить ещё рано, но велеть расстелить дорожки определённо нужно, — продолжая прижимать к груди жену и проследив за действиями брата, Эйомер взглянул на ничем не покрытые в летнюю жару полы. — Осень скоро, пора бы уже. Но сначала будем праздновать.
— И поводов для этого достаточно! — кивнул Конунг. — Только вы бы себя в порядок привели. Мне-то и с перьями в волосах милы, а вот как перед остальными — сами решайте.
— Ой, — только после этого замечания увидев, что волосы мужа похожи на птичье гнездо, Ремиль принялась выбирать из них белый пух. — Мне бы ещё искупаться и переодеться, а потом нужно букеты на столах расставить. Лотириэль, ты мне поможешь? На кухни нас теперь всё равно не пустят.
— Если не котлы тягать, а свежую выпечку с противня — пустят, — улыбнулся Тэйодред, подхватывая жену на руки. — Верну через несколько минут. Эйомер, дождись меня, разговор есть.
— Хорошо, — кивнул ему витязь, а затем, усадив жену в кресло, строго взглянул в её глаза. — Никаких кухонь, там всегда ароматы сильные, а мне сегодняшнего твоего приступа хватило за глаза. Верно я говорю, дядя?
— Лучше пока поостеречься, — Тэйоден ласково улыбнулся жене племянника. — Это долго не длится, но беречь и себя, и малыша нужно.
Лотириэль действительно вернулась очень скоро, уведя подругу с собой, вслед за ними ушел и Конунг. Тейодред зашёл через пару минут, улыбнувшись Эйомеру:
— Ну что, пойдем Айрена искать?
— Что ты от него хочешь услышать? Из этого упрямца и пары слов не выдавишь.
— Пусть объяснит, как теперь нам с женами быть. Потому что от одних воинов я слышал, что и пальцем тронуть нельзя, от других — что надо и регулярно. А веры целителю больше. И потом, — Тэйодред замялся, — мне бы его расспросить… Чтобы история не повторилась.
— Пойдём, если он нас примет. — кивнул Сенешаль, прекрасно понимая о чём ведёт речь брат, но не желая накликать беду лишними разговорами. — Кажется, я с ним не слишком вежлив был.
— Его это только насмешило. Думаешь, ты первый, кто не сразу догадался? — воин вздохнул. — Примет.
— Хорошо.
Через некоторое время витязи были уже в городе и вздохнули с облегчением когда у дома целителя не оказалась очереди из пациентов.
— Ты не сердись на меня, Айрен, за грубость. Свадьба совсем недавно была, не ожидал я вестей о ребёнке, — опустившись в предложенное кресло, Эйомер постарался вернее подобрать слова для предстоящего разговора. — Это счастливая весть, но наши с братом матери ушли рано и сейчас нам не у кого, кроме тебя, спросить совета как обращаться с жёнами, что позволять им из дневных хлопот, а от чего оградить, и как вести себя на супружеском ложе? Что лучше для их здоровья: целомудрие, или любовь мужа? Как заботиться, чтобы роды прошли благополучно для матери и ребёнка? Надеюсь я достаточно ясно изложил наши тревоги?
— Да не сержусь я, — мужчина улыбнулся. — И рад, что вы пришли. А советы будут простыми: не волновать жён, ничего тяжелее новорожденного ребенка всю беременность не поднимать, не падать и не ударяться. Да и по самочувствию смотреть надо, излишнее сидение смирно тоже навредить может. А что касается постели, так просто на живот не давить, и резко не дёргать. Нежность и ласка и ребёнку, и матери нужна, если живот не болит. Вот с родами… Да, Тэйодред, знаю, чей это вопрос. И обрадовать не могу — только Высшие властны. С тобой всё хорошо начиналось, нормально прошли, а на следующий день начался лёгкий жар. И ничем помочь не смогли, я тогда не в Эдорасе, а на заставах служил, а те повитухи не справились. Так что… Прости, тут не отвечу. Берегите их сейчас.
Тэйодред смотрел куда-то вдаль, словно ничего не замечая, но поблагодарил целителя:
— Спасибо. Не откажешься осматривать их?
— За честь почту.
— Что ж, спасибо. Мы щедро расплатимся за твою помощь, а сейчас позволь откланяться. Моя жена слишком молода и непоседлива, боюсь её надолго одну оставлять в таком состоянии. — положив на стол целителя несколько золотых монет, Эйомер поднялся и направился к дверям, а затем, когда уже оказались на улице опустил ладонь на плечо брата. — Не волнуйся так, а то жену растревожишь. Мне думается беды не должно случится: Лотириэль и твоя мать не родственницы, здоровье у них разное. На это и уповай, а я всегда с тобой буду.
— Вот уж в чём не сомневаюсь, — Тэйодред ответил крепким пожатием руки. — Ничего, справимся. Эйомер, ты со мной носишься, как с младшим, неужели я себя так веду?
— Неужели ты думаешь, что только ты можешь заботится о других и опекать? Мне тоже это не чуждо.
Тэйодред едва не рассмеялся, задумавшись о чем-то своём.
— Что случилось? — приподняв бровь, Эйомер окинул его вопросительным взглядом. — Или сомневаешься во мне?
— Нет, я тебя с малышом представил, — на лице воина заиграла нежная улыбка. — И себя заодно. Скажи, почему только пройдя на краю смерти, начинаешь дрожать над крупицами жизни и тем сильнее, чем они беззащитнее? Ведь и ты, и я — мы пылинки сдувать и с жён, и с детей готовы.
— Потому что они лечат раны, оставленные в наших сердцах войной, дарят заботу и свою любовь. Кто бы ещё, кроме них, смог иметь к нам столько терпения? Порой мне кажется, что я слишком строг с Ремиль: вырвал её из привычной жизни и жду, что она сможет легко освоиться в новой, поэтому и стараюсь беречь её.
Тэйодред приобнял брата и лёгким жестом взъерошил ему волосы:
— Она осваивается. Любая жена в доме мужа — как в чужом. Хорошо всё-таки, что они с Лотириэль вдвоём, так привыкать легче.
— Теперь и пелёнки вместе вышивать будут, пожалуй, всё складывается очень даже удачно. — улыбнулся Эйомер бережно погладив рукав рубашки которую недавно сшила ему жена. — Да, это хорошо, что они нашли общий язык.
— Лотириэль всегда хотелось сестрёнку, но она младшей была. Хорошая она, светлая, — Тэйодред ускорил шаг, торопясь домой.
========== Глава 11. ==========
Время неумолимой скачкой коней Марки отлистывало день за днём. И спелая осень отзвучала, сменяясь первой звонкой наледью серебристого инея и хрупкостью замёрзших лужиц. В самом начале зимы прибыл гонец из Итилиэна: Эйовин родила сына. Как ни боялись Тэйодред и Эйомер оставить жён, не поехать к сестре не могли: вдвоём, буквально на считанные дни, мыслями оставаясь дома. А вот Конунг, откровенно пользуясь тем, что его вполне заменят, прогостил в Итилиэне почти месяц. Эйовин передала наилучшие пожелания невесткам, уточнила срок и пообещала приехать: роды были лёгкими, да и к тому времени малыш должен был подрасти.
Ремиль и Лотириэль расцветали с каждым днём, а мужья не могли нарадоваться на них, хотя и капризы, и волнения частенько не давали спать. Но всё это искупалось мечтой о том, что скоро на руках будет заветный свёрток с желанным первенцем.
Тревожным было только одно: в конце зимы умер Айрен, но целителей хватало, повитух — тоже, поэтому никто и не волновался о том, что может быть что-то не так. За эту зиму ни один малыш и ни одна роженица не погибли, а рожали часто, Рохан всегда ценил большие семьи.
Снега снесло ветром и наступила весна. Поля Рохана были полны зелёным шёлком травы, набухшими цветочными бутонами и разнотравьем. И обе молодые женщины уже были похожи на бутоны, готовые вот-вот раскрыться от тяжести нового цветка.
Конец апреля выдался на редкость тёплым и щедрым на солнечные дни. Проснувшись от того, что мягко скользившие по постели лучи коснулись лица, Эйомер крепче обнял жену, привыкшую спать положив голову на его плечо, и в эти рассветные часы напоминавшую маленького взъерошенного совёнка который продолжал сладко посапывать несмотря на бережные прикосновения к налившемуся округлому животу. Малышка в утробе матери тоже спала: Сенешаль отчётливо ощущал ладонью мерное биение её сердца, и от этого было ещё радостнее и светлее на душе. Прежде, даже надеясь на то, что война закончится и наступят мирные дни, он и мысли не допускал о том, что будет иметь возможность жениться на своей Ремиль, любить её, что она понесёт его дитя, а теперь, проводя с ней каждый день беременности познал то, что женщины ещё более хрупкие существа, чем это казалось прежде. И только женщина может сделать мужчину по-настоящему счастливым. Не бои и воинские подвиги, не проведённые в седле дни и далёкие походы, а хрупкая девушка которая обнимет в конце трудного дня, согреет своим теплом, выслушает и разомнёт затёкшие плечи своими маленькими ладошками. За это он и любил жену более всего на свете, старался заботиться и следить за тем, чтобы она не в чём не знала нужды, даже если просит посреди ноября варёных раков, за которыми нужно ехать к студёной реке, или утверждает, что именно отец ребёнка должен пошить первую пелёнку, в которую завернут кроху после рождения. Тешилась, конечно, но почему не пойти на уступку, если это так порадовало её? Тэйодреда, кажется, тоже заставили пошить пелёнку, так что пример оказался заразительным.
— Ммм… — сонно заворочавшись, Ремиль удобнее устроилась в его руках, а затем нехотя открыла глаза. — Уже утро?
— Спи, родная, это звёзды нынче такие яркие, — пошутил Эйомер, уже смелее оглаживая её живот, который сейчас казался более упругим и налитым, чем вчера вечером когда можно было отчётливо ощутить малышку. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не беспокоит?
— Беспокоит, — сонно моргнув Ремиль перевернулась набок и игриво поцеловала его в плечо. — Хочу завтракать.
— Погоди минуту, — зная, что в это время она не съест и нескольких ложек омлета, Сенешаль лишь покачал головой и взъерошил её шелковистые волосы. — Я сейчас схожу на кухни. Чего тебе хочется?
— Редиски. Она как раз созрела на грядках в саду.
— Ох, и взбредёт же в голову такая блажь. Может, лучше молока и пышку медовую?
— Нет, редиски, — неуклюже перекатившись к краю широкой кровати, девушка присела и спустила ноги на пол. — И я сама хочу её накопать.
— Что ты копать собралась? Забыла что мне тебя обувать приходится? Как наклоняться станешь?
— Хочешь сказать — не справлюсь? — упрямо поджав губы, Ремиль направилась в умывальню, чтобы освежиться перед походом в сад за редиской.
— Хочу сказать, что лучше пойду с тобой и проконтролирую процесс, — качнув головой, рассмеялся воин, направляясь следом за ней, чтобы быть рядом, если потребуется помощь. Редиска. Любимая за последние две недели стала неуклюжей как едва сделавший первые шаги младенец, несложно догадаться кому из них двоих придётся возиться на грядке.
Через несколько минут Эйомер заплёл жене волосы, помог надеть свободное платье и, наспех натянув брюки с камзолом, повёл её в коридор. Спуск по лестнице вызвал привычный спор, во время которого Ремиль в очередной раз успешно отстояла своё право самостоятельно переваливаться по ступеням, напоминая при этом утёнка и крепко держась за перила.
— Колокольчик мой, может ты просто хотела птиц послушать? — с надеждой спросил витязь, когда они наконец добрались до благоухающего цветущими нарциссами сада. — Ну их, эти грядки.
— Глупости, птичий щебет я могу и из окна услышать. Смотри, твой брат и Лотириэль тоже здесь.
— Тоже завтракать пришли что ли, гурманы? — заметив за кустами смородины Тэйодреда, Эйомер обрадовался уже тому, что не одного его заставляют в такую рань грядки копать.
— Там и морковка молодая есть, но она наверное ещё силу не набрала, — вытащив из стоящей у грубо сколоченного стола корзины небольшую лопатку Ремиль заторопилась к подруге, но заметив, как та, вскрикнув, схватила за руку своего
мужа, остановилась как вкопанная. — Эйомер!
— Что случилось, колокольчик?
Проследив за её испуганным взглядом, Сенешаль увидел искажённое болью бледное лицо невестки и рванул уже было на помощь брату, но за спиной снова раздался звонкий зов жены.
— Эйомер, она убегает! — ощущая, как по ногам течёт горячая влага, а нутро скручивает от невыносимой боли, Ремиль уронила лопатку и крепко обхватила руками показавшийся каменным живот. — Помоги!
Тэйодред, подхватив побелевшую жену на руки, чуть заметно улыбнулся Эйомеру:
— Наперегонки, братишка. Девочки, в грядки не рожать, дайте вас в покои отнести.
— Опять твои шуточки, — Лотириэль закусила губы.
— Колокольчик, терпи, теперь все ступеньки мои, — стараясь успокоить продолжавшую испуганно держаться за свой живот любимую, Эйомер бережно поднял её на руки и, ощущая намокший подол платья, поспешил вслед за братом. — Дыши глубже и держи меня за шею.
— Доброе утро… — с трудом выдавила из себя Ремиль, заметив на террасе дворца удивлённого Конунга мимо которого, не останавливаясь и так же наскоро поприветствовав, промчался Тэйодред. Было слишком больно и страшно, но не поздороваться с правителем не хватило духу.