— У вас кто-то остался в Озёрном? — вопрос был дурацкий, но вырвался как-то сам собой.
— Не считая детей, отца, друзей и кошачьей банды? — уточнила она со смешком. — Официального фаворита у меня нет, если вы об этом.
— Странно, — съязвил он, почему-то задетый её небрежным тоном. Словно она не в первый раз исполнила супружеский долг, а так… отметила галочкой выполненный пункт в договоре.
— Странно? — удивилась она. — То есть, вы не представляете, какие типы вертятся вокруг молодой состоятельной вдовы? Лучше уж мальчики в борделе — там всё честно: им деньги, мне удовольствие, и никто никому не врёт про большую и чистую любовь к твоему кошельку.
— Вы бывали в борделе? — в свою очередь удивился он. Ну вот сомневался он, что она вообще способна испытывать удовольствие от плотской любви.
— Регулярно, дорогой супруг. Невозможно нормально вести дела с бесконечными мигренями. А когда какой-нибудь безденежный сир нежно берёт тебя за руку и проникновенно смотрит тебе в глаза, никакой недо… м-м… никакая неудовлетворённость не должна мешать тебе вежливо послать его к оркам в горы.
— Как-то вы не по-женски рассуждаете, — слегка опешил Ламберт. — А любовь? А счастье? А тот, за кем можно пойти на край света?
Она заржала. Вот просто заржала, а не засмеялась и уж точно не захихикала, как заржал бы любой из братьев Ламберта и он сам, заговори с ним кто-нибудь на такую тему.
— Ох, простите, — сказала она. — Не хотела вас оскорбить, но вы как будто дамских романов начитались, честное слово. Нет, я их тоже иногда читаю, чтобы мозги проветрить… Однако люблю я детей, отца и кошек. И подругу, которая мне как сестра. И ради них продам последние панталоны с себя, если понадобится, и убью своими руками, если возникнет такая необходимость. А бежать за кем-то на край света? Пф-ф… Нет, сир Ламберт, любовников у меня нет, как нет и желания их заводить. Если вас так уж заботит моя верность, — зачем только она вам, кто бы мне объяснил? — считайте, что она включена в наш договор.
— А она в него не включена? — ядовито спросил он. Определённо, эта нахалка раздражала его всё сильнее, но одновременно и дразнила, словно бросая вызов. Это не служанке приказать зайти вечером и не шлюхе заплатить. И кстати, эти её мальчики из борделя… Глупо и смешно ревновать в шлюхам, даже если они носят штаны, но всё равно было неприятно.
— А вы что, не читали договор прежде чем подписать? — поразилась она. Вот прямо поразилась, без всякого притворства. — Так, — сказала она, и тон её резко стал деловым, сухим и холодным. — Дорогой супруг, очень вас прошу, прежде, чем вы или кто-то из ваших братьев, особенно сир Георг, хоть что-то подпишет, я должна сначала прочесть это сама. Будь это хоть счёт от молочника. В ваших же интересах.
========== Часть 4 ==========
Гости, как водится, разъезжаться не спешили, но Елена рассудила, что с их выпроваживанием хозяева справятся сами, и отправилась в трактир к отцу, чтобы вместе с ним забрать детей с мельницы.
Разумеется, не одна: отец сделал ей на бракосочетание подарочек, от которого и супруг, и оба его брата должны были зубы себе в пыль стереть. Он ей на пять лет вперёд нанял личную охрану, женщин, чтобы никакие дурацкие разговоры не бродили по всей Волчьей Пуще (хотя… болтали же люди о том, будто Летиция Елене не просто подруга). Двух немолодых, битых-тёртых тёток — магессу и мечницу. Наглых, как и полагается ветеранам гильдии наёмников, циничных, свято чтущих только подписанные контракты. Магесса-стихийница, уже начинающая оплывать, а от сравнительно спокойной жизни в течение грядущих пяти лет обещавшая окончательно располнеть крашеная блондинка, на сословия плевать хотела в принципе, а её слегка мужеподобная напарница, смерив сира Георга надменным взглядом, обронила через нижнюю губу: «Сира Симона из Люпинов, что в Приболотье, к вашим услугам, барон. Перчатку бросать?»
Про перчатку, по мнению Елены, сказано было зря, да и вообще получалось, будто дорогому зятю отец ни на грош не доверяет, не верит даже в его способность защитить супругу. С другой стороны, всё это лишний раз напоминало барону и его семье, что сир Ламберт не мельничиху в жёны взял, осчастливив её этим браком. Что Феррам от сеньоров Волчьей Пущи требуется исключительно имя, а о собственной защите суконщики вполне способны позаботиться сами. Девятеро знают, от каких проблем отец избавлял Елену, а каких подкидывал щедрой рукой, но контракт был подписан, аванс внесён, и пока она спускалась с холма, где стоял замок, в городок у его подножия, за спиной у неё неотступно держались две наёмницы. Это было привычно для Елены, над которой отец трясся с самого её рождения, а вот как воспримут это горожане?
— Ну, что? — встретил её вопросом отец. — Совсем плохо или терпимо? После полудня, как пообедаем, я иду к барону отдавать деньги по брачному договору. Если совсем уж невыносимо, заберу тебя в Озёрный.
— Со словами: «Да кому ты тут нужна?» — хмыкнула Елена. — Терпимо пока что, а к Солнцевороту всё равно ехать в город. Карету пришлёте за мной недельки за две-три до праздников? Со строгим наказом собраться за вечер и вот прямо утром выезжать?
— Чтобы у тебя её не клянчили на поездки по родне и соседям?
— Ну да.
— Всё равно же напросятся с тобой.
— Так ведь со мной в Озёрный, а не по своим кузинам. Кстати, сир Винсент к вам не подкатывал с просьбой прихватить и его? По-моему, он не собирается тут задерживаться, а оказать даже такую пустяковую услугу сыну главного судьи графства… ну, не повредит точно.
— Да ко мне вчера вечером кто только не подходил, — усмехнулся он. — Всё время кто-нибудь рядом болтался.
— А он вряд ли хотел, чтобы кто-то слышал такой разговор, — кивнула Елена. — Так что, возможно, попросит меня.
— Соглашайся.
— Конечно. А благородные сиры надеялись выцарапать хоть тысчонку в долг, и желательно без всяких процентов?
— А для чего же ещё благородным сирам нужны разжиревшие суконщики?
— Хм. Действительно.
Погода продолжала радовать теплом, кружились золотые и багряные листья, плыли в небе тонкие, почти бесцветные пёрышки облаков. Наступало, как предупредил дорогой супруг, самое опасное время: урожай собран, Гремучая заметно обмелела, и налёт двух-трёх орочьих кланов, переставших по такому случаю грызться меж собой, был только вопросом времени. «Из города никуда», — потребовал сир Ламберт, и Елена охотно ему это пообещала. Становиться младшей женой какого-нибудь орочьего вождя ей совершенно не хотелось.
Мельница притулилась на самой окраине, неказистая, потемневшая, но вроде бы ещё крепкая, бодро шлёпавшая лопастями колеса по прозрачной осенней воде. И домик рядом был такой же неказистый, но крепкий, вовремя подновлявшийся мужскими руками и любовно обихоженный женскими. Стоял он на отшибе, так что сир Ламберт мог навещать свою… м-м… избранницу не то чтоб скрытно, но всё же не на глазах у половины городка. Во дворе с открытыми настежь по дневному времени воротами стояли две телеги. С одной мужики бодро таскали в какой-то сарайчик при мельнице мешки, очевидно, с зерном; в другую не менее бодро загружались, вне всякого сомнения, уже с мукой — мукой этой были запорошены по уши и сами мужики, и чуть ли не лошадь, впряжённая в телегу.
«Мучной нос», — вспомнилось Елене. М-да… С сирой Аделаидой будет тяжко. Краткий вчерашний, в неразличимой череде подобных, разговор со старшей невесткой оставлял у Елены впечатление, что ей постоянно придётся бороться с желанием ухватить сиру Адалаиду за жидковатые волосы с неумело закрашенной сединой и хорошенько приложить носом об подставленное колено. Придётся просить сиру Симону об уроках кулачного боя, что ли. Или чего-то в этом роде, чтобы вовремя «снимать крышку с котла». А то ведь рванёт пена через край, ой, рванёт…
Мельник, толстый дядька с роскошной рыжей бородищей, стоя у крыльца, внимательно следил, чего и сколько заносят и выносят. Он ничего не записывал, но Елена подумала, что вряд ли у такого удастся прихватить лишний мешок.
— Ох, вашмилсть, честь-то какая! — он торопливо поклонился, углядев входящих. — Детки ваши тут где-то, играют, верно. Проходите пока в дом, Катерина сей же час их приведёт.
— Если вы не против, сударь, мы тут подождём, — возразил отец. — Жаль в такую погоду сидеть в доме, насидимся ещё. Зима долгая.
Народ, почуяв в замечании о долгой зиме приглашение к толковищу, разом решил передохнуть и потянулся к чужакам поближе — новости выспросить, заботами поделиться… Но тут из-за зарослей махровых мальв вылетел сначала Тео, а за ним две девочки, и Мелисса завопила:
— Матушка, смотрите, а мы с Гертой платьями поменялись! Не насовсем, только примерить.
Елена, слегка оторопев, смотрела на свою дочь, обряженную в юбку из грубошёрстной ткани, не самой ли Катериной изготовленной на простом домашнем станке, в заправленную под эту юбку вышитую сорочку и меховую, волчью, что ли, безрукавку. Юбка выглядела самую малость коротковатой, но всё остальное было длинным и просторным, и потому сидело на Мелиссе неплохо. Пикантно, скажем так. А своё тёплое и при этом нарядное платье добрая девочка дала поносить своей очень сводной сестрице. Герта, правда, была младше Мелиссы почти на два года, но ростом она пошла, видимо, в отца, а сложением — в матушку, так что не сильно ей платье это было велико, да и изуверская шнуровка позволяла более или менее подогнать его по фигуре (хоть какой-то от неё прок). Герта то и дело украдкой гладила себя по бокам, видимо, млея от шёлковой гладкости очень, очень дорогого сукна, и смотрела на городскую родственницу с опасливым восторгом и обожанием. Правда, вид у девочки был слегка замученный, а почему, Мелисса тут же прояснила.
— Ой, дедушка, здравствуйте. Вот стойте тут, сейчас я покажу, чему Герту научила. — Она слегка подтолкнула новую подружку локтем и громко шепнула: — Давай! — После чего объявила: — Дедушка, позвольте вам представить мою кузину сиру Гертруду из Волчьей Пущи…
— А вот и неправильно! — перебил её брат. — Вспоминай уроки этикета, бестолочь. Сначала — сословие, потом — пол, и только потом уже — возраст.
Мелисса притопнула ногой, нахмурилась, но признала:
— Точно. — И совсем другим, почти удавшимся ей официальным тоном произнесла, изящно присев: — Мои извинения, дорогая кузина. Позвольте представить вам моего деда: Август Ферр, глава северо-восточной ветви Ферров, кузен главы гильдии суконщиков, поставщик гвардии графа Озёрного.
Названный Август Ферр со всей серьёзностью поклонился:
— Счастлив познакомиться, сира.
Герта смутилась, оробела, но, осторожно, самыми кончиками пальцев прихватив подол, изобразила довольно сносный книксен:
— Гертруда из Волчьей Пущи, сударь. Дочь сира Ламберта, четвёртого брата барона Георга. Рада знакомству.
— Хорошо, — одобрила Мелисса. — Только спину держи прямо. Нет, ещё прямее. И подбородок не опускай. И вообще… дедушка, давай, мы Герту с собой заберём? Её же в замке ничему не учат. Она, оказывается, даже букв не знает и представиться как положено не умеет. — И прибавила с великолепным презрением: — Приличная семья называется!
Народ во дворе, и мужики, и наёмники, грохнули хохотом. Герта стушевалась окончательно и спряталась за деда, но Мелисса только выше задрала нос.
— Вообще-то, — всё так же серьёзно ответил старший Ферр, — у юной сиры имеются и отец, и родной дед — им и решать. Давай, мы лучше пригласим её на Солнцеворот в Озёрный. Если ей понравится и если её родные не станут возражать, я буду только рад.
— Да у вас своих вон двое, — поспешно заявил мельник, однако в маленьких глазках заметались суматошные сомнения: в город, к сказочным богачам, учиться обхождению и всему такому прочему? — На кой вам моя сдалась? Точно ведь ни ступить, ни молвить не умеет.
Елена помалкивала. Любое её слово могли перетолковать как угодно. Запрещает? Понятно — кому понравится, когда мужнина байстрючка с твоими детьми в одном доме живёт. Согласна? Тоже понятно — с глаз чужое дитя долой, чтоб глаза эти не мозолило… На самом-то деле, думала Елена, и Герте гораздо лучше будет в доме богатого, но всё же простолюдина, чем в замке с откровенно презирающими её родственниками, и у Мелиссы появится то ли подружка, то ли компаньонка, то ли… ох, ну да, живая кукла, которую можно наряжать и таскать с собой в гости и на прогулки. А такую энергию, как у дочурки, лучше бы направить на что-то полезное.
Правда, что ещё скажет дорогой супруг? Судя по всему, дочерью он не слишком интересовался. Сыта, одета, на кухню её не посылают… кстати, чем вообще она в замке занимается?.. а про «мучной нос» он может и не знать: вряд ли девочка ему жаловалась.
«Девятеро с ним со всем, — подумала она. — Моё дело — подсказать такой вариант решения проблем, а там как сами знают. Уж компаньонку Мелиссе отец найдёт без труда».
— Итак, господин барон, — Ферр сделал знак одному из охранников, тот расстегнул пару пуговиц своей обшитой кольчужным полотном кожанки и вытащил откуда-то из-под неё плотный тяжёлый свёрток в грязно-синей толстой бумаге, — ваши десять тысяч наличными. Пересчитайте, будьте добры.
Наёмник положил свёрток на стол, Георг, чуть помедлив, сломал сургучные печати, прихватившие подвёрнутые края, и из развернувшейся бумаги выкатились толстые увесистые «колбаски», завёрнутые в такую же грубую синюю бумагу с такими же печатями. Ламберт взял одну «колбаску» — печати были графской канцелярии. Ферр, видимо, заверял подлинность монет, сложенных плотными столбиками. Сорок столбиков по двадцать пять монет, достоинством десять марок каждая. Георг, разорвав обёртку на первом, пересчитал монетки и, убедившись, что они все одинаковы, хотел просто проверить количество «колбасок».
— Господин барон, — вздохнул Ферр, — я рад, что вы настолько мне доверяете, но не советую так поступать. Я ведь мог и подкупить чиновника канцелярии, чтобы он опечатал по двадцать пять медных пятаков вместо золотых десяток. Во-вторых, мне нужна ваша расписка, что деньги по брачному договору вы получили в полном объёме. Вы подпишете финансовый документ, даже не пересчитав полученные деньги?
— Расписка? — Георг нахмурился. — А вот вы, я смотрю, не доверяете мне?
Ферр закатил глаза к низкому закопчённому потолку.
— Господин барон, — с мягким укором, точно выговаривая нашкодившему трёхлетке, проговорил он, — я веду учёт всем моим доходам и расходам. Я не могу вот так взять и одним красивым жестом потратить на что-то десять тысяч. Приданое, выделенное моей дочери, будет внесено в расходную книгу, а ваша расписка будет подтверждением. В чём вы тут усмотрели оскорбление? В моём желании содержать документы в порядке?
— Э, — озадаченно проговорил Георг, — н-нет. Я, в общем-то, не думал… Хорошо, давайте пересчитывать.
Максимилиан и Ламберт помалкивали, охранники Ферра тем более, так что некоторое время слышалось только напряжённое сопение Георга, недовольное шуршание жёсткой грубой бумаги да тяжкое, сытое позвякивание рассыпающихся монет. Ламберт, не сводя глаз с растущей золотой кучки, невольно считал про себя, сколько «колбасок» уже распаковано. Максимилиан, судя по беззвучно шевелящимся губам, тоже. Наконец Георг закончил, написал расписку, засвидетельствованную двоими наёмниками, и Ферр, аккуратно пряча её в бумажник, произнёс с лёгким вздохом:
— Позволите совет, господин барон? Не от состоятельного суконщика, а от такого же мужа и отца? Дайте десяток монет в полное и безоговорочное распоряжение госпоже баронессе, иначе ждут вас бессонные ночи, поверьте моему опыту. Я, правда, девятнадцатый год уже как вдовец, но некоторые вещи не забываются.
Георг хмыкнул, но подумав, кивнул и скрутил один из столбиков обратно. Надо же, двести пятьдесят золотых Аделаиде на хозяйство. Здорово же она его погрызла перед свадьбой. Ламберт вспомнил её лицо, когда она вошла в кабинет с какой-то новенькой тряпочкой в руках и, швырнув её поверх карты баронства (оставленной-таки Вебером как подарок, или уж сказать прямо — взятка упрямому сеньору), трагически проговорила: «Вот, полюбуйтесь, супруг мой! Какие-то мастеровые могут себе это позволить, а мы с Дианорой слепнем над починкой такого старья, что и на стол стелить стыдно!»