Кровь на столе, на белых, точёных бёдрах, синяки и ссадины, но абсолютно счастливая улыбка Рауля – вот что он запомнил в тот вечер. Юноша, которого, между нами говоря, изнасиловали, был на седьмом небе от счастья – сильный мужчина, на которого он с влюблёнными вздохами смотрел вот уже почти полтора года, наконец, обратил на него внимание. Так и закрутился их непонятный роман – если Гастон хотел, он брал юношу, не хотел – не брал. О чувствах мужчина даже не заикался – юноша его любил, он мог его трахать, а, значит, всё было в полном порядке. Никаких обязательств, никаких лишних слов, только всепоглощающая страсть.
И теперь, возвращаясь с охоты, уставший и злой, он мечтал раздвинуть стройные ножки этого смазливого красавца, грубо трахнуть его, а после бросить лежать в луже крови и спермы. И Гастон прекрасно знал – Раулю это будет по вкусу. «Мерзка шлюшка», – внезапно для самого себя подумал охотник, скривив губы в улыбке и даже сощурившись. Перехватив тушу кабана поудобнее и свистнув псу, Гастон продолжил свой путь. – «Смазливая морда, стройное тело, гладкая кожа, и такая задница! Не удивлюсь, если он трахается ещё с половиной города». От этих мыслей он лишь больше захотел оттрахать зеленоглазого чертёнка так, чтобы он на ногах перестал стоять, чтобы забыл обо всём. О нежности не было и речи, речь шла о таком грубом и бешеном сексе, от которого сносит крышу.
Войдя в дом, он не увидел сапог Рауля, что означало, что молодой торговец ещё не вернулся домой. Не став особо переживать по этому поводу, Гастон кинул собаке в миску костей с мясом и отправился разделывать кабана, чтобы после приготовить ужин. В какой-то момент он даже подумал, что хочет порадовать юношу прекрасным ужином, но тут же отогнал от себя эту мысль – просто надо что-то есть.
А время всё шло, мужчина почти закончил возиться с тушей кабана, а когда закончил, время уже было далеко за полночь. Рауль всё ещё не явился, и это слегка встревожило Гастона – обычно позже полуночи юноша не задерживался. Выкинув требуху и прочие ненужные части кабана в выгребную яму, Гастон вышел из дома на улицу, оглядываясь кругом. Почти ни в каком доме на улице не горел свет, а потому было темно хоть глаз выколи. Людей на улице не было тем паче, а полная луна уже поднялась высоко в небо, бросая на всё свой дымчатый, призрачный свет, в лучах которого, казалось, всё начинало таять. Волкодав охотника остался в доме, и мужчина слегка напряг свои мозги. После двенадцати никто и никогда не выходил из своих домов, даже его пёс со скулежом нёсся под кровать, если надо было выйти. Охотник окинул взглядом улицу, поднял взгляд на почти полную луну и прикусил губу – где же Рауль?
«Если к утру не вернётся, отправлюсь искать», – решил про себя мужчина, не став запирать двери на засов. Приготовив ужин, Гастон завалился спать – несколько злой, расстроенный и неудовлетворённый.
Всю ночь он спал плохо, то и дело просыпаясь, ворочаясь, вскакивая на кровати и тут же укладываясь обратно. Ему всё слышались шаги за окнами, по крыше, тихое подвывание и скулёж волкодава возле кровати. То ли в дрёме, то ли во сне виделось ему, как когтистая лапа скребётся к нему в окно, а над ухом раздавался хриплый, чуть рычащий шёпот с присвистывающим дыханием. Ледяные лапы с острыми, как бритвы, когтями касались его горла и груди, но не собираясь убивать – это только пока что.
– Иди ко мне, – шептала тварь, смотря на Гастона золотыми глазами, что сияли во тьме, и скаля клыки. – Иди. Я сожру тебя.
Когда же пасть твари появилась слишком близко, охотник с воплем вскочил с кровати и до чёртиков напугал вошедшего в комнату Рауля – на улице уже рассвело. Подняв взгляд на юношу, Гастон недовольно нахмурился:
– Где ты был ночью?
– Я рыбачил. – отозвался юноша, изумлённо хлопая длинными, пушистыми ресницами и стягивая с себя тунику, оголяя грудь и торс. – А когда стемнело, не успел добраться до дома – меня взяли к себе рыбаки, что живут на берегу реки.
– Ну, смотри у меня. – рыкнул мужчина, повалив Рауля на кровать и оставив на его шее алый, пылающий и достаточно болезненный засос, из-за чего юноша и вскрикнул. – Ещё одно такое происшествие, и тебе мало не покажется.
Не церемонясь, Гастон сорвал с Рауля брюки вместе с бельём. Облизнув пальцы, он всадил в задницу юноши сразу два, наблюдая за тем, как искажается от боли и удовольствия его лицо.
– Судя по тому, как опухла твоя задница внутри, ты не просто переночевал у них, но ещё и хорошо потрахался. – спокойно констатировал факт Гастон, глядя на то, как испуганно распахиваются глаза юноши, а зрачки сужаются, но затем расширяются – охотник начал двигать в нём пальцами, надавливая на простату и медленно добавляя третий палец. – И ты до сих пор хочешь этого? Ненасытная шлюшка.
Слова обожгли сознание Рауля вымоченной в соли плетью, но он продолжал блаженно улыбаться, наслаждаясь грубыми прикосновениями Гастона, бесстыже разводя стройные ножки. Охотник вынул пальцы из юноши, что тут же недовольно заёрзал по кровати попкой, желая снова ощутить чувство болезненной наполненности. Поставив юношу лицом к изголовью кровати и приспустив с себя брюки и бельё, Гастон единым резким движением ворвался в слегка подготовленную задницу юноши, начиная двигаться в нём так, что колени Рауля слегка отрывались от кровати. Болезненные стоны и крики вырывались из его груди один за другим, а удовольствие накрывало с головой. Зеленоглазый красавец шире раздвигал ноги, насаживаясь на плоть Гастона до самого основания, сгорая в его руках.
Охотник был неумолим и «страшен в гневе», не переставал жёстко и грубо двигаться в юноше, почти насилуя его. Пошлые шлепки тела о тело наполняли комнату вместе со стонами, рычанием, тихим скрипом кровати, смешиваясь с запахом крови, пота. Губы Гастона прошлись по плечам Рауля, а затем он, что было силы, укусил его за нежную кожу, яростно сжимая его бёдра и вдалбливаясь в него до самого основания. Затем его руки заскользили по животу и груди юноши, после сжав напряжённые жемчужинки сосков, принимаясь выкручивать их, поглаживать, заставляя судорожно хватать ртом воздух и всхлипывать от боли. Мужчина тесно прижимал его к себе, кожа к коже, так, что воздуху не было места.
Желанная развязка пришла слишком быстро – по крайней мере для Гастона. Несколько раз особенно глубоко ворвавшись в юношу, он обильно кончил. Сам же Рауль, тихо пискнув, без сил опал на кровать, забрызганную собственным семенем. Запустив пальцы в волосы зеленоглазого красавца, мужчина приподнял его голову и слегка даже мягко поцеловал манящие, алые губы. Юноша сладко вздохнул и опал на кровать, потеряв сознание.
Обмыв тело, Гастон вскоре уже оделся и вышел на кухню, где его ждал прекрасный завтрак – видимо, Рауль хотел лечь спать, пока Гастон не проснулся. Недовольно цокнув языком, мужчина позавтракал и отправился на охоту, взяв с собой волкодава. Он был разъярён, хотя и старался этого не показывать – ЕГО Рауль посмел спать ещё с кем-то! Почти не скрывая этого от него, его законного любовника! Понимая, что если юноша ещё хотя бы раз задержится на работе или не явится ночью домой, он убьёт всех, кто к нему когда-либо прикасался или смел смотреть на его прекрасную задницу.
Лес в этот день был особенно тих, зверей не было нигде. Они, в самом деле, словно боялись чего-то, чего мужчина не чувствовал. Даже его волкодав испуганно подвывал раз в час или в два. Они зашли глубоко в чащу, туда, куда обычно никто не ходил, хотя Гастон и не задавался вопросом «почему». Вот, впереди вдруг мелькнула тень, хрустнули ветки, и пёс сорвался с места без команды охотника, оглашая лаем и воем весь лес. Гастон ломанулся следом, перепрыгивая через поваленные деревья, канавы и заячьи норы. Пёс его скрылся в кустах, а мужчина всё бежал следом, но вскоре понял, что потерялся. И лишь отдалённый лай и вой волкодава заставил его продолжить путь – Оливер стал его единственным настоящим другом в этом месте. Охотник вылечил его собственноручно, выдрессировал и откормил, слишком привязался к своему волкодаву, а потому не мог его оставить.
Наконец, прыгнув в очередные кусты и едва не свалившись в ров, мужчина оказался на лесной поляне. Здесь не росла трава, зато корни деревьев вылезали тут и там, спутываясь друг с другом, преграждая местами проход. Гастон задрал вверх голову и передёрнул мощными плечами – макушки деревьев уходили высоко в небо, он едва их мог разглядеть, но разглядел. На тёмной, мёртвой земле валялись сухие, желтоватые листья, которые мрачно хрустели от каждого шага. Здесь гулял холодный, пронизывающий до костей ветер, что завывал меж деревьев, подобно голодному зверю. И посреди этого великолепия Гастон разглядел пятиэтажный особняк с четырьмя пристройками и неработающим фонтаном в виде воющего на луну волка перед ним. Все окна в особняке были задёрнуты, стены поросли диким плющом и виноградом, ступени были местами потрескавшимися. Зато, мужчина увидел, как его пёс нырнул за особняк и припустил следом, перепрыгивая через корни деревьев и вооружаясь охотничьим ножом – на всякий случай.
Поднявшись по потрескавшимся мраморным ступеням на крыльцо дома, Гастон чуть отодвинул повисшую на последней петле дверь и скользнул в тёмное помещение. Здесь пахло гнилью и сыростью, всюду гулял сквозняк, отчего Гастон то тут, то там слышал пугающие скрипы, шорохи. Гнилые доски заунывно скрипели под его ногами, грозясь проломиться и отправить непрошенного гостя в землю к червям. Где-то наверху он слышал вой своей собаки.
– Эй, есть кто-нибудь? – окрикнул мужчина, затем прислушавшись к собственному эху.
Судя по тому, что никто не ответил, он мог без особых препятствий пробраться на верхние этажи и забрать пса. И что его сюда понесло?! Поднявшись по винтовой каменной лестнице, где было хоть какое-то освещение, на четвёртый этаж, он принялся осматриваться. Это оказалась темница, судя по деревянным дверям с решётками и наваленному кругом почти прогнившему сену. Пёс его зажался в угол возле одной из куч, жалобно поскуливая и поджимая хвост.
– Оливер, а ну иди сюда! – рыкнул Гастон, подзывая к себе псину, но тот лишь громче скулил, пряча морду в сено.
Охотник возвёл глаза к потолку и вдруг заметил позади себя приближающийся силуэт. Тело его тут же сковало дрожью ужаса, он не мог пошевелиться. Он слышал тихий стук каблуков и трости по камням лестницы, слышал шорох плаща, спокойное дыхание. Краем глаза он заметил какой-то янтарный блеск. Покрепче сжав кинжал, охотник обернулся и увидел лишь пустую лестницу с бликами свечей. «Наверное, показалось», – Решил мужчина. Однако, стоило ему обернуться, как что-то холодное ударило его в висок. Перед тем как упасть на пол и потерять сознание он увидел перед собой размытый силуэт со сверкающими янтарными глазами, похожими на жидкие кристаллы. Голова охотника с силой приложилась о холодный пол, и Гастон потерял связь с реальностью.
Когда же мужчина открыл глаза, то обнаружил себя лежащим на подстилке из сена в одной из камер. Боль в голове не давала ему даже безболезненно моргнуть. Переборов одуряющую до тошноты резь в глазах и затылке, Гастон сел на сене, принимаясь оглядываться. Шею его тут же обожгло болью, и руки мужчины наткнулись на железный, холодный ошейник с толстой цепью, что приковывал его к самой дальней стене с зарешеченным окном. Вяло чадил факел, где-то вдалеке капала вода. Сквозь небольшую решётку на двери мужчина разглядел лестницу, что вела ниже, к выходу. Хотевший было рвануться к двери мужчина замер – у двери что-то мелькнуло, застрекотало. В углу раздался жалобный скулёж – его волкодав был здесь же. Подозвав к себе пса, мужчина запустил в его шерсть руку, принимаясь поглаживать и успокаивать. В этот момент что-то быстро простучало по двери лапками и вновь мелькнуло мимо решётки. Собрав всю свою смелость в кулак, Гастон приблизился к двери, и в этот самый миг на него уставилось восемь чёрных, блистающих глаз огромного паука, жвала которого протиснулись между решётками и теперь пытались достать до охотника, как и длинная, мерзкая, покрытая тонкими волосками лапка. Пёс взвыл, залаял, заскулил, встав перед хозяином, но мужчина отволок его в сторону. Паук щёлкнул жвалами и отошёл от дверей. Однако вскоре стрёкот усилился, и мужчина смог увидеть, как мимо двери ползает уже как минимум пять или шесть мерзких арахнидов.
До самого утра охотник не смог сомкнуть глаз. Алое солнце, продираясь меж густых ветвей деревьев, проливало свой нежный свет на пленника, что уже едва не падал с ног от страха и усталости. Твари медленно уползали прочь. Правда, долго Гастону вздремнуть не удалось – он услышал шаги. Плавные, мягкие, со стуком каблуков и трости. Продрав глаза, мужчина поднял взгляд: в их камеру через специальную дверцу протиснулось две миски с едой.
– Что это значит?! – взревел пришедший в себя охотник.
– Теперь ты мой пленник. – прошелестел ледяной голос, и шаги удалились в обратную сторону.
Мужчина, придя в себя, подошёл к миске и скривился от отвращения – требуха, скорее всего, крыс. Зато волкодав принялся уплетать свою порцию с крайним удовольствием. Поморщившись и прикусив губу, Гастон принялся за еду, от которой его вскоре стошнило в углу той же камеры.
Так началось заключение длинною в жизнь.
========== Ария вторая ==========
Они обещали нам беззаботную жизнь,
Несчастные глупцы.
Они дозволили нам жить покорно,
Без сладких безрассудств, без поэзии,
Надеясь, что размеренная скука бесконечных ночей
Превратит нас в радостных марионеток.
Солнце медленно начинало продираться сквозь густую листву высоченных деревьев, заглядывая в камеру случайного заключённого и словно ехидно подсмеиваясь над ним, мол, сидишь? Ну, сиди-сиди, а я тебе в глаза посвечу. Впрочем, измученный двумя неделями заключения пленник был слишком измотан, чтобы как-то реагировать на то, что солнце светит ему прямо в глаза. Немытые волосы ниспадали на его бледное, скуластое лицо, которое теперь было испорчено не только шрамом, но и синяками под глазами, мелкими ссадинами. Охотник не мог спать по ночам – в этом особняке происходило что-то из ряда вон. Днём здесь царила полнейшая тишина, прерываемая лишь изредка поскуливанием волкодава или шагами Гастона, что волочил за собой тяжёлую цепь ошейника. Худшее начиналось ночью, когда вдруг ему или псу нужно было в туалет – они делали свои дела по углам камеры. Однако, больше «чёрных» дел делал Оливер – псина не имела такой выносливости, как её хозяин. Хуже было другое. По ночам перед их камерой начинался самый настоящий ужас: то и дело приползали пауки, а пару раз Гастон даже слышал под дверью чьё-то глухое рычание. Рискнув сунуться туда, он напоролся на взгляд янтарных глаз невероятно-огромного волка. Днём к ним как-то залетела летучая мышь, которая исцарапала Гастону лицо. А следующим вечером, когда пленники просыпались, камера вновь была чиста, и их обоих ждала порция прескверного ужина. Мужчина вот уже вторую неделю питался одной требухой крыс, отчего невероятно истощал, хотя и старался тренировать свои мускулы, но на это уходило слишком много энергии, которая и без того была нужна.
Вот и сейчас он без сил лежал на холодном полу, чувствуя, как тело начинает лихорадить от постоянного нахождения в этой холодной камере. Но ничего поделать не мог – хозяина он так и не видел, а звать сил не было. Проклятое солнце светило прямо ему в глаза, едва не выжигая их. Слабо пошевелившись, мужчина повернулся на бок и поморщился от боли – ошейник слишком сильно сжимал его горло. Возможно, это была паранойя, но охотнику казалось, что с каждым днём сталь стягивалась на нём всё сильнее, будто желая удушить. Пёс тихо сопел на соломе, изредка приоткрывая больные глаза и вновь закрывая их. «Как там Рауль?» – пронеслось в мыслях Гастона. Его тревожило не столько то, что его зеленоглазый красавец пойдёт шастать по бабам и мужикам, а то, что он так и не попросил прощения за то, что так грубо обошёлся с ним. Впрочем, он никогда не извинялся перед ним, да и перед кем-либо другим тоже. Теперь же проблема была в другом – он несколько переживал, что больше не увидит очаровательного юношу, что приютил его.