========== Пролог ==========
Проснувшись утром с тяжёлой головой и тревожно колотящимся сердцем, Сайлас в который раз пообещал сам себе больше не пить на ночь кофе, перестать тайком от Розы есть жирное мясо, непременно начать бегать по утрам и сходить наконец уже в церковь.
Сколько он там не был? Почти три года? Да, всё то время, что в дальнем крыле дворца заточен его сын.
Сайлас потёр лицо, сел, спустив ноги на пол, потёр большими пальцами гудящие виски.
Вспоминать о Джеке и называть его сыном Сайлас не желал, хотя и втайне даже от самого себя гордился тем, что этот бесхребетный мальчишка всё-таки нашёл в себе силы оскалиться и укусить, хоть и в последний момент, когда от него уже ничего не зависело. Но факт оставался фактом — скоро стукнет три года как принц Джонатан Бенджамин пропал без вести, именно так и было объявлено в прессе и всем доверенным лицам. О том, где именно находятся принц с невестой, известно было только ему с Розой и Томасине, и, возможно, Хелена догадывалась, что произошло с принцем и его невестой. Даже охранники за дверью «темницы» понятия не имели, кого именно так тщательно стерегут.
— Доброе утро, дорогой, — в который раз беззаботно улыбнулась Роза, поднимая голову с соседней подушки.
Сайлас никогда не любил жену, и вся эта история лишь вернее показала ему, почему он не мог бы испытывать никаких чувств к этой женщине. Сразу вспомнилась Хелена. Сайлас тепло улыбнулся, стараясь не смотреть на супругу. Хелена никогда и никому не позволила бы хоть как-то навредить Сету, закрыла бы его собой, кинулась бы тигрицей даже на него, Сайласа, реши он вдруг отобрать ребёнка, а Роза, как и всегда, отошла в сторону, сетуя, что от всех этих переживаний у неё лишь больше появилось морщин. Он знал, что за все без малого три года Роза так ни разу и не навестила Джека.
Он бы и сам с удовольствием не вспоминал бы об узниках, но забыть не давали сны. Каждую ночь с того самого дня Сайлас не мог спокойно спать. Стоило закрыть глаза, и он проваливался в холодную глухую темноту, брёл в плотном тяжёлом мареве, не видя перед собой ничего, но чувствуя взгляд в спину, слыша обещание скорой встречи, и вскакивал утром ровно по часам с тяжёлой головой, напрочь забитым носом и каким-то гнилостным ощущением во рту.
Сколько бы он ни обращался ко врачам, те лишь разводили руками, сетовали на излишнюю тревожность короля, уговаривали больше отдыхать, посетить психотерапевта и в конце концов выписывали одни и те же лекарства.
И если бы только темнота и голос…
Сайлас поёжился, глянул на себя в зеркало, висящее над раковиной.
С каждым днём голос был всё ближе, слова звучали отчётливее, и там, впереди, за плотным маревом тумана словно бы проглядывала неясная тень, очертания идущего навстречу человека.
Совсем недавно он приблизился настолько, чтобы Сайлас смог увидеть лицо, заглянуть в глаза и узнать его.
— Джонатан?
Джек не ответил, он стоял в нескольких шагах от Сайласа и смотрел, но под этим острым холодным взглядом всё тело будто бы деревенело от какого-то животного безотчетного ужаса. Сайлас пытался отворачиваться, отводить глаза, но везде был он. Джек и не Джек одновременно. Никогда Сайлас не видел у сына такого выражения лица, такого холодного, будто неживого взгляда. Этот Джек был заметно выше, шире в плечах, носил незнакомую форму и тянуло от него едва сдерживаемой агрессией, желанием вцепиться зубами в глотку, раздирая гортань, напиться вдоволь горячей крови.
— Джек? — снова позвал он, не надеясь услышать ответ.
— Я здесь, отец, — раздалось за спиной.
И Сайлас проснулся.
На часах было ровно семь утра.
Проигнорировав обязательный семейный завтрак, отмахнувшись от Томасины и Розы, Сайлас сразу же рванул в кабинет, закрылся на ключ и привалился спиной к двери, прислушиваясь к самому себе, стараясь понять природу этого странного оцепенения, сковывающего его по рукам и ногам, стоит вспомнить Джека из сна. Или всё-таки не Джека?
Около своего рабочего стола Сайлас замешкался, вытянул из кармана носовой платок, утёр покрывшийся испариной лоб и сел, ругая самого себя за мнительность.
Это был сон. Простой кошмар, ничего больше. Он слишком часто и много думает об этом мальчишке, и вот результат.
Сайласу не хотелось открывать ноутбук, не хотелось заходить в программу видеонаблюдения за комнатами сына, не хотелось смотреть на опального мальчишку, почти сумевшего подвинуть его. Но он должен, обязан удостовериться, что Джек на месте, сидит, скорее всего, перед заколоченным фанерой окном.
Экран мигнул, разворачивая на всю ширину монитора первое же окно — красавица Люсинда, чуть потускневшая, потерявшая в заключении весь свой сияющий лоск, сидела на постели, поджав под себя чересчур тонкие ноги, и что-то говорила-говорила-говорила — Сайлас только бога возблагодарил, что камеры не передают звука — а Джек с каким-то совершенно безмятежным видом сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и читал газету, улыбаясь уголками губ. Но в какой-то момент он, словно почувствовав на себе пристальный взгляд, вскинул голову и… Сайлас отшатнулся. Джек смотрел прямо ему в глаза тем самым незнакомым, холодным взглядом убийцы, безмолвного чудовища из сна.
— Кто принёс ему газету? — ворвавшись в кабинет к Томасине, заорал Сайлас, грохнул кулаком по столу. — Кто позволил передать ему прессу?
Помощница, не вздрогнув, не поменявшись в лице, что-то быстро набрала на клавиатуре и вывела на экран ту самую комнату, кресло и сидящего в нём принца с книгой в руках. Отмотала на несколько часов назад, потом ещё дальше, не пару дней, месяц, быстро просматривая съемку.
— Ваше Величество, но у принца нет газет, — спокойным голосом возразила она. — Все обеды и ужины проходят через меня. Больше ни у кого, кроме вас, Ваше Величество, нет ключей от комнат Его Высочества.
Сайлас сглотнул вязкую слюну. Оперся ладонями на стол Томасины. Ведь ему не показалось, не могло показаться: газета, улыбка, торжество во взгляде — все это он видел так же четко, как и…
— Вам нехорошо? — Томасина поднялась с места.
— Нет, всё нормально, работай, — отмахнулся Сайлас, дёрнул тугой узел галстука, ослабляя его. — Работай.
В тишине своего кабинета он налил себе виски, чуть не пролив половину, и выпил его всего за пару глотков.
Надо больше спать и, может, действительно стоит обратиться к Антуану Лурье, королевскому психотерапевту, или бросить все дела, наплевать на запланированный Розой званый ужин, и поехать к Хелене.
Голова раскалывалась. Сайлас устало опустился на диван, откинул голову назад, лишь на мгновение закрывая глаза.
— Я здесь, отец, — раздалось у самого уха, и Сайлас подскочил на месте, слепо закружил по кабинету, натыкаясь на мебель, путаясь в ногах.
— Я здесь. Ты меня не видишь, отец?
Снова откуда-то из-за спины.
Сайлас крутанулся на месте и застыл. Напротив него снова стоял Джек из сна.
— Нет, я здесь, — хмыкнул знакомый голос слева, и Сайлас, скосив глаза, и правда увидел Джека, сидящего за его рабочим столом. Но тот, другой Джек никуда не делся. Он так же стоял на месте, не двигаясь, лишь грудная клетка мерно вздымалась от дыхания.
— И он здесь, — улыбнулся настоящий Джек и ударил кулаком по столу.
Сайлас вскинулся, роняя стакан из ослабшей ладони, в ужасе заозирался вокруг, но в кабинете было тихо, сумрачно и пусто.
Нет, он не пойдет к Лурье. Да и что сказать? Что ему снится сын, которого он три года как замуровал в комнате, и кто-то второй, очень похожий на Джека, но совершенно другой, пугающе чуждый этому миру? И вроде во сне толком ничего не происходило, но Сайлас с каждым новым сном чувствовал себя всё хуже и хуже и в реальности, вздрагивая от каждого звука. Оставалась только Хелена, единственная, кто в Сайласе всегда видел только его самого.
Задремав на заднем сидении машины, Сайлас снова провалился в пустоту.
За окнами было непроглядно темно. Впереди на водительском сидении угадывался размытый силуэт водителя.
Сайлас дёрнул ручку двери и зашипел от боли, когда на его запястье сомкнулись железные пальцы.
— Не думаешь же ты, отец, что сможешь от меня сбежать?
Дёрнувшись, Сайлас чуть не заорал от ужаса — рядом сидел человек из сна с лицом его сына, а сам Джек глядел на них из зеркала заднего вида.
— Ты не спрячешься от меня, отец!
Сайлас вскинулся, просыпаясь от собственного крика, зажал рот ладонью, стараясь проглотить весь тот ужас, волной накрывавший его, заставляющей тело дрожать, утягивающий из рук контроль.
— Ваше Величество? — водитель глянул на него в зеркало заднего вида, и Сайлас чуть не заскулил в голос. На него смотрели с зеркальной глади глаза сына.
— Нормально, — выдавил он из себя, не в силах оторвать взгляда от зеркала. — Нормально.
Хелене хватило одного взгляда, чтобы понять, насколько всё с Сайласом не так. Она тут же усадила его за кухонный стол, достала травяную настойку и поставила ее перед Сайласом.
— Пей и рассказывай, — велела она, сев напротив, и не проронила ни слова, лишь сильнее хмурилась, кусала губы и под конец и вовсе, налила себе настойки и выпила залпом. — И снова ты меня не послушал, — покачала головой Хелена. — Я ведь предупреждала, что нельзя так с Джеком, а ты всё по-своему сделал. Это злой дух пришёл за тобой, дух, вызванный болью твоего, — она ткнула в Сайласа пальцем, — ребёнка. И только ты ещё можешь всё исправить.
Сайлас лишь отмахнулся. Да и что могла понимать эта женщина в делах королевства? Она знала обо всём произошедшем лишь с его слов и вряд ли способна была бы оценить весь масштаб вины Джонатана. Сайлас не мог просто так спустить всё на тормозах. Мальчишка показал зубы, но не смог удержать корону, за что и был наказан.
— Но ты меня слушать снова не собираешься, — покачала головой Хелена.
Эту ночь всё было спокойно. То ли Джек не мог так далеко достать его, то ли Хелена и правда была настолько волшебной женщиной, что отгоняла всю нечисть, жаль, что нельзя было посадить ее рядом с собой на трон, дать то, что полагается возлюбленной короля.
— Ты ведь понимаешь, что дальше будет хуже, — вздохнула наутро она, когда Сайлас собирался во дворец, указав взглядом на налившийся чернотой синяк на запястье.
Сайлас только отмахнулся. Сегодня, на свежую голову, все эти проблемы казались мелкими и надуманными.
Гильбоа жил своей обычной жизнью. Шайло неспешно просыпался, не зная, что король ничего не боялся так сильно, как наступления темноты, когда измотанный дневными заботами организм начнёт сдаваться тяжелому мороку сновидений, притягивая голову к подушке, когда снова придут они.
В этот раз темноты не было. Сайлас открыл глаза и прислушался к тихому мерному дыханию Розы и выдохнул сам. Пронесло. Не приснились. Можно было попытаться доспать оставшееся время или пойти в кабинет и заняться делами.
Сайлас попытался сесть и понял, что не может двинуться. Всё тело налилось незнакомой свинцовой тяжестью, сковывавшей по рукам и ногам, надавливающей на грудную клетку. Он захрипел, заскрёб пальцами по мягким белоснежным простыням, но не смог расслышать ни звука, кроме дыхания Розы и… щелчка зажигалки.
Кое-как повернув голову, он столкнулся с внимательным взглядом сидевшего напротив их постели Джека, вертевшего в длинных — в этом он пошёл в мать — пальцах зажженную сигару.
— Я долго думал, как с тобой поступить. Мой друг, — он указал подбородком себе за спину, где из сумрака выступил второй, похожий и непохожий одновременно на его сына, — предлагал тебя убить. Но это слишком просто и скучно. Оскопить — слишком грязно. — Джек подался вперёд, улыбнулся, и от этой улыбки на его лице с заострившимися от пережитого чертами у Сайласа волосы встали дыбом. — Даже казнь тебе нормальную не придумать. Но я знаю, точно знаю.
Выступивший из-за плеча Джека двойник бесстрастно окинул взглядом комнату и, подойдя к постели, одним движением, будто бы Сайлас совсем ничего не весил, сдернул его за ногу на пол и обернулся к Джеку, явно ожидая дальнейших приказаний.
— На четвереньки его поставь, пожалуйста, лицом ко мне, — попросил его сын, всё ещё страшно улыбаясь. — Не хочу видеть его задницы. И у тебя всё есть?
Сайлас завертел головой, стараясь понять, о чём они говорят и, будь у него голос, взвыл бы, разглядев на низком журнальном столике ЭТО — толстый, перевитый крупными венами искусственный член. Он захрипел, задергался, не понимая, что происходит, что с ним хотят сделать эти двое ненормальных, но невидимая сила не давала хоть как-то двинуться, он лишь немного раскачивался из стороны в сторону и сипло выл, почувствовав на бедре холодный металл железной ладони.
— Не надо! — кое-как сумел выдавить из себя Сайлас.
Джек легко поднялся, присел рядом с его головой и, сжав удивительно сильными пальцами подбородок, приподнял чуть выше голову Сайласа, чтобы удобнее было смотреть в глаза.
— Просишь прекратить? Ты? Меня? — его брови взлетели вверх, саркастично изогнулись. — Смешно, не правда ли? — обратился Джек к своему пугающему двойнику и, дождавшись кивка, вновь обернулся к отцу. — А сколько раз я просил? «Нет, нет, не надо, отец, оставь меня в покое!» — выплюнул он и во всего размаху залепил Сайласу пощечину. — Моя очередь быть глухим.
Джек снова вернулся в кресло, сел нога на ногу и махнул своему двойнику рукой.
— Он твой.
Сайлас задергался, рванулся, едва почувствовав хоть немного силы в конечностях, но жесткая хватка на бедре усилилась. Всё происходящее было похоже на кошмар сумасшедшего. Он не верил в реальность сына, спокойно раскуривающего сигару, пока его… пока с ним…
Когда пижамные штаны вместе с бельём были опущены к коленям, а ягодицу обжёг хлёсткий удар, Сайлас завыл в голос.
— Этого не может быть! Это всё нереально! — причитал он, мотая головой из стороны в сторону.
На что Джек отсалютовал сигарой.
Двойник не стал оттягивать неизбежное, сунул сразу два пальца, безжалостно раздвигая пытающиеся конвульсивно сжаться мышцы. Над ухом, патроном, загоняемым в патронник, щелкнула крышкой банка со смазкой — спасибо хоть и на этом — и ягодицы залило холодным, мерзко тягучим. Сайлас тихо всхлипнул и поднял взгляд на сына. Железные пальцы сдавили ягодицу до синяков, оттягивая ее в сторону.
— Хочешь совет? — Джек наклонился чуть вперёд, выдохнув в лицо отца струйку ароматного дыма, странно контрастировавшего с ужасом и нереальностью всей ситуации. — Не зажимайся. Расслабься и… — его губы растянулись в неприятном, незнакомом Сайласу оскале. — Думай о Гильбоа.
А двойник будто бы приказ действовать получил.
Боль была такой, что Сайлас орал, срывая голос. Казалось, толстый резиновый член рвёт его напополам, вторгаясь всё глубже и глубже, достаёт до желудка, проходит дальше и с силой бьётся с другой стороны гортани, перекрывая доступ кислорода.
Мышцы налились свинцовой тяжестью, позвоночник свело, заклинило под совершенно невероятным углом, не давая осесть, соскользнуть с черного орудия пытки, а член казался бесконечным. Он всё входил, заполнял нутро одним длинным длинным движением, смещая органы, надавливая на лёгкие, вспарывая диафрагму по живому, но вдруг замер, остановился, давая мгновение на передышку, возможность перевести дух, на секунду поверить что всё закончилось… движение, быстрый рывок обратно, и Сайлас ослеп.
Он не понял, что произошло.
Боль, невозможно яркая, опаляющая расплавленным железом внутренности, нестерпимо острая, пронзила от макушки до кончиков пальцев на ногах, выкрутила ощущения на максимум. Казалось, его выворачивают наизнанку, чтобы посмотреть, есть ли что внутри… И снова вперёд…
Сайлас выл, орал, крупно вздрагивая на каждое движение искусственного члена, рыдал, бессвязно повторяя просьбы остановиться, умоляя Джека, смотрел в его глаза и не видел ничего, даже привычной горькой ненависти, отчаяния растоптанной гордости. Из серых глаз сына на него смотрела равнодушная пустота.
Новая волна острой боли резанула поясницу. Если бы Сайлас мог, то бился бы до последнего, стёсывая кожу на костяшках. Пусть лучше бы убили любым возможным способом, чем так: позорно выть, горбиться, не давая чёрному монстру забираться глубже.