—Мы непрерывно занимались около часа — скосил я глаза на часы, поднять руку было выше моих сил. — Видимо сейчас это наш предел.
—Очень похожую слабость, но в гораздо меньшем масштабе, я чувствовал после того зелья.
—Зелье! Точно! Гениально! Ты умница, Гермиона! — я с трудом поднял руку и подтянулся к поясу, радуясь, что не забыл зайти в аптеку.
—Держи, это восстанавливающее зелье, воспользуемся плодами народного хозяйства, — я протянул ей небольшой флакон и сам выпил такой же. Тело почти сразу ожило, руки и ноги налились силой, мне казалось, что я способен сдвинуть целый поезд. Я поднялся и пошатнулся, с трудом удержавшись на ногах, и перебрался за стол, пришел просто зверский голод.
—Добби, еды и побыстрее!
Гермиона, медленно и аккуратно переходя за стол, уже хотела возмутиться моим обращением с домовиком. Но на столе стала появляться еда, и она без лишних разговоров присоединилась ко мне в ее уничтожении. Я могу сказать, что много раз в своей недолгой жизни я испытывал чувство голода, но в этот раз оно, кажется, перешло на новый уровень. Мы с Гермионой, совершенно не заботясь о том, как и что едим, придавались чревоугодию в течении почти получаса.
—Оказывается, не так уж сильны твои принципы, достаточно просто показать тебе еду, и ты согласна на все, — совершенно необдуманно сказал я, удовлетворенно откинувшись на спинку стула и поглаживая наполненный живот, за что и получил подзатыльник.
—И не смей больше обижать Добби! — удовлетворенно высказалась Гермиона.
—Добби, большое спасибо! Ты лучший домовик в мире! Так лучше?
—Гораздо, — девушка гордо выпрямилось и надменно на меня посмотрела. Это выглядело до ужаса комично, учитывая, что пять минут назад я наблюдал, как она поглощает куски мяса, совершенно не смущаясь отсутствия столовых приборов. Сил смеяться у меня не было, так что я просто устало улыбнулся.
—А на счет слабости, ты права, — вернул я разговор в более продуктивное русло. — Я чувствовал что-то похожее, когда профессор Дамблдор применил ко мне легиллименцию, тогда как раз закончилось действие зелья.
—Странно все это, — нахмурилась Гермиона, — нельзя так бездумно принимать это зелье.
—Я уже говорил, у нас нет другого выхода, — пожал я плечами. — Как только найдем способ сбрасывать следящие заклинания, сразу откажемся от него.
—А чем тебя не устраивает помощь Добби?
—Даже он сам признает, что может снять далеко не все заклятья. К тому же не беспокойся, у меня осталось не так много зелья, да и испортится оно к концу лета. Я почти уверен, что в Хогвартсе укрыться от бдительного ока директора не поможет даже оно.
—Гарри, у тебя развивается мания преследования, и ты становишься жутким фаталистом, — закатив глаза, заключила Гермиона.
—Или я просто снял розовые очки и стал реалистом, — бодро сказал я. — Это зависит от точки зрения. Ну что, раз все поели, может зайдем в книжный?
Глаза Гермионы вспыхнули жаждой знаний, в них открылась ненасытная бездна, а ведь почти всегда она кажется доброй и воспитанной. Хотя теперь я понимал ее гораздо лучше.
Я решил показать Гермионе магазины в Лютном переулке. На всякий случай мы воспользовались помощью Добби, чтобы переместиться на не самую благополучную улицу магического мира. Со вздохом натянув кепку на глаза, чтобы точно скрыть шрам, я взял девушку за руку и повел в сторону местных магазинов. Гермиона сначала настороженно оглядывалась, ища опасность за каждым углом, но потом освоилась и включилась в обсуждение школьных учебников, но руку у меня забирать не стала.
Собственно учебники по зельям и арифмантике ее тоже мало устраивали, именно поэтому она всегда пробовала найти какую-нибудь дополнительную литературу по этим предметам, но чаще всего попадались практически бесполезные справочники. Я так же поделился с ней своей теорией о ритуалах в магии, но ничего определенного Гермиона мне сказать не смогла, зато согласилась провести несколько экспериментов. Моя идея почитать магловские учебники вызвала у нее бурный восторг.
—Только есть одна проблема, — со вздохом сказала Гермиона. — Еще на первом курсе, когда я прочитала все школьные правила, меня сильно удивило, что магловские учебники и иные учебные материалы входят в число запрещенных вещей на территории Хогвартса.
—Хм, думаю это не станет серьезной проблемой, — хитро улыбнулся я, — если только профессор Дамблдор не будет лично просматривать все книги. Нужно только заменить обложки на школьных учебниках, магические все равно ни на что не годятся.
Гермиона уже хотела разразиться гневно-вопросительной тирадой, но мы уже вошли в магазин, и она решила оставить разборки на потом. В этот раз мы нашли толстую книгу, озаглавленную «Теория арифмантики», беглый осмотр вполне меня удовлетворил, так что можно было считать поход удачным. Помимо этого Гермиона после долгого и не очень продуктивного разговора с продавцом получила книгу по продвинутым зельям, в которой рассказывалось о связи расчетов и конкретных зелий.
Мы оба остались довольны покупками и договорились потом обменяться знаниями. Вернувшись в Косой переулок опять при помощи Добби, мы съели по мороженому за то, что мы такие молодцы, и отправились по домам. До конца дня я еще надеялся проделать несколько упражнений по математике и обдумать свою первую маску.
========== Глава 16 ==========
Я перестал замечать бегущие дни. Библиотека и дополнительное чтение, ментальная магия, список музеев, в котором мы добрались почти до середины, частые ужины у Грейнджеров не давали мне расслабиться, за что я был искренне благодарен Гермионе. У меня была сильная уверенность в том, что, хоть немного сбавив темп, я снова провалюсь в бездонную бездну отчаянья, что возникает передо мной, перед тем как я засыпаю. Она ужасала и затягивала меня, обещая избавление от всех проблем, достаточно лишь сделать шаг, упасть, свернуться в клубочек под темным одеялом и уснуть навсегда.
И пусть головой я понимал, что Сириуса уже не вернуть, что я уже совсем не тот тринадцатилетний мальчик, хватающийся за надежду найти любящего взрослого, но было безумно жаль прошлого себя, которого уже не вернуть. Я продолжал меняться, становясь жестче и циничнее. Многое из того, что еще год или полтора назад меня могло восхитить и обескуражить, теперь вызывало только едкую ухмылку. Читая и сравнивая истории разных родов я видел, что люди способны на любую грязь и обман, лишь бы заполучить желаемое. Красивые светлые герои для одних были жестокими тиранами для других. Честные и справедливые, получив власть, гребли под себя, другие в неудержимом желании лучшего и замечательного будущего совершали ужасные вещи. Целые рода, деревни, города вырезались ради абстрактных идей. Потом все усиленно протоколировалось, вплоть до количества снятых метров человеческой кожи и сожалений о ее малом количестве из-за того, что в селении было слишком много детей. Все в итоге выставлялось освободительной войной, несущей добро и причиняющей всем справедливость в огромных количествах. И, конечно же, благодарные местные жители с непередаваемым удовольствием платили повышенную дань на содержание арми местному тэну или эрлу, занявшему место предшественника.
Мне все время хотелось бросить разбираться в этой зловонной яме и забыть навсегда, но я упорно читал различные хроники одного поколения, находя истину где-то посередине между восхвалением героев одним родом и абсурдной демонизацией этих же людей их противниками. Люди никогда ничего не делали просто так, если что-то происходило, всегда находились те, кому это было выгодно, а я лишь приоткрыл изнанку мира, поражаясь ее жестокостью. В любом случае мое исследование уверенно продвигалось вперед, и, хотя его конец пока лишь угадывался впереди, я был настроен очень оптимистично. Картина того, как образовалось современное общество волшебников, успешно складывалась у меня в голове. Пройдет не так много времени, и я буду готов обсудить свои выводы с Гермионой.
Тем временем приближался мой день рождения, а это значит, что скоро я увижу Рона и Джинни, перед которыми я еще должен извиниться. Еще я был практически уверен, что меня позовут провести остаток лета в Норе. Особого желания ехать в семейное гнездо Уизли я не испытывал, сейчас положение условной свободы меня более чем устраивало. Дамблдор больше не показывался, выбрав выжидательную позицию. Я был уверен, что окажись я в Норе под бдительным оком миссис Уизли, директор непременно станет на меня как-либо воздействовать и хорошо, если только разговорами. К тому же я вряд ли смогу продолжать свои занятия в окружении Рона и Джинни.
Была еще одна проблема, я совершенно не знал, кому из них я могу доверять и насколько. Со стороны Дамблдора было бы глупо не иметь агента влияния или хотя бы информатора в моем ближайшем окружении. Рассказывать Рону о своих соображениях я совершенно не собирался, пусть это и было для меня странно, мы с ним делились очень многим, но сейчас это было слишком опасно.
С такими мыслями я задумчиво сидел в удобном кожаном кресле в кабинете Ганнибала. Мы встречались еще несколько раз, обсуждая чаще всего мое прошлое, родителей, Сириуса, Рона, Гермиону, семейство Уизли, Луну, Невилла и, конечно, Дамблдора, один раз разговор зашел о Люпине. Я уважал и в разной степени ценил всех этих людей, но, как сказал Лектер, неверно расставил приоритеты. Сейчас я четко осознавал, что Гермиона мне гораздо дороже всех остальных, в то время, как Рон в некоторой степени упал в моих глазах. Стало понятно, что больше всего в людях я ценю, как ни странно, верность, причем не только в плане дружбы, но и верность собственному слову. Я по-новому посмотрел на Луну и Невилла, теперь я буду больше их ценить, а вот Уизли вызывали настороженность, но со своим отношением к ним я пока не разобрался до конца.
Вообще общаться с Лектером было очень интересно, он нестандартно, в моем понимании, реагировал на разные вещи, так, например, его заинтересовали физиологические и психологические изменения оборотней, а не сам факт их существования. Магический мир он рассматривал скорее, как закрытый социум, а не в качестве проявления магии. Я начинал понимать, что такие разговоры с Ганнибалом поддерживают меня в равной степени, как и общение с Гермионой и ее родителями. Анализируя наше с ним общение, я понимал, что питал к нему не только большое уважение, но во многом доверял ему, пусть это и было основано на рациональном знании о врачебной тайне.
Ганнибал сидел в соседнем кресле и не прерывал моих размышлений, зарисовывая что-то карандашом на плотной бумаге.
—Это мое маленькое хобби, — заметил мое внимание Лектер. — У Вас очень красивое симметричное лицо и я решил его зарисовать, пока Вы были погружены в себя, если Вы не против, конечно.
—Нет, конечно, нет, — рассеянно ответил я.
—О чем бы Вы хотели поговорить сегодня? Что Вас так сильно волнует, что Вы задумались на несколько минут?
—Пожалуй, сейчас меня больше всего волнует вопрос доверия к людям. Я запутался, не знаю кому могу, а кому не могу верить. Я уверен, что Гермиона, которая всегда рядом, не предаст мое доверие, по крайней мере, осознанно, а вот кому она сама больше верит, мне или Дамблдору, остается вопросом. А еще есть Рон, у которого свои недостатки, но он тоже хороший друг, и я совсем не знаю, насколько ему верить. Есть еще хорошие и, наверно, честные люди, но я совсем не уверен, что смогу им доверить что-то важное.
—Давайте сначала подумаем, а почему вопрос доверия так важен для Вас? Почему он так значим? — Лектер положил на стол незаконченный рисунок и сложил руки на коленях. Я заворожено смотрел на желтоватый лист с красивым тиснением, на нем легкими серыми линиями был изображен молодой человек с тонкими чертами лица и слегка выступающими скулами, смотрящий прямо перед собой пустым взглядом. Я закрыл глаза и немного потряс головой, чтобы скинуть наваждение от рисунка.
—Почему верность и доверие для меня так много значат? Наверное, потому, что у меня не так много близких людей и я пытаюсь использовать каждую возможность их сохранить и мне больно, когда этого не получается. А как может быть по-другому?
—Это исключительно Ваш выбор, я хочу только, чтобы он был осознанным, — слегка улыбнувшись, ответил Ганнибал. — Отношение к Вам профессора Дамблдора является краеугольным камнем большинства Ваших проблем, он является самым ярким примером неоправданного доверия в Вашей жизни. Когда Вы впервые почувствовали, что он дорог Вам? И что Вы почувствовали, когда рассмотрели его поступки под другим углом?
—Профессор Дамблдор всегда был рядом, когда я в нем нуждался, — начал я после недолгих раздумий. — Он наставлял и рассказывал, ему всегда хотелось верить. А теперь получается, что он меня всегда или почти всегда обманывал, наверное, поэтому я так остро воспринимаю даже совсем незначительную возможность предательства.
—Разумное объяснение. Теперь давайте подумаем, а почему Вы вообще стремитесь кому-то верить? Почему бы Вам не принимать решения самостоятельно, прислушиваясь к правильным советам.
—Но как же? Ведь без самого элементарного доверия нельзя, не могу же я не верить друзьям.
—Каждый человек, как закрытая книга, у каждого есть секреты, у кого-то они маленькие и незначительные, у кого-то очень серьезные. Было бы странно раскрывать их кому-либо, и чем старше становится человек, тем больше появляется тайн и тем меньше становится доверие к окружающим. Именно со степенью доверия по отношению к каждому человеку Вам стоит определиться.
—Но в какой-то момент это станет похоже на ложь!
—Весь мир построен на лжи. Люди воплощают свои амбиции, идут к цели и часто совсем не страдают излишней щепетильностью. Нельзя отрицать полезность лжи, без нее человеческой цивилизации не существовало бы вовсе, ведь большинство желает быть обманутым, желает видеть перед собой недостижимый идеал, к которому никогда не придет, но будут стремиться к нему, не обращая внимания на препятствия.
Я еще раз задумался о том, что я готов рассказать Рону и понял, что гораздо меньше, чем Гермионе или, например, Невиллу.
—Тогда получается, что я не могу полностью доверять и Вам, доктор Лектер.
—Я никогда Вас об этом и не просил, Вы сами придумали себе это правило. Я лишь не стал Вас поправлять, когда Вы решили так думать. Для Вашей собственной пользы, Вам надо понять, что мир не черный и белый, и доверять в том смысле, который вкладываете в это слово Вы, разумный человек может только одному существу – самому себе. Это, правда, верно, если он при этом не врет сам себе, что встречается довольно часто. Всегда нужно понимать, что у другого человека могут появиться свои собственные мотивы, как, например, у профессора Дамблдора, вот он и воспользовался Вашим чрезмерным доверием. Сейчас же он, видимо, ошибся и неправильно рассчитал давление, которое может на Вас оказывать.
—А какие же тогда мотивы у Вас, доктор Лектер? Зачем Вы вообще продолжаете со мной работать? Ведь проблема, с которой я к Вам пришел, решена, у меня больше нет сильных перепадов настроения.
—Любопытство, — спокойно ответил Ганнибал. — Одна из самых человеческих черт моего характера. Вы открыли передо мной совершенно новый мир, о котором я не подозревал, не могу же я добровольно отпустить единственную связь с ним. К тому же и Вы сами вызываете некоторый интерес.
Особо сильного удивления ответ у меня не вызвал. Действительно, кто я для Лектера? Просто еще один пациент с заурядными психологическими проблемами, о которых он читал в книгах еще на первом курса института. Сам же пробовал его заинтересовать магическим миром, видимо, получилось, хотя по первой реакции и не скажешь.
—Сложно смириться с тем, что нужно врать всем и с тем, что все врут в ответ.
—Или можно посмотреть с другой стороны и радоваться, что есть человек, который открыл Вам хотя бы часть себя. Все зависит от точки зрения. Главное будьте откровенны с самим собой, как бы это ни было сложно, пытайтесь анализировать свои поступки. В противном случае Вы просто уйдете от проблемы, которая проявит себя сильнее позже.