========== Часть 1 ==========
—…Хутор сожгли, всю семью вырезали, вплоть до грудного младенца, всё, что не смогли унести с собой, побросали в огонь, воду в колодце отравили. А ловить эльфов в лесу… — Ламберт с тоскливой злобой безнадёжно махнул рукой. — Мало нам орков за рекой! Надо писать графу, Георг, самим нам с этой бандой не справиться.
Георг — барон Георг, владетель Волчьей Пущи и заодно старший брат Ламберта — скривился так, словно у него заболели все зубы разом. Прошлой весной он уже просил аудиенции у графа. Уехал в самом конце зимы, чтобы успеть попасть в Озёрный до распутицы, а вернулся только к посевной, и не распутица, к сожалению, задержала его в столице графства. Ждал он, когда его сиятельство найдёт для него время. Время-то граф нашёл, а вот возможности как-то помочь… «У меня, барон, — пересказывал Георг его ответную речь, — таких, как вы, весь север, северо-восток и восток тоже, за исключением двадцати лиг границы с Семиречьем. А когда я прошу в казне денег на укрепление рубежей, мне объясняют, что рубежи — это граница с Краснолесьем, а остальное — так. Просто горы и реки, за которыми живут нелюди. Как будет возможность, пришлю к вам с полсотни солдат прочесать этот ваш Чёрный Лес…» — «А Чёрный-то зачем? — передёрнулся, выслушав брата, Ламберт. — Вот с дриадами мы только не ссорились!» — «А его сиятельство почему-то уверен, — ядовито ответил Георг, — что та шваль, которую изгнали из Леса Вечного и которая теперь бандитствует у нас, прячется в Чёрном Лесу. Про то, что дриады эльфов не больно-то жалуют, он, видимо, не слышал».
В общем, ничего нового в этом не было. С тех пор, как эти места принял под свою руку сир Ульрих по прозванию Одноглазый, и до настоящего времени девизом владетелей Волчьей Пущи оставалось неизменное «Я возьму сам». Сам, сам, всё сам: возьму, построю, обучу, вооружу… За что баронство платит налоги в казну, хотелось бы только знать? Однако ловить по лесу остроухую банду силами немногочисленных егерей было настоящим самоубийством, а собирать ополчение, даром что мужики в пограничье поневоле не столько земледельцы, сколько охотники… Страда же в разгаре, оторвёшь сейчас людей от уборки урожая, что они зимой жрать станут? Кору ивовую, как зайцы?
— А почему вы не наймёте бойцов в счёт налога? — Тип в тёмно-сером, на которого Ламберт, войдя в расстроенных чувствах, едва обратил внимание (кабинет Георга был и тесноват, и темноват), поднял голову от карты, расстеленной на столе, и посмотрел на Георга, ответившего ему недоумённым взглядом.
— Наёмников в счёт налога? — непонимающе переспросил Георг.
Тип пожал плечами, взял карту со стола и подошёл с нею поближе к окну. По сравнению с рослым и жилистым Георгом выглядел он и невысоким, и излишне упитанным, но движения у него были, как у человека, который не только за письменным столом штаны просиживает.
— Кто-то из ваших предков заключал же вассальный договор с графом, — сказал он. — Прочтите его внимательно, а лучше наймите кого-нибудь из судейских. Там не может не быть пункта об обязательствах графов Озёрного. Если его сиятельство свои обязательства не исполняет, вы имеете полное право отказаться выполнять свои. Наймите в гильдии два-три десятка человек, а когда приедет сборщик налогов, отдайте ему контракт, заверенный у главы местного отделения гильдии наёмников. Два-три года в таком духе — и у графа непременно найдутся солдаты, уверяю вас.
— Остался сущий пустяк, — ядовито заметил Ламберт, невоспитанно влезая в разговор. — Где-то найти деньги на два-три десятка наёмников. Или гильдия принимает не только наличные? Зерно и меха она тоже берёт?
— А вы платите налоги зерном и мехами? — уточнил непонятный тип. Непонятный — потому что Ламберт не мог определиться с его сословием: одет как простолюдин… как очень состоятельный простолюдин, но держится чересчур уверенно, и вообще… Ламберт слышал, естественно, о торговцах и мануфактурщиках, вполне способных (если бы им это кто-то позволил) купить хоть целое баронство со всем, что там построено, растёт и добывается. Однако ему при словах «богатый торговец» представлялся этакий пузан с хитрыми бегающими глазками, не забывающий кланяться сеньорам, даже если в душе он над ними посмеивается. Тип, который с бароном держится, точно с ровней — кто он такой? — Зря, — меж тем заметил этот «непонятно кто». — Лучше найдите покупателей на то и на другое… А ещё лучше — нормального управляющего.
Ламберт вопросительно посмотрел на Георга: что за тип у тебя и почему ты ему так много позволяешь? Тот сморщил нос и дёрнул плечом: «Потом». Ламберт неодобрительно хмыкнул, прошёл к старому рассохшемуся креслу у камина и сел полубоком на жалобно скрипнувший подлокотник: сложением все пятеро сыновей покойного сира Гуго пошли в отца, высокие и худощавые, но отнюдь не хрупкие. Камин по летнему времени не топился, и закопчённые камни ощутимо тянули невеликое тепло из комнаты с толстенными стенами и крошечным узким окошком — старый замок по-настоящему не прогревался никогда. Ламберт даже подумал с лёгким злорадством, что нахальный тип наверняка продрог в своём щегольском льняном одеянии.
— Карл в качестве управляющего меня вполне устраивает, — неприязненно ответил Георг на совет найти нормального управляющего. — Он по крайней мере честный человек.
Торговец (торговец, очевидно?) иронически усмехнулся.
— Честный человек, не знающий законов и не умеющий пользоваться возможностями, которые они дают? Я предпочёл бы мошенника, который не забывает ни о своих, ни о моих карманах, но дело, разумеется, ваше, господин барон. Хотите и дальше переплачивать налоги вдвое — кто ж вам враг?
— Ваши условия? — перебил его Георг.
— Пятнадцать процентов годовых и разрешение открыть лавку в Волчьей Пуще.
— Если вы откроете свою лавку, вы разорите Томаса.
— Я дважды предлагал ему продать лавку и остаться в ней приказчиком, — возразил торговец. — Уверен, доходы господина Кааса удвоились бы. Он однако желает вести собственное дело, я тоже. У меня до сих пор это получалось немного лучше.
— Нет. Разорять моих людей я вам не позволю.
Тот посмотрел на Георга с искренним вроде бы уважением.
— Отвык я в крупном городе от сеньоров вроде вас, господин барон, — сказал он. — Но когда я хочу заняться благотворительностью, я плачу’ лекарю за осмотр бедолаг, лежащих в притворе храма Канн. В ущерб своим интересам помогать нестарым здоровым мужчинам я не вижу ни смысла, ни необходимости. Простите, господин барон, но заём под смешные пятнадцать процентов в год я готов предоставить только в обмен на разрешение открыть у вас свою лавку. Если нет, то… — он развёл руками. — Любой ростовщик в Озёрном даст вам хоть десять, хоть пятьдесят тысяч, сами знаете. А я не ростовщик, мои деньги должны работать.
Георг выругался, наглый торгаш философски пожал плечами.
— Добрый совет бесплатно желаете, господин барон? — спросил он, свернув карту в трубку и похлопав ею по ладони. — Приданое гораздо лучше займа, а у вас есть брат, ещё не состоящий в браке, — он слегка поклонился Ламберту, обозначая, о ком речь. — Вместо такого же небогатого, безземельного, но со звонким именем супруга возьмите парнишку из тех же Меллеров: они мало того, что неприлично богаты, так к тому же воспитаны и образованны куда получше большинства ваших соседей. Будете в дополнение к полученным деньгам всю зиму слушать почти профессиональную игру на лютне и Энн-Сеннат на языке оригинала. Тем более, что в родстве у Меллеров уже и владетели Камышовой Башни, и князья Ак-Дага — вы будете не первыми.
— Не первыми, кто продал имя за десять тысяч? — кривенько ухмыльнулся Георг. — А свою родню не предлагаете, сударь Вебер-Меллер?
— У меня имеются только уже состоящие в браке племянники и едва ли вам подходящий признанный бастард, мать которого особа очень известная, но при этом женщина простого звания, — усмехнулся тот. — С сыном главного судьи графства от очень небогатой девушки с родословной в два локтя длиной даже сравнивать смешно.
Георг с Ламбертом одновременно и совершенно одинаково поморщились. Супруг Максимилиана, тот самый признанный бастард «главного судьи графства от очень небогатой девушки с родословной в два локтя длиной» успел в каких-то два месяца извести своим нытьём всю Волчью Пущу и был отправлен погостить к отцу в Озёрный на праздники Солнцеворота. Там он, навещая и поздравляя друзей и родственников, задержался аж до самой весенней распутицы, когда просто не смог вернуться к супругу, а затем сдружившийся с ним за зиму (сплетники болтали об очень близкой дружбе) внук графа позвал его с собой в поездку на юг, в Белые Увалы, с как бы дипломатической миссией. Максимилиан с нескрываемым облегчением позволил Винсенту сопровождать сира Готфрида в этой поездке, послав ему письмо с официальным разрешением. Запечатывая конверт, он в сердцах прибавил: «И можешь вообще не возвращаться!» Передал ли эти слова посыльный, Девятеро знают, но ответа Макс не дождался. Неловко признавать, однако деньги, полученные за то, чтобы ублюдок вошёл в старинную семью с безупречной репутацией, были уже не только получены, но и потрачены, а сам сир Винсент — ныне не бастард главного судьи, а супруг сира Максимилина из Волчьей Пущи — на хрен никому в этой дикой, нищей и опасной Волчьей Пуще не сдался. И собственному супругу — прежде всего.
— И кто же матушка вашего бастарда? — спросил Георг, явно думая при этом совсем о другом.
— Вам в самом деле интересно? — удивился Вебер-Меллер. — Летиция Хорн, книжный иллюстратор. Если ваша супруга и дочь любят дамские или плутовские романы, они могут знать это имя. Слабость у меня к творческим людям, — усмехнулся он. — Впрочем, отвлёкся, прошу прощения. Я не стану пересматривать мои условия, господин барон. Известите меня, будьте добры, о согласии или отказе до завтрашнего утра — завтра я уезжаю в любом случае: Озёрный не близко, а погода откровенно портится. Пока что позвольте откланяться.
Георг с недовольным видом кивнул, и наглый торгаш, отвесив общий — и довольно небрежный! — поклон, вышел, забыв на окне обмякшую трубку свёрнутой карты. Георг взял её и, судя по начатому было движению, хотел вернуть Вебер-Меллера. Но не удержался, расстелил на столе и позвал Ламберта:
— Берт, взгляни, какие карты наших земель, оказывается, имеются у состоятельных ткачей.
— А этот наглый тип — ткач? — недоверчиво спросил Ламберт, неохотно вставая (на ногах он, если честно, держался уже с некоторым трудом).
— Не знаю, видел ли он живьём хоть один из своих станков, но с письмом, в котором просил о встрече, он послал по штуке этого своего знаменитого, оказывается, веберовского бархата для матушки, Аделаиды и Дианоры. Дамы прыгают от восторга, даже матушка, хоть и делает вид, будто стара уже для таких нарядов. А мне теперь обеспечена головная боль от раздумий, стоят ли амбиции лавочника из моего городишки того, чтобы ради них отказываться от займа под действительно смешные проценты.
— Мне вот как-то боязно пускать такого типа в Волчью Пущу, — пробормотал Ламберт, впившись взглядом в кусок отличного пергамента, на котором очень точно и подробно изображалось всё баронство — кто только и когда производил замеры и рисовал всё это? — Такому только палец протяни… Начнёт со скромной лавочки, а потом оглянуться не успеешь, как у него вся округа окажется повязана этими векселями под смешные пятнадцать процентов. А долги с процентами возвращать, сам знаешь, как весело.
— Да уж, — буркнул Георг. — Кажется, действительно придётся подыскать тебе честолюбивого бакалейщика, братец.
— Матушка будет клевать тебя в макушку, пока не проклюёт череп до самых мозгов: дескать, будь жив наш отец, он никогда бы не допустил такого позора, и прочее в том же духе.
— А Аделаида в кои-то веки будет во всём согласна со свекровью, — вздохнул Георг. — Выслушивать ещё и от тебя, что я тебе навязал толстого торгаша в супруги, мне не хочется. Так что, Берт… я ни к чему тебя не принуждаю.
— Не принуждаешь, — проворчал Ламберт. — Всего только просишь подумать, как мы будем возвращать долги.
Он обвёл пальцем извивы Гремучей, справа от которой громоздился на самом краю карты злосчастный Серый кряж.
— Как ты, собственно, собираешься искать какого-нибудь состоятельного бакалейщика? — спросил он. — Наймёшь этого ткача в посредники?
— Сдаётся мне, — Георг пожал плечами (на Вебера, что ли, насмотрелся?), — что его и нанимать не придётся. Сам ведь предложил, значит, это в его интересах.
***
— И зачем нам это нужно?
— Пусть удочеряет Мелиссу.
— За неё уже лет через пять-шесть и так грызня среди женихов начнётся, — заметила Елена. — Без всякой «сиры» перед именем.
— За сиру Мелиссу с приданым от Ферров грызться будут совсем другие люди, — возразил отец.
Елена только безнадёжно вздохнула. Отец никогда не лез в её дела в мелочах, но её мнение по поводу его стратегических планов никогда его не волновало. Очевидно, дурное честолюбие взыграло в нём настолько, что он готов отправить единственную дочь куда-то в самую задницу королевства, на восточную границу, ради сомнительного счастья заиметь во внучках не просто умную, красивую и бойкую девочку, а приёмную дочь нищего, но очень породистого сеньора. Понятно, что Тео уже девять и теперь уже его начнут всерьёз готовить в наследники северо-восточной ветви Ферров, так что помощь Елены отцу уже как бы не особенно нужна. Но ехать в старый замок, тёмный, вечно сырой и холодный, ради отцовских прихотей… Нет, детей она туда не повезёт — это даже не обсуждается!
— Внесите в брачный договор моё право видеться с детьми не реже двух раз в год и не менее чем в течение месяца. Чтобы я хоть помыться могла по-человечески время от времени, — насмешливо пояснила она.
— Ну, Елена, что ты говоришь? — притворно обиделся отец. — Ты будешь видеться с ними когда угодно и сколько угодно. Вот только имущества своего у тебя, уж прости, не будет — на всякий случай. — Она энергично кивнула, не сомневаясь, что с голым задом отец её в любом случае не оставит, но сделает это так, чтобы взять с неё что-то сверх приданого семья будущего супруга не могла никаким образом. — Во всех лавочках, где тебе могут понадобиться хоть писчие перья, хоть новые чулки, я тебе открою счета, оплачивать которые буду сам. Так что юридически это будут мои перья и мои чулки.
— Да, с вашей любовницей это отлично сработало.
Старший Ферр не усмехнулся даже, а ухмыльнулся с разбойничьим видом, но продолжил:
— Ещё я нанял Ночную Семью собрать все сведения, какие можно и нельзя, об этой несчастной Волчьей Пуще. Будешь читать всё, что они разнюхают — тебе пригодится, думаю. И вот ещё что. Простые цветные тряпочки его величество дозволил носить всем сословиям…
— Ещё бы! За такую-то цену, — фыркнула Елена. Нищие сиры просто взвыли от такого королевского подарка: или одеваться, как прислуга, в некрашеное, или как-то выкручиваться, чтобы позволить себе розовый сатин, одним махом подорожавший втрое. Однако слишком громко возмущавшихся ждали дознаватели, очень быстро объяснявшие недовольным, что вырученные таким образом деньги пойдут на ремонт пограничных крепостей и закупку нового оружия, и кто выступает против частичной отмены Указа, тот изменник, желающий в случае новой войны победы Краснолесью.
…— Но ты, как жена благородного сеньора, сможешь носить и бархат, и атлас, и хоть золото с бриллиантами. Подарить тебе на свадьбу что-нибудь этакое?
— Думаю, не стоит, — чуть помедлив, ответила Елена. Нет, первым её побуждением было со смешком потребовать суффирских сапфиров, хоть они и слишком яркие для её русых волос, серых глаз и в целом невыразительной внешности, но она сразу же одумалась. — Или весьма, весьма попозже. Боюсь, что весь первый год у меня и без того уйдёт, чтобы приучить клубок медяниц, воображающих себя гадюками, к миске с молоком.
— Уверена, что они там только воображают себя настоящими змеями?
— Провинциальные сиры, собственными ручками штопающие расползающиеся скатерти, без влиятельной родни и действительно полезных знакомств? Пусть шипят и даже могут попробовать кусаться, — Елена дёрнула плечом. — Главное, сразу ставьте условие, что внуки остаются с вами. Малы они ещё даже для безногих ящериц. У Тео ещё и характер мой, не отцовский. А я очень долго училась держать его в узде.