Джеймс не спал. Он весь день провёл в странно иррациональном желании во что бы то ни стало дождаться Брока домой, боялся, что с ним что-нибудь случится.
На улицу опустилась темнота, а Брока все не было. Джеймс не знал, куда идти, где искать, опасался, что ему снова придется куда-то идти, сам не зная, куда, снова искать, когда, казалось, уже нашел. Только что нашел? Почему Брок принес покой? Кто он такой, что принес ему покой? Сейчас до одури хотелось помнить хоть что-то. Но в голове витала блаженная пустота.
Приход Брока Джеймс услышал очень четко и замер весь, лёжа на кровати лицом к двери. Он втянул носом воздух и почувствовал кислый запах выпивки и сладкий, противный — женщины.
Это всколыхнуло какую-то странную муть в душе, подняло со дна волну негодования, и Джеймс распахнул глаза, с какой-то злой обидой, осуждением глянув на Брока.
В темноте, в слабом лунном свете, глаза Джеймса блеснули ярким расплавленным серебром, с тёмной прорезью тонкого вертикального зрачка посередине, заставив Брока отступить к двери, зажмуриться, снова чувствуя огонь, пожирающий кожу на плечах и спине, плавящий ее вместе с костями, вгрызающийся ужасом в душу, о мертвых телах родных, сожжённой деревне и внимательном взгляде драконьих глаз, выжидательно следящих с холма, когда они все уже наконец сдохнут. Страх. Какой-то животный, отчаянный страх снова поднял голову, напоминая о давно забытом, окатил ледяным потом, сбивая жар, возвращая самообладание. Стиснув зубы, Брок снова поднял взгляд на своего гостя. В темноте было видно плохо, но никакого серебра в глазах Джеймса не было, лишь тревога и непонятная обида.
— Не спится? — прочистив горло, спросил Брок, стягивая рубаху и оставаясь в одних штанах.
— Я ждал тебя, — спокойно-холодно ответил Джеймс.
Он старался вести себя как гость, но все больше считал, что у него есть право на этого человека. Право считать его своим. Откуда у него такая уверенность, он даже не представлял. Он понимал, что нельзя показывать свои истинные чувства и желания, но они прорывались в интонациях.
— Не стоило, — отмахнулся Брок, хотя в душе даже немного потеплело, словно ему было действительно важно возвращаться.
Брок не стал зажигать свечи, чтобы не пришлось многое объяснять и, не дай Богиня, увидеть в глазах Джеймса брезгливое отвращение. Он вообще старался ни перед кем не раздеваться или хотя бы не поворачиваться спиной, прекрасно зная, как выглядит его испещрённая шрамами кожа.
— Ты прости, койка у меня одна и спать придётся вместе.
Чувствовать, что Брок был с женщиной, было неприятно. Даже больше, чем неприятно, это вызывало клокочущую ярость, словно человек, приютивший его, помогший ему тогда, когда мог просто выкинуть за пределы своей территории, был его целиком и полностью. Брок обязан был его знать. Не мог не знать, раз оставил у себя, раз положил в свою постель, раз Джеймс так его воспринимал. Других людей он просто сторонился, даже боялся иногда, а этого хотел себе. Хотел показать ему, что Брок его.
— От тебя пахнет женщиной, — снова холодно сказал он, словно это должно было показать всю степень его неудовольствия.
— Малыша это удивляет? — хмыкнул Брок, оставшись в одних нижних штанах. — Не переживай, папа совсем немного поиграл с тётей и уже дома.
И вышел, решив всё-таки для чего-то смыть чужой запах, хотя раньше его это нисколько бы не побеспокоило, хоть Брок и сам не сильно любил все эти притирания, призванные привязать к себе мужика колдовским ароматом.
Слова, казалось, должны были ранить, но отчего-то стало тепло. А особенно хорошо стало от осознания, что Брок пошел отмыть с себя ту женщину. Джеймс устроился у стены, привалившись к ней спиной, и стал ждать. Он пытался уснуть, но ничего не получалось.
Чуть ли не с головой нырнув в бочку для дождевой воды, Брок соскребал с себя сегодняшний день. И правда становилось легче, отпускало незнакомое раньше тяжкое чувство вины, неправильности. В последний раз окатившись с головы до ног из ведра, он раскинул руки и запрокинул голову назад, вот-вот готовый взлететь, почувствовать упругий удар ветра в грудь, совсем как в детстве, после сказок, рассказанных матушкой. И снова стало легко, правильно, свободно.
Встряхнувшись, Брок натянул нижние штаны и вернулся в дом, глянул на умостившегося у самой стены Джеймса и лёг рядом, стараясь не касаться его, но всё равно чувствуя кожей жар чужого тела, слишком знакомый жар, желанный.
— Добрых сновидений.
Джеймс промолчал, закрывая глаза. Теперь можно было спокойно уснуть, внутри было почти полное удовлетворение. Наконец-то он проведет ночь в кровати и под крышей, а не на голой земле. Было тепло и сухо, спокойно.
Первое, что почувствовал Брок, вынырнув из какого-то особенно светлого сна, хотя в последнее время ему снилась серая непонятная муть, это навалившуюся сверху приятную тяжесть, жар чужой кожи под ладонями и полное умиротворение, словно все детальки его не самой простой жизни вдруг перевернулись нужной стороной и встали на место, складываясь в полную картину.
На Броке кто-то лежал, обняв его руками, ногами, казалось всем собой, укрыв шёлковым водопадом тяжёлых волос. И Броку было хорошо, как никогда и ни с кем не было.
— Что-то я вообще ничего не понимаю, — наконец совладав с голосом, пробормотал Брок, стараясь отцепить от себя тонкие, но на удивление сильные пальцы. Хотя, если уж быть до конца с собой честным, хотелось как раз обратного.
С тех самых пор, как он себя помнил, Джеймсу не представлялось возможности так сладко поспать. Ему снилось что-то хорошее, счастливое и голубое-голубое небо. Кто-то рядом чувствовался совершенно правильно, такой теплый, такой важный, такой родной. Такой его. Просыпаться и выплывать из этого прекрасного марева совершенно не хотелось. Даже голос, разбивший сонную тишину, не помешал.
Кое-как спихнув с себя Джеймса, Брок не очень удачно потянулся и с грохотом повалился на пол, чувствительно приложившись локтём, выматерился, поднимаясь. Всё тело протестовало, тянулось обратно к такому правильному необходимому теплу, но Брок был сильнее собственных желаний.
Поднявшись, он хрустнул шеей, подхватил свою одежду. Стоило умыться, выполоскать из головы совершенно неуместные желания, странные мысли, мечты о человеке, которого он вчера впервые увидел, но уже, казалось, знал всем своим существом.
Джеймс плыл в голубом мареве ровно до тех пор, пока тот его, кого он держал в лапах, в больших когтистых лапах, такого маленького, но сильного, не исчез, а потом раздался грохот.
Резко распахнув глаза, Джеймс — а Джеймс ли? — инстинктивно свесился с кровати, пытаясь поймать, удержать, не дать упасть, не потерять. Но ухватил только воздух. Слишком поздно проснулся.
Остановившись на крыльце, Брок окинул взглядом свой двор, потянулся, расправил плечи и скосил взгляд на гордо оттягивающий тонкие нижние штаны каменно-твёрдый член.
— Предатель, — буркнул Брок, сжав его у основания через ткань. — Тебе, что, вчера мало было? Не натрахался? Мне на такие приключения слишком часто здоровья никакого не хватит.
Но телу было всё равно, оно помнило приятную тяжесть Джеймса, шёлковую гладкость кожи, жар, в котором хотелось плавиться, принадлежать. И при этом сознание и не думало протестовать.
Ополоснувшись и вылив на себя несколько вёдер холодной колодезной воды, Брок облокотился на колодец, глянул в его тёмную глубину и решил сам для себя не дёргаться, в кои-то веки плыть по течению. Скоро Джеймс оправится от болезни и исчезнет из его жизни, вернув ей привычное спокойствие.
Утро не принесло ответов на те вопросы, что роились в голове Джеймса, но оно было гораздо лучше, чем все прошлые за два последние года, которые он себя знал. А может, и больше двух…
Хотелось пить и ледяной воды, родниковой, но где тут найдешь родник? Приходилось рассчитывать только на колодец. Вчера он успел осмотреться — дом стоял на отшибе, Брок куда-то ушел, и Джеймс решил выйти к колодцу как есть. Он чувствовал, что не любит одежду, но почему, представлений у него не было.
На ходу заплетать волосы было неудобно, но Джеймс очень старался, чувствуя, что он делал это не часто. Выйдя на крыльцо, он огляделся вокруг, заметил нагнувшегося над колодцем Брока и пошел прямиком к нему.
Брок никого не ждал, не сейчас, когда в груди клокотало голодное жадное возбуждение, обжигало, стекая вниз живота, когда ладонь так правильно обхватывала член, поглаживая большим пальцем чувствительную уздечку, водила по стволу, возрождая в памяти момент сегодняшнего пробуждения.
Расслышав шаги за спиной, Брок выматерился и хотел было натянуть на задницу штаны, прикрыться, бросив быстрый взгляд через плечо, и гортанно застонал, не в силах сдержать голос. Солнечные лучи, явно влюблённые в Джеймса, обрисовали изгибы его тела, каждый мускул, впадину пупка, узкие бёдра, невозможно длинные ноги так удачно, что Броку хватило одного движения, чтобы кончить.
— Блядь, — выдохнул он.
Брок его заметил не сразу, Джеймс успел рассмотреть его, широкую спину и ужаснулся увиденному. В душе волной поднялось душное желание убить того, кто это сделал и одновременно подойти, коснуться ладонью звезд и пятен шрамов, ровным слоем покрывающим всю спину, плечи, кажется, даже руки. Его тревожило то, кто мог так поступить с этим человеком, хотелось кому-то отомстить, хотя и знаком он с Броком был всего-то сутки.
Это было странно. Джеймс вытянул вперед руку, чтобы коснуться, вдруг это морок и его можно отогнать, но Брок обернулся на него, и рука сама собой опустилась, потому что что-то подсказывало, что такой жест только разозлит. И Джеймс замер на полпути, только сейчас поняв, чем Брок был занят.
Захотелось странного — присоединиться, убрать руку, которую было не видно сейчас, и заменить своими губами. От этой мысли потеплело внутри, разлилось возбуждением по венам, и член ожил, еще не встал, прижимаясь к животу, но уже заинтересовался.
— Нахуй такая жизнь, — сипло выдохнул Брок, едва заставив себя оторвать взгляд от чужого члена.
Сколько он ходил в отрядах наёмников, делил с товарищами одну бабу на всех и никогда не замечал пристрастия к чужим членам, а тут… или всё дело в Джеймсе?
Прикрыв член ладонью, он поднялся натянул штаны, сунул голову в ведро с водой, но в мозгах не просветлело, желание притиснуть к себе Джеймса тоже и не думало пропадать.
— Умывайся и приходи завтракать, — буркнул Брок, проходя мимо и стараясь не съехать взглядом на его обнажённое тело.
Оставшись у колодца один, Джеймс — надо же, как быстро он привык к этому имени, или ему действительно было все равно, как называться? — недоуменно глядел вслед Броку, не в силах оторвать взгляд от шрамов.
Казалось, это было очень важно и почти неудивительно, но почему, что связало их в прошлом, да и в каком прошлом, если Брок говорит, что не знал его?
Набрав ведро ледяной воды из колодца, Джеймс напился, умылся, завязал волосы в узел и аккуратно облился. Было приятно, очень приятно. И почему ему было так холодно раньше? Сейчас, облившись водой, от которой ломило зубы, он чувствовал себя невероятно хорошо и бодро.
Как же он хотел вспомнить хоть что-нибудь, получить хоть намек о своем прошлом, но блаженная пустота не собиралась покидать его голову или заполняться чем-то иным, кроме тумана беспамятства. Но с Броком необходимо было поговорить, может быть, он прольет свет на то, почему он так нужен, почему так тянет к нему.
Вернувшись в дом, Джеймс оделся, не испытывая от этого никакой радости.
— Брок, — позвал он, решив все же поинтересоваться у хозяина, можно ли ему сварить один из отваров. Сам он чувствовал, что начни кто хозяйничать без спросу в его владениях, он бы наглеца… съел. Вот это было очень странно, но Джеймс предпочел не думать сейчас об этом. — Мне нужно сварить себе кое-что, чтобы сбить жар.
— Вари, — разрешил Брок, выбираясь из подпола, поставил перед собой на стол глиняный горшочек с мёдом. — Только пожрём сначала.
На завтрак у них был вчерашний земляничный пирог, который, конечно, можно было разогреть, но Броку слишком не хотелось возиться с печью, холодный же компот, мёд. И снова Брок делал несвойственное для себя: заботился о ком-то, не думая о своих желаниях, вытаскивал из заначек сладости.
Вари… А как? Джеймс был уверен, что топить печь он не умеет. Сев за стол, он принялся наблюдать за Броком, как тот плавно, без лишних движений, выставлял на стол еду, и в этих движениях было что-то хищное, что-то, чему было не место в деревенском покое.
— Я не умею готовить в печи, — совершенно не стесняясь, сказал Джеймс. — И, думаю, изгородь я тебе тоже не починю. Но у тебя есть травы, из которых можно варить разные зелья. И ты сможешь их продать, чтобы покрыть расходы на изгородь и еду. Раз у меня ничего нет.
Быть зависимым не хотелось, да что там не хотелось, почти трясло от негодования, что он зависим, и надо было решить проблему. Джеймс был уверен, что сможет наварить зелий и отваров на продажу. Это должно было покрыть расходы Брока на него.
Но что делать дальше? Уходить? Он не хотел уходить от Брока, он чувствовал, что именно здесь то место, куда он шел, казалось, бесконечно долго. И наконец пришел. И Брок был тем человеком, который… А что который? Который ощущался своим? Да, именно так. Но сам Брок не выказывал желания становиться его, и это удручало. Нужно было задержаться хоть на пару дней, чтобы переосмыслить происходящее, до конца прийти в себя и, может быть, тогда он пойдет дальше, потому что желание получить Брока могло быть навеяно его добротой. А люди добры редко. Крайне редко.
— Не умеешь, — протянул Брок. — Давай поедим и… — он задумчиво почесал затылок, прикидывая удобно ли вообще будет что-то варить, окинул взглядом пыльные пучки трав под потолком, доставшиеся ему вместе с домом от перебравшихся в соседнее село хозяев.
Он даже видел в сенях несколько небольших котелков, какие-то склянки, как раз очень удобные для разных зелий и настоек.
Брок на самом-то деле и не сильно рассчитывал на помощь Джеймса и сказал тогда про изгородь скорее рефлекторно, ещё вчера он уже прикидывал, что ему нужно для починки. Единственное, было жалко рассаду непонятно чего. Сам он никогда не занимался посадками и огородом. Пока живы были родители, он был слишком мал и ему доверяли разве что кормить скотину и таскать сорняки под бдительным приглядом старшей сестры. Потом скитался, прибился к наёмничьему отряду, воевал и вот только второй год, как осел на земле и именно этой весной задумался о собственном огороде, одолжил у соседей каких-то семян, посеял и… скорее всего ничего из этой затеи не выйдет, то, что проклюнулось, подавил Джеймс, валяясь без сознания.
— Давай так, разведём во дворе костёр, поставлю над ним треногу с котелком и вари на здоровье. С печью нужно уметь обращаться.
— Хорошо, — тут же согласился Джеймс.
Костер и тренога его вполне устраивали, судя по всему, с этим он умел обходиться. Но тогда почему не знал, как топить печь? Ответа не было.
У Джеймса было множество вопросов, только отвечать на них было некому. Если только поспрашивать Брока, потому что есть в тишине не хотелось категорически.
— А чем ты занимаешься? — наконец спросил Джеймс, чтобы разрушить тишину.
— Сейчас зверя бью и ягоды для трактира собираю, — спокойно ответил Брок, нарезав пирог на несколько крупных кусков, откусил от одного, прожевал, прижмурившись, делая в памяти зарубку расцеловать Марианку и привезти ей с ярмарки ярких лент, хотя и всё внутри восставало против этой идеи. — Раньше наёмничал, — продолжил рассказывать Брок, придвинув к Джеймсу ближе пирог и мёд, с каким-то непонятным ему любованием разглядывая тонкое живое запястье, длинные пальцы.
Нет, точно и сегодня надо сходить к Марианке, вообще надо как-то определяться в жизни. Джеймс был красивым мужиком, явно сильным, упрямым, правильным — Брок умел такое подмечать в людях — вот только даже если откинуть наличие члена, такие, как Джеймс, не про его честь, слишком много в неожиданном госте было совсем не крестьянской грации, аристократичности, о которые слишком легко обломать зубы.