========== I ==========
Юнги, кажется, самый обычный парень. У него мама-разведёнка, младший брат Чонгук, большой дом и неплохие оценки в колледже. У него друг Чимин, пьяные тусовки вечером в пятницу. Он прячет от всех деньги в ящике с носками, каждый день меняет пароль на телефоне. Он живёт, как другой любой в этом мире.
А внутри дома у него пистолет в каждой сраной китайской вазе династии Мин. И фамилия у него Мин тоже. У него камера в каждом углу, а стёкла в окнах пуленепробиваемые. У него блядская татуировка на ключице, которую набивают каждому ребёнку их рода. Клеймо шлюхи, которое буквально гласит о принадлежности кому-то. У него брат Чонгук, который пытается забыться в видеоиграх. А сам он курит в подвале здоровенного пентхауса тёмными ночами, когда от осознания руки трясутся и колени подгибаются.
Им время уже отсчитано, а путь заказан. И это, вообще-то, полный пиздец. Потому что Юнги не готов отдавать своего тупоголового брата какому-то мудаку. Себя, конечно, тоже жалко. Только у Чонгука есть хоть самый маленький шанс, когда про него самого же все решили, когда он еще жил у бати в яйцах.
Он ненавидит ебучий род Ким и проклинает их всех до пятого колена. А то дальше. Только вот порчи всякие он наводить не умеет, непригоден. Он ненавидит ебучую мафию, являясь её частью. И просто руки дрожат от осознания. У Юнги от ярости зубы сводит до хруста в черепе. Он будущая шлюшка сыновей семьи Ким. Это традиция. Более трёхсот лет действует договор, в содержании которого указано, что род Мин находится под покровительством семьи Ким. Взамен дети могут забрать любого наследника в качестве любовника себе.
Мать Юнги и Чонгук сногсшибательно красивы, будто сошедшие с небес боги. О себе он выражается неоднозначно, но уж точно не урод. Но для женщин он тусклый, болезненно бледный, как ходячий мертвец. И его нездоровая худоба привлекает слишком много внимания. Которое абсолютно лишнее, которое подвергает его опасности.
В ночь перед роковым днём мать оплакивает судьбу своих сыновей. Она причитает, что лучше были бы дочерьми, что так было бы легче. Юнги думает, что нет, нихуя не легче. Но шальная мысль – вышибить мозги сначала брату, потом себе – не отпускала до четырёх утра. Потом он выкурил пачку сигарет в пределах часа, но глаз так и не сомкнул.
К рассвету у всех в доме начинала съезжать крыша. Когда Чонгук заявил, что абсолютно бесповоротно смирился со своим будущим, Юнги перемкнуло. Он не мог сдержаться, истерически смеясь, он пал на колени. А потом бросился на брата в надежде выбить это дерьмо из его башки. В ходе драки парень покатался по осколкам от зеркала на дверце шкафа, разодрав до мяса одну руку. Чонгук выпал в апатию, когда расколошматил худое лицо брата до крови, разбивая ему губы.
К приезду “гостей” младший изволил хотя бы умыться и причесаться, скромно позавтракать и собрать чемодан со всем необходимым для начала. Юнги же даже не утёр кровь с лица, только курил на голодный желудок, попутно проклиная Намджуна, Тэхёна и всю их семью самыми нелестными словами, какие знал.
Чонгук не мог смотреть на то, как парень изводит себя. Но сам делал вид, что не испытывает никакого беспокойства. И лишь когда дворецкий распахнул дверь перед приезжими, он резко побледнел, встал и поклонился. Так было положено. А вот Юнги ноги попросту не держали. И когда оскорблённый Тэхён хотел встряхнуть его, поднять за шиворот, то юноша согнулся пополам и вздохнул как-то судорожно. Когда Юнги абсолютно без задней мысли, ненарочно, заблевал ботинки младшего из братьев остатками вчерашнего ужина, тот только иронично выгнул бровь на это. Пока Чонгук лепетал извинения в унисон с матерью, парень сдерживал следующий рвотный позыв, который обещал быть едва ли не фонтаном из водонапорной башни.
Намджун держался на расстоянии. Но по лицу Юнги не трудно было догадаться, что произойдёт дальше. И лишь окатив незнакомца водой из графина, стоявшего на журнальном столике, он отошёл шага на два. Разъярённый юноша глядел на него исподлобья, лёгким движением руки убирая влажную прилипшую чёлку. Казалось, он сейчас взглядом его распотрошит и скормит своему ротвейлеру.
Именно на Юнги пал выбор наследника семьи Ким. Чонгук едва сдерживал слёзы, чувствуя, как внутри расползается огромная дыра. Он убьёт его или покалечит, потому что Мин Юнги слишком гордый и непокорный. Потому что Мин Юнги – это Мин Юнги. Он скорее нажрётся стёкла, чем признает своё поражение. Для него оно не существует.
Чонгук выглядит загнанно, когда Юнги даже ноги не держат. Он дышит-то с трудом, глаза закатывает. Кажется, он готов свои внутренности выблевать. Ко всему прочему, Тэхён явно не в восторге от провокационного вида старшего Мина. Даже больше, хочется заставить его кричать, молить о прощении. Но он смотрит на Намджуна, которому эта мысль кружит голову.
Чонгук обнимает свой чемодан, стоя возле кресла. Тэхён говорит ему идти вслед за ним. И нет никаких сил, чтобы хоть для вида посопротивляться. Юнги только вздыхает, удерживаемый за локоть высоким мужчиной в чёрном костюме. Его волочат к здоровенной блестящей машине, бросают на заднее сидение салона. Это лимузин; внутри – бутылка шампанского, приглушённый свет и ненавязчивая музыка. Намджун садится напротив, подпирает щеку рукой и велит трогаться.
Разделительная стенка поднимается, отгораживая водителя от них двоих. Юнги обливается холодным потом, но сохраняет напускное спокойствие. Даже когда ледяное дуло пистолета упирается ему в брюхо, он не ведёт и бровью. Всё внутри сжимается, сердце бьётся будто не в груди, а в плече. У парня во рту пересохло, а язык к нёбу прилип. Едва ли Юнги не боится.
Намджун поджимает губы, глядя на свою новую игрушку. Он абсолютно непривлекателен по сравнению с его предыдущими любовниками. Не длинноволосый, не плавный, не грациозный. Не такой, которого бы хотелось ожидать. Неухоженный взъерошенный мальчишка, смотрящий презрительно, исподлобья. Он сыплет проклятия одними губами, беззвучно, прожигая дыру маслянисто-чёрными глазами. У него в уголках губ запёкшаяся кровь. Он ядовит внешне, внутренне, как самая дерьмовая разрывная пуля в бардачке водителя это ёбанной машины.
Они едут молча. Намджун не видит смысла и нужды распинаться перед чехлом для своего члена; Юнги не рискует раскрывать рот, потому что не хочет в теле лишних дырок. А ещё не хочет подвергать опасности Чонгука, которого транспортирует Тэхён абсолютно другой дорогой.
Кима напрягает непринуждённая для его спутника тишина. Она давит на уши, поэтому он надеяться вывести мальчишку из себя, спровоцировать. Только Юнги абстрагируется от реальности, надеясь, что они с Чимином напьются до колик. Только пока желудок выкручивает, а сигареты остались в кармане ободранного бомбера, утонувшего в бассейне. Он едет в ёбаной чонгуковой рубашке, которая велика ему в плечах.
Мин щуплый. Острый взор Намджуна очерчивает его фигуру под полупрозрачной белоснежной рубашкой. Его взгляд останавливается на тонких угловатых запястьях с длинными пальцами. Подушечки пальцев у него как будто квадратные. А ещё острые коленки, которые видно сквозь бахромчатые прорези джинс. Худой болезненно – больше ни о чем Ким не думает.
Юнги не чувствует себя настолько некомфортно, чтобы застыть в позе оловянного солдатика, вытянуться по струнке и бояться вздохнуть. Он привычно сутулится, широко расставляет ноги, упираясь локтями в колени. Ладони сцеплены в замок, а на них юноша кладёт подбородок. У него буквально поджилки трясутся. Он едет совсем босой, как ходил дома. Когда количество вопросов перевалило за миллион, парень решается открыть рот:
– Ты даже шмотки мне взять не позволил. Я не собираюсь жить голый, – голос у Юнги тихий, бархатный, но говорит он шепеляво – это, правда, не критично.
Намджун поднимает на него глаза, всё ещё подпирает свою щёку кулаком. На самом деле, у него жутко затекла рука, и ужасно саднит лицо.
– Купим всё по дороге. Уверен, вкус в одежде у тебя дерьмовый, если ты едешь сейчас вот так, – Мин возмущён запредельно, – я сам выберу всё. Ты теперь на птичьих правах живёшь, мальчик, – лицо исказила хищная ухмылка, – молись, чтобы я не пустил тебе пулю сегодня же.
Юнги строптивый, но шкура дорога. Он молчит, но всё внутри клокочет невыносимой яростью. Его сердце буквально говорит, отбивает “Чтоб ты сдох, Ким Намджун”. Но для Сатаны в аду нет котла, верно? Нет никакого желания продолжать светскую беседу, поэтому юноша отводит взгляд и изучает обустройство и дизайн салона ясно недешёвого автомобиля.
Обивка из бархата раздражает, щекочет кожу. Мин хочет выдернуть её нахер, к слову, ну очень. Она на ощупь как мягкий бок его любимицы Холли. Он мечтает, чтобы его красавица откусила яйца этому мудаку и Ким Тэхёну за компанию. Наверное, забрать из дома собаку ему не разрешат. Ладно, хоть не в подвале жить, а Холли можно сплавить Чимину на время. В конце концов, Юнги не собирается находиться в таком провокационном положении более, чем несколько суток. Но побег нужно планировать, когда полностью освоишься, и окружающие привыкнут к тебе. Юноша не сомневается, что ему и в задницу жучок запрячут. И то не потому, что Намджуну понравится ему трахать. Он асоциальное бревно. Ему бы – в кровать и пару бутылок крепкого виски.
Он жмурится, надеясь, что это всё сон. Что сейчас он откроет глаза, а Холли будет лизать ему пятки и счастливо поскуливать. Что Чонгук, как всегда, будет выпинывать его из ванной, угрожая обоссать дверь. Что они с Чимином приедут в клуб, чтобы подарить бармену блестящие стринги и напиться до синьки. Но вместо этого на его слабую полуулыбку пялится Намджун. Лицо юноши тут же приобретает агрессивное выражение. Юнги злится сам на себя, что так на бабу похож, на педика, на заднеприводную сучку.
Торговый квартал пестрит огнями. После полумрака внутри машины чувствуется неловкость. Он стоит босиком посреди огромного модного бутика до тех пор, пока его грубо не затаскивают в примерочную. Консультант щебечет с Кимом, а затем окидывает взглядом и его спутника. Морщится, как будто видит перед собой замарашку. Но рот держит на замке, давит из себя улыбку.
– Какой размер одежды носит ваш… друг? – ей неловко, она не знает, каким словом обозвать Юнги, чтобы остаться в добром здравии.
Намджун равнодушно пожимает плечами, направляясь к побледневшему парню. Мин гордо задирает голову, молчит, засовывая руки в карман чертовски узких брюк.
– Думаю, у него размер S или чуть больше, – задумчиво произносит он, оттягивая отложной воротник рубашки Юнги и разглядывая бирку, – низ подбирайте по тем брюкам, в которых он стоит. Бельё на ваш вкус, полностью вам доверяю, – он заканчивает хищной улыбкой, затем уходит к стендам с одеждой.
Консультант бледнеет. Ей на вид не больше двадцати пяти, она заметно нервничает. Морщинка залегает между её бровями. Юноша понимает, что чуть только пойдёт не так – пулю пустят ей в лоб. Поэтому, хоть и неохотно, но примеряет всё, что притаскивают ему в кабинку. Но ничто ему не нравится.
– Сам в таком пускай походит, мудак конченный, – Мин даже не подозревает, что этот самый “мудак” стоит за шторкой, ухмыляется остроте и смелости языка его маленькой сахарной шлюшки, – я ему не монашка и не папа римский, такую хуйню носить в жизни никогда не планировал. Из всего этого приемлимо выглядит только костюм, который я, в любом случае, носить не стану, я не голливудская звезда.
– Тогда выбирай сам, только обойдемся без всяких цепей и блёсточек, – Намджун заглядывает в примерочную, пока юноша стаскивает очередной костюм.
Он не может контролировать любопытство: татуировок на теле Мина много настолько, что рябит в глазах. Несколько ещё совсем свежие, а та, что обозначает его принадлежность Киму, ещё слегка красноватая. Он явно тянул столько, сколько вообще мог. Такие вещи на слишком худом теле смотрятся… отталкивающе? Он, взрослый, самодостаточный человек, не может охарактеризовать чувство, эмоцию, которую только что ощутил. Намджун сталкивается с резким, холодным взглядом чертовски темных глаз – они едва ли не совсем чёрные, поэтому истинный цвет он не может определить, – и вытягивается, полностью проникая в примерочную. Юнги даже не смущается, что на него смотрит мужик, который его непременно трахнет. Ему уже настолько похер, что он почти титаник. Потому что еще одна улыбка этого отморозка – Мин сдохнет от стресса.
Юнги набрасывает чонгукову рубашку на плечи, не застегая и половины пуговиц. В любом случае, тут никто и не вякнет, зная, кто притащил его сюда. Стенды с одеждой стоят под милыми бра и торшерами. В бутике по-дневному светло, хотя они находятся на цокольном этаже всего здания. На ценниках не меньше пяти цифр. Юноша шумно сглатывает, потому что не привык позволять себе такие вещи. Кима это злит настолько, что он почти через весь торговый зал подгоняет его:
– Не ссы, не обеднею.
Мин слишком вспыльчив, но вовремя успевает прикусить язык – помирать ему рановато. Он хватает несколько вешалок с одеждой, проходит мимо стенда лаковых туфель из крокодиловой кожи. Это, видимо, не совсем тот этаж. Но он придирчиво осматривает всё, что примерил, оставляя в руках около четырёх рубашек.
Когда парень покидает примерочную, держа в руках только их, Намджун выгибает бровь. Ладно, касса всё равно на самом верхнем, третьем этаже, захватит что-то ещё. Он говорит передать консультанту выбранное, на что юноша нервно фыркает, но требование выполняет.
Следующий этаж под завязку забит всякими худи, драными джинсами, гейскими комбинезонами. Вместо педантичных туфель всюду кроссовки, кеды, пара полок с огромными готическими ботинками и здоровенный стенд со всякими безделушками. Юнги мельтешит, сгребая отовсюду понемногу. Киму надоедает дырявить взглядом своего “друга”. Он мило воркует с продавщицей, пока юноша примеряет уже седьмой пиджак на чёрную водолазку, звенит цепями на своих ботинках и разглядывает третий десяток блестящих колец. В самом конце он щёлкает серьгами на пятом проколе в ухе и остаётся доволен – выглядит почти как всегда.
Он несёт внушительную охапку из вещей, надеясь ничем не звякнуть. По лицу Намджуна можно сказать, что юноша провозился непозволительно долго. И что он может огрести нахуй. С Юнги льётся пот в три ручья, пока пробивают товар. Он бы с радостью закурил, но у него с собой только обглоданный коробок спичек, повидавший все прелести жизни. Да и он ссыт, что пока что стоит показывать себя во всей красе. Тем более, Чимин давно ему бросить предлагал – вот вам и мотивация и повод. И ещё один действующий фактор, который при любом удобном поводе рад выпустить его мозги на прогулку и оставить их бездомными.
– Возьми то, в чём поедешь, – интонации Намджуна властные настолько, что не будь Юнги мужиком – обоссался бы на месте.
Он переодевается на первой космической. От страха чертовски трясутся руки и ноги подгибаются. Ебануться можно с этой системой; Юнги картели между собой отличает с трудом. А теперь он часть этого преступного механизма. Легко восполнимая, между прочим, в случае потери. И от этого в дрожь бросает, а глаза, сука, всё-таки щиплет. Накатывают слёзы. Мина душат рыдания, пока он защёлкивает металлические серьги. Юноша опирается рукой на ненадёжную стенку из гипсокатона. Но страх и жалость к себе отступают, когда под плотной шторой становится видно чёрные лаковые туфли.
Намджун ждать не любит. Поэтому он врывается в примерочную, пока Юнги утирает лицо краем белой толстовки, бледнеет и прячется, забивается от него в угол. Это подкупает, но он всё же грубо разворачивает к себе парня, вцепившись в плечо. У Мина лицо белое, глаза красные, щёки влажные, а запёкшаяся кровь в уголке губ скатывается комочками по всему розовому, между прочим, совсем по-гейски рту. У него зрачки как будто на всю радужку расползлись, тёмные, бархатные, с битым стеклом в самой глубине. И волосы – чистый аметист. Намджун в восторге, такого парня только трахать, из кровати не выпускать.
Мин распрямляется. Взгляд у него всё равно, что кунаем в ебло. Только здесь – хоть автоматная очередь. И от этого у юноши ощутимо дёргается глаз. Ким может сказать, что этот парень – блядская ведьма. Потому что от него кровь кипит, как вода в чайнике. А он только, едва шевеля губами: “Чтоб ты сдох, Ким Намджун”. И от этого едва член не встаёт. Это – превосходство. Аж кости трещат. Потому что по рассказам Тэхёна, Мин Юнги – самый стервозный, злобный, напористый кусок дерьма в этом городе.