«А сам козел! – оборвал он собственные размышления и открыл глаза, уставившись в банку, что держал на коленях. – Нечего было сразу с поцелуями лезть. Надо было вон, как Дон, цветы, ухаживания, конфеты… на крышу позвать пару раз на звезды поглазеть, а потом уже...»
Раф едко усмехнулся сам себе, покрепче сжимая склянку.
«Ага, ага, Рафи! Больно это умнику помогло в его скачках вокруг Эйприл. Что-то дальше вздохов и подарков дело не сдвинулось вообще никуда. И потом, сам же ты ему и говорил про его вот эту навязчивость, так что цветы-духи-чужие-стихи никому никуда не уперлись, как видишь. Это не помогает, если ответа нет».
Он вздохнул, покачав головой и зачем-то окинул глазами лабораторию, словно хоть где-то в ней было то, за что он мог уцепиться и найти для себя аргументы в пользу того, что Лео все же когда-то да ответит на его чувства, поймет и примет их, или что все вот сейчас прямо закончится и забудется.
«Давай, Раф, пей это дерьмо и вали куда подальше. Будем здраво рассуждать с тобой, как только мы и умеем, приятель. Лео твои чувства никуда не уперлись и ни на кой не сдались, ему до этого дела нет. Тебе тут погано от этого и хоть на стенку лезь, потому как близко даже подойти не можешь, не говоря об обнять и всем остальном. Ты не Дон, и вечно молчать, вздыхать в тряпку, дарить что-то, робко тут надеясь на чудо, не сможешь, да и старший не трепетная дева, чтоб цветами его заваливать и влюбленными очами провожать! Фу! Противно даже!»
Он передернул плечами, представив, каким взглядом окатит его Леонардо, если хоть разок подкатить к нему с букетом роз и вот такими щенячьими, как у Донни, глазами.
В лучшем случае приподнимет бровь и пройдет мимо, решив, что Раф репой съехал, или посоветует пойти по тому адресу, который сам же сорвиголова не раз ему в драках подсказывал.
«Вот-вот. Он в курсе, и если до сих пор продолжает делать вид, что ничего не было, то значит, все чего хочет, это забыть и чтоб его этим не беспокоили больше. Так что собрался, тряпка, выпил эту жижу и свалил в пампасы! Ну и потом, ты ж парень видный, а с внешностью человека найдешь себе кого захочешь, хоть девку, хоть парня, хоть выводок целый…»
Рафаэль поднял склянку и поднес к лицу.
«И вот тогда Лео пожалеет, что так тебя бортанул! Вот пожалеет, а поздно будет! А тебе и не надо вовсе будет его любви, у тебя самого очередь стоять будет! Он еще придет, еще сам просить станет, а ты отвернешься, потому что тебе наплевать будет, Раф! Тебе-будет-наплевать!!»
Чуть ли не силком ткнув себе в губы холодную стеклянную кромку, Рафаэль шумно вздохнул.
«За тебя, любовь моя! За тебя!»
И сделал большой глоток, остро пахнущей ментолом жидкости, окатившей холодом полость рта, как большой кусок мороженого.
«Ну и что я теряю-то? – Рафаэль уронил банку, расплескав остатки на пол, потому что немилосердно закружилась голова. – Если он придет и пожалеет, что бортанул меня… даже если… когда придет… ну какая разница, кто из нас черепаха, а кто человек… любят-то не за внешность… только пришел бы и сказал, что я нужен…»
Раф упал на бок, скручиваясь клубком, от непереносимого и совершенно нереального холода, словно его в морозильник засунули и обложили льдом.
«Только бы ответил… только бы вот сейчас подошел и обнял, сказал бы… что все еще будет хорошо… у нас… хотя он красивый, а я-то… смотреть же тошно… но вот человеком стану… буду лучше, Лео и обратит внимание тогда…»
Последнее что поймало его угасающее в этом арктическом холоде сознание – это тепло до скулежки родных рук, обхвативших голову и осторожно приподнявших ее с пола.
- Раф… Раф, ты меня слышишь?.. Ты что натворил, дурак несчастный…
Лео нутром ощутил тревогу, заставившую вскинуть голову и вслушаться в тишину дома, прерываемую лишь сбивчивым шепотом Донни.
“Раф!”
Эти красные сполохи гневливых росчерков, что так ярко взметнулись где-то в сердце их логова, перепутать было невозможно ни с чем.
- Донни, – Леонардо осторожно разомкнул руки. – Я сейчас, брат, подожди минутку.
Тот едва различимо кивнул, даже глаз не подняв, и чуть дернул плечом.
- Конечно, Лео, – как можно спокойнее сказал он. – Иди, у тебя же всегда куча дел.
Лидер досадливо дернул уголком губ и повернулся к умнику.
Ну вот что ему сейчас делать? Разорваться, что ли?! На пять маленьких Леонардо разбежаться, чтобы уделить каждому нужное количество внимания?
- Я быстро, – вздохнул он и выскочил из комнаты.
Конечно, Донни обиделся, что он вот так совершенно беспардонно и черство оборвал их беседу, как будто ему наплевать на чувства брата, но с этим Лео справится, вернувшись.
Извинится, скажет, что был не прав, попросит прощения раз пять, и они продолжат свой разговор, а Раф если что учудил, так оно же и непоправимым может стать...
“Стало...”
Следуя за своим внутренним чутьем, черепаший лидер ворвался в лабораторию Донателло, чуть ли не проклиная себя за то, что так опрометчиво оставил на столе злополучную склянку с изобретением гения.
“Чем ты думал, придурок несчастный?! – заорал он сам на себя, распахивая дверь. – Лео, козел, век же себя не простишь теперь!”
На полу у стола, свернувшись дрожащим клубком, лежал человек.
Парень с бронзовой кожей и черными волосами, чуть отливавшими в каштан, уткнувшийся лицом в сгиб руки...
- Раф...
Лео споткнулся у порога, поняв, что опоздал.
Вот как так-то? Ну почему ни одного из братьев нельзя оставить без присмотра, чтоб не натворили бед и не обиделись на него? Ну кто придумал, что лидер – это так здорово?!
Он подошел, всматриваясь в ходившие под тонкой кожей мышцы, тонкие пальцы, вцепившиеся в растрепанные волосы, и сел рядом, осторожно приподняв голову задыхавшегося парня.
- Раф, ты меня слышишь? Что же ты натворил, дурак несчастный?..
Лео обхватил его руками, чувствуя болезненную дрожь всего незнакомого и родного одновременно тела, и прижал к себе, пытаясь согреть или хоть как-то унять озноб.
====== “все у нас еще сложится...” ======
Рафаэль бездумно уткнулся лицом в ладонь, обнимавшую его голову, содрогаясь всем телом от лютого холода, что никак не желал отпускать, и прокусил губу.
Боги! Сколько же он мечтал вот так вот… вот так просто вдыхать этот крышесносный запах этих самых родных рук… просто лежать в них головой и ощущать, как подушечки пальцев пробегают по затылку.
Просто лежать и дышать им, просто чувствовать… просто сжаться клубком… просто быть с Лео…
Почему старший брат вспоминает о нем только тогда, когда Рафаэль натворит что-то такое, отчего валяется в полуотключке и отчаянно нуждается в помощи и поддержке? В другое время… почему нельзя просто посидеть рядом и просто помолчать вместе? Просто быть вдвоем?.. Почему только когда что-то случилось уже?..
«Потому что он тебя жалеет, дебил!»
Рафаэль резко сел, мотая головой, и слепо отпихнул руки брата.
-Отвали, – прохрипел он. – Не надо мне твоей жалости, иди другим сопли вытирать… Я что хотел, сделал, мне так лучше будет... и тебе… тебе глаза мозолить не стану больше… даром не надо… жалости вот этой твоей и заботы…
- Раф, – Леонардо разомкнул объятия, позволяя ему отстраниться, но удержал за плечи и всмотрелся в малахитовые родные глаза, которые вот ни капельки не изменились. – Ну, что ты как ребенок, честное слово. Все хорошо будет, брат.
Это обещание, всегда ассоциировавшееся в голове Рафаэля с безопасностью, домашним уютом и чувством покоя, которое умел дарить только Лео, вдруг больно резануло израненное сердце в груди.
Не будет. Ничего хорошо не будет, потому что это вот сейчас старший рядом и обнимает, испугавшись за него, это сейчас позабыл свои долбанные принципы и позволил дышать собой, как кислородом. А стоит только встать на ноги, и он снова превратится в ледяную глыбу, обходящую стороной и готовую дарить не тепло, а поток своих моралей и безразличия.
- Отстань, – повторил бешеный ниндзя, усаживаясь у стола.
Холодная металлическая ножка непривычно карябнула голую спину, и Раф даже сморщился, невольно проведя рукой по плечу и лопатке.
Человек… он стал человеком… он этого и добивался, чтобы свалить из дома в другой мир, найти там все и вся и забыть уже Леонардо с его улыбкой и самыми теплыми в мире ладонями, дыханием, пахнущим сломанной веткой лимонника...
В груди колко провернулся уже почти привычный комок из ржавых гвоздей, наждака и битого фарфора.
«А забудешь ли? Сможешь?»
- Раф, послушай, – Лео осторожно развернул его лицо к себе, погладив по щеке. – Все, я думаю, поправимо, Донни тебе поможет…
Уставившись в синие-синие, такие нереально-космические глаза, сорвиголова отчетливо понял своим колотившимся у самого горла сердцем, что надо бежать и как можно дальше. Иначе он просто не сдержится и прямо сейчас вцепится в брата мертвой хваткой, обнимая, впитывая, растворяя в себе, забирая все-все без остатка и уже не спрашивая, чего там Лео хочет и как к этому относится. Будет целовать, гладить эти травянистые скулы, сдерет к чертям собачьим маску, что мешает видеть любимое лицо полностью, разбросает по углам лаборатории ремни и вещи, которые словно граница вокруг Леонардо… и больше уже не отпустит, хоть убивайте. На коленях взаимности просить станет…
Слишком долго он не дышал этим запахом, целый месяц, и не прикасался… это же целая вечность, целая жизнь впустую.
Подавшись вперед, Рафаэль сгреб старшего брата за шкирку и прижал к себе, крепко обняв за шею, уткнулся носом в плечо и часто задышал, как рыба, выброшенная на берег, или человек, выбравшийся из пенного буруна, заполняя легкие до краев.
Лео на миг замер, потом осторожно и немного неловко обхватил его руками в ответ, гладя непривычно голую спину и перебирая пальцами взлохмаченные жесткие волосы, и прикрыл глаза.
Что бы там между ними ни произошло раньше, а сейчас перед ним был его младший брат, отчаянно нуждавшийся в поддержке. И оттолкнуть его лидер никакого права не имел.
«Вот мне что, пополам порваться? И не давать никаких надежд на его это ненормальное чувство, и помочь, и успокоить, но не обнимать при этом… Да к чертям собачьим сейчас, ему ж плохо и холодно и страшно небось до чертиков от того, что натворил, а назад-то… есть ли дорога?.. Может, Дон как-то сможет его обратно в нормальный вид переделать?..»
Рафаэль шевельнулся, покрывая короткими поцелуями плечо старшего, в которое до этого уткнулся носом, и Лео мысленно застонал, не зная, как поступить правильно.
Начиная с того, что само это чувство бешеного брата было неправильным с точки зрения лидера, уже нельзя было решить проблему правильно, как его учил Мастер. А теперь, когда и сам Раф стал… нет, не неправильным, конечно, но просто другим, Лео вовсе не видел решения и выхода. Правильного не видел…
- Брат, – Леонардо осторожно повел плечом, уходя от сухих губ сорвиголовы. – Все хорошо будет… успокойся…
Его движение, мягкое, но достаточно ясное, вернуло Рафа с небес, куда он взлетел, окунувшись в любимый запах, на противную, твердую и болезненную землю.
Лео не любит… Лео просто его жалеет сейчас, как бездомного замерзшего щенка, как ребенка, как младшего брата. Он в нем не видит никого больше, кроме дурака-Рафаэля, вечно косорезящего и влипающего в неприятности!
- Не надо меня успокаивать, Лео, – он резко отстранился и выдохнул, найдя в себе силы уставиться брату прямо в глаза. – Ты все отлично знаешь, я – все знаю. Что хорошо станет с твоей точки зрения? Только от того, что у меня теперь кожа другого цвета и голая спина, я, по-твоему, чувствовать иначе стал? Или может… может, ты иначе меня увидел?
Старший устало прикрыл глаза.
Вот в этом весь Раф. Все равно уперто, как таран, станет своего добиваться, не желая понять чужие мотивы и принципы.
- Эти чувства неправильные, – тихо возразил он. – Их нужно изжить и успокоить…
- Нужно? – Раф криво усмехнулся. – Ты хоть слышишь себя? Как можно мерить чувства словами «надо»? Я тебе что, машина с кнопками – раз – и переключился? Я так чувствую, Лео, что мне с этим сделать?!
Он вскочил, шатнувшись, и схватился за край стола.
- Ты можешь сто раз называть это неправильным или ненормальным, но если любовь есть, куда я ее дену-то? В унитаз спущу?
Леонардо поднял голову и пристально поглядел на младшего брата, вдумываясь с его слова и подбирая ответ.
- Я просто не понимаю, как такое могло случиться, – тихо-тихо произнес он. – Что я сделал не так? Чем мог вызвать это… чувство?
Раф зарычал, вцепившись в волосы, и зло дернул их, как раньше дергал хвосты маски, сейчас болтавшейся на шее, в полном бессилии.
Ну как сказать брату-дебилу, что чувства просто рождаются?! Вот, бля, рождаются и все! и ничегошеньки ты с этим не сделаешь, никуда ты их потом не засунешь и не изживешь, как он того хочет! И никто не виноват в этом, никто ничего не так не сделал, никто не стал вдруг кем-то необычным, или особенным, или волшебным…
Оно-бля-просто-есть.
Точка.
- Я пойду, – Рафаэль резко отвернулся от стола и пошел прочь из лаборатории, шатаясь, как пьяный, и на ходу затягивая ремень сползавших с него шорт. – К черту все это дерьмо.
Лео не стал его останавливать.
Какой толк? Пусть посидит сейчас у себя, успокоится, поймет, что сделал и насколько это на самом деле ему надо, а потом разбираться будут, как с этим жить, или как это менять, или теперь уже принимать.
- К черту! Все к черту! – Рафаэль уставился в зеркало, что висело над его кроватью, изучая свое лицо.
Широкие скулы, украшенные шрамами, которые никуда не делись, верхняя губа, как и была, прорезана глубоким следом чужого меча, глаза все те же, прищуренные зеленые и холодные… другая кожа, прямые, как стрелы, черные брови и ресницы… тонкий прямой нос… лезущие в глаза волосы… уши…
Раф тронул пальцами острые, как у дракона, кончики ушей и скривился.
«Красивее ты, парень, не стал. Если и рассчитывал, что покоришь своей бесподобной внешностью, то вот с этим облом по полной!»
Он отступил на шаг от зеркала, изучая глазами голую грудь и живот, плечи и руки.
Все тот же шрам-иероглиф и татуировка до локтя… жгуты мышц под этой кожей торчали еще отчетливее и еще уродливее, совсем не как у старшего брата, чье совершенное тело казалось мягко перетекающим в пространстве.
«М-да… Нашел с кем себя сравнить».
Вздохнув, Раф сел на край кровати и привычно провернул в руке сай.
Вот хоть на том спасибо, Боги, что эти пять пальцев по-прежнему ловко крутят родное оружие и не растопыриваются, куда не надо. Хоть что-то.
- Собирайся, тряпка, – тихо посоветовал он сам себе. – Пора сваливать. Там… там все будет хорошо.
Он косо усмехнулся сам себе и поднялся, взяв с пола старый рюкзак.
Ждать пришлось долго, но Лео знал, что уходить сейчас нельзя.
Надо ждать.
В душе Рафаэля бушует сейчас шторм из обиды, вечного чувства, что ему надо именно то, что получить не может, и нужно это ему вот сию секунду, из болезненного самолюбия, которое старший брат задел, и упрямства.
Жгучая смесь. Дурная, злая, острая.
С ней надо справиться.
Успокоить Рафа, объяснить, что все еще можно исправить… все как-то наладится.
Лео отчаянно винил себя самого в том, что отдалился от брата, испугавшись его чувств, уверенный, что они прогорят и это просто минутный порыв. И именно в этом своем отдалении он видел сейчас причину произошедшего, судорожно ища, как исправить собственную оплошность.
Он же думал, что поступает правильно.
Минутный порыв вырос в беду, готовую затронуть всю семью, но Леонардо совершенно не представлял, как ему быть в этой ситуации.
Пойти навстречу? Дать надежду не пойми на что?.. Он даже близко себе представить не мог, что надо делать в такого рода взаимоотношениях с родным братом – это же неправильно.
Как сейчас помочь Рафу? Как его успокоить?..