Все это, конечно, очень интересно… но на что ты намекаешь? Кацура поднял бровь в немом вопросе. В конце концов, Такацуги был вовсе не сентиментален.
– Малец легко побил меня. Это было похоже на борьбу с молнией. Я не смог даже увидеть его, не успел среагировать. Пацан приставил мне меч к горлу в считанные секунды.
– Правда?
Если ребенок смог легко затмить Такасуги, который был одним из лучших мечников, которых Кацура когда-либо встречал, он был бы идеальным.
– Ага. Я не мог не спросить название его школы меча. Это Хитен Мицуруги.
– О…
Это все меняло. Кацура разочарованно нахмурился. Или нет?
Стиль Хитен Мицуруги в юго-западной Японии был почти легендарным. Он стал особенно известным в Хаги благодаря старику Ниитцу, двенадцатому Хико Сейджуро. Кацура, как и большинство его сверстников, был воспитан на рассказах о том, как Мастер урегулировал яростную ссору, ту, что была на грани превращения в полномасштабную гражданскую войну, практически одной рукой подчинив могущественный клан Кии.
И, зная точно, кто был кровно связан с этим кланом… У старика Ниитцу должны были быть самолюбие и хитрость, чтобы соответствовать своей легендарной славе. Именно эти истории подтолкнули Кацуру следить за остальными мифами и слухами, упоминавшими Хико Сейджуро. Именно поэтому он и сейчас держал ухо востро насчет «белой смерти».
Хитен Мицуруги, стиль, который, по слухам, передается только один раз в поколение для защиты мира для простых людей. Наследие, бесперебойно поддерживаемое со времен воюющих провинций. Сила стиля вне конкуренции, его репутация безупречна… таково общее восхищение в каждом рассказе. И это было то, чему Кацура, как примерный ученик истории, всегда хотел стать свидетелем.
– Ага, именно.
… и вот оно, в виде ребенка смешанной крови. Что, ради всего святого, произошло?
– Малыш хочет помочь людям, создать мир, в котором с людьми обращаются справедливо. Наивный ребенок, правда. Но у него доброе сердце и умелая рука, – сказал Такасуги и снова сплюнул, потому что даже слова отдавали горечью. – Я знаю, что тебе нужно в Киото. Эти неудачные и скверно выполненные убийства служат Ишин Шиши плохую службу и не срабатывают так, как должны. Тебе нужен мастер, и мальчишка идеально для этого подходит. Так что я спрашиваю тебя – готов ли ты запятнать этим меч Мицуруги? Готов ли ты утопить этого ребенка в крови?
Кацура нахмурился, задумавшись над вопросом. Он верил в свое дело и Ишин Шиши, в этом нет никаких сомнений. После смерти своего учителя от рук Бакуфу, он был вынужден прибегнуть к более радикальным мерам, чтобы получить те рычаги давления, которые необходимы. Правительство сёгуна доживало последние дни. Если бы они смогли надавить на него, правильно разыграть свою игру… у них появился бы шанс положить конец тирании, толкнуть страну в новую эпоху и подготовить ее к взаимодействию с иностранцами на своих собственных условиях. Но для этого…
– Да.
Для этого я могу пожертвовать даже легендарным мечом Мицуруги. Ради новой эпохи… нет ничего, чем я не смог бы пожертвовать.
– Мне не нравится идея отправлять ребенка на эту работу. Правда не нравится. Я бы предпочел оставить его здесь, пусть растет, и использовать его с остальным отрядом Кихетай, когда он понадобится. Но парень хочет действовать и становится с каждым днем все беспокойнее. Так что я дам тебе возможность поговорить с ним, но это твое дело убедить его.
Через некоторое время после окончания тренировки Ямагата-сан пришел за Кеншином. Видимо, Такасуги-сан хотел перемолвиться с ним. Итак, означает ли это, что визитер впечатлен и хочет встретиться? Может, у них есть способ лучше использовать мои таланты? Кеншин замечтался, пересекая грязное поле.
Жилище командира представляло собой внушительное, но простое деревянное сооружение, с клановыми знаками и знаменем Кихетай над дверным проемом. Шагнув внутрь, Кеншин немедленно остановил взгляд на госте Такасуги-сана, неизвестном самурае в изящном платье, с парными клинками на боку. Присутствие человека было наполнено силой и харизмой, и Кеншин не смог не впечатлиться (в данном случае «присутствие» означает ощущение ки – прим. перев.).
Да, он, определенно, кто-то важный.
Сидящий у стены Такасуги, лениво перебирая струны сямисэна, кивнул ему и рявкнул:
– Кеншин, это Кацура Когоро, глава Ишин Шиши провинции Чоушуу.
Незнакомый самурай не обернулся, продолжая смотреть в окно. Кеншин медленно кивнул, чувствуя себя несколько расстроенным его поведением. Я должен что-то сделать? Только что происходит?
Казалось, прошла целая вечность ожидания в тишине, пока Кеншин переминался с ноги на ногу, пытаясь таким образом потратить куда-нибудь нервную энергию. А потом незнакомец, Кацура, повернулся, резко посмотрел на него и сказал:
– Я буду прям с тобой.
Выражение лица его было серьезным и полностью сосредоточенным на Кеншине, словно он пытался что-то разглядеть в нем. Этот напряженный взгляд был странно похож на то огромное давление, которое показывал Мастер во время спаррингов, так что крошечные волоски на загривке встали дыбом, а по спине побежали мурашки.
– Ты готов убивать людей?
Сердце пропустило удар, глаза широко распахнулись. Вот оно!
– Нет смысла говорить обиняками. Я хочу, чтобы ты убивал людей для меня. Чтобы создать новый мир, мы должны разрушить старый. Это неприятно, но так нужно сделать.
Конечно Кеншин знал, что ему потребуется убивать людей, он был готов к этому. Принципы Хитен Мицуруги гласили, что сила должна использоваться, чтобы обеспечить счастье простых людей, и его путь привел его сюда именно для достижения этой цели. Но…
Выразить это так ясно, как сейчас… Кеншин резко вдохнул, и впервые он понял, что говорит не о возможностях и случайностях, а о реальной действительности. Даже Кента ошеломленно молчал.
– Ты говорил, что хочешь использовать свое мастерство, чтобы защищать людей. Я спрашиваю, могу ли я использовать твои навыки. Будешь ли ты убивать людей по заказу, чтобы создать новый мир? Сделаешь ли ты это?
Этот человек, этот Кацура Когоро, был лидером Ишин Шиши Чоушуу, движения, которое продвигало идеи Сонно Дзёи. Которое было той причиной, по которой Кеншин согласился бороться за счастье простых людей. Которое помогло бы помочь невинным больше, чем путь Мастера использовать Хитен Мицуруги… и этот человек просит меня отдать мою силу для этой цели.
Как он мог отказаться? Это было то, чего Кеншин хотел, уйдя с горы, и он не мог упустить этот шанс. Нет, даже если сердце бьется как у бегущего от погони кролика, и весь мир сузился до пары серьезных черных глаз, устремленных в его глаза. Собрав всю решимость, Кеншин попытался облечь свои мысли в слова:
– Если появится новый мир, созданный моим мечом, мир, в котором каждый может жить спокойно и без страха… если моя рука сможет создать этот мир – я буду убивать.
Кацура кивнул, скрепляя этот простой договор. Такасуги-сан отвел глаза, и ощущение его ки спуталось.
Следующие два часа пролетели в суматохе, поскольку Кеншин бросился собирать пожитки и приводить в порядок дела с Кихетай. Сделать нужно было довольно много, как например, получить жалованье за текущий месяц и собрать провизию в дорогу. И вот наконец он отправился на край лагеря, где должен встретиться с Такасуги-саном и Кацурой-саном, чтобы отправиться в путь в их компании.
Однако сразу же стала очевидной первая проблема – самураи, видимо, собирались ехать верхом. Они разговаривали рядом с оседланными и готовыми лошадьми, и еще одна лошадь, вероятно, предназначалась Кеншину. Все это было бы вполне логичным и разумным, если бы не одно но…
– Я не знаю, как ездить верхом, – стыдливо признался Кеншин, все меньше ощущая себя нормальным солдатом и все больше провинциальной деревенщиной в слишком прекрасной компании. Вопросительный взгляд Кацуры-сан забил еще один гвоздь, а затем Такасуги-сан имел наглость громко расхохотаться.
– Конечно, не знаешь. Давай, малыш, это не так уж сложно. Вот, давай я тебя подсажу. – И с этими словами командир просто подхватил Кеншина под мышки и закинул на лошадь. Словно тот был маленьким ребенком!
Кеншин разозлился бы не на шутку от такого явного бесправия, если бы у него было на это время. Но внезапно огромное животное оказалось между ног, ноги просунуты в стремена, а в руках оказались вожжи. Он только глупо разевал рот. И что, как предполагается, я должен теперь делать?
– Просто пни, если хочешь, чтобы она двигалась, потяни за оба повода, если хочешь, чтобы она замедлилась. Вот и все, – проинструктировал его Такасуги-сан в своей энергичной и властной манере, потом вскочил в седло, и они тронулись в путь.
Сначала Кеншин отчаянно сжал поводья в руках и вцепился в седло для большей устойчивости. Однако, кажется, лошади было совершенно все равно, что он делает, она спокойно потрусила вперед, замыкая цепь. Я что? Мешок риса? Первой мыслью Кеншина было возмутиться, но если посмотреть с другой стороны… Если она просто слепо следует за остальными, мне не нужно знать, как ездить верхом…
Это понимание успокоило Кеншина настолько, чтобы он смог оторвать взгляд от насмерть стиснутых вожжей и посмотреть на Такасуги-сана и Кацуру-сана, которые, погрузившись в разговор, держались верхом так, словно занимались этим с рождения. Ну конечно, они же оба самураи… ожидаемо, что они умеют ездить верхом.
А я нет. Кеншин угрюмо хмурился, но потом заставил себя держать поводья свободнее и сесть прямее в жестком неудобном седле, пытаясь привыкнуть к неудобным движениям животного. Несмотря на все попытки, Кеншину не удалось полностью расслабиться в седле. Однако езда верхом была не так уж плоха. Меч покоился на боку, поклажа привязана к седлу за спиной, так что он был свободен и мог просто сидеть и смотреть по сторонам. И он не мог не подумать – может, в этом есть какой-то смысл…
Они ехали по узкой горной дороге. Лето было в разгаре, на обочинах полно травы и полевых цветов, деревья зазеленели свежей листвой. Было не очень жарко, и прошедший дождь прибил дорожную пыль. Неплохой вид, отметил Кеншин, пытаясь немного сместить баланс. От качающихся движений лошади начали болеть бедра и задница. Люди действительно путешествуют таким образом часами или это я делаю что-то не так? Сидеть на жестких седлах несколько дней подряд? О, боги, нет! Я бы предпочел идти.
Кеншин снова поерзал, пытаясь найти более подходящую позу. Но скорее всего, это тоже требовало обучения. И времени, чтобы мышцы привыкли к новой нагрузке. Но он действительно хочет к этому привыкать? Как будто у меня есть выбор. Он бы предпочел идти. Но если Кацура-сан захотел, чтобы он ехал, значит, он должен ехать. А если подумать, куда мы едем? Мы пропутешествуем намного дольше?
Что там Такасуги-сан говорил об управлении лошадью? Пни и она пойдет, потяни поводья – остановится… ага. Кеншин собрал провисшие поводья и в порядке эксперимента осторожно натянул их. Лошадь запрядала пушистыми ушами, но больше никак не отреагировала. Ох. Я что, должен тянуть сильнее? Это вызвало нужную реакцию. Животное внезапно замедлилось и остановилось. Ладно… пора вернуться к движению, пока мы не остались позади. Кеншин сжал ногами бока лошади, но безрезультатно. Ну, не похоже, что эта ленивая скотина может двигаться иначе… Кеншин уперся пятками в бока лошади. Лошадь пошевелила ушами, явно раздраженная. А что сейчас я сделал не так? О… Кеншин все еще натягивал вожжи. На автомате он отпустил поводья, и… чтоооооо?
Как это работает?
– Скажи, Когоро, в Киото… что ты собираешься делать с мальчиком? – спросил Такасуги, небрежно развалившись в седле и лениво прихлопывая комаров на шее лошади.
Кацура нахмурился. Такасуги поднял хороший вопрос. Личность мальчика как убийцы должна быть абсолютно секретной, известной только тем, кому следовало о ней знать. Это был единственный способ сохранить тайну в том ничейном месте, в которое превратилась в последние дни столица. И несмотря на то, что Кацуре удавалось оставаться для публики ничем не примечательным провинциальным политиком низкого ранга… отношение к Чоушуу было очень хорошо известно. Его телодвижения отслеживались и друзьями, и врагами. Если он прибудет в Киото с весьма заметным ребенком смешанной крови, неизвестного статуса и класса, круговерть слухов неизбежно обратит на это внимание.
Нет, это не годится. Мне нужно скрыть мальчика… но где? Кацура сжал левый кулак и лениво постучал пальцами правой руки по луке седла. Мне на самом деле почти некому доверять, и эта иностранная кровь, и все остальное…
Командир Кихетай рядом с Кацурой продолжал свои неинтересные занятия, делая вид, что не замечает его раздумий. А какой Синсаку интерес в этом? Он ведет себя странно, и это замечание… почему он так заинтересован в мальчике? Что-то здесь не сходится. Кацура нахмурился, а потом подумал вслух:
– Скрывать его – единственный вариант в настоящей ситуации. Однако мне нужно держать мальчика в городе, чтобы использовать в случае необходимости.
– Скрыть в таком виде, хмм.
– Ты говоришь загадками. Я думал, что ты более откровенен.
Такасуги кивнул, но никак не отреагировал на незаданный вопрос.
– Я не люблю обмана, но мысль, как его скрыть, пришла мне на ум… Столица заполнена до краев самураями и ронинами. Многие из Ишин Шиши используют псевдонимы, чтобы скрыть личность от Бакуфу и его вельмож.
– То есть ты предлагаешь симулировать его происхождение? – заметил Кацура скептически. – Это не только незаконно, но и совершенно невозможно, и ты хорошо это знаешь. У меня нет власти поднять его до определенного статуса.
– Ха! Ты не очень то заботился о законности многие годы. И хотя пока у тебя нет власти, у тебя есть влияние.
Это… правильно.
Действительно, хотя Кацура был одним из самураев среди многих других, он хорошо поработал, чтобы создать сеть полезных связей и уважался многими. И здесь, в Хаги – в делах клана – было действительно вполне выполнимо задействовать некоторые связи и протащить мальчика в клановые реестры как вассала с более низким рейтингом. Если никто не будет слишком заинтересован копанием в бумагах, обман не вскроется.
– Я организую это. Спасибо за идею, Синсаку.
– Не благодари меня пока, – фыркнул Такасуги и сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. – Кажется, ты пока не осознаешь всех последствий. Малыш полная деревенщина. Видишь, как он сидит верхом? Это только начало.
Взгляд Кацуры, полный вежливого неверия, был такой же, какой он отточил до совершенства во время многочисленных встречи со старейшинами кланов. Мальчик был явно хорошо образован и имел приличные манеры. Поскольку он не был самураем по праву, не имело особого значения, что его никто не обучил должным образом. Конечно, Кацура говорил с ним всего несколько минут, но мальчик произвел хорошее впечатление.
Такасуги усмехнулся с издевкой, откашлялся и сплюнул, прежде чем многозначительно заметить:
– Мальчик знает кендзюцу, это верно. Он может мягко говорить и имеет хорошие манеры. Но остальное? Я не знаю, чему его еще учили. Умеет ли он читать и писать, или нет. Знает ли он что-нибудь о культуре, правильном обращении к людям, обычаях, как правильно одеваться… этот список можно продолжить. Я пытаюсь сказать, что если ты собираешься прибегнуть к этой уловке, тебе придется научить его.
Прежде чем Кацура смог ответить, за ними поднялся переполох. Мальчик успел напугать свою лошадь. Эта кляча был самой ленивой скотиной из всех, что Кацура когда-либо видел, и он даже не понял, почему Такасуги оставил ее для мальчика, пока не стало понятно, что у того полностью отсутствуют навыки верховой езды. Я думал, что даже выстрел из ружья меж ушей не напугает ее… Синсаку тайком бросил взгляд в его сторону и громко засмеялся, прежде чем пустить свою лошадь в галоп и догнать беглянку. Кацура остановился, чтобы подождать.
Деревенщина?
Кажется, его друг снова оказался прав. Ребенок должен вести себя безупречно правильно. Если учесть необходимость секретности, кандидатов в учителя не так уж много. Нет, все это лучше держать при себе. Ну, по крайне мере, у меня будет время. Кацура вздохнул, уже презирая необходимость поездки. Расстояние от Хаги до столицы 340 миль. Верхом, умеренным темпом, дорога займет примерно две недели.