— Есть. И емэйл, и телефон, и можно как-то связаться через то большое зеркало в гостиной, но я не пробовала.
Туу-Тикки пошарилась под подушками, достала трубку, табак и зажигалку и закурила.
— Вообще у меня к тебе предложение, — сказала она. — Я более-менее имею представление о тех, кто идет по Дороге и может к нам забрести. Пересказывать — неинтересно и невнятно. Давай я лучше тебе покажу.
— Фильм?
— Аниме. Есть минимум три сериала о таких существах. «Мушиши», «Мононоке» и «Самурай Чамплу». Они не очень длинные. Я как-то не могу смотреть длинные сериалы.
— Не очень длинные — это сколько?
— Два где-то на десять с половиной часов, третий на пять. Правда, там место действия — условная Япония, но это не имеет значения. Просто у японцев чувство Дороги очень развитое.
— Хорошо, — согласился Грен. — Сегодня и начнем. Только сначала ты все-таки пообедаешь.
========== 6 ==========
Туу-Тикки спинала с ног тяжелые ботинки, повесила сумку на крюк у двери, прошлепала по гладкому полу к дивану и упала на него.
— Устала… — пожаловалась она.
— Сделать тебе чаю? — предложил Грен, усаживаясь в кресло и подбрасывая в камин дров.
— Потом, — помахала рукой Туу-Тикки и нашарила на столе трубку.
У них выдался напряженный день. С утра привезли заказанное постельное и купальное белье, и до полудня они разбирали простыни, наволочки, полотенца и халаты. Потом поехали в кино, смотреть «47 ронинов» — фильм, который уже почти везде, кроме одного кинотеатра в Беркли, перестали показывать. Пообедали в Брокен Рекордс и прямо оттуда отправились на пешую прогулку по скалам над морем. Длинная узкая стальная лесенка в несколько сотен ступеней, прекрасный вид на океан, город и бухту, свежий ветер — все было чудесно. Они пешком дошли до тридцать девятого пирса, посмотрели на морских котиков, купили свежей рыбы и мидий и с покупками еще долго бродили по городу. Тикки не жаловалась на усталость и нахваливала удобство своих ботинок, но сев в машину, скуксилась, затихла и до самого дома не проронила ни слова.
Напряженными у нее выдались и предыдущие дни: она заказала фруктовые деревья и два дня высаживала их позади дома. Грен догадался помочь только на второй день, и первые полтора десятка мандаринов, яблонь, черешневых деревьев, абрикосов и персиков Туу-Тикки сажала сама. Деревья были довольно большие, ямы под них нужны были глубокие. Уже когда все три десятка были высажены, Туу-Тикки посетовала, что не наняла рабочих. И тут же, покачав головой, сказала, что лишние люди тут ни к чему.
А у Грена на ладонях вздулись пузыри от лопаты, каких не бывало со времен Титана.
— Завтра привезут розы, древовидные пионы, клематисы и глицинии, — вздохнула Туу-Тикки, любуясь дымом. — И будет у нас сад. Розы и клематисы точно в этом году зацветут. А, и еще фуксии, они тут в открытом грунте могут расти.
— Ты себя загонишь, — покачал головой Грен.
— Ну что поделать, если я такое дерево? — развела руками Туу-Тикки. — Надо было заняться этим еще в прошлом месяце, а я не сообразила — привыкла, что сезон начинается в конце февраля в лучшем случае. Не подумала, что мы фактически в субтропиках. Ничего, еще немного — и я сделаю передышку до следующего года.
— Как же, — не поверил Грен. — А поливать, подрезать и что там еще надо делать?
Он успел заглянуть в несколько книг по садоводству в Калифорнии, которые купила Туу-Тикки и составил приблизительное представление об уходе за садом.
— Это можно будет духам поручить, — отмахнулась Туу-Тикки и приняла из невидимых рук чашку с пряно пахнущим чаем. Она любила чай с травками и не допускала призрачных помощников до заваривания. — Кстати, ты в курсе, что у нас подвал двухъярусный?
— Не в курсе, — Грен удивился. — Я спускался вниз и второго яруса не заметил.
— Не знаю, зачем это так сделано, но там водопроводный и канализационный насосы, генератор, насос системы климатизации и стиральная с сушильной машины. Я думаю, первый ярус подвала — это такой резерв площади, если нам будет не хватать места.
Грен обвел взглядом огромную гостиную и хмыкнул.
— У меня на Каллисто вся квартира была размером с мою нынешнюю спальню.
— Специфика страны, — пожала плечами Туу-Тикки. — В свое время Икея чуть не прогорела тут, пока не догадалась начать выпуск мебели не по европейским, а по местным, увеличенным стандартам.
— Что такое «Икея»? — поинтересовался Грен.
— Сеть магазинов, которая продает дешевую мебель и всякое для дома. У меня в России вся мебель была оттуда. Диван, комоды, компьютерный стол, пледики… Принесешь мне плед? Я к себе наверх сегодня не поднимусь. Буду спать тут.
Она допила чай, поставила чашку на столик и сползла на подушки.
Грен встал, подошел, наклонился над нею.
— Я тебя отнесу, — сказал он.
Он подхватил Туу-Тикки на руки. Она оказалась легче, чем он предполагал, и напряглась, когда он поднял ее, но расслабилась, стоило ему поставить ногу на первую ступеньку лестницы. Закинула руку ему на плечи и сказала:
— Давненько меня не носили на руках.
— Мое упущение, — улыбнулся Грен.
Дверь ее спальни распахнулась перед ними, вспыхнул рассеянный свет, и Грен уложил Туу-Тикки на середину широкой кровати, застеленной вязаным одеялом из квадратиков разных оттенков зеленого и желтого.
Ее спальня была зеркальным отражением его комнаты. Такие же окна и занавески, такая же кровать и зеркало, те же двери в ванную и в гардеробную. Правда, пахло тут иначе — табаком, духами и чем-то еще, не очень знакомым, но приятным. На полу по обе стороны кровати лежали коврики из овчины, на прикроватной тумбочке выстроились в стойке три трубки, там же стояла банка табака и лежала стопка книг. Вот и всей разницы.
— Не уходи, — попросила Туу-Тикки. Она выпуталась из свитера, кинула его на стул, промахнувшись, и похлопала ладонью по одеялу. — Посиди со мной.
Грен повесил свитер на стул и сел. Взял Туу-Тикки за прохладную ладошку в кольцах. Лак у нее сегодня был яблочно-зеленый. Укоризненно заметил:
— Ты опять не поужинала.
— Мы ели в «Йошиз», забыл? И потом, у меня в тумбочке заначены мандарины. Как же все-таки хорошо наверху! Хотя я и боюсь высоты.
— Я не заметил.
— Нет, правда боюсь. Мне становится нехорошо, даже когда я смотрю на фото, снятые с большой высоты. Знаешь, есть же такие экстремалы, которые в одиночку забираются на самый верх башен и всяких промышленных труб и фотографируются там?
Грен кивнул.
— Это потому, что я была с тобой, — сделала неожиданный вывод Туу-Тикки и погладила Грена по ладони. — Мне с тобой очень надежно. Хорошо, когда ты рядом. Спокойно.
Грен возразил:
— От меня не так много толка.
— Не спорь, — велела Туу-Тикки. — Это же мое восприятие и мои впечатления. Со стороны виднее. Ты-то сегодня не устал?
— Устал, — признался Грен, — но не так сильно, как ты. Я привык много ходить на Титане. И потом, на Каллисто — там нет общественного транспорта, города же совсем маленькие. Да еще и высотные, как даунтаун. Ну и тут — мы много ходим, я привык.
— Слушай, мне вот что интересно: на Каллисто же сила тяжести намного меньше земной, так? А тебе не понадобилась адаптация к земной силе тяжести. Я права?
— Да, — задумчиво сказал Грен. — Я поэтому и не мог поверить, что я на Земле. Не было периода адаптации. Как будто мои мышцы перенастроились на местную тяжесть, пока я спал.
— Может, так и было?
— Может быть, — согласился Грен. — Но это все равно странно. Есть специальные препараты для адаптации к иной силе тяжести, но я их не принимал. Честно говоря, я думал, что так и умру по дороге на Титан.
— Почему на Титан? — удивилась Туу-Тикки. — Ты же родом с Марса.
— У меня самые яркие переживания связаны с Титаном, — коротко объяснил Грен. — Я там воевал, там почувствовал себя мужчиной. Впервые прошелся по грани. Впервые почувствовал, на что я способен. Впервые… неважно. А Марс — это детство, это юность. Семья. Арест и суд.
— На Титане ты был героем, а на Марсе ты преступник?
— Примерно так, — вздохнул Грен. — Ты бываешь очень проницательна.
— Интуиция с успехом заменяет информацию, — сообщила Туу-Тикки и освободила руку, чтобы взять трубку.
Пока она набивала ее и раскуривала, Грен рассматривал ее: тонкая талия, перехваченная широким кожаным поясом, очередная многослойная шифоновая юбка — сегодня салатовая, прозрачные колготки, обтягивающая светло-серая водолазка, подвеска с пустельгой на шее, растрепавшиеся от ветра волосы. Потом спросил:
— А когда тебя в последний раз носили на руках?
— Давно. Одним странным летом.
— Кто?
— Человек, который меня любил. Он правда меня очень любил, а мне он даже не нравился. Странный был, и сексуальные предпочтения у нас не совпадали. К тому же у меня была полная голова тараканов, — хмыкнула она. — Я ездила в клинику на обследование, перенервничала, я вообще боюсь больниц. Боялась. А он с третьего этажа на первый нес меня на руках. Платье на мне было белое… Боги, сколько же лет прошло! Последнее, что я о нем слышала — он женился, много пьет, так, что отказывают почки… Может, я и виновата отчасти в этом, но что я могла с собой поделать? Я не люблю быть «нижней» в садо-мазо.
— Я тоже, — тихо сказал Грен. — Хотя и приходилось.
— Вот и мне приходилось, и не понравилось. Так что ничего бы у нас с ним не сложилось, несмотря на все его чувства. Кончилось все скверно: мой новый бойфренд избил его, хотя был на голову ниже, и порезал его осколком фарфоровой чашки. Я потом кровь замывала по всему коридору. Зато с тех пор точно знаю, что крови не боюсь.
— Я однажды порезал одного человека заточкой из зубной щетки, — признался Грен. — Полгода карцера, но оно того стоило.
— Тюрьма? — с сочувствием спросила Туу-Тикки.
— Да, — вздохнул Грен. — Шесть лет. Тебя это не пугает? Я все-таки уголовник. Беглый каторжник. Каллисто не выдает преступников властям.
Туу-Тикки фыркнула:
— Я не чувствую, чтобы ты был опасен для меня. Я доверяю интуиции Йодзу. Да и потом, мало данных, понимаешь? За что тебя посадили, отчего ты сбежал — я не знаю.
— Ложное обвинение, — коротко бросил Грен. — Мой напарник на Титане подкинул мне кое-что, а потом дал против меня показания.
— Вот ведь сволочь! — возмутилась Туу-Тикки. — А адвокат?
— От него не было толка. Может быть, дед смог бы нанять хорошего адвоката, но он не захотел. Извини, мне неприятно вспоминать об этом.
— Прости, — Туу-Тикки сжала его ладонь. — А саксофонист ты очень хороший. Тот парень, который играет в «Йошиз», в подметки тебе не годится.
Грен улыбнулся.
— Я три года играл в маленьком клубе, а до этого семь с половиной лет не играл вообще.
— Это не отменяет твоего таланта, — объяснила Туу-Тикки. — Может, попробуешь найти место, чтобы играть? Я читала, в «Джаз гэллери» по пятницам и субботам джемы.
— Наверное, надо будет туда наведаться. Просто чтобы проверить, что я еще могу. Ты поедешь со мной?
Туу-Тикки кивнула. И зевнула, прикрыв рот кулаком. Грен поднялся.
— Не буду мешать тебе спать. Хорошей ночи.
— И тебе, — улыбнулась она.
Лег Грен не сразу. Разговор с Туу-Тикки взволновал его. Они о многом говорили, но прошлом Грен еще не рассказывал. Рано или позно это нужно будет сделать, но он тянул время.
Он прошелся по дому. Выпил чашку горячего шоколада. Подумал, не добавить ли в него ликера — Туу-Тикки любила ликеры и в домашнем баре стояло полтора десятка разных бутылок, не считая того алкоголя — виски, джина, водки, рома, вина, бренди и коньяка — который был закуплен для будущих гостей. Но как Туу-Тикки боялась потолстеть, Грен боялся возврата к алкоголизму. На Каллисто пил он намного больше и чаще, чем ел. Этому способствовал и «Синий ворон», и вторая… работа. Водка. В основном водка. Иногда — коньяк. И если для того, чтобы набрать вес, нужно время, для того, чтобы сорваться в запой, достаточно одной стопки. Так что ликер остался стоять нетронутым.
Грен зашел в гостевые комнаты, где уже были застелены постели — Туу-Тикки покупала белье с набивным рисунком: цветы, рыбы, дельфины, звезды, листья, трава, деревья. Абстракции она не любила. В одной комнате белье было из плотного белого льна с машинной вышивкой. Проверил гостевые ванные: одна мужская, одна женская, одна смешанная. Потрогал туго свернутый белый лист на спатифиллуме — будущий цветок. И ушел к себе.
Он уже привык к присутствию и помощи духов. Туу-Тикки даже как-то ухитрялась разговаривать с ними. Грен до такой чувствительности пока не дорос и духов не слышал, но обращаться с ними к просьбами обращался. Вот и сейчас он прошел в ванную, скинул всю одежду в плетеную корзину для белья и попросил собрать ему волосы. Бесплотные руки немедленно подняли его гриву, закрутили в свободный узел и закололи длинными деревянными шпильками. Грен встал под душ и долго мылся. Просто потому, что здесь была нелимитированная вода. Ванну он принимать не стал — у него никогда не получалось провести в ней меньше полутора часов, а с утра он хотел съездить в магазин на Женева Эйв за теплыми булочками. Ему очень нравился магазинчик, где с семи утра начинали продавать булочки с ягодами и длинные багеты с хрустящей корочкой. Туу-Тикки тоже их любила.
Новый гель для душа пах растертым лимонным листом — свежий и приятный запах, не такой резкий, как запах лимонной корки. Грен вытерся пушистым серым полотенцем, надел халат, распустил волосы и ушел в спальню. Распахнул окно, присел на подоконник и достал сигарету из пачки. Щелкнул зажигалкой, затянулся и зажмурился: запершило в горле, тут же закружилась голова. Он редко курил: купленная три недели назад пачка не опустела и наполовину. Обычно вечером. Почему-то он стеснялся курить при Туу-Тикки. Глупо. Он вообще чувствовал себя глупо сейчас. Дух принялся расчесывать ему волосы и заплетать косу на ночь — кто-то из них, Грен не различал еще, который, был сам не свой до манипуляций с волосами. Грен не возражал: прижать локтем спросонья собственные волосы и попытаться поднять голову — не самое приятное ощущение.
Он думал о Вишесе — Сиде Тейлоре по документам. Грен так и не узнал, настоящее ли это имя. Он думал о своей влюбленности в этого человека, переросшей в тайную, полную обожания любовь. О том, как больно был слушать его свидетельство на суде. О встрече на Каллисто и попытке его пристрелить. О воздушном бое, в котором Грен изначально был обречен на поражение.
Дальше мысли перескочили на Джулию. Красавицу Джулию, умницу Джулию. В которую Грен, кажется, тоже был немного влюблен. Теперь Грен мог догадаться, что она не отказалась бы провести с ним ночь-другую, но тогда он считал, что ничего не может предложить женщине. «Понятия» Каллисто вьелись в него глубоко и надолго.
Туу-Тикки… Таинственная, волнующая, нежная и прекрасная. Любящая трубку, цветы, кино, музыку и ликеры. Слушающая больше, чем рассказывающая. Загадка на расстоянии протянутой руки. Кажется, она очаровала его с первого дня. Кажется, он влюблен в нее. И, похоже, уже давно.
Он влюблен, и здоров, и мужчина, и что делать, как добиваться ее внимания, он не знает. Они живут вместе. Они коллеги. Даже партнеры. Они, пожалуй, друзья. А дальше что?
Грен никогда ни за кем не ухаживал. В юности, влюбляясь, он тихо молчал, ожидая, что девочка догадается. В колледже сердечные увлечения обходили его стороной. Нет, сам он был объектом интереса, даже ходил на свидания, но его никто так и не заинтересовал. Позже он жалел об этом: на Титане его однополчанам писали письма, присылали фотографии, а ему писала только бабушка и иногда — мать. Когда он влюбился в Вишеса, признаваться было стыдно. Не хотелось, чтобы Сид его оттолкнул, не хотелось чувствовать себя дураком. А потом… Потом началась совсем иная жизнь. В ней было много секса, но не было места чувствам. Не было совсем. Потому что Грену не повезло и повезло одновременно. И думать об этой поре жизни он не желал. Не было места чувствам и на Каллисто: менталитет там не слишком сильно отличался от тюремного, разве что замков было поменьше. Вот только Джулия… Но тогда он не мог. Ничего не мог. А теперь?