Из-за приоткрытых штор было видно, что на улице медленно темнеет, а тусклый свет наружных факелов играет на снежинках, точно солнце на воде. Тихо завывал ветер, сквозь едва ощутимые щели он настигал Гастона и леденил его кожу, словно бы обещая добраться до сердца. Волкодав у ног охотника тихо заскулил и поджал хвост.
Судорожно облизнув губы, брюнет потрепал пса по холке:
– Идём, Оливер. Ну же!
Вновь огладив шерсть пса, Гастон уже более уверенно двинулся вперёд, шагая в эту темноту так, словно бы бросался в ледяную воду с головой. Волкодав поспешил за ним, глухо рыча. На втором и третьих этажах дела со светом обстояли не лучше, но всё было приятней, чем на первом этаже, а точнее на середине лестницы, погружённой во тьму. Гастон шёл к своей комнате, он уже мог различить дверь в полутьме коридора. Но что-то его остановило. Тихо скрипнула дверь, чуть впереди и справа от него, приоткрывшись в его сторону и показав чёрный провал рта. Нервно сглотнув, мужчина хотел пойти дальше, но ему на миг показалось, что там сверкнули янтарные глаза зверя. Страх схватил Гастона за горло ледяными, длинными пальцами, заставив его замереть так, словно бы он был закопан по пояс в сырую землю. Мурашки так и забегали по его телу, которое в последнее время по известным причинам было лишено нужной ему силы. Зверь! Это слово вспыхнуло в сознании брюнета, точно мириады звёзд на ясном ночном небе. Волкодав у его ног глухо зарычал и встал в стойку, что означало только одно – он чуял зверя в комнате.
– Оливер, ты уверен, что нам туда нужно? – прохрипел охотник, не узнавая своего осипшего от страха голоса.
Волкодав метнулся к комнате и, распахнув лапой дверь, нырнул во тьму. Едва не заорав, мужчина кинулся следом. Нужно было добрать до окна и распахнуть шторы. Мужчина несколько раз споткнулся о стоящие в комнате вещи и только потом нащупал тяжёлые шторы. Схватившись за ткань, он раздвинул их в стороны и обернулся к комнате, на которую пролился тусклый свет факелов. Она была заставлена старой мебелью, которую давно не использовали. И Гастон вдруг понял, почему. На обивке были длинные следы от когтей, из-за чего всё то, чем набивали мебель, вываливалось наружу. Местами были следы от зубов. Зверь. Здесь абсолютно точно был зверь!
Гастон принялся обыскивать комнату, на предмет своего пса, но того нигде не было, как и того, кто их сюда заманил. Дверь была открыта нараспашку, и охотник слышал рычание, доносящееся издалека – его пёс умчался на охоту за странным существом. Дрожащий от страха, готовый заорать в голос, брюнет вернулся в свою комнату, где завалился на кровать и закутался в одеяло по самую маковку. Его трясло от ужаса и холода – нигде не горели камины, даже в комнате господина! Отогревшись и чуть успокоившись, Гастон погрузился в беспокойный сон, полный тёмных, размытых силуэтов, нагоняющих страх и вселяющих в самую душу ужас.
Однако, проснуться Гастона заставило кое-что посерьёзнее, чем кошмары. Особняк сотряс совершенно жуткий вой, а за ним второй и третий. Подскочив на кровати, мужчина метнулся к окну, слыша, как трещит входная дверь особняка. К его ужасу, ломились не к ним… а от них. Значит, трое зверей сейчас было в особняке. И, судя по тому, как содрогались огромные, дубовые двери в холле – звери были сильны. И очень. Свет факелов вырывал из тьмы как раз парадную лестницу и двери, а Гастон это замечательно видел. Судорожно облизнувшись, он напряг зрение.
Дубовые двери распахнулись и едва не сорвались с петель, и по лестнице сбежало двое существ. Они напоминали волков переростков, с огромными задними лапами. Они могли передвигаться на них. Морды и уши их были вытянутыми, волчьими. Огромные пасти приоткрыты, из них валил горячий пар – они тяжело, глубоко дышали. Их чёрная, всклоченная шерсть торчала в разные стороны так, словно бы они катались по шерстяному пледу. В тот миг, когда Гастон хотел отпрянуть к кровати и снова завалиться спать, скинув всё на жуткий сон, из поместья вывалился его граф. Рудольф содрогался всем телом, по лицу у него текла кровь. Брюнет уже хотел распахнуть окно, чтобы окликнуть графа, но кое-что его удержало. Звери выжидающе смотрели на Рудольфа. И тот не заставил себя ждать. Тело мужчины стало резко меняться. Он явно увеличивался в размерах, издавая совершенно жуткие крики, которые вскоре сменились громовым рычанием. Огромный, чёрный зверь издал леденящий душу вой и двое других существ вторило ему, как своему лидеру.
Гастон отшатнулся от окна и, споткнувшись о собственные ноги, упал на ковёр, но подниматься не торопился. Его Рудольф – зверь?.. Его хозяин, к которому он стал привязываться, к которому он стал испытывать хоть сколь-нибудь нежные чувства – зверь? Оборотень? Он всё это время жил среди этих чудовищ и даже не замечал этого? Подняв несколько отупевший взгляд, брюнет осознал, что Оливера в комнате нет.
Рывком поднявшись с пола, Гастон вылетел из комнаты и хотел было ринуться на поиски пса, как две пары крепких рук схватили его – возле комнаты его сторожило двое широкоплечих, сильных слуг.
– Пустите! – заорал Гастон, яростно выбиваясь из рук слуг Рудольфа, но те слишком крепко его держали, чтобы он смог позволить себе этот манёвр. – Пустите сейчас же!
Вновь послышался вой, который перехватил горло брюнета. Он давился криками и сдавленными рыданиями – от ужаса и злости он словно бы скатился с катушек и рвался вперёд. Не то он хотел найти своего пса, и не важно будет, в каком состоянии он его найдёт, то ли рвануться на поиски Рудольфа, привести его в себя. Он готов был ползать на коленях, делать, что угодно, лишь бы ему сказали, что всё это неправда, что ему привиделось. Возможно, он бы принял новость, если бы ему сказали перед тем, как он это увидит сам.
Тяжёлый кулак слуги врезался ему в затылок, и тёмные очертания коридора поплыли перед взглядом Гастона. Мужчина безвольной куклой повис в сильных руках, и его отнесли обратно в комнату, где заперли до самого рассвета. Впрочем, долго без сознания он не провёл – уже через несколько часов он распахнул глаза, стараясь справиться с жуткой головной болью и тошнотой. Рывком сев в кровати и поднявшись на ноги, мужчина пошатнулся и опёрся о стену, стараясь удержаться на ногах – его слишком сильно ударили, отчего случилось сотрясение мозга. Тело мужчины словно бы раскалилось от поднявшейся температуры, его всего трясло, но он ничего не мог с этим поделать.
Добравшись по стеночке до окна, Гастон замер, напряжённо вглядываясь в зимнюю тьму. Облака на небе разошлись, открывая его взору полную, бледноликую луну, что своими лучами играла на голых ветвях деревьев. Всё собиралось для мужчины в единую картину. Теперь он понимал, почему жители из городка никогда не выходили по ночам из своих домов, а в полнолуние запирались так, словно бы вот-вот должна была начаться война. Он понимал, откуда в изящном Рудольфе брались такие силы, откуда эта непомерная власть и грация, слитые воедино, подобно рукояти и лезвию меча. Вот, почему они так быстро восстанавливались, почему на теле Рудольфа не оставались даже шрамы от побоев с Вивьеном. Они были оборотнями. Древними, сильными, беспощадными. И наверняка этот подонок, а иначе Гастон теперь не мог про себя называть графа, напоил его пса своей кровью, чтобы тот вылечился.
Им нужно было выплёскивать всю свою звериную страсть и ярость, если они не хотели обращаться в безумных зверей, а потому они собирались и проводили такие игрища, долго которых Гастон выдержать не мог. Он задним умом понимал и то, что наверняка они были когда-то людьми. Но если бы он знал, что всё было куда как запутаннее! Они и в самом деле были когда-то людьми, жили в маленьком городке близ реки. Рудольф был старшим ребёнком в семье аристократической семьи, что уехала из города подальше в деревню, чтобы сын и дочь (Аннет) росли здоровыми и бодрыми детьми, какими они и выросли. Естественно их обеспечивали так, как не обеспечивали никого. Но всё перевернулось в ту ночь, когда они с отцом отправились на охоту и задержались. Из кустов вдруг вылетел огромный волк, который задрал отца юноши, а после кинулся за брюнетом вдогонку. Рудольф уже почти добрался до города, когда волк вцепился в его ногу. Холодная тьма охватила его тело после этой ночи. Жизнерадостный юноша стал холодным и неприступным, точно камень, точно вечные ледники. Мать вскоре скончалась, оставив сыну огромное состояние. Отстроив себе особняк поглубже в лесу, мужчина начал жизнь отшельника, забрав свою сестру, которая долгое время не понимала, что произошло с её братом. Она и некоторые слуги просто ездили в город за едой, остальными необходимыми вещами и продуктами. Озлобленный, уязвлённый, хоть и ставший едва ли не всесильным, Рудольф обратил свою сестру, не желая расставаться с ней, хотя та и была против, хотела сбежать от брата куда подальше и начать новую жизнь. Ей это почти даже удалось, но он нашёл её.
Столетия в особняке не изменили их внешности, зато превратили их души в глыбы льда. Слуги менялись, деревья вырастали и старели, зима сменялась весной, та летом, лето заменяла осень, а на смену вновь приходила зима. И так раз за разом. Набирая себе нескольких юношей и девушек для развлечений, Рудольф наткнулся на Вивьена и его младшего брата, которые вскоре стали ему подчиняться, а затем покинули его, как самостоятельные оборотни. Их стая всё разрасталась, но вскоре они нашли способ держать себя в руках. Ещё несколько сотен лет пролетели словно бы незаметно в вечных сексуальных развлечениях, в выездах в город и торжественных ужинах. Люди вокруг менялись и для каждого поколения Рудольф и его стая оставались чем-то новым и непознанным.
Но на сцену вышел Гастон. Охотник, убивший не одного их сородича. Рудольф готов был ринуться в город и убить наглеца, но задумал куда как более изощрённую месть, которую и стал вершить. Но случилось одно непредвиденное но. Этим но оказалось робкое чувство, появившееся в его сердце и окаменевшей душе, как пробивается тонкая травинка через слой камней и горных пород. Строптивый брюнет, что не хотел подчиняться ни под каким видом, влюбил своевольного графа в себя, сам о том не ведая.
Луна медленно клонилась к горизонту, стремясь скрыться за верхушками деревьев. Тогда-то Гастон и услышал приближающийся вой – звери возвращались. Он видел, как менялись их тела, как вместо огромных волков на ступени особняка ступают двое прекрасных людей, перемазанных в крови, и его пёс. «Надо бежать», – твёрдо решил мужчина, прикусив губу. Наспех одевшись, охотник подкрался к двери и замер, прислушиваясь – слуги, услышав, что хозяин вернулся, ушли прочь, решив, что Гастона больше незачем охранять.
Подобно вору, он на цыпочках выскользнул из комнаты и, стараясь передвигаться в тени, двинулся прочь по коридору, к тёмной лестнице, надеясь, что не встретит беспощадных зверей. Его сердце настолько громко стучало в груди, что брюнету казалось, будто бы его слышит весь особняк. Он передвигался бесшумно, точно сам был рождён зверем. Задержав дыхание, Гастон скользнул вниз по лестнице, пересёк холл, узкий коридор и вынырнул на улицу.
Снаружи было холодно и ветрено. Порывы ветра вздымали плащ охотника, заставляя мурашки бегать по телу. Оглянувшись на особняк, мужчина пустился бегом по парадной лестнице, затем по очищенной дороге к приоткрытым воротам. Быстрее! Быстрее, прочь из этого жуткого места! Он не слышал ничего, кроме своего сбившегося дыхания и шума крови в ушах. Он впервые за долго время оказался за пределами территории особняка, но из памяти его не выветрились воспоминания о том, что, где и как расположено. Утопая в сугробах, ледяная корочка которых порезала ему до крови руки, он шёл прочь, вскоре скрывшись в тёмном лесу. Луна окончательно скрылась за горизонтом, кругом рассвело. Ноги его промокли и замёрзли, но он вышел на более-менее расчищенную дорогу и бросился по ней, спотыкаясь, поскальзываясь и падая. Неудачно приземлившись в одно из падений, он расшиб себе нос, но вновь вскочил на ноги и бросился прочь. Его всё больше тошнило и трясло, но иначе он не мог. Он не представлял себя теперь рядом с Рудольфом – слишком страшно ему было для этого, хотя внутренне он и понимал, что всё ещё что-то чувствует к своему ледяному графу, начавшему медленно отогреваться в его присутствии. Бежать. Не важно, куда. Главное, что подальше от этого места. От этого особняка, который глубоко врезался в память мужчины, оставив отпечаток в его душе, который никогда не сможет исчезнуть.
Мужчина несколько раз останавливался на несколько минут, чтобы натереть лицо снегом, прийти в себя и броситься дальше. Он не знал, хватились ли его уже или ещё нет, но нужно было бежать. И когда в глазах мужчины всё готово было померкнуть, а силы его покидали, он увидел просвет между деревьями. Рванувшись из последних сил, он вышел к небольшой, светлой усадьбе. Здесь жизнь била ключом – слуги носились туда-сюда по двору, расчищая его от снега, кто-то занимался чисткой ковров. Само здание в три этажа с балкончиками и кокетливо-жёлтыми шторками производило вполне себе приятное впечатление. Гастон замер. Он бежал, выбился из сил, теперь нашёл людей и… что он им скажет? Помогите, мой хозяин – оборотень?! Или «помогите, за мной гонится граф-оборотень!». Пребольно укусив себя за губу, брюнет замер, но ступор его продлился недолго – он увидел, как из усадьбы выходит… Леон в зимней шубке.
Блондинчик довольно улыбался, прохаживаясь по двору и следя за работой слуг. На миг подняв взгляд, он так и замер, увидев Гастона. Брюнет, поймав на себе этот взгляд, на дрожащих от усталости ногах направился к брату Вивьена, готовый упасть в обморок.
– Гастон, какая неожиданность. – пролепетал юноша, подходя к мужчине и обнимая его, затем поднимая на него удивлённый взгляд. – Почему ты здесь? Что-то случилось с Рудольфом?
Взгляд его скользнул по ошейнику на Гастоне, и Леон был вынужден откинуть эту версию прочь и заподозрить неладное. Желая уйти от ненужной темы, Леон засиял улыбкой и погладил брюнета по щеке, начиная тараторить так, что тот не успевал и слово сказать:
– Я в любом случае безумно рад видеть тебя Гастон. Ты не представляешь, как я по тебе соскучился! Ах, если бы братик и Рудольф не поссорились, мы бы виделись чаще, знаешь? Ой, ты же, наверное, замёрз и устал! Идём в дом, я тебя накормлю и дам согреться.
Не слушая возражений и щебеча о том, что Вивьен только недавно был у него в гостях, а затем уехал по своим делам, что тройняшки недавно тоже заезжали в гости с Жаном, что зима в этот раз выдалась просто необыкновенная, Леон повёл мужчину в дом, где ему предоставили сухую одежду, тёплое молоко, мятый картофель с мясом. Гастон даже успокоился и начал было подумывать о том, чтобы остаться здесь, если будет возможность. В конце концов, спать с очаровательным мальчиком-шлюшкой, который не тыкает мордой в грязь, гораздо приятнее, чем с куском вековечного льда.
– Если хочешь, можешь остаться у меня, – вдруг заявил Леон, открыто улыбаясь Гастону и осторожно усаживаясь к нему на колени, когда он пил горячий чай. Тонкие его пальчики скользнули в волосы мужчины, принимаясь перебирать и чуть сжимать. Глаза Леона так и засверкали страстью и похотью. – Я договорюсь с Рудольфом.
– А ты уверен, что у тебя получится? – поинтересовался мужчина, позволив себе уложить руку на бедро юноше и чуть огладить.
– А ты во мне сомневаешься? – чуть потеревшись бёдрами о пах мужчины, Леон поднялся на ножки и поманил брюнета за собой.
Повинуясь ему, точно марионетка кукловоду, Гастон последовал за юношей, который провёл его по лестнице на второй этаж, а оттуда – в уютную спаленку в светлых тонах. Двуспальная кровать на дубовых ножках с балдахином уже дожидалась их – слуги сняли покрывало, чуть отодвинули одеяло, взбили перины и подушки.
– Так вот, где твою попку все используют, – задумчиво протянул Гастон, оглядывая спальню и чуть ухмыляясь.
– Именно так. А ещё в конюшне, в саду, в библиотеке, в трапезной, в гостиной… – начал перечислять Леон, но брюнет повалил его на кровать, затыкая ему рот поцелуем.
«Вот ведь неуёмная шлюшка!» – с садистским удовольствием подумал Гастон, раздевая Леона, мелко дрожа от прикосновений к бархатистой коже юноши, словно это доставляло ему безумное удовольствие. – «Трахать бы тебе и трахать. Втроём! Вчетвером! Чтобы из тебя весь дух выбило». Куснув нижнюю губу юноши, мужчина грубо втолкнулся в его ротик горячим языком, принимаясь там хозяйничать с уверенностью полноправного любовника или мужа, пока его руки срывали с Леона остатки одежды. Блондинчик, глухо постанывая в губы охотника и прогибаясь под его прикосновениями чувственной дугой, времени зря не терял и избавлял мужчину от одежды. Оторвавшись от губ брата Вивьена, брюнет отстранился, придирчиво осматривая его столь юное и столь развратное тело, что манило к себе, точно магнитом. Грудь юноши вздымалась и опускалась от сбившегося дыхания, бусинки сосков темнели на его бледной коже груди. Прикусив губу и скользнув взглядом по плоскому животику, по стройным бёдрам, по всё ещё небольшому, мальчишескому члену, Гастон прильнул к груди юноши, кусая и вылизывая его соски, сорвав с полных губок сладостный стон. Ноготки прошлись по коже мужчины, разгоняя стайки мурашек, оставляя розоватые полоски, заставляя брюнета прогнуться в спине и теснее прижаться к юному телу.