В доме мадам Кайе водились современные душевые — по две на этаж, но оснащать ими комнаты для жильцов она отказалась: «Уйдёт старинный дух». Этот факт снижал стоимость жилья примерно на треть, но мадам была непреклонна. И если в самом начале Нимфадору соблазнила именно дешевизна, то сейчас она всё больше сожалела об отсутствии комфорта.
Соседка Нимфадоры Луна спала в их общей гостиной. Свою спальню она полностью превратила в мастерскую и теперь ютилась на диванчике, рядом с неизменным мольбертом. Маленькая, лёгкая как птичка, с той невыносимой прозрачностью кожи, которая бывает только у героинь викторианских романов и у чахоточных больных, Луна нравилась Нимфадоре. Она заваривала для бледной соседки травяные чаи, укрепляющие иммунитет, наглухо проконопатила и заклеила старинные оконные рамы — чтобы избежать сквозняков, и чувствовала себя почти счастливой от того, что может о ком-то заботиться. Луна говорила мало, услуги принимала с благодарной улыбкой на бескровных губах и большую часть суток пропадала за мольбертом.
«Это всё meilė, моя девочка, — качала головой мадам Кайе, вечерами вручая Нимфадоре пакет свежих булочек для Луны. — Только она так может высушить душу человека. Выпить её до дна».
«Любовь? — нажав кнопку электрического чайника, Нимфадора внимательно изучала лицо спящей соседки. — Скорее уж болезнь. Не могу представить, чтобы разлука с кем-то заставила меня так страдать».
Чайник, закипев, отключился. Луна открыла глаза.
— Доброе утро, Дора.
— Опять всю ночь дышала растворителем? Тебе нужно больше отдыхать, — проворчала Нимфадора, заваривая чай.
При общении с Луной она всё чаще замечала у себя недовольно-назидательные интонации мистера С.Т. Снейпа и уже перестала удивляться этому.
Луна понюхала протянутую чашку и улыбнулась:
— Какой волшебный аромат. Иногда я думаю, что ты мой ангел-хранитель, Дора. Я уже забыла, как жила без тебя.
— Плохо жила, судя по всему, — Нимфадора намазала на ломоть белого хлеба толстый слой сливочного масла и джема. — Превратила себя в призрак. Никогда не замечала в себе человеколюбия, поэтому откармливать тебя взялась исключительно из страха перед привидениями.
— Я и так перед всеми в долгу. Мадам Кайе скоро выселит меня отсюда. Картины почти не продаются. Придётся возвращаться домой.
Луна впервые заговорила о чём-то личном. Нимфадора даже застыла на месте, боясь спугнуть. Одно из правил психологии гласило, что пациент должен сам пойти на контакт и выговориться.
Луна рассмеялась — тонко, словно звякнули серебряные колокольчики.
— Расслабься, Дора. Никаких страшных тайн я тебе не поведаю. Да, у меня есть другой дом — с родителями и кучей младших сестёр. Они такие же живые, как ты. Но от их живости мне хочется лезть на стенку. Вот я и сбежала — чтобы, выражаясь языком романов «в поте лица зарабатывать свой хлеб». Только получается плохо.
Нимфадора хмыкнула:
— Ты лучше ешь давай. А хочешь, поехали со мной и мистером Цветиком на ярмарку? Ради такого дела он, думаю, уступит тебе местечко у меня за спиной.
— Я боюсь мотоциклов, — покачала головой Луна. — К тому же не хочу мешать вам веселиться. Третий — всегда лишний, а уж на свидании — особенно.
— Я? Мы? — Нимфадора расхохоталась. — Мистеру Цветику глубоко за тридцать. Или даже все пятьдесят. Я не встречаюсь со стариками. Нам просто интересно общаться на разные темы.
— Тем более. Если хочешь, позови его как-нибудь в гости. А у меня сегодня много работы.
— Надеюсь, ты окончательно себя не загонишь. Я скажу мадам Кайе, чтобы покормила тебя обедом. Она будет только рада. Ой, уже почти восемь! — Нимфадора одним глотком допила горячий чай. — Я побегу, ладно?
Быстро натянув джинсы и свитер, Нимфадора на ходу накинула куртку и замотала шею шарфом.
Скатываясь по внешней лестнице вниз, к дровяному сараю, в котором у мадам Кайе нашлось место для Ласточки, Нимфадора заглянула в окно своей гостиной. Тарелка с недоеденным бутербродом стояла на спинке дивана, а Луны нигде не было.
«Наверное, заперлась у себя в спальне, — недовольно подумала Нимфадора. — Надо бы поговорить с Ремусом, чем ей можно помочь… Ой!»
Увлечённая мыслями, она не заметила, как налетела на Люпина.
— Вы уже здесь!
Его привычное пальто уступило место такой же потёртой кожаной куртке. Под одной мышкой он сжимал мотоциклетный шлем, под другой — какой-то свёрток. Однако сейчас всё оказалось на земле.
— Прекрасные девы налетают на скромных путников подобно стаду бешеных верблюдов, — проговорил Люпин, осторожно высвобождая Нимфадору из своих объятий. — И путникам приходится выбрасывать свой нехитрый скарб, дабы подхватить их.
— Вы неподражаемы, Ремус! Вместо того, чтобы выругаться, как того требует ситуация, вы продолжаете изъясняться даже более витиевато, чем раньше, — Нимфадора подняла свёрток и протянула ему. — Как вы здесь оказались?
— Мадам Меримас — моя старинная знакомая, но даже она возражала бы, пожелай я ранним утром проникнуть в её пансион. Поэтому я решил дожидаться вас на заднем дворе. Кстати, это вам.
— Что здесь? — Нимфадора попыталась наощупь определить содержание свёртка.
— Книга. Прочтёте потом.
— Какой-нибудь «Этикет для юной библиотекарши» или «Пособие для начинающего психолога»?
— Почти.
Нимфадора положила свёрток в холщовый рюкзак.
— Спасибо. Мне никто не дарил таких полезных вещей.
— Издеваетесь?
— Благодарю. Просто от смущения не нахожу нужных слов. Вы готовы к полёту на Ласточке?
— Готов, — Люпин помахал шлемом. — Одно возражение. Поведу я.
— Думаете, я доверю вам свою Ласточку? Свою Хонду-Мечту?
— Уверен. Девушка на пассажирском сиденье вызовет меньше насмешек, чем мужчина.
— Вам так важно, что о вас подумают люди?
— Вы позволите мне прокатиться? — вопросом на вопрос ответил он.
Нимфадора с сомнением отдала Люпину ключи.
— Пробуйте!
Ласточка завелась, казалось, от одного его лёгкого движения. Он сделал пробный круг по площади и достаточно лихо затормозил прямо перед ней.
— Карета подана!
— Не ожидала от вас подобной прыти, — прокричала Нимфадора, заглушая шум двигателя.
— Сам от себя не ожидал. Но управление мотоциклом нисколько не изменилось за последние десять лет.
— Ваше прошлое полно тайн.
— Оно полно паутины и пыли и незачем его ворошить. Садитесь.
Нимфадора надела на голову шлем и запрыгнула позади Люпина. От его куртки пахло вишнёвым табаком, средством от моли, машинным маслом и ещё чем-то, неуловимо приятным, травянисто-цветочным. Она прижалась к его спине — легко, чтобы не смутить слишком интимным жестом, вдохнула незнакомую смесь запахов и резко опустила визор.
Ласточка взлетела.
4
Сириус делает пробный круг по площади и лихо тормозит перед Лили.
— Карета подана!
Лили хохочет, отпуская руку Нюниуса.
— Уж не думаете ли вы, — сквозь зубы цедит тот, — что моя дама сядет на мотоцикл к первому встречному?
— Твоя дама, кембриджский заморыш? — Джеймс заводит мотор.
Его Харлей ревёт, обдавая меня горстью мелких камешков из-под колёс. Мотоцикл Сириуса не настолько крут, ему не хватает мощности, как бы его хозяин ни пытался это изменить.
А Джеймс никогда не заморачивался копанием в моторе: родители высылали ему достаточно денег, чтобы покупать всё новое и лучшее.
Я вижу, как восторженно вспыхивают зелёные глаза Лили, и как бледнеет Нюниус, когда Джеймс, показывая чудеса ловкости, красуется перед ними, вскидывая мотоцикл на дыбы, словно молодого горячего жеребца.
— К первому встречному — вряд ли, — кажется, будто он не трогался с места, только чёрный завиток волос прилип к вспотевшему лбу над тонкой оправой дорогих очков. — Но ведь я уже второй.
Сириус хохочет, но я вижу, что он уязвлён.
Лили вскидывает на Нюниуса умоляющий взгляд:
— Ну, пожалуйста, Северус!
— Пожалуйста, папа Сева! Отпусти дочурку с нами! — противным голоском подхватывает Сириус. — Мы не обидим, не сопрём, покатаем — и вернём.
Джеймс не сводит с них насмешливый взгляд близоруких глаз.
Я делаю робкую попытку остановить друзей, но разве может кто-нибудь остановить пламя? И дело совсем не в Лили, мало ли в провинциальных городках симпатичных рыжеволосых официанток, мечтающих стать актрисами? Дело — в хмельном кураже, будоражащем кровь, бьющем в голову. Юность — благодатное время, благословенное время, когда мы ведём себя подобно богам на рассвете мира. Юные, насмешливые, непокорные боги — что им до недовольства смертных?
Лили легко вскакивает на мотоцикл позади Джеймса. Рука Нюниуса, протянутая, чтобы её удержать, повисает в воздухе.
— Лунатик, ты можешь остаться! — небрежно бросает мне Сириус. — Тебе всё равно не по вкусу такие забавы.
— Не срывайся на Лунатике, Бродяга, когда-нибудь повезёт и тебе, подхватишь ещё цыпочку в седло!
— Как минимум двух, Сохатый! Одну — сзади, вторую — спереди! — подхватывает Сириус, который не умеет долго дуться на Джеймса.
Моторы ревут. Волосы Лили взметаются языками пламени.
Нюниус медленно опускает протянутую руку.
Отчего-то мне становится жаль его. Я ведь даже не помню его фамилии. Только имя — и дурацкую кличку, придуманную моими друзьями.
— Они спокойные ребята, несмотря на внешнюю браваду, — говорю тихо. — У них и в мыслях нет обидеть вашу спутницу.
— Передай дружкам, что если хоть волос упадёт с головы Лили, я… — он задыхается от ярости.
— Я знаю место, куда они могли поехать, хотите, отвезу вас…
На его бледных скулах вспыхивают лихорадочные пятна.
— Ты ещё смеешь издеваться надо мной, подонок!
— Вы не на меня злитесь, мистер, — я изо всех сил стараюсь быть спокойным. — Не мне вам и отвечать.
— Трус!
Я надеваю шлем. Моя старенькая Хонда заводится не так лихо, как мотоциклы друзей, но всё же заводится. В спину мне летят проклятия.
5
Ласточка промчалась по Серебряной улице, разогналась на улице Святой Мэри, пролетела Хай-стрит.
— Держитесь крепче! — прокричал Люпин, круто сворачивая в сторону Линн-роуд.
Он затормозил так резко, что Ласточка слегка припала на переднее колесо.
— Приехали!
— О-бал-деть! — Из головы Нимфадоры, кажется, вылетели все остальные слова.
— Всё было настолько плохо? — рассмеялся Люпин.
— Наоборот. Всё было превосходно.
— Я думал, что девушку, приехавшую на мотоцикле из самого Лондона, уже ничем нельзя удивить.
— Разве что только ярмаркой на кладбище, — Нимфадора с интересом огляделась по сторонам.
— Кладбище — в другом конце парка. На нём уже давно никого не хоронят. А местной мэрии нужны деньги.
— Думают заманить сюда побольше туристов?
— Разумеется, сегодня же канун Дня всех святых.
И в самом деле, первый же встреченный на ярмарке человек оскалился дружелюбной вампирской улыбкой.
Нимфадора, ожидавшая увидеть очередную вариацию сельского рынка, была приятно удивлена.
Яркие палатки трепетали на октябрьском ветру. В ветвях деревьев покачивались бумажные фонарики в виде маленьких тыковок. Миловидные ведьмочки бойко торговали с лотков сахарными пальцами, желейными глазными яблоками и клубничной пастилой в форме человеческих внутренностей.
Люпин оставил Ласточку возле палатки с горячими бутербродами и заплатил продавцу — бесполой с виду мумии, обмотанной кровавыми бинтами, — чтобы тот присматривал за ней.
— В этих пятнах крови угадывается кетчуп, — шепнул Люпин Нимфадоре.
— Зато как удобно: испачкал руки — вытер о костюм, а все думают, что так и надо.
— Нужно заметить, мы с вами слегка выбиваемся из общего стиля.
— Говорите о себе. У меня даже гольфы полосатые. Так что я вполне сойду за отбившуюся от компании ведьмочку.
И Нимфадора быстро закатала до колен джинсы.
— Ну как?
— Увы, вам не хватает шляпы. И летающего пылесоса вместо мотоцикла, — Люпин окинул её оценивающим взглядом.
— Не занудствуйте. Человеку, который полчаса назад мчался по улицам с какой-то абсолютно головокружительной скоростью, это не идёт… Ой, каруселька!
Нимфадора резко рванула в сторону. Люпин еле за ней успевал. Однако замеченная девушкой карусель не работала, и мрачный вид карусельщика не позволял надеяться на лучшее.
— Не расстраивайтесь. Хотите я куплю вам сахарной ваты?
— Хочу! И ещё хочу вон на те качели, где раскачиваются вдвоём. С детства их обожаю.
— Помилуйте, — Люпин приложил руку к сердцу. — Я их до жути боюсь. Меня укачивает за полминуты, а потом ещё полдня мутит. Лучше вдобавок к вате я куплю вам мороженое и … эээ… — он близоруко вгляделся в ассортимент ближайшей палатки. — Мозгов?
— Это орехи в карамельной глазури, — отчего-то обиделась продавщица.
Нимфадора расхохоталась. И чтобы окончательно не расстраивать девушку за прилавком, купила у неё небольшой пакет хэллоуинских сладостей.
— Вы точно собираетесь это есть? — с опаской поинтересовался Люпин.
— А то! Вы только взгляните, какие милые могильные черви! Какие вкусные косточки! Какие свежие мозги! — плотоядно оскалилась Нимфадора, с видом глотателя шпаг засовывая в рот желейного червяка.
— Ну не знаю, по мне так плитка шоколада — самая честная сладость. От неё всегда знаешь, чего ожидать, ведь состав большими буквами написан на обёртке. И никаких неожиданных начинок, как в конфетах.
— Хотите глазик?
Нимфадора достала из пакета нечто, по внешнему виду напоминающее глазное яблоко в натуральную величину. Слегка расплывшийся от тепла её ладони мармеладный зрачок пристально уставился на Люпина.
— Смелее!
Поколебавшись, Люпин протянул руку и кончиками пальцев ухватил глаз.
— Ты знал лучшие времена, друг, — патетически промолвил он. — Ты верой и правдой служил своему хозяину, в свете настольной лампы читая бессмертные творения классиков прошлого. Ты любовался восходами и закатами, ты смотрел вслед красивым девушкам и с надеждой вглядывался в будущее. Но злая судьба подстерегла тебя. И теперь ты являешься презренным лакомством на потеху жадной до зрелищ толпы.
Люпин помедлил, словно собираясь с духом, а потом целиком засунул конфету в рот.
— Ну, как? — смеясь, поинтересовалась Нимфадора.
— Пока мерзко… Но погодите… какая восхитительная вишнёвая начинка… какая приятная неожиданность… — жуя, он одновременно жестами показывал переход от крайней степени отвращения до полнейшего восторга.
— Вот видите. По внешности никогда не угадаешь, какие сокровища таятся внутри.
— А ещё есть?
— Есть, но не дам. Хватит с вас стрессов, — Нимфадора спрятала пакет в карман куртки. — Ой! Смотрите, — внезапно воскликнула она, — вон Гораций Слизнорт, мой преподаватель! Что он тут делает?
— Вообще-то живёт, — Люпин мгновенно посерьёзнел. — У него небольшой особняк на окраине Или. И квартира в Кембридже.
— Откуда вы знаете?
— Тсс. Он идёт сюда.
Маленький мистер Слизнорт вблизи походил на лысеющего пожилого пингвина или усатого хоббита.
— Здравствуй, милочка! — добродушно кивнул он Нимфадоре.
— Здравствуйте!
— Вы, кажется, моя студентка, рекомендованная мне этим угрюмым мальчиком… как бишь его?
— Неважно, — Нимфадора тихонько хихикнула, настолько определение «угрюмого мальчика» не подходило профессору Снейпу.
— А вы, юноша… ваше лицо мне знакомо… Вы тоже мой студент?
Люпин поклонился:
— Настолько давний, что вам не следует утруждаться.
— Ах, нет же… У меня прекрасная память на лица… Кажется, мы встречались в Кембридже.
— В Оксфорде, сэр. Я там какое-то время преподавал. А сейчас решил полностью посвятить себя науке.
— Похвально-похвально, — Слизнорт кивнул, тут же потеряв к Люпину всякий интерес.
— Милочка, — обратился он к Нимфадоре. — Завтра у меня в особняке состоится собрание клуба Слизней.
— Кого?
— Слизней. Это элитарная дискуссионная группа Кембриджского университета. Надеюсь, вскоре она станет не менее популярна, чем оксфордские «Инклинги».