Гриндевальд сел вплотную, схватил за запястье. Ньют в отместку навалился и прижал шею локтем к земле, в отчаянии начиная душить. Они боролись недолго, Ньют успел врезать в челюсть и сам получил в нос, а потом они отпрянули друг от друга, потные, тяжело дыша.
— Опустились до магловской драки, — презрительно сказал Гриндевальд, ощупывая подбородок.
— Не смейте приближаться ко мне.
— А то что?
Ньют смолчал.
— Ты проиграл мне эту битву и сам чувствуешь, что должен подчиниться. Ваши кельтские законы, а не мои прихоти.
Это было правдой, и Ньют сжал зубы в негодовании. Он повернул голову: высокий, в два человеческих роста костёр продолжал пылать рядом, подбираясь к Мировому Древу. Возможно, это будет последним, что Ньют увидит перед своей смертью. Пусть хоть не лицо Гриндевальда!.. Каким глупым казался пятый гейс, и как всё обернулось.
— Ну же, — Гриндевальд погладил колено. Ньют и не заметил, когда тот снова успел оказаться так близко. — Позволь мне.
Ньют судорожно дёрнулся, пытаясь сопротивляться магии, но сдался: лёг и опять развёл ноги в стороны. Он зажмурился. Как же унизительно, что он потом скажет Альбусу?.. Ах да, не будет же никакого «потом». Может, и к лучшему.
— Альбус… — начал Ньют и сглотнул. Собственный голос показался ему чужим. — Альбус долго меня готовит, прежде чем…
Гриндевальд хмыкнул:
— Да, он любил быть нежным.
Ньют увидел лицо прямо перед собой и уже мысленно начал готовиться к тому, чтобы раскрыть рот, но неожиданно Гриндевальд опустился ниже, втянул губами кожу над ключицей, лизнул сосок, потрогав его языком. Ньют удивлённо выдохнул, приподнялся на локтях. Гриндевальду, казалось, нравилось это: его губы слабо улыбались, глаза были закрыты. Вскоре он начал опускаться ниже, и язык коснулся головки члена.
— Ты спросишь «зачем», — произнёс Гриндевальд, оторвавшись. — Но всё просто: ты, Скамандер, серьёзно интересуешь меня.
Он начал сосать, пропуская член глубоко в горло; его язык скользил вдоль вены, и Ньют стал возбуждаться вопреки своему желанию. Лицо залила краска, Ньют чувствовал это и умирал от отвращения к себе, не в силах совладать с собственным телом. Гриндевальд отстранился; твёрдый член нависал над животом, влажный от слюны.
Быстрый взгляд показал, что Гриндевальд тоже возбуждён до крайности. Его пальцы оказались там, где Ньют меньше всего желал бы их ощущать, и он лёг, чтобы хотя бы ничего не видеть. Пальцы скользили вокруг, потом проникли внутрь, и Ньют издал неясный звук.
— Тш-ш-ш. — Шёпот Гриндевальда звучал успокаивающе. — Сам же хочешь, не лги себе.
Он коснулся простаты — скорее всего намеренно, и Ньют непроизвольно развёл колени шире, словно приглашая. Он весь дрожал от противоречия своих мыслей и желаний.
Гриндевальд вынул пальцы, лёг сверху; его повлажневшие от пота волосы прядями падали на лоб. В темноте оба глаза казались одинаковыми.
— Альбус входит в поцелуе, — пробормотал Ньют уже в самые губы и закрыл глаза. Попытался расслабиться и представить, что над ним на самом деле вовсе не Гриндевальд. Другое тело, другое лицо; волосы у Альбуса гораздо темнее и жёстче и отдают в рыжину…
Член коснулся входа, Ньют дёрнулся, но Геллерт не позволил ему открыть глаза: он прикрыл их ладонью, продолжая целовать, и Ньют судорожно выдохнул ему в рот, когда член вошёл целиком.
Гриндевальд убрал ладонь. Ньют встретился с ним взглядами.
— Как он?.. — Вопрос не прозвучал полностью, но Ньют понял.
— Сначала медленно, — сглотнув, начал он, и Гриндевальд двинулся внутри. Ньют застонал, схватился за траву, вырывая её из земли, ощутил поцелуи на шее, на плечах — множество слабых прикосновений губами. Он целовал веснушки, совсем как Альбус.
Гриндевальд сменил угол, и Ньют застонал громче, прижал ладонь ко рту, прикусывая её, но его руку бесцеремонно сбросили, а потом Гриндевальд подхватил под коленом.
— Ну уж нет, — донеслось сверху, и темп увеличился. Стало совсем нестерпимо хорошо, Ньют, мысленно стыдясь себя, забросил ноги на бёдра Гриндевальду, скрестив сзади. Тот что-то довольно пробормотал, но Ньют не стал вслушиваться, отвернувшись. Перед глазами были травинки, они вздрагивали от его тяжёлого частого дыхания. Тут чужая рука коснулась члена, провела с силой от обнажённой головки к основанию, и Ньют задрожал, жмурясь и чувствуя, как живот заливает сперма. Гриндевальд всё ещё двигался внутри, теперь это ощущалось неприятным, но вскоре излился и он, вогнав член на всю длину резким движением.
Неожиданно мысли затопила эйфория, Ньют закричал в голос, услышал смех Гриндевальда и ощутил его магию так внезапно и резко, что должен был испугаться, но не получилось. Вместо этого он сжал его крепче, привлекая к себе, их магии слились в единое целое — и отступили обратно, как отступает волна от берега. Эйфория схлынула, сплетённые пальцы разжались. Член выскользнул из тела, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени.
Ньют лежал и продолжал смотреть на травинки, будто они были чем-то чрезвычайно интересным. Он лежал и ощущал, как из него вытекает сперма: ноги Ньют так и не сдвинул обратно. Стыдиться было уже бессмысленно.
К тому же Ньют понял, что встать не сможет. Тело снова прошила дрожь, она нарастала, и вскоре его колотило, как в припадке. Гриндевальд встревоженно нащупал пульс, осмотрел зрачки.
— Ты нарушил гейс? — спросил он. Ньют хотел кивнуть, но тело так трясло, что не получалось.
— П-последний, — проговорил он наконец, а потом попросил: — Н-накройте меня.
Гриндевальд принёс пальто — Ньют даже не понял чьё — а сам снова сел рядом, совершенно не стесняясь своей наготы.
Ньют отвернулся и посмотрел на копьё, лежащее у самого костра — ещё чуть-чуть, и языки пламени оближут его. Сжав пальто дрожащими пальцами, Ньют согнул ноги, силясь накрыться им целиком, вдохнул чужой запах. Пальто Гриндевальда.
Стало теплее.
— Я не хочу умирать, — беспомощно произнёс Ньют. Гриндевальд не смотрел на него, он бормотал заклинания, и некоторые Ньют даже узнавал — те, что использовал для лечения животных.
— Вам не всё равно, — снова подал он голос, наблюдая за попытками. Пальцы ног уже не ощущались. — Но лучше бы вы не заставляли меня нарушать гейсы.
— Ты слишком болтлив для умирающего.
Наконец, он сдался и опустил палочку, взглянул пристально.
— Я смог только отсрочить, уж извини. Несколько минут у тебя есть. Пожелания?
Его голос был тих и мягок, и необычно звучала эта перемена тона. Ньют прижал к груди колени, с трудом подвинулся к костру. Слабость нарастала с каждой секундой.
— Я бы хотел, чтобы вы прекратили убийства. — Он слабо улыбнулся. — Совсем невыполнимо?
— Увы.
Думать становилось всё труднее, и Ньют закрыл глаза, проваливаясь в болезненную дрёму. Вырвала его из этого состояния рука Гриндевальда, тряхнувшая за плечо.
— Ньют.
— Да, — пробормотал Ньют в ответ. Мысли путались, брели подле только что озвученного имени, как на коротком поводке. — Ньютон Артемис Фидо. У Луга была собака, звали Фидо. Но не факт, кличка-то на латыни. Из ненадёжного источника сведения.
Сверху на него, кажется, посмотрели с жалостью, и ладонь отпустила плечо. Гриндевальд отвернулся, встал, и Ньют проводил его ноги взглядом. Вдруг в макушку кто-то ткнулся носом, шумно задышав.
— Привет. — Ньют попытался погладить волка, но рука не слушалась. — Спасибо, что остался.
— Не за что.
Ньют не сразу понял, что ему не мерещится. У волка в глазах была насмешка. Он открыл пасть и засмеялся — смех его был лающим, но человеческим. Морда приблизилась к самому лицу, ткнулась холодным носом в щёку.
— Ты помог мне, — сказал волк, — когда я попал в беду. Пусть вы со спутником и съели часть моих запасов, но я не в обиде, ты был почтителен. За услугу возвращаю тебе один гейс, как если бы он не был нарушен.
Волк ласково лизнул Ньюта, резко дыхнул в лицо, и Ньют зажмурился. Тёплое дыхание неожиданно согрело, придало сил, а потом волк ещё и лёг рядом, позволил закинуть руку на спину. Ньют улыбнулся, ловя ответную волчью ухмылку.
Раздался шелест крыльев, и авгурий приземлился рядом. Волк лениво щёлкнул зубами в его сторону, но явно для проформы.
— Ты не оставил меня у фей, — заклекотал авгурий, — не дал им запереть меня в клетку, лишить свободы! За это я возвращаю тебе ещё один гейс, как если бы он не был нарушен.
Птица расправила крылья, коснулась ими головы Ньюта — и резко поднялась в воздух, села опять на ветку. Сил прибавилось, и Ньют смог приподняться на локте.
Гриндевальд вернулся, уже одетый, и наблюдал с немым изумлением за тем, как саламандра, вся в ярких язычках пламени, выбежала из костра и приблизилась к Ньюту. Тот протянул к ней пальцы.
— Не стоит, обожжёшься! — пискнула саламандра. — Здешний огонь — славный огонь, жаркий! Спасибо, что вытащил меня из ручья, Смерть оставила меня там, потому что я была слишком слаба, чтобы жить. Но ты помог, ты дал мне жизнь, дал мне этот волшебный огонь, до которого я бы не добралась! Благодарю тебя, туат, и возвращаю тебе один гейс, как если бы он не был нарушен.
Гриндевальд хохотнул и сел по-турецки, подперев щёку рукой, зажмурил всё ещё слепой глаз.
— Чувствую себя персонажем сказки. Что это за магия? Наделение разумом так не работает, на заколдованных людей твои звери тоже не походят. Как много мы потеряли, Скамандер, как много мы забыли…
— Пока мы творим обряды, пока помним и передаем свои знания — древняя магия будет жить, — твёрдо сказал Ньют и провёл рукой по покрытому испариной лбу. Слабость снова охватила тело, и Ньют опустился на землю. Подлетевшая сова схватила его за мочку уха, довольно болезненно.
— Вы со спутником излечили мне крыло, — ухнула сова. — Смерть хотела забрать меня, убить и сделать её помощником, но вы спасли меня от этой участи. Здесь она меня не отыщет. Тебе, туат, возвращается один гейс, как если бы он не был нарушен. Спутник же твой вновь да зрение обретёт.
Она повела крылом, коснувшись волос Ньюта, а потом снялась с места, сделала круг и пролетела над Гриндевальдом. Тот схватился за глаз, согнувшись, а потом медленно опустил ладонь.
Ньют увидел: с пророческого глаза сошла мутная пелена, и тот снова стал светло-голубым. Гриндевальд моргнул и выдохнул с облегчением.
— Спасибо, — крикнул он сове, устроившейся неподалёку на ветке Древа. Раздалось ответное уханье, и воцарилась тишина. Гриндевальд осмотрелся по сторонам, словно ожидая, что придёт кто-то ещё.
— Четыре, — весомо произнёс он. — Похоже, не хватает одного.
Ньюту хватило секунды, чтобы понять. Они находились в потустороннем мире с его законами и сами, своими руками и действиями, творили миф. Тара дала Ньюту реальную возможность спастись, а он её проморгал.
— Джарви, — сокрушенно пробормотал Ньют. — Если бы я вырвал его из рук Смерти…
— Перестань.
Гриндевальд задумчиво поводил палочкой над Ньютом, вгляделся в дымку, которая вышла из неё. Дымка пульсировала красным.
— Знаешь, что я не люблю в древней магии? Её незыблемые законы, опирающиеся на что угодно, кроме здравого смысла. Если тебе отменили нарушение четырёх гейсов, ты не должен умирать, но…
— …Но вот он я, — невесело усмехнулся Ньют и снова закрыл глаза. Веки были тяжёлыми, словно он не спал неделю.
— Что требуется сделать по правилам этого мира? — вслух размышлял Гриндевальд. — Выход наверняка есть.
— Я-то считал, вы всё-таки убить меня надумали.
— Поначалу.
— Лестно, — пробормотал Ньют. — Но не очень. Вы мне всё равно были должны.
— Я помню, и заткнись уже наконец.
Судя по звукам, он встал, его шаги раздавались рядом, то утихая, то становясь громче. Потом он остановился, и Ньют услышал смех.
— Вот оно что! — выкрикнул Гриндевальд. — Да, иначе и быть не может.
Ньют приоткрыл один глаз и сощурился, силясь разглядеть хоть что-то, но его взору были доступны только высокие сапоги, перепачканные осенней грязью. Потом сапоги подошли вплотную, Ньют даже смог разглядеть на них мелкие листики. Гриндевальд, казалось, рассматривал Ньюта пристально, словно размышляя о чём-то. Тот внезапно осознал, что всё ещё обнажён, и ему стало неуютно. Он натянул пальто выше, прикрывая голое плечо.
Тут Ньют заметил, что в руке Гриндевальд держит копьё, опирая древко о землю.
— Ещё я не люблю в древней магии, — продолжил Гриндевальд, воскресая прерванный разговор, — что она всегда предлагает выбор: либо всё, либо ничего. Однако сам этот выбор по сути ложен, есть только один верный путь, но выявить его зачастую не так просто.
Ньют с трудом перевернулся на спину: он не понимал, что происходит. Лицо Гриндевальда выражало глубокое сомнение.
— Так вот, — подытожил он, — что мне стоит сделать? Спасти тебя?
Он провёл ладонью по древку.
— Но вот в чём загвоздка: для этого мне, похоже, нужно отказаться от копья. Я не думаю, что ты стоишь того.
Глаза Ньюта расширились.
Гриндевальд опустился на корточки, и, положив копьё рядом, тронул лицо Ньюта, погладил по щеке и намотал на палец прядь из чёлки, потянул — слабо, почти неощутимо. Его ладонь пробралась под пальто и обхватила плечо; после Гриндевальд мягкими прикосновениями добрался до кадыка и ключиц.
— Ты этого не стоишь, — повторил он, но его светлые брови сошлись на переносице. Он колебался.
— А я обязан быть равноценным копью Луга? — Ньют рассеянно улыбнулся. — Если вы оцениваете всё вокруг только по пользе для себя… что ж. Боюсь, я стою в разы меньше. И помогать вам в любом случае не буду.
Гриндевальд хмыкнул.
— Ты похож на него. Сразу видно старательного ученика.
— Вот здесь… вы ошибаетесь, — вяло возразил Ньют. Язык начал заплетаться. — Моим… примером для подражания всегда был Тесей.
Сознание будто покачивалось на мягких волнах, уплывало куда-то вдаль, подкидывая напоследок дорогие лица вспышками — мама, Тесей, Альбус… Это было больно, и Ньют бы предпочёл боль физическую, лишь бы не оставаться один на один с собственными мыслями. А потом он услышал голос:
— Смотри, Скамандер.
Расплывчатая фигура Гриндевальда подняла копьё, замахнулась и метнула его в сторону Мирового Древа. Полыхнула яркая вспышка, и земля содрогнулась, потеплела.
— Что, богам нужно озвучить? Ладно. Я отказываясь от копья, чтобы… как там было? Чтобы возвратить один гейс, как если бы он не был нарушен.
Внезапный ветер поднял пыль вихрем, листва на Древе зашумела, и авгурий с совой снялись с веток, качнувшихся под сильным порывом. Авгурий крикнул трижды заунывно, прежде чем направиться в сторону от острова, летя по направлению к долгожданному рассвету.
Снова будет дождь, подумал Ньют, будто пробуждаясь ото сна. Он поднял голову, борясь с тошнотой; ветер спутал волосы на голове, бросил в лицо.
Будет добрый дождь.
— И никакой благодарности! — воскликнул Гриндевальд, перекрикивая поднявшуюся бурю. Он показал на копьё, которое исчезало в Древе, медленно проникая сквозь кору, хлопнул в ладони с удовлетворением. Казалось, что Гриндевальд наслаждается ситуацией.
— Зачем вы это сделали?.. — громко спросил Ньют, силясь переорать ветер, и тут же закашлялся. Силы медленно возвращались, и Ньют сел, опираясь на ладони.
— Из нескольких соображений, объяснять которые я тебе не собираюсь.
Он подошёл, дёрнул за руку.
— Поднимайся, ты больше не умираешь. Хватит притворяться.
Ньют ухватился за его запястье и неуверенно встал, придерживая чужое пальто. Его полы хлопали вокруг колен, били по ногам. Гриндевальд отнял пальто, накинул себе на плечи и коротким жестом указал на одежду Ньюта, лежащую у костра.
Пламя, сносимое ветром, трепетало и неумолимо гасло, становилось холоднее: осень вернулась на остров. Ньют начал одеваться, глупо улыбаясь и пытаясь скрыть эту неподходящую к ситуации улыбку.
Гриндевальд подошёл сзади, когда Ньют застёгивал брюки, перехватил руку, потянувшуюся за рубашкой. Ньют нехотя позволил ему дотронуться губами до шеи.
— Я бы предложил короткие встречи на нейтральной территории, — раздался голос рядом с ухом. — Ни к чему не обязывающие. Пара часов, во время которых можно забыть, что мы идеологические противники.