Майтлин замер, боже, снова томительное ожидание. Теперь оно изводило сильнее, но он быстро уперся руками в стол и начал проникать в меня еще резче. Темп нарастал, ножки стола грохотали об пол, вздохи и влажные шлепки повторялись эхом. Плевать, что крышка больно впивалась в колени, плевать на все, кроме жара между ног.
Я схватилась руками за стол, боялась слететь с него, ведь Майтлин с силой бился, бился, бился о ягодицы…
— Твою мать сильно обременил наш визит? — выдохнул он.
— Что?
Он и впрямь это сказал? Я растеряла всю негу, чувствовала член внутри, но удовольствие исчезло. Майтлин остановился и с трудом посмеялся:
— Прости, Кошечка, ты слишком сладкая. Мне нужно отвлечься, чтобы все не закончилось.
— И ты решил спросить о моей матери?
Боже, что за человек? Я смеялась над ним и собой, надо же было такому последовать за страстными стонами.
— Да, глупо вышло. — Майтлин посмеивался, его член едва ощутимо скользил во мне. — Я сейчас ничего не решаю и не думаю.
Он опустил руку и недовольно отдернул свисавшую юбку, коснулся живота. Какой чувствительной была кожа внизу, я вздрагивала, пока ловкие пальцы подбирались к сокровенному. А когда они нахально раздвинули складочками и надавили на отзывчивый холмик… Боже, это напоминало удар. Все внутри сжалось, сознание ускользало, собиралось в одной точке между ног. Удовольствие волнами расходилось по телу, стоять спокойно не удавалось. Я кусала губы и крутила бедрами, пока Майтлин потирал и гладил. Касания тоже терялись, оставалось только заполняющее блаженство. Как солнечный свет, оно грело сильнее, сильнее и сильнее, начинало жечь, вот-вот спалит, вот сейчас, уже скоро.
Сквозь гул крови пробивались собственные стоны, долгие, глухие. Только бы никого не было рядом. Майтлин все понял и накрыл ладонями мои бедра, снова принимаясь толкаться, но теперь почти агрессивно. Он словно боялся сопротивления и впивался пальцами в кожу, старался входить как можно быстрее и глубже. Ножки стола приподнимались и стучали об пол, я не могла шевельнуться, да и не хотела. Не сейчас, ведь так приятно, и с каждым мигом становилось лучше.
Вдруг меня словно накрыла вода. Звуки стали глухими, теплые волны ласкали чресла, двигались вместе с членом Майтлина и нарастали. Я потерялась в них, замерла и прислушивалась к блаженству. Оно заполняло, уводило от реальности, с трудом удалось разобрать шипение и горячие капли, которые падали на ягодицы.
Все, больше ничего не хотелось. Навалилась слабость, веки сами собой опустились на глаза, но боль стремительно отрезвляла. Боже, край стола будто проткнул колени! И это при том, что ноги затекли и я едва чувствовала их. Поясница ныла, ужасная поза, не представляю, как разогнусь.
— Подними меня.
— Кошечка устала? — довольно пропел Майтлин.
Он принял это на свой счет, и пусть, было хорошо. Не смотря ни на что, удовольствие принесло спокойствие, и беды перестали казаться значимыми.
Я застонала, когда Майтлин помог выпрямиться. Как все болело! Но это было приятно — хоть что-то от любимого, как если бы во мне осталось его семя, которое стекало по ягодицам. Снова навалилась усталость, забыться мешал только ярки свет сбоку. Факел… нет, он висел с другой стороны. Боже, это дверь! Она была открыта, свет лился из коридора, там кто-то стоял! Я разглядела черный силуэт и рванула в сторону. Нужно спрятаться, меня не должны узнать, только не это!
Ноги казались мягкими, панталоны обвились вокруг щиколоток. Еще и ящик. Топот, стук — столько шума, он привлекал внимание. Сама не поняла, как оказалась за спиной Майтлина.
— Эймирит! — крикнул он, — раздерите духи, что ты делаешь?
Тибо Эймирит? Боже, нет. Руки дрожали, пока я пыталась влезть в рукава, ничего не получалось. Проклятье! Почему сюда явился именно Тибо Эймирит?! Он все расскажет матушке, а она, она… я умру от стыда, если она узнает. Огонь факела метался, будто смеясь над нами, из коридора донесся издевательски-насмешливый голос:
— Прошу прощения, господин, лорд Примар ждет вас, мы выступаем.
— Зачем ты ворвался сюда? — шипел Майтлин, путаясь в завязках штанов.
— Я всего лишь проходил мимо, дверь была приоткрыта.
До чего уверенно он говорил, будто застукал служанку и стражника в собственном замке. И это при том, что отвечал сыну своего сюзерена. Сердце колотилось, лицо горело от стыда, хотелось разорвать непослушные рукава, снять факел и разбить о стену — почему огонь так ехидно трещал? Я с детства знала Тибо, когда-то он сажал меня на коня перед собой и катал. Он тайком давал сладости сестрам, когда их наказывали, всегда был рядом. А сейчас он видел меня в отвратительной позе, видел грудь!
Ужасно, я не хотела верить и выглянула из-за Майтлина. В дверях действительно стоял Тибо — как не узнать статную фигуру и расправленные плечи? Он облокотился на косяк и скрестил руки на груди, лицо скрывала тень. Ткань дублета мерцала, будто тоже насмехалась.
Сказав что-то, Тибо закрыл дверь и ушел. Скрип петель отрезвил, я нагнулась и натянула панталоны. Проклятая юбка, какой длинной она была, все мешалось.
— Нужно догнать его, завяжи платье! — бросила я и влезла в рукава.
— Не стоит.
— Завяжи! Он все расскажет моей матушке!
Я повернулась спиной к Майтлину, боже, пусть он поторопится!
— С какой стати ему рассказывать?
Он взялся за завязки, но делал все медленно.
— Тибо был другом моего отца, вдруг захочет вмешаться… не знаю, быстрее, прошу тебя!
— Я думал, он друг твоей матери, сколько ему лет?
Он еще и посмеялся!
— Не знаю, тридцать с небольшим, завязывай платье!
Тибо был младше отца и считался его другом, но со стороны их отношения напоминали единство душ. У меня не было братьев, а Эймирит приехал из глуши и искал поддержки.
— Кэлла, не ходи за ним.
— Как ты можешь оставаться таким спокойным?
Майтлин резко повернул меня к себе и серьезно сказал:
— Сейчас Эймирит служит моему отцу. Станет ли он бегать по замку и разносить эту сплетню, когда мы вот-вот отправимся в путь?
— Но…
В словах был смысл, но хотелось что-то делать, хотя бы оправдываться.
— Он не старая нянька и не станет кричать на весь свет просто… просто потому, что ханжам кажется это верным.
Майтлин был прав, Тибо часто поощрял наши с сестрами проказы. Он знал, что мы чтим Арантака, а тот не запрещал любовные утехи. С другой стороны, в королевстве отвергали его учение, а от женщин требовали скромность.
Не знаю, блаженство так стремительно сменил ужас, что не удавалось прийти в себя. Было дико стыдно, и как воздух требовалось знать, что все обойдется.
— Не волнуйся, я сам поговорю с ним, не думай об этом.
Майтлин улыбнулся так ласково, что сердце сжалось. Тибо украл момент прощания, заставил думать о глупостях и ссориться. Вдруг мы расставались навсегда? Нет, в пекло обиды и страхи, я кинулась на шею Майтлина, огладила его спину, лопатки, скользнула руками вдоль позвоночника — хотелось трогать его, запоминать. Особенно запах. Нижняя рубашка пахла лавандой и потом, а еще самим Майтлином. Не описать, истинно мужской запах, от которого сводило живот.
— Не грусти, мы очень скоро увидимся, обещаю, — приговаривал он, гладя меня по голове.
Милый мой, любимый. Я не могла разомкнуть объятия, не могла отпустить его, не могла остаться одна. Боже, помоги ему, больше ничего не нужно.
========== Глава 2 ==========
— Мышка, открывай! — Я уже без остановки барабанила в дверь.
Стук отражался от каменных стен коридора и напоминал боевой марш. Из-за двери раздался недовольный голос:
— Я занята, Кэлла, сейчас открою!
Боже! Отдать мне грязное белье — пара мгновений, а сестра возилась вечность и пискляво огрызалась. Отсюда и прозвище, на самом деле ее звали Дреммой, а в такие моменты хотелось придумать что-то неприличное. Тринадцать лет — волнительный возраст, она становилась женщиной, но это не повод изводить меня.
Дверь распахнулась. Мышка будто спрыгнула с потолка: черные волосы сыпались с плеч на грудь, серая юбка колыхалась, карие глаза сияли. Из-за яркого румянца лицо казалось шире, хотя было узким, как мое.
— Вот, вот, держи.
Она бросила охапку белья в корзину, что стояла у моих ног. Неужто Лормета все время терпела такое? Служанка таскала запасы из кладовой, матушка рассчитала ее и распределила обязанности между мной и сестрами.
Нас это несильно обременило, в замке были только прачка и кухарка, несколько девушек занимались уборкой, для расчистки двора от снега или листьев матушка нанимала детей из деревни. Рук всегда не хватало, и мы привыкли помогать слугам, перебирать овощи, нарезать их, следить за очагом. Еще у нас был конюх, но после смерти отца лошадей продали, и он стал стражником, старательно охраняя винные бочки в погребе. Матушка терпела, потому что он умел напугать и грозно махать мечом — большего не требовалось. Кто полезет в ветхий замок посреди болота, который стоит там едва ли не с сотворения мира.
Вздохнув, я подняла корзину и пошла по коридору. Эхо шагов уносилось вдаль, подчеркивая безлюдность: замок был велик для нас, и большая его часть пустовала. Я прожила здесь всю жизнь и не заглядывала в три из четырех башен, не ходила на верхние этажи и во многие пристройки. Даже детское любопытство не усмиряло страх — все было старым и готовым обвалиться. Отец восстановил Северную башню и несколько залов на приданое матушки, но сделать что-то еще не представлялось возможности.
Мы не нищенствовали, покупали мясо и сахар, всегда хватало угля. У нас с сестрами были платья из атласа и шелка, кружевные манжеты, сеточки для волос с жемчугом, матушка носила драгоценности наших бабушек. Мы могли выглядеть достойно, но богатства редко покидали сундуки. Для кого наряжаться, если кругом болото, а до ближайшей деревни четверть дня пути?
— Кэлла? — позвала Мышка.
Она скрестила руки на груди и задумчиво рассматривала меня. Глаза потухли и лицо стало задумчивым.
— Сизый ветер принес письмо, — сказала Мышка и закусила губу.
— Что с того? Голуби постоянно приносят письма.
— Это было с холма Виттилии, я слышала, как матушка говорила об этом.
— От кого?
— Не знаю. Но вдруг от него?
Корзина затрещала в моих пальцах. Боже, холм Виттилии, именно там жил Майтлин, то есть лорд Примар — его отец недолго прожил после визита к нам. Неужели… нет, он четыре года не вспоминал обо мне, письмо мог написать Тибо. Но он тоже забыл о нас.
Я все сильнее сжимала корзину и смотрела на Мышку. Она знала мой секрет и тревожно щурилась. Столько боли, столько слез пролилось из-за молчания Майтлина, а тут письмо. Может, не от него, может, не мне, но надежда билась вторым пульсом. Я развернулась и кинулась к комнате матушки, старалась идти спокойно, но ноги гудели и хотелось мчаться, скорее все узнать.
Пустые коридоры, узкие лестницы, коридоры, они словно растягивались и не пускали меня. Не знаю, что чувствовала. Хвала богу, битва не состоялась, а негодяй Майтлин так и не объявился, даже не написал. Я знала, что так будет, но как мучило расставание. Иногда казалось, что внутри что-то рвалось, собственная плоть терзала, требовала видеть Майтлина, вдыхать его запах, целовать. Будь у меня меньше гордости, отправилась бы на холм Виттилии. Потом пришла злость — он что, просто забыл свои обещания? Наши ночи так мало значили для него? Ему было двадцать три года, наверняка думал не головой. Злость помогла забыть, а потом… потом ничего не осталось, четыре года прошло. Воспоминания о Майтлине дарили тоску и неясную нежность. Удивительно, что письмо с холма принесло столько волнений.
Я едва дышала, когда поднялась по лестнице к низкой двери из темного дерева. Даже стучать не стала, просто влетела — в пекло, скорее. Комнату матушки освещали два узких окна, голые стены из неровного камня делали ее мрачной, вдоль них стояли стулья и ротанговые сундуки. Единственным ярким пятном была сама матушка. Она то хваталась за бумаги на столе, то нервно поправляла рукава голубого платья. В ушах мерцали серьги с сапфирами, а тонкий голос напоминал звон колокольчика:
— Так, забирай это. Еще это, их отправь немедленно.
Словно наугад матушка взяла охапку писем и сунул их юной служанке, что стояла рядом.
— Кэлла, дорогая, я как раз собиралась послать за тобой! И эти не забудь.
Вручив служанке еще одну охапку, она отослала ее. Моя корзина вновь затрещала, наверняка с холма пришли важные вести, откуда еще суета? Матушка всегда была пылкой, но сейчас ее глаза блестели ярче сережек, тонкие морщины вокруг губ разгладились — до того широко она улыбалась. На круглых щеках горел румянец, грудь часто вздымалась… да что там за письмо?!
— Благословение, Кэлла, благословение! — возвестила она, когда за служанкой закрылась дверь. — Да брось ты это, боже, сядь!
Матушка вырвала корзину из моих рук и швырнула ее на пол. Я не могла двигаться, столько всего хотелось спросить, а мысли таяли в переполохе.
— Кто писал с холма? Лорд Примар? — только и удалось спросить.
— Что, Примар? Нет, мне написал Тибо!
Имя кольнуло, как иголка. Это не Майтлин, он давно забыл о такой дуре, как я, размечталась. Матушка кружила вокруг стола, хватала бумаги и бросала их, чтобы поправить прическу. Она превратилась в узел, в темно-русых кудрях виднелись четкие седые пряди.
— Благословение! Наконец мои молитвы услышаны!
— Чем же нас благословили?
Я устроилась за столом, и матушка остановилась. Она радостно посмотрела на меня, лохматая, с чернильными пятнами на рукавах и съехавшим на бок поясом — привычный образ, и до невероятного умилительный. Матушка старательно изображала высокородную даму, всегда красиво одевалась и причесывалась, но в глуши ее мало кто видел. Не было служанок, чтобы поправлять волосы и шлейф, зато отовсюду дул ветер, земляные полы пропитывала влага. Вот она и выглядела, как после нападения разбойников.
— Кэлла. — Матушка чеканила слова. — Ты. Едешь. На холм Виттилии!
Она улыбнулась во весь рот, последняя фраза звонко отразилась от стен. А я… я ничего не поняла.
— Тебе потребуются камеристки, возьмешь с собой Дремму. Ей тринадцать, уже пора начинать искать мужа. Я написала брату твоего отца, пусть пришлет своих дочерей, и своей сестре, у нее столько девиц, она найдет для тебя кого-нибудь. Еще тебе понадобится…
— Постой, постой!
Я схватилась за голову. Это напоминало бестолковый сон — какой еще холм и камеристки? На это матушка выпучила глаза, словно ее спросили о глупости.
— Тибо пригласил тебя на холм Виттилии, в замок самого арданира!
Мысли текли вяло. Арданир — наместник короля на отдаленной территории, нашим был лорд Примар, то есть Майтлин! За эту должность и воевала его семья – король хотел сместить их. Боже, он пригласил меня, зачем Тибо делать это? Я ненавидела себя за надежду, ведь давно вырвала его из своего сердца. Но как забыть первые поцелуи, объятия, в которых не жалко умереть? Нет, боюсь, он навсегда останется со мной.
— Времени мало, ты должна быть там к празднику Трех явлений, это через две недели!
Только сейчас стало ясно, что нужно куда-то ехать. Впервые в жизни бросить дом и отправиться в незнакомое место, к мужчине, который так легко отмахнулся от своих слов. Нет уж!
— Что написал Тибо? Зачем меня приглашают?
— Зачем?.. Не знаю, он сказал, что попробует устроить тебя при дворе. Да какая разница, ведь ты отправишься ко двору самого арданира! Там столько возможностей. Как я молилась об этом, наконец бог благословил нас!..
— Матушка, подожди! — крикнула я и вскочила на ноги. Нужно было прервать этот поток слов, не то голова лопнет. — Как ты можешь отправлять меня туда неизвестно зачем? Я не хочу ехать.
— Кэлла, — она вытянулась и заговорила серьезно, — а что ты хочешь? Остаться здесь и всю жизнь ухаживать за сестрами? Твой жених очень подло поступил с нами, когда умер. Не понимаю, почему его брат не захотел жениться? Они ведь знали, что в Ильмисаре девиц выдают замуж раньше, чем в Викнаторе. Но мы ждали, ждали только из-за их глупых обычаев. Тебе двадцать два года, тебя считают старой девой, а они!..