========== Глава 1 ==========
Центральный парк — самое наводнённое туристами место Нью-Йорка, и бежать через него на собеседование, а тем более опаздывать — не самая лучшая идея.
Наспех надетое платье, у которого в самый неподходящий момент заело молнию, я зашила прямо на себе нитками, и теперь жутко боялась, что оно разорвётся. С утра попала под дождь, и волосы распушились и завились в разные стороны, в туфлях хлюпало, а в носу щипало — только простуды мне и не хватало для полного счастья!
Словом, день не задался с самого утра.
Я поправила сползающую с плеча сумку с драгоценной рукописью.
Когда из сладкого сна меня выдернул звонок из редакции, я сначала никак не могла понять, что, наконец, свершилось! Моя книга кого-то заинтересовала. Вежливый женский голос из телефонной трубки попросил приехать к одиннадцати в издательство, и я, не веря своему счастью, долго сидела на кровати в радостном шоке. Но потом платье, дождь, туфли… я была бы не я, если бы всё складывалось так удачно.
Пробежав прямо через лужайку наискосок, и чуть не сломав каблук, сквозь кусты я выскочила на аллею, и налетела на какого-то человека. Удар пришёлся в его плечо, и я, потеряв равновесие, упала ему под ноги.
— Прошу прощения! Я вас не ушибла? — потирая локоть, которым хорошенько проехалась по асфальту, я скользнула взглядом вверх по блестящим туфлям, идеальным чёрным брюкам строгого костюма, и длиннопалым кистям рук, изящным и бледным.
— Скорее, это вы ушиблись.
Я запрокинула голову, забыв подняться с асфальта.
Голос незнакомца, мягкий, вежливо-отстранённый, будто бы переливался гласными и согласными звуками, как самоцветными камнями. Солнце слепило меня, и я не видела его лицо, только стройную фигуру в чёрном костюме и чёрной рубашке с галстуком.
Он протянул мне руку, за которую я ухватилась, и поднял на ноги. Взглянув в его лицо, я подумала, что такие изысканные и утончённые черты могут быть разве что у династических королей. Глаза цвета тёмной городской летней листвы, припорошённой пылью, смотрели слегка насмешливо. Поймав себя на мысли, что я вообще-то беззастенчиво рассматриваю незнакомого мне человека, я смутилась, опустила глаза и порозовела.
Уголок его рта слегка приподнялся.
— Всё в порядке?
— Мммугу… — протянула я нечто нечленораздельное.
Меня охватило ужасное смущение, словно я снова была школьницей, и мальчишки-одноклассники дразнили меня с утра до вечера. Это почти забытое детское ощущение вернулось так живо и натурально, что я на несколько коротких мгновений выпала из реальности. А потом взглянула на часы и подпрыгнула на месте.
— Простите меня, мне очень жаль, — скороговоркой выпалила я, — но я страшно опаздываю. Извините.
Уже отойдя от него довольно далеко, я обернулась, но не нашла его взглядом.
Несколько часов спустя, я понуро брела домой той же дорогой. Редактор исчеркал мою рукопись так, что текста там почти не было видно за пометками. Он вежливо посоветовал мне сменить жанр: космос, далёкие миры и звездолёты — это совсем не женская тема. У меня не было никакого желания писать любовные романы, и я только фыркала у него в кабинете. Рукопись с правками, однако, я забрала. Хоть и с неохотой, редактор всё же взялся с ней работать. Попробую переделать.
Утренняя жара спала. Тени от деревьев удлинились и вытянулись. Послеобеденное время разогнало мамаш с их чадами и собачников по домам, а офисные клерки разбрелись по своим небоскрёбам. В парке стало свободнее и свежее.
Я с тоской думала о том, что, похоже, придётся переписывать всю книгу целиком. Редактура полностью вычеркнула несколько сюжетных линий и «провисающих» сцен, которые, на мой взгляд, были вовсе не «провисающими», а очень даже нужными, но издателям, конечно, виднее.
Дожевывая бутерброд, который был единственной моей сегодняшней пищей за день, я прицелилась в урну и кинула туда салфетку. Как всегда, попала в цель — мои детские занятия по стрельбе из лука периодически давали себе знать. Но следом я наступила на камень, неудачно подвернула ногу, и послышался громкий хруст.
Сломавшийся-таки каблук оказался венцом моего сегодняшнего неудачного дня.
— Сегодня явно не ваш день.
Голос… Я обернулась.
Утренний мужчина сидел на скамейке совсем рядом. В руках он держал газету, поверх которой смотрел на меня. Внезапно я поняла, почему он ассоциировался у меня именно с аристократией: длинные чёрные волосы, которые нынче можно было увидеть разве что у рокеров. Его волосы были забраны назад и падали на плечи.
— Да, — я улыбнулась слегка неловко, и, балансируя на одной ноге, сняла туфлю, — определённо. Мне сегодня не везет.
— Лучше сломать каблук и на второй туфле, — сказал он, сложив газету, и помогая мне добраться до скамейки, — так вам будет проще дойти до дома. В противном случае, вы будете хромать.
Я с сомнением покосилась уцелевший каблук на второй туфле.
— Пожалуй, я отдам их в ремонт, — вряд ли у меня хватит душевных сил ломать каблук у туфли за сто пятьдесят долларов.
Мужчина пожал плечами. Он указал на листы в моей сумке.
— Вы поступаете опрометчиво, оставляя раскрытой сумку. Воришки не дремлют.
Я задёрнула молнию.
— Если меня обкрадёт какой-нибудь горе-вор, он останется разочарованным.
Ветер подхватил мои длинные волнистые волосы и бросил их в лицо незнакомцу. Тот с улыбкой отвёл их мне за плечо, коснувшись при этом моего уха. От этого прикосновения мне опять сделалось неловко.
— Почему же? — спросил мужчина, продолжая светскую беседу и словно не замечая моё смущение.
— Потому что, кроме моей рукописи, там нет ничего, что могло бы его заинтересовать.
— Рукописи? — слегка удивился собеседник, выразительно приподняв при этом брови, — так вы — писательница?
— Это громко сказано, — улыбнулась я.
Мужчина казался мне необыкновенной красоты, я не встречала до него таких. Он наводил на мысли о серебряном веке, когда джентльмены уверенно вели дам в вальсе, долго ухаживали, посвящали стихи и украдкой могли украсть мимолётный поцелуй, не более. Он должен был жить в эти галантные времена, а не в современном бетонном городе небоскрёбов и грязных улиц.
Почему-то я не могла глаз от него отвести. Он манил к себе мой взор, словно магнит, тянул, заставлял его рассматривать, скользить по его лицу неуловимыми прикосновениями взгляда, и каждой чёрточкой, каждым росчерком коротких мужских ресниц, будто подписывал мне приговор.
Я уже тогда осознала, что буду думать о нём постоянно после этой встречи, что эти мысли будут меня нежить в мучительной необъяснимой тоске. Я буду вспоминать в подробностях его лицо, вызывать в памяти мягкий тембр его голоса. Это было иррационально, глупо и смешно, но я так чувствовала, и ничего не могла с этим поделать.
А этот человек, мужчина, имени которого я не знала, смотрел на меня спокойно и вместе с тем проницательно.
— Я… я только что была в издательстве, и мои тексты не слишком впечатлили кого-то даже там, поэтому называть меня писателем было бы самонадеянно.
Он будто бы уловил в моем голосе скрытую горечь, и взгляд его поменялся. Теперь в нём появилась лёгкая заинтересованность.
— Простите, если мои вопросы вам неприятны…
— Нет-нет, что вы!
Я перебила его неосознанно. Это получилось спонтанно, потому что моё невесть откуда взявшееся желание побыть с ним подольше вдруг вылилось в слова прежде, чем я смогла задуматься над своим поведением.
Не доведя фразу до конца, он сначала изумленно замолчал, а потом улыбнулся. И какая это была улыбка! Он наклонил голову к плечу, слегка прикрыл глаза, отчего они приобрели лукавое выражение, и улыбнулся белозубо, сияюще, не то насмехаясь над моими попытками скрыть свой интерес, не то удивляясь ему.
— Я рад слышать это, — произнёс незнакомец, — если вы не против, расскажите, о чём вы пишете?
— О космосе, о путешествиях во времени и в пространстве, о космических кораблях и чёрных дырах…
Я делилась с ним охотно, а он охотно слушал. Из моих друзей находились те, кто читал мои книги с недоумением. Возможно, они разделяли точку зрения редактора моего издательства, что женщина априори не способна создать ничего стоящего ни в каком жанре, кроме любовной новеллы. А этот незнакомый мне человек выражал чуть ли не годовой запас интереса к моим историям, на который не были способны мои родные и друзья.
Я рассказала ему о моей теории преломления времени возле чёрных дыр, про червоточины и «кротовые норы», про изменчивость времени и гравитации, даже теорию путешествия во времени.
Он слушал меня заворожёно и как-то восторженно изумляясь. Казалось, ему знакомо всё, о чем я говорю, и это меня ещё больше воодушевляло.
— А допускаете ли вы существование параллельных миров?
— О да! — горячо согласилась я, — конечно! Это весьма близко к моей тематике.
— И магии?
— Смотря в каком её проявлении, — уклонилась я, — магию, объясняющуюся с точки зрения науки, допускаю, но я против волшебных палочек, школ, шляп и тому подобного.
Тут он рассмеялся. Мягко, искренне и странно удовлетворённо. Мне хотелось думать, что наша беседа доставляет ему такое же удовольствие, как и мне.
Однако день клонился к вечеру. Закат позолотил лужайки и деревья. В косых лучах тающего солнца мой прекрасный незнакомец выглядел совсем уж неземным. Оранжевые отблески танцевали на его волосах, путались в них, отражаясь, и делали их ещё чернее. Черты лица сгладились, глаза будто бы потемнели. Я чувствовала себя рядом с ним легко и свободно, моё сковывающее смущение прошло, и я наслаждалась тем, что нахожусь так близко от него.
— Что ж, уже поздно, — снова улыбнулся незнакомец, — время ужина. Не составите мне компанию?
Я слегка растерялась. У меня в кошельке было лишь несколько центов на проезд в автобусе до дома.
— Разумеется, я угощаю, — беззаботно продолжил он, вставая со скамейки и оглаживая на вид очень дорогой пиджак, — от ваших историй невозможно оторваться, и мне не хотелось бы прерывать нашу беседу на самом интересном месте.
Я кивнула. В конце концов, я никуда не спешила, а дома меня никто не ждал, не считая жуткого беспорядка в спальне.
Мы неспешно побрели к выходу из парка, когда он спросил:
— Мы столько разговаривали сегодня, а я не спросил даже вашего имени.
— Вивиан, — слегка улыбаясь, представилась я. — А вас как зовут?
После едва заметной паузы он ответил:
— Томас. Томас Шервуд.
========== Глава 2 ==========
Я вертелась перед зеркалом, придирчиво себя разглядывая. Отныне долой бессонные ночи напролёт перед компьютером в компании строчек и чашки кофе. Я должна выглядеть прилично.
Волосы всегда гладкие, свежие. Ногти при маникюре, на теле – ни единого волоска там, где им быть не положено. Духи, косметика, глаженые платья, туфли на высоком каблуке.
Мои знакомые меня не узнают. Я расцвела. Нет, не так. Он подтолкнул меня к моему цветению. Благодаря ему я увидела в зеркале не бледное, вечно не выспавшееся чудовище, а молодую девушку, которой, на минуточку, нет ещё двадцати пяти.
С того дня мы практически не расставались.
Поужинав в кафе и обсуждая всё на свете, мы долго гуляли по тёмным улицам города.
Том галантно предложил мне свой пиджак, когда заметил, как я зябко ёжусь на ночном ветру. Я накинула себе на плечи чёрную, пахнущую кофе ткань, согретую его теплом, и чувствовала, будто ничто в этот момент не сможет сделать меня счастливее.
Он проводил меня до дома, и на моём крыльце мы договорились о следующей встрече.
Закрыв дверь, я тайком смотрела, как Том заходит за угол. Я наблюдала за его мягкой походкой, все его движения были тягучими и плавными, будто бы он всю жизнь занимался танцами. Его дивные волосы колыхались на ветру. Пиджак, наверняка сохранивший запах моих духов, он перекинул через локоть, и ступал по земле уверенно и быстро.
В ту ночь я долго не могла уснуть. Вызывала в памяти его утончённое лицо, его стройную фигуру, элегантный облик, и с каждым ударом сердца чувствовала, что пропадаю, растворяюсь в собственных мечтах и чувствах.
Могло ли вот так возникнуть такое мощное влечение? Сразу, внезапно и целиком поглотившее меня? Дело было в его великолепной внешности, или в завораживающем голосе, в таинственном, слегка лукавом взгляде, или во всём сразу. Мне было всё равно. Я не хотела анализировать первопричины моей влюблённости в Тома. Я просто наслаждалась ею.
На следующий день мы снова гуляли в парке. Я подготовилась основательно. Никаких платьев с испорченной молнией или сбитых каблуков.
Мои волосы лежали блестящей светлой волной на плечах и спускались до талии, глаза я искусно подвела, а губы промокнула розовой помадой. Надела своё любимое голубое платье с широкой юбкой и туфли на тонкой шпильке.
Том улыбнулся и сказал, что я прекрасно выгляжу. Я надеялась, что мои старания не слишком бросались в глаза, но он, конечно же, всё понял. Да и как можно было не понять, ведь я не в силах была скрывать восхищение во взгляде.
Мы говорили.
Обычно окружающие меня люди нетерпеливо относятся к моим писательским наклонностям в устной речи. Я люблю всё долго и в красках описывать и даже повторять по нескольку раз разными словами, а его такая моя манера выражаться не раздражала. Он слушал, спрашивал, высказывал своё мнение.
Иногда его взгляд становился проницательным и цепким. Мне казалось, что моя душа раскрытая и обнажённая лежит прямо перед ним, и он читает её как книгу.
Том не был молчалив, скорее, немногословен. Он признался мне, что больше любит слушать, и что если много слушать человека, можно многое о нём узнать.
- Что же ты хочешь узнать обо мне? – спросила я.
- Как можно больше, - последовал многообещающий ответ.
Мы встретились и на следующий день, и на следующий. Мы не расставались целую неделю. Мои сны были наполнены его голосом и цветом его удивительных глаз. Я не могла сосредоточиться ни на чём и не хотела, честно говоря. Этот человек одним своим присутствием делал меня такой счастливой, какой я не была никогда в своей жизни. Мне достаточно было только его взгляда и прикосновения к руке.
Через неделю, поздно вечером после очередной прогулки, на крыльце моего дома Том взял меня за руку, мягко, но настойчиво потянул на себя, и я оказалась в его объятиях. Он приподнял моё лицо за подбородок, улыбнулся очаровательно, неуловимо, как умеет только он, и поцеловал.
У меня будто кто-то выбил почву из-под ног. Голова закружилась, и я подалась к нему навстречу всем телом, каждой его клеточкой желая, чтобы этот миг длился всё отпущенное для меня время.
Написанное на моём лице блаженство слегка его развеселило. Том тихо усмехнулся, приласкал мои волосы ладонью и шагнул назад.
Дома я никак не могла прийти в себя. Я ощущала себя шариком с гелием, вот-вот готовой оторваться от земли и воспарить в небеса, к свету, солнцу и бесконечному счастью.
После первого поцелуя последовали второй, третий и четвёртый. Я считала их, бережно складывая в коробочку памяти, запоминала их все. Этот был при встрече, мимолётный и скользящий, а этот – игривый и озорной, в уголок рта, и вечером, поцелуй сводящий с ума, долгий и глубокий, полный страсти и желания.
Его руки на моей талии, прижимающие меня крепко и безоговорочно, словно имеющие на это полное право. Его глаза, заполняющие всё пространство вокруг, заставляющие забыть обо всём, кроме них самих.
Это было сумасшествие, наваждение. Почти три недели прошли для меня в солнечных лучах, пьянящем воздухе дальних аллей парка, в невероятной неге, которую мне дарили прикосновения и поцелуи.
А потом Том вдруг исчез.
В один из дней он не пришёл на запланированную встречу, и я в смятении и растерянности прождала его до темна.
Вот тогда я и осознала, что не знаю ни его номера телефона, ни адреса, ничего. Мы договаривались о встрече в определённый час, и он никогда не опаздывал, но что-то изменилось сегодня.