========== Часть 1. Спасите ==========
В маленькой комнатенке было пыльно, темно и душно.
Не считая раскиданных повсюду старых, пожелтевших газет, тут не было ничего, кроме матраса, прикрытого драной простыней, и на этом матрасе, тихо постанывая, стоял на четвереньках абсолютно голый юноша.
Очень длинные и давно нечесаные светлые волосы, достававшие почти до пояса, полностью скрывали его лицо, но бесстыдную наготу он прятать был не должен ни в коем случае.
— М-мистер Шпивель… — еле слышно сказал он, сглатывая, и его тонкие пальцы с обломанными ногтями еще сильнее обхватили возбужденный член. — Пожалуйста, я не могу больше…
Только для этого клиента он мог пересилить себя и немного попозировать.
Мистер Шпивель не был похож ни на кого другого — собственно, только его лицо Ханнес и помнил в бесконечной череде незваных гостей, плативших за тело омеги.
Несмотря на то, что мистеру Шпивелю было уже больше тридцати, он выглядел молодым и подтянутым, будто студент, он приятно пах и никогда не делал Ханнесу больно…
Много ли надо шлюхе вроде него?
А еще он почти всегда приносил цветы.
Пышный букет белых роз выглядел в этой жалкой каморке неуместным, словно жемчужина в куче навоза, и его пронзительный, почти как у самого мистера Шпивеля, аромат невольно заставлял сердце парня сжиматься в сладкой тоске…
— А-аах! — не сдерживаясь, закричал Ханнес, когда их тела соединились.
Конечно, он хотел, чтобы все было по-другому.
Хотел, чтобы не было всех тех альф, хотел, чтобы это случилось в другом месте, в другое время, при других обстоятельствах — но увы, судьба никогда его не щадила.
Глаза мистера Шпивеля были синими, будто океан, и, утонув в них, Ханнес на какое-то время даже забыл, кто он и где его место.
Он просто был счастлив отдаться любимому мужчине — и все.
Рядом с ним он не считал секунды, не пытался забыться, не терпел, стиснув зубы — просто наслаждался каждым мгновением.
— Я так люблю вас… — прошептал он, обнимая альфу руками из последних сил, боясь, что их вот-вот разлучат. — Так сильно люблю…
— Я тебя тоже, детка.
И мистер Шпивель поцеловал его в шею.
Сердце Ханнеса забилось в сто раз сильнее.
Вцепившись в клиента еще крепче, он зашептал ему на ухо, будто боясь, что их услышат:
— Заберите меня отсюда! Я… не хочу этим заниматься, мои отец и брат заставляют меня силой… Я люблю вас больше всего на свете, мистер Шпивель! Возьмите меня замуж… Я буду хорошим омегой, я рожу вам детей, я сделаю для вас все, что угодно… Спасите меня, мистер Шпивель, спасите, вы даже не представляете, как мне тяжело…
От стука в дверь они оба вздрогнули.
— Время закончилось! — объявил Алекс. — Или уходите, или продлевайте!
Ханнес надеялся, что клиент купит еще хоть немного времени, но тот начал спешно одеваться.
— До свидания, — поцеловав омегу в лоб, мистер Шпивель вышел из комнаты.
Юноша остался один, окрыленный новыми надеждами.
В своей жизни от альф он видел только боль — но этот человек был исключением.
Он любит его. Он спасет его. Иначе и быть не может!
Его мысли прервал хлопок открытой с размаху двери.
— Так, так, так, — гадко ухмыльнувшись при виде его голого тела, брат подошел к букету и с оценивающим видом подбросил цветы в руке. — Если разобрать этот веник и продать все розы по одной на базаре, на бутылку-другую хватит точно…
— Отдай, это мое! — вскочил Ханнес, но пинок в живот заставил его согнуться от боли и упасть на матрас.
— Твое тут только то, что насрано, шлюха, — фыркнул Алекс, уходя. — Ах, да, кстати, в коридоре уже стоит очередь, так что будь готов!
После любимого обслуживать других было выше его сил, но Ханнес не жаловался.
Ведь теперь он точно знал, что будет спасен.
***
Где-то далеко отец и брат пели пьяные песни, и пахло жареным мясом.
Пытаясь унять урчание в животе, Ханнес с грустью думал, что сейчас они веселятся и пируют за его счет — впрочем, как и всегда.
Окно в его комнате замуровали так, что его невозможно было открыть, и регулярно заклеивали стекла бумагой — юноша всегда обрывал ее, несмотря на то, что его за это нещадно лупили.
Одним избиением больше, одним меньше — какая разница?
Единственным, что ему оставили для доступа свежего воздуха, была форточка, в которую Ханнес даже в своем нынешнем, истощенном состоянии ни за что бы не пролез.
Зато через нее можно было хотя бы посмотреть на улицу.
Забравшись на подоконник, он так и сделал, высунув голову наружу.
Вот она, свобода — так близко в то же время и так далеко!
Кусочек неба, кусочек забора и немного лужайки — вот и все, что он мог увидеть.
Только так Ханнес и развлекался — смотрел в окно да читал старые газеты, которые ему иногда давали за хорошее поведение.
Он жил хуже, чем в тюрьме — там хотя бы не насилуют постоянно!
Под его окном стену облепили вьюнки.
За этим домом никто особо не ухаживал с тех пор, как отец и брат решили, что Ханнес должен посвятить все свое время “работе”, и эти растения чувствовали себя здесь вполне комфортно.
Ханнесу нравилось смотреть на них — чуть ли не на единственную красивую вещь, что только у него осталось.
Иногда ему даже казалось, что он как будто… чувствует эти вьюнки.
Каждую их жилку, сок, бегущий по стеблям и листьям, солнечный свет, что их касался…
Это было странно.
Парень списывал это на то, что за годы заключения начал сходить с ума.
Вынырнув из своих мыслей, он снова принюхался к запаху еды и горестно вздохнул.
Ему давали ровно столько еды, сколько нужно, чтобы выжить, и ни граммом больше, причем что отец, что Алекс с каждым годом толстели все сильнее…
Ветер будто невидимой рукой осушил слезы Ханнеса.
Он все еще не разучился плакать, несмотря на то, что внутри давно уже все умерло.
Открыв глаза, он в удивлении замер и протер их костяшками пальцев.
Ему показалось, или вьюнки проросли чуть дальше, чем было раньше?
— Наверное, от голода чудится, — пробормотал юноша, слезая с подоконника и закрывая форточку.
А может, все-таки получится пролезть?
Ханнес пытался бежать уже столько раз, что уже и сбился со счета.
Пару раз у него уже почти получилось…
Почти.
После того, как он чуть не перерезал себе вены кухонным ножом, его перестали выпускать даже за пределы комнаты без присмотра — шлюха должна была оставаться в живых до тех пор, пока на нее есть спрос.
Когда его мучители собирались в запой, они могли оставить Ханнеса запертым в комнате на несколько дней в компании одного только ведра для справления нужды — само собой, ни о какой кормежке и речи ни шло.
Иногда он планировал, огрев отца чем-нибудь по голове, забрать у него ключи и бежать, но сил у него для этого явно недоставало, а расплата обещала быть слишком жестокой.
Шаги в коридоре заставили Ханнеса покрыться холодным потом.
Воняя спиртом на несколько метров вокруг, в его камеру ввалился тот, кого он когда-то считал папой.
— Алекс, бля, иди ты уже сюда! — крикнул он, чтобы затем, повернувшись к младшему сыну, спросить с глумливой улыбкой: — Ну что, шмара, хочешь горячего члена, а?
Ответ Ханнеса не имел тут никакого значения.
— Скоро… скоро ты п-потечешь, и… и… — он оглушительно рыгнул. — И тогда м-мы будем брать двойную плату! Н-нет, тройную! Алекс, сукин сын, где ты там…
Слоновий топот возвестил о приходе второго ублюдка.
Точная копия отца, только помоложе, он смотрел на брата масляным взглядом, от которого хотелось отмыться, будто от помоев, вылитых прямо на голову.
— М-мой… мой любимый сынок, я хочу, чтобы ты оказал мне услугу — придержи, пожалуйста, гулящие ручонки этой бляди, пока я буду ее иметь…
========== Часть 2. Гнилое сердце ==========
— Эй, дрянь!
Пинок по ребрам выдернул Ханнеса из короткого сна, и он машинально сжался в комок, пытаясь защититься хотя бы так.
Это не помогло.
Схватив брата за волосы, Алекс с хохотом потащил его по полу.
Омега не сопротивлялся — знал, что сделает еще хуже.
— Сука, что ты там наговорил мистеру Шпивелю?
Внутри у Ханнеса все оборвалось.
— Я… — попытался сказать он, но удар по лицу выбил звезды у него из глаз.
— Тварь! Бизнес нам портишь! — с каждым предложением Алекс отвешивал ему новую пощечину. — Да ты хоть знаешь, кто такой мистер Шпивель?
Юноша едва ли уже слышал, что ему говорят.
В ушах у него звенело, а рот наполнился вкусом крови…
— Ты думал, он любит тебя? — мучитель улыбался, наслаждаясь моментом. — Очнись, кому нужна такая дырка? Ты кусок мяса, ты просто дерьмо, а клиенты не любят, когда дерьмо жалуется на то, что к нему относятся, как к дерьму…
— Я же твой брат!..
Лучше бы Ханнес этого не говорил.
От удара головой об стену он даже, кажется, потерял сознание на несколько секунд.
— Не брат ты мне, падаль, — Алекс уже не улыбался. — Ты лишь сын той шлюхи, яблочко, которое недалеко упало… Ты — наша вещь! Мы будем делать с тобой все, что захотим! Всегда! И мой тебе совет от чистого сердца — не пытайся искать защиты у клиентов, нам они доверяют больше, чем тебе…
Ноги не слушались.
Ханнес не мог подняться.
Не мог жить дальше.
— Радуйся, сегодня клиентов не будет! Отец сказал не наказывать тебя, пока он не придет — и я подожду, а так руки чешутся… Уж мы тебе покажем, где твое место! Я уже приготовил провод, мы тебя им так разукрасим, что ты в следующий раз подумаешь, прежде чем нести всякую чушь перед клиентами!
***
Ханнес предпочел бы скорее принимать гостей, как обычно, чем просто сидеть в комнате целый день в ожидании кары.
У него все болело — хотя, парень уже не помнил жизни без боли.
Неужели все, что ему осталось — это страдания? Неужели для него не нашлось бы ничего иного?
Он был слишком слаб, чтобы спасти себя сам, а его последняя надежда сегодня умерла, оставив за собой лишь еще большее отчаяние.
Самой большой мечтой Ханнеса была скорая смерть.
Пусть бы эти дьяволы слишком сильно увлеклись, наказывая его сегодня, и все наконец-то закончилось!
Кто только мог захотеть это избитое, тощее, больное тело, которое только каким-то чудом продолжало выдавать течки?
Алекс прав — он действительно был просто дыркой, не годной больше ни на что.
Но даже если так — в чем он, Ханнес, провинился?
Чем он заслужил такое обращение от единственных родных людей? Даже самая распоследняя шлюха, несмотря ни на что — все еще остается человеком!
— Ненавижу… — прошептал парень, прижимая колени к лицу, и горькие слезы побежали по щекам. — Чтоб вы все сдохли… Чтоб вы все сдохли!
В замочной скважине повернулся ключ.
— Ну что, подумал хорошенько о своем поведении? — в руках у отца был обрывок телефонного кабеля. — Я бы вырезал тебе язык за то, что ты слишком много болтаешь, но тогда ты не сможешь больше сосать гостям как следует, и они будут меньше платить…
Он медленно приближался, помахивая проводом.
Они с Алексом иногда это делали — пороли его по очереди и по очереди же насиловали, совмещая воспитание строптивой бляди с собственным удовольствием, но Ханнес вдруг понял, что на этот раз так просто не сдастся.
— Не трогай меня, — сказал он и удивился тому, насколько твердым был его голос.
Замерев на пару секунд, отец рассмеялся.
— А то что?
Орудие наказания свистнуло, рассекая воздух, но Ханнес увернулся, отскочив в сторону.
— Играть со мной вздумал? — нахмурился мужчина, пытаясь зажать омегу в угол. — Только ведь хуже себе сделаешь!
На этот раз провод попал в цель.
Плечо обожгло ударом.
— Да… да ты!.. — на глазах у Ханнеса снова выступили слезы. Зажимая ладонью место, в которое попал отец, он попятился назад. — Урод! Ненавижу! Чтоб ты… чтоб ты… подавился!..
Ответом ему была тишина.
Отец стоял молча, в одночасье побледнев, как будто забыл о том, что собирался сделать.
Выпав из рук, кабель свернулся у его ног дохлой змеей.
— Отец?..
Он открывал рот, но из него ни доносилось ни слова — только хрипение и клёкот — и тут на пол упало что-то.
Непонятные маленькие овальные камешки, громко стуча, рассыпались вокруг, они выходили из горла отца водопадом, в то время как он сам на глазах синел, выкатив глаза из орбит…
— Господи!!!
Все было кончено прежде, чем Ханнес успел хоть что-то понять.
Отец оказался на последнем издыхании.
Его грузное тело со следами рвоты и крови в уголках рта лежало прямо перед ним, и эти странные штуки уже по одной выпадали из него…
Преодолев брезгливость, Ханнес подобрал одну маленькую гранулу — и глазам своим не поверил.
То, что он сначала принял за камни, оказалось вовсе не ими.
Это была фасоль.
Обыкновенная сухая фасоль, которую обычно добавляют вареной в разные блюда, и именно ей сейчас отец и…
— Подавился, — прошептал Ханнес, с трудом сдерживая подступающую тошноту.
Как такое вообще возможно?
Откуда в отце взялась эта фасоль, и что вообще произошло, и…
— Папа! Папа, почему ты меня не зовешь? Ты что, решил выпороть шлюху без меня?
Алекс приближался.
Застыв на месте, как ледяная статуя, Ханнес не знал, что делать и куда деваться.
— Папа, ты…
Старший брат замер в ужасе, увидев, что произошло.
— Папа!!!
— Он мертв, — безразлично сказал Ханнес. — Я не знаю, что случилось, но он умер…
Алекс пребывал в шоке всего несколько секунд.
— Не знаешь, да? — прошипел он. — Это ведь ты убил его, верно? Это был ты?!
Не дождавшись ответа, он разъяренным быком кинулся на Ханнеса, но, поскользнувшись на рассыпанных фасолинах, зашатался, и…
В эти секунды Ханнес зажмурился от страха, и лишь страшный, звериный вопль заставил его открыть глаза.
На пол хлестала кровь.
Не долетев до пола, Алекс оказался проткнут насквозь колом, что откуда ни возьмись вырос прямо из деревянных досок.
Покрытый занозами конец торчал прямо из дыры в животе.
— Х… Ханнес! — глаза брата закатились, и изо рта у него тоже шла темная жидкость. — Помоги! П-помо…
— Я же неблагодарная шлюха, забыл? — отозвался омега, холодно наблюдая за его мучениями, и второй кол, моментально появившийся рядом с первым, прорвался через грудь Алекса.
Его крики были похожи на визг забиваемой свиньи.
Он дергался на кольях, делая себе только хуже, как ненормальный, и скоро все закончилось.
В воздухе пахло кровью, нет — воняло.
— Это… это все я сделал?..
Ханнес был совсем растерян.
Он не собирался душить отца фасолью или пронзать брата деревянным орудием пытки, но, когда он захотел добить Алекса — так оно и случилось!
Переступив через труп отца, он вышел в коридор.
Впервые за много лет — один!
Они мертвы.
Люди, превратившие его жизнь в ад, мертвы.
Осознание этого не укладывалось у Ханнеса в голове.
— Умерли, умерли, умерли… — повторял он, стуча зубами. — Я убийца… Я убийца! Убийца!
Парень впал в странное состояние — он был на грани истерики и в то же время — абсолютно спокоен.
Опустившись на корточки, он схватился за голову и начал медленно покачиваться взад-вперед.
— Они заслужили это.
Сразу после того, как он сказал это вслух, стало гораздо легче дышать.
— Да… Да, заслужили… А я теперь свободен…
Этой свободы, пожалуй, было даже слишком много.
Ханнес просто не знал, что с ней теперь делать.
Решив начать с малого, он пошел на кухню.