========== one ==========
Torn from the heavens, they fall from the sky
And walk the streets among mortal men
They hide in shadows,
Keepers of the night
The Misfits — Descending Angel
Мидлбери, Вермонт, США
Все люди стремятся быть частью группы. Становятся спортсменами, чирлидершами, редакторами школьной газеты — лишь бы не оставаться в одиночестве. Ты не странный, если записываешься в компьютерный клуб: среди тысячи учеников обязательно найдётся такой же кретин, который часами пишет никому не нужные программы. Ты не странный, если разыгрываешь пародию на шекспировскую пьесу в школьном театре. Но если ты ходишь сам по себе, то ты фрик и чудила. Вот как это работает.
Может быть, я непонятно объясняю, но если начну писать об этом дальше — вы поймёте, если захотите, конечно.
Передо мной сидит прямое подтверждение моих слов. Стоило Бекки Берковитц пройти в команду поддержки, и все сразу забыли о том, что она полная идиотка. Она не была крутой, никогда, блять, не была. Мы вместе ездили на математическую декаду, когда были детьми, вместе были лузерами, носили брекеты и оставались последними, когда на физкультуре нужно было выбрать напарника. Но теперь она высветлила волосы и втиснулась в форму из полиэстера, и все парни начали сходить по ней с ума. Им всё равно, что Бекки не может сложить два плюс два без калькулятора.
Людям ведь зачастую плевать, что творится у тебя в голове. Но это и к лучшему — если бы окружающие знали, о чём я думаю, то меня бы давно упекли в психушку. Я не говорю: «перестали бы со мной общаться», потому что у меня и так практически нет друзей. Неудивительно, сказали бы многие. Никто не хочет разговаривать с тем, кто постоянно на что-то злится. Люди выбирают друзей, которые смешно шутят, устраивают классные вечеринки или хотя бы помогают с домашней работой.
Можно подумать, что никому нет дела до меня. Но самое забавное, что побыть в одиночестве просто невозможно, даже когда ты аутсайдер.
Стоило подойти на перемене к шкафчику, так всем срочно понадобилось что-нибудь взять. Я вывел несколько правил выживания в старших классах, и одно из них гласит: никогда не открывай шкафчик при других. В прошлый раз Джастин как будто невзначай оказался рядом, но успел запомнить код от моего замка. На следующий день все тетради оказались залиты грязной водой из хозяйственного ведра. Неприятно, конечно, но я счёл это намёком на то, что пора бы прибраться в ящике.
Пока я ждал, ко мне подошёл парень из класса по химии. Руперт недавно перевёлся в нашу школу, и мы разговаривали только один раз: он одолжил у меня ручку.
— Сэм, можно тебя на минуту?
— Без проблем.
— Если в субботу у тебя будет время, — он начал рыться в рюкзаке, — то я буду рад, если ты придёшь ко мне на вечеринку.
Руперт протянул мне написанное от руки приглашение, на котором размашистым почерком был выведен его адрес и телефон.
— И кто ещё придёт?
— Ну, я не всех ещё спросил, но Том, Стюарт, Эмили…
— Это что, шутка? — нахмурился я. — Ты ведь стебешься, да?
— С чего бы мне стебаться?
— Я не хожу на вечеринки. Никогда.
— Я знаю. Мне говорили… Но я подумал, что ты всё-таки захочешь пойти. У меня день рождения, и я приглашаю всех, — улыбнулся он. — Не отвечай сейчас. Если что, порвёшь приглашение и останешься дома.
— Ладно. Спасибо, наверное.
Он дождался, пока я сложу приглашение в папку, а потом ушёл по направлению к столовой.
Сначала я думал и правда порвать открытку, но потом решил оставить на память. Заявиться туда было бы просто глупо. Сомневаюсь, что одноклассники, да и сам Руперт, страдают от нехватки общения со мной. Приду я или не приду — ему без разницы.
Я не умею описывать людей, но будет достаточно упомянуть, что Руперт из Калифорнии. Может быть, это всё из-за стереотипов, но он всегда напоминал мне спасателей, которые заигрывают с девчонками на пляжах западного побережья. У него светлые, рыжеватые волосы, напоминающие по цвету засахаренный имбирь. Он выглядит слишком загорелым для Вермонта, а ещё неуместно жизнерадостным.
Поймите правильно, я не считаю, что улыбаться и быть приветливым — это плохо, но принятая в Калифорнии навязчивая дружелюбность меня всегда настораживала. Начинает казаться, что человек передо мной — бесчувственная кукла; всё равно, что побеседовать с девушками на ресепшене: вежливый трёп ни о чём.
Несколько лет назад мы с мамой навещали её подругу в Санта-Кларе, так что я знаю, о чём говорю. Калифорния переполнена молодыми программистами, блондинками, которые грезят карьерой в Голливуде, а ещё экзальтированными домохозяйками и серфингистами. И даже если остальные девяносто процентов абсолютно нормальные люди, то этих причин и невыносимой жары мне хватает, чтобы больше никогда не появляться в этом дурацком штате.
Мама предлагала мне поступить в Стэнфордский университет, но я сразу сказал, что не выдержу этого. Не хочу, чтобы летнее солнце окончательно расплавило мне мозги, точнее, то что от них осталось после двенадцати лет просиживания штанов на уроках. Ещё меня бесит их идиотский стиль жизни в кредит: когда ты на мели, но всё равно просаживаешь деньги в барах и содержишь последний «Мерседес», только бы не отставать от своих дружков.
Можно долго разглагольствовать на эту тему, но у Калифорнии ещё есть надежда на спасение. По крайней мере, на последних выборах они не поддержали Джорджа Буша-младшего, а это большой шаг вперёд.
В общем, Руперт такой парень, который с лёгкостью предложит девчонкам в баре пару коктейлей и пригласит их посмотреть на океан или поиграть в волейбол. Не сомневаюсь, что его родители ещё и при деньгах, потому что отдыхать он ездит в Доминикану, а джинсы закрепляет ремнём от «Гермес».
Чёрт знает, зачем он пригласил меня. Скорее всего, Руперт наслышан о том, что я ебанутый, и всё это очередной прикол. Хотя не скрою, было бы интересно посмотреть, как он живёт.
Последний раз мне довелось побывать на дне рождения ещё в начальной школе. Отец Сьюзи разрешил нам ночевать в палатках и посмотреть несколько фильмов ужасов. Тогда мы звали на праздники всех подряд, а потом Барри Левин, который считался лидером нашего класса, предложил выдавать приглашения только тем, кого мы считали крутыми, и я остался не у дел.
Я никогда не считался заводилой. Надо мной не смеялись так, как над одним мальчишкой на класс старше, у которого косили глаза, но я всегда был молчаливым, а ещё в детстве ужасно увлекался темой вторжения инопланетян и мог говорить об этом часами. Я ходил в своей жёлтой бейсболке по школьному двору и искал следы пришельцев: странные камни или линии на песке, а потом рассказывал об этом всем подряд. Хотели бы вы дружить с таким придурком?
Есть один фильм с Николасом Кейджем, который называется «Знамение», и он мне всегда очень нравился. Особенно тот момент, когда вся Земля сгорает, а двоих детей забирают инопланетяне. Я тогда думал: вот оно, я тоже хочу, чтобы инопланетяне забрали меня к чертям с этой планеты, и желательно с какой-нибудь симпатичной девчонкой.
Наверное, некоторые могли бы отнести меня к ботаникам или так называемым компьютерным гениям, но это было бы не совсем правильно. Мне просто легко даётся учеба, я даже ничего для этого не делаю. Пишу тесты на приличные баллы, а потом сразу же забываю, о чём шла речь на уроках. Касательно моего пристрастия к компьютерам: оно ограничивается бесконечным количеством часов, проведённых в играх.
Все старшие классы я проходил в одном и том же: у меня есть несколько дешёвых серых футболок из «Джей Си Пенни» и джинсовка, на которой я маркером пишу названия групп, которые мне нравятся. Последнее время мне вкатывает тяжелая музыка: Napalm Death или что-то в этом роде. В особенно скверном настроении я слушаю the Exploited и даже вывел на нагрудном кармане куртки цитату из их песни: «Шум раздражает». У них есть эта песня, где солист дохрена раз повторяет: «шум раздражает грёбаных двадцать четыре часа в сутки». И больше ничего. Гениально.
Иногда я слушаю панк, и мне нравится многое из того, за что они борются, но не считаю себя частью их движения — я слишком тихий для этого. К тому же, у меня нет и остальной атрибутики: я не крашу свои русые волосы в яркие цвета, не собираюсь делать пирсинг и втыкать английские булавки вместо серёжек. Какое-то время хотел прикупить у одного чувака из колледжа армейские берцы, но потом решил, что на мне это будет смотреться придурочно.
…
Ладно, я достаточно написал о вещах, которые ненавижу. Иногда я стараюсь видеть во всём хорошее и быть жизнерадостным, но обязательно происходит что-нибудь, что меня выбешивает.
Я люблю ездить на рыбалку с папой. Люблю читать фантастику, смотреть чёрно-белые фильмы, ещё люблю книги Стивена Хокинга, физику, исторические романы. Люблю сладкие молочные коктейли в «Севен-Элевен», мятные леденцы и читать о космосе. И ещё много чего.
Возможно, если бы у меня появился друг, который по-настоящему понимал бы меня, или девушка, то моё настроение не было бы таким скверным. По крайней мере, оно не было бы таким скверным всё время, а это значительно облегчило бы жизнь. Но во всём, что касается девушек, свиданий и романтики я разбираюсь ещё хуже, чем в спряжениях французских глаголов. У меня возникает симпатия и к парням тоже, но я не знаю точно, чего хочу от них — может быть, они мне интересны потому, что я хотел бы общаться с ними, быть ими — красивыми спортсменами, которых все уважают.
Сложно представить человека, который захотел бы встречаться со мной. Я иногда прихожу на спортивные соревнования и смотрю на всех этих идеальных девчонок из команды поддержки, вроде Бекки, Кармен или Мэдисон Харлоу. Мне нравятся их локоны, их фигуры, а Мэдисон похожа на прекрасную фарфоровую куклу, к которой не сразу решишься прикоснуться. Мне нравится воображать, что мы встречаемся, а после игры она накинет на плечи мою кофту, и мы пойдём ко мне домой и будем заниматься любовью всю ночь.
Если Бекки — новая «горячая цыпочка» в старших классах, то Мэдисон Харлоу, казалось, рождена для того, чтобы ею восхищались. У неё длинные русые волосы, она всегда выглядит женственно и носит пастельных тонов блузки и джинсовые юбки. Причём юбки — обязательно короткие. Многие сказали бы, что её красота шаблонная (я услышал это от моей одноклассницы), но она всё ещё выглядит, как местная Пэрис Хилтон, и этого у неё не отнять.
В школе полно красивых девушек, но Мэдисон вроде как разбила мне сердце, поэтому я о ней рассказываю.
Мы с ней ходили в одну начальную школу, а потом пересекались на уроках и в старших классах. Но если до этого мы были просто знакомы друг с другом, то шанс пообщаться с ней представился только когда я устроился на работу, а это было в прошлом году.
Тем летом я копил себе на ноутбук, потому что мама отказывалась покупать мне новый и собирала деньги на мою учебу в колледже и на новую машину. Она объявила мне настоящую войну и сказала, что отныне на все шмотки и гаджеты я должен зарабатывать сам. Я злился, а потом посмотрел на свои дырявые кеды и устроился на работу в торговый центр.
Искать работу в маленьком городке — непростое занятие. У всех подростков полно свободного времени, и всем нужны карманные деньги. Но мне ужасно повезло, потому что в «Флауэрфилдс» открыли небольшое кафе, где подавали домашнее мороженое, и им как раз нужны были сотрудники.
Пять раз в неделю я приезжал туда на велосипеде и с утра до вечера протирал столы, выкладывал в бумажные стаканчики несколько шариков мороженого и желал посетителям хорошего дня. Работа мне нравилась: в этот торговый центр приходили в основном домохозяйки и сильно уменьшался риск наткнуться на кого-нибудь из школы.
Начальница появлялась два раза в день, но у нас никогда не случалось никаких конфликтов. Условия меня устраивали, поэтому не было желания слинять до окончания рабочего дня или как-то её обмануть. Она даже разрешала мне включать любимую музыку, поэтому пожилые леди и молодые мамочки с детьми ели мороженое под вопли Уотти Бьюкэна.
Мне было так прекрасно в этом мире сладостей и доброжелательных женщин, что я прямо расстроился, когда начальница заявила, что нашла ещё одну помощницу. Ещё больше я офигел, когда на следующий день в таком же форменном сине-белом поло, как и у меня, появилась Мэдисон.
Первые пару дней я терялся и не знал, о чём с ней поговорить, а потом Мэдисон заговорила со мной сама. В утреннюю смену к нам редко кто-то заходил, поэтому мы были предоставлены сами себе. Мэдисон переписывалась с кем-то, я слушал музыку и распаковывал только что привезённые коробки с разноцветной посыпкой.
— Что это за песня? — спросила она, когда заиграли Ramones.
— Ты тоже любишь панк?
— Нет. Просто хотела завязать разговор, — улыбнулась она. — Было бы странно спрашивать, какой твой любимый вкус мороженого.
— Или в каком я классе, — подытожил я, намекая на то, что у нас полно совместных уроков.
— Нет ничего скучнее разговоров про учёбу. Или про спорт. Знаешь Шона Кеннеди? Он всё время рассказывает о том, как зашибенно играет в бейсбол. Ску-ка, — произнесла она по слогам.
Конечно, я знал Шона. Это красивый парень из выпускного класса, который недавно получил спортивную стипендию в университет Эванстона.
— Мы с ним вместе ходим на занятия по математике, — сказал я, не решаясь также открыто критиковать его. — Ну, он ходит на них только тогда, когда ему хочется.
— Неудивительно. Ему достаточно правильно вписать в документы свою фамилию, и его возьмут играть в университетской лиге.
— Неплохое достижение для парня из пригорода, — заметил я.
— Ты так думаешь? Ну а сам куда собираешься поступать?
— Я ещё не знаю. Возможно, я хотел бы заниматься компьютерным дизайном или чем-нибудь таким. Я в этом году оформлял школьные альбомы…
— Что ж, спасибо, что замазал мне прыщи, — подмигнула она.
Так всё это началось. Теперь мы не проводили день в молчании, а болтали о чём-то. Мне нравилось слушать её: Мэдисон много знала о парнях, которые казались мне недосягаемо крутыми. Она рассказывала, как они напивались на вечеринках, как лажали перед девушками, как слюняво целовались. Настала моя очередь посмеяться над ними.
По утрам я всегда ждал Мэдисон у дома, чтобы приехать на работу вместе. Частенько покупал ей кофе в «Старбаксе», а однажды записал диск с песнями, которые мне нравились. И даже отважился поместить туда «Я хочу быть твоим бойфрендом», мою любимую композицию у Ramones. При этом на следующий день она сказала мне, как ей понравился диск, какие песни больше всего, а какие — не очень.
Пожалуй, это было лучшее лето. Я о таком и мечтать не мог, и в последний рабочий день немного хандрил — из-за того, что всё заканчивалось. До школы оставалось чуть больше недели, и нам на смену взяли ребят постарше. Помню, что особенно тщательно вытер столы в ту пятницу и сделал себе дынное мороженое, которое всегда мне нравилось больше остальных и ванильное — для Мэдисон, перед тем как выключить подсветку витрины.
Мы закрыли кафе и собирались уходить. В торговом центре посетителей оставалось не так много, и мы некоторое время шли рядом молча, рука об руку. Впервые мне захотелось столкнуться с кем-нибудь из класса, чтобы все видели, что я иду так потрясающе близко к Мэдисон Харлоу, будто пригласил её «позависать» со мной этим вечером. И тут она заявила:
— Хочу пойти в кино. Как насчёт ужастика?
— Отлично, — кивнул я и в итоге заплатил за оба билета.
Зал оказался небольшим. Там сильно пахло маслом и кукурузой, а сиденья были обтянуты бордовым плюшем. Мы устроились в середине зала, и, не отрываясь, смотрели фильм. Иногда Мэдисон наклонялась, чтобы прошептать что-нибудь мне на ухо, и я улавливал клубничный аромат её волос, словно от детской зубной пасты.
На особенно страшном моменте она зажмурилась, положив голову мне на плечо.
— Это закончилось? — спросила она.
— Ага, — отозвался я, убедившись, что сцена с гниющим заживо зомби и правда закончилась.