Прикосновения Риддла расслабляли, и Гилдерой уже готов был ненадолго забыть о творящихся вокруг странностях, но его взгляд упал на перепачканные мелом пальцы любовника, и он поспешил выбраться из теплых объятий.
— Мог бы сначала руки вымыть, — капризно произнес Локхарт, нервными движениями хлопая по рукавам мантии. Он купил ее вчера, влюбившись в нежнейший бирюзовый цвет, который тусклое освещение лаборатории превратило в обычный голубой.
Том фыркнул и пару раз отряхнул ладони, о мантии он даже не вспомнил, хотя обшлага рукавов вместо черных выглядели белыми. Все равно его рабочая одежда была старой, потрепанной и носила на себе следы от вещей куда как хуже обычного мела.
Некоторое время он молча наблюдал за Гилдероем — тот весь извертелся, пытаясь увидеть, где же еще остались предательские белые отпечатки, но потом не выдержал и ласково спросил:
— Наверно, твоя мама очень сильно хотела еще одну девочку?
— Не пытайся меня отвлечь! — Локхарт оставил мантию в покое. — Я вижу людей насквозь. Мощный интеллект и развитая интуиция — вот что отличает писателя от обычных людей. Никому не удастся меня провести. С моим богатым опытом я могу распознать темную магию, даже находясь на противоположном конце улицы.
— Я не сомневаюсь в твоих способностях, — покладисто сказал Том, и подозрения Гилдероя усилились. Не может быть, чтобы Риддл добровольно признал его выдающиеся заслуги. В прошлый раз стоило Гилдерою вскользь бросить, что он разбирается в магических растениях лучше любой травницы, как его любовник оскорбительно расхохотался, а потом заявил следующее: «Да ты бы не смог отличить мандрагору от хрена лысого, даже если бы та во весь голос орала бы тебе в ухо». Возмутительная клевета!
— Итак, я жду твоих объяснений. — Локхарт сцепил пальцы за спиной и тряхнул золотистыми кудрями. — Желательно по всем пунктам.
— Почему бы нет… Во-первых, — Том нарочно подчеркнул это слово, — я не имею понятия, где пропадает твоя мамаша. Ты ведь сам просил меня держаться от нее подальше. Впрочем, я и без твоих просьб позаботился бы о том, чтобы свести наши с ней встречи к минимуму. Во-вторых, откуда мне знать, зачем ей столько цветов? Нас не назовешь близкими друзьями, и если бы твоя мамочка вдруг увлеклась икебаной или стала обворовывать могилы, то я был бы последним, кому бы она об этом рассказала. В-третьих… что же было в-третьих? — Риддл прикусил губу и задумался. — А, соседи… Видимо, наша распрекрасная миссис Л. их тоже достала, вот они и пытаются выведать у тебя, когда же она наконец отсюда съедет. В-четвертых, выражение лица у меня самое обычное, а у тебя разыгралось воображение. Безделье идет писателям во вред — они начинают видеть демонов там, где есть одни лишь маглы. И, наконец, в-пятых, может, твоя мама таки поняла, что пора бы ей позволить тебе отцепить пальчики от ее юбки. Она ждала слишком долго, но, как говорят, лучше поздно, чем никогда.
Том был очень убедителен, трудно было не поддаться его обаянию, Гилдерой чувствовал, что начинает сомневаться: а не начал ли он в самом деле приукрашивать действительность, не имея возможности взяться за новую книгу? Риддл уловил перемены в его настроении, осторожно приблизился и вкрадчивым тоном произнес:
— Но если ты все равно здесь, то, может, задержишься? Я как раз собирался сделать перерыв на обед. — Том махнул рукой в сторону своей доски. Рядом торчала черная рука, почти сливающаяся цветом со стеной, Гилдерой бы не обратил на нее внимания, если бы не поднос на ее ладони. Макдур не жалел сил на чистку столового серебра — и оно будто светилось изнутри. — Жаль, я не догадался попросить принести яблоко, — продолжал Риддл. — Тогда бы у нас получилось искушение по всем правилам. Но, может, ты согласишься совершить грехопадение в обмен на грушу, кусок пастушьего пирога или сандвич с тунцом?
Том стоял совсем рядом, и Локхарт чувствовал его горячее дыхание на своей щеке. «Ну ведь точно карамелью пахнет!» — подумал он, уже готовый уступить. Но сначала следовало убедиться, что если не помыслы, то хотя бы руки у его любовника чистые.
Дверь с шумом распахнулась, и колдуны отскочили друг от друга, как пара облитых водой котов. В лабораторию влетел маленький коренастый толстячок. Его макушка была лысой, как вершина горы Блоксберг, казалось, что все волосы оттуда переместились вниз на лицо, два пучка задержались на надбровных дугах, остальные окутали подбородок кучерявой темной бородой, похожей на каракуль — дешевый мех, из которого в некоторых бедных европейских странах ведьмы делали себе шапки. Раньше эти головные уборы часто встречались Локхарту во время его путешествий, и у них с бородой незнакомца было еще одно сходство — та тоже выглядела облезлой и поношенной.
Коротышка потопал к ним, прошелся по гримуару, не заметив препятствия, и даже не обернулся, когда тот звякнул цепью и вяло дернулся.
— Правду говорят, будто старый пень двинул кони?! И шо теперь?
— И зачем я вызвал из ада демона-слугу, если дом все равно похож на проходной двор? — недовольно буркнул Том.
Макдур, смущенно топчущийся на пороге, вымученно осклабился; оправдываться вслух он не смел, но его взгляд ясно говорил, что даже у его могущества есть предел. Попробовал бы хозяин сам остановить этих наглых смертных, которые прут, как слоны на водопой.
Сторожевой гримуар задрожал и чихнул — большая часть чернильного дождя попала на демона, который из присутствующих меньше всего заслуживал этой незавидной участи. От неожиданности колдуны застыли, и Гилдерою пришлось признать, что он зря упрекал гримуар в нерадивости, тот не обленился, а простудился. Дальше чихи пошли один за другим, и каждый новый был громче предыдущего, черные точки летели во все стороны. Макдур мужественно сносил незаслуженные плевки судьбы. Если приглядеться, то можно было заметить, что черные точки — это маленькие буковки, но никто из колдунов не то что приглядываться, близко не хотел подходить к зараженной книжке. Наконец гримуар печально хлюпнул и уполз с дороги, спрятавшись за старинным сундуком.
— Объясните мне наконец, что здесь происходит! — воскликнул Локхарт.
— Отчего ж не объяснить? — тут же откликнулся коротышка, взмахнув руками. — Я поставил двадцать галлеонов на старика Донса, вот этот кабаноголовый сказал мне, шо дело — верняк, Донс тот еще жребчик и в два счета затащит под венец вашу милку-блондинку. А старый хрен взял да улегся в гроб завместо брачного ложа. И теперь я хочу вернуть мои денежки.
Лицо Гилдероя медленно наливалось краской, пока не стало цвета освежеванной гиппогрифьей ляжки. Он медленно подошел к доске, взялся за нижний край и перевернул. На другой стороне была таблица с именами и цифрами. Жирная линия перечеркивала строчку с именем Донса, да упокоится бедный колдун с миром, кем бы он ни был.
— Это ведь ставки, да?! Ты делал ставки на мою маму?
Том подошел к столу и взял с подноса большую желтую грушу. Все это он проделал с нарочитой деловитостью, включая процесс надкусывания груши. Его отстранено-смиренный вид как бы говорил: «Если работать мешают, а развлекаться не дают, тогда можно пообедать, чтобы не терять время на пустые разговоры с вами».
— Технически твоя мама не участник, она — главный приз.
— Значит, ты устроил тараканьи бега за моей мамой. Моей милой беззащитной мамой!
— Лучше сказать, кобелиные бега. — Том неодобрительно покачал головой, давая понять, что от известного писателя он ждал более точных определений. — А насчет твоей мамочки… я бы скорее назвал беззащитной венгерскую хвосторогу, чем ее.
— Что ты натворил?!
— Разместил брачное объявление в «Мире квиддича».
Гилдерой вытаращил глаза, позабыв, что гримаса удивления его совсем не красит. Риддл не стал дожидаться, когда любовник начнет громко и витиевато выражать сомнения в его психической адекватности, и продолжил объяснять:
— Я написал, что миссис Локхарт — одинокая вдова, проживающая по нижеследующему адресу, — желает познакомиться с респектабельным колдуном для создания семьи. Еще я указал, что знакомство должно быть романтичным и выглядеть случайным. И никаких упоминаний об объявлении. К моему удивлению, на руку твоей мамочки нашлось шесть претендентов, так что получились настоящие брачные гонки. А если есть гонки, значит, должен быть и тотализатор, и я его устроил.
Закончив говорить, Том как ни в чем не бывало принялся за сандвичи и чай, пастуший пирог он решил оставить на потом. Если у этого человека и была совесть, то она вела себя тихо и не высовывалась лишний раз, как мышь в доме, полном кошек.
— Бессердечный ублюдок. — Что ж, Риддл хотел емких выражений, и он их получил. — И неужели все об этом знали? Даже Гленда? — Гилдерой вспомнил о своей литагентше, которая в последнее время зачастила к ним в гости.
Том кивнул:
— Она поставила на крошку Бэллинджера, который сейчас вышел в фавориты.
— И никто мне не сказал! — Локхарт все никак не мог переварить ужасную правду. — А ты, блохастая гадина, ты тоже знала? — теперь он напустился на Сеси, которая мирно дремала на шкуре камеопарда, небрежно брошенной то ли на длинный ящик, то ли на гроб. Тот криво стоял посреди лаборатории, прямо между двух напольных окон. Круглые ушки дернулись, зеленый глаз лениво приоткрылся, и Гилдерой мог поклясться, что мантикора смотрит на него с пренебрежительной насмешкой. Что уж говорить об остальных: о соседях, знакомых, уличных торговцах, курьерах, домовых эльфах… Мерлин знает, кого еще проклятый Риддл успел втянуть в свою авантюру! Может, и грудных младенцев, например, тех чокнутых близнецов из дома напротив, которые только и делают, что плачут и орут. Во всяком случае, его разум, взбудораженный буйным писательским воображением, уже готов был поверить чему угодно.
— Эй, ребята, может, вы потом между собой разберетесь? А я хочу знать, что будет с моими денежками.
— Подавитесь своими деньгами, — прошипел Локхарт, еще сильнее злясь из-за того, что бородатый незнакомец со своей низменной корыстью мешает ему предаваться праведному гневу.
— Я не хочу ими давиться, я хочу вернуть их на свой банковский счет и в утроенном размере, как мне обещал мистер Риддл.
— Да кто вы, собственно, такой?! — воскликнул Гилдерой, надвигаясь на коротышку. Бородач походил на тех назойливых мух, которые влетали в кабинет именно тогда, когда он размышлял над особо важным поворотом сюжета. И как только безмозглые твари умудрялись так точно подгадывать нужный момент? Может, они учились у Риддла? Кто-кто, а Том проявлял удивительную изобретательность, когда требовалось испортить кому-нибудь жизнь.
— Адам Путмель, чулочно-носочные изделия Путмеля. Мы еще делаем кальсоны с начесом, дамские труселя и душегрейки. Наш девиз: «Мы сохраним тепло ваших тел». Может, слышали?
Локхарт брезгливо скривился и помотал головой.
— Нет, мистер Путмель, деньги я вам не верну. — Том покончил с обедом и решил присоединиться к беседе, которая становилась все увлекательнее.
— Как же так?! — возмутился коротышка. — Я копил их пенни к пенни и теперь теряю свои честно нажитые сбережения из-за какого-то слабака, который не ко времени отбросил копыта. Ведь мог же помереть как мужик — во время первой брачной ночи! А все та старая карга из дома на углу — миссис Ша. Она угощала его подозрительными артишоками. Шоб мне в следующий раз родиться через троллью задницу, если не они стали его билетом в один конец. Да ей же и болиголова туда сыпать не пришлось. — Его голос, похожий на храп сытого дракона — воркующий, гремящий и оглушительно громкий, — упал до заговорщического шепота: — Мы ж с ее покойным мужем столько пива в пабе выпили — хватит, чтоб разбавить Темзу. И он мне как на духу все выложил про ее стряпню. После семейного воскресного обеда бедняга готов был сожрать дохлую мышь, лишь бы избавиться от привкуса этих мерзких артишоков. Попомните мое слово, ребятки, миссис Ша ни перед чем не остановится, чтобы пропихнуть дохляка Бэллинджера под венец.
— И скорее всего она преуспеет, — сказал Том. — У Картрайда и Уткинса нет шансов, после того как они подрались на глазах у миссис Локхарт.
— Сцепились, как два хорька. — Путмель усмехнулся.
— А Гилькомель Бэллинджеру не соперник.
— Ха, куда ему по бабам, — опять влез чулочно-носочный фабрикант. — Старикан еле ходит, бедняга уже на такой стадии, что ускорения ему не прибавит даже внезапный приступ диареи. Он бы давно сдулся, если бы не поддержка Виггинсов. Муженек там, конечно, тот еще курвин пес, зато его жена такую карамель варит, что не остановишься, пока не сожрешь все и до блеска не вылижешь пальцы.
— У миссис Виггинс определенно есть талант кондитера, — согласился Том, мечтательно улыбаясь. — К сожалению, он ей не поможет. Можно считать, что победитель определился. Если, конечно, не появится новый участник, так называемая темная лошадка, — последняя фраза была брошена вскользь, однако Путмель поймал ее на лету, как собака фрисби.
— Так я готов, вписывай меня в свою таблицу и принимай пятьдесят галлеонов. Вы, ребятки, оглянуться не успеете, как мой дракончик влетит в пещерку к этой красотуле.
— Вы говорите про мою маму! — возмутился Гилдерой. Бородач повернулся к нему и, широко улыбаясь, хлопнул по плечам.
— Не волнуйся, паря, скоро мы станем одной большой счастливой семьей. Я всегда мечтал о сыне, наследнике моего скромного дела, продолжателе славных традиций Путмелей.
— Я Гилдерой Локхарт — всемирно известный писатель, кавалер ордена Мерлина третьей степени, — с достоинством ответил Локхарт и отступил на шаг. От Путмеля разило чесноком — видимо, его не обошел скорбный недуг вампирофобии.
Холодность собеседника коротышку не смутила, он снова хлопнул его по плечам.
— Так я ж знаю. Обожаю твои книжки, всегда беру их с собой до сортира. И тогда мои горячие колбаски идут мягонько, будто нежные пальчики девственницы смазали их путь кокосовым маслом. В следующий раз я обязательно принесу парочку для автографов.
— Не трудитесь, — процедил Гилдерой; теперь цвет его щек по яркости и насыщенности сравнялся с цветом капота новенького даблдекера. После смачных описаний Путмеля ему навсегда придется забыть о кокосовом масле. А что касается девственниц и горячих колбасок, то им в его жизни и так места не было. Отогнав яркие картинки, которые так и норовили встать перед глазами, Гилдерой обдал коротышку ледяным взглядом. У того не должно было остаться ни малейшей надежды, что кавалер ордена Мерлина третьей степени и лучший писатель магической Британии возьмет в руки книжку, побывавшую в грязных путмелевских лапах. — И держитесь подальше от моей мамы, иначе вам предстоит узнать, за что именно меня прозвали истребителем чудовищ и грозой темных магов.
За его спиной послышалось ехидное хмыканье: присутствующий здесь темный маг тоже желал бы знать, за что Локхарт удостоился столь высокой чести. Но в целом вид у того был более чем грозен: брови сурово насуплены, глаза мечут молнии, лицо пылает, подбородок одухотворенно вздернут к потолку… Путмель побледнел и уже готов был дать задний ход, так что Том решил его подбодрить:
— А я бы на вашем месте не отступил. — Взяв тряпку, он небрежно стер имя Донса, счастливчика, которого смерть избавила от незавидной участи стать новым мужем миссис Л. — У вас есть все шансы на успех. Я бы не раздумывая поставил на вас двадцать галлеонов. — Рука Риддла уже готова была вписать новое имя, но он остановился, давая понять, что окончательный выбор остается за Путмелем.
— Я в деле, — решительно сказал тот. — И ставь на меня смело, это надежней, чем класть денежку гоблину в трусы. С Адамом Путмелем не прогадаешь. А теперь мне пора, вечер обещает быть бурным, а перед свиданием, как говорят наши дамы, надо причапуриться.
— Рад был видеть вас, мистер Путмель, — вежливо попрощался Риддл. Гилдерой промолчал — подобная наглость лишила его дара речи. Он не мог поверить, что вместо того, чтобы раскаяться, сжечь доску с таблицей и вернуть людям деньги, этот суккубий сын Том Риддл сам сделал ставку, ничуть не стесняясь его, Гилдероя, присутствия.
— Мама на этого уродца даже не взглянет, у нее слишком хороший вкус, — наконец сказал он.
— Кто знает, — отозвался Том, пряча улыбку. Он был доволен собой, как школьный хулиган, которому сошел с рук плевок в директорскую чашку с чаем. — Мистер Путмель похож на человека, умеющего находить подход к женщинам.