— Всё имеет свою цену. Так ты говорил?
И, как если бы он начал убеждать её отказаться от этих поисков, пообещала:
— Если сегодня снова не получится, я буду искать другой способ. Хорошо?
В третью ночь она снова заснула у него на груди, вслушиваясь в стук сердца и моля всех богов, чтобы сегодня у неё всё вышло, как надо.
***
Представившийся ей сон выглядел, будто продолжение молитвы. Белль очутилась в церкви, только в очень странной. Она заметно отличалась от часовен Зачарованного Леса и монастыря фей. Стояли ряды лавок. Прихожан было немного, но все они внимали священнику.
Да. Теперь Он был священником. Отец МакЭвой. У него были прямые седые волосы, отросшая щетина и всё те же глаза. Совсем недавно он бросил пить, был сломлен и готов отказаться от веры. Что могло быть хуже для священника? Но всё это было для него уже позади. Он пережил встряску, которая помогла ему вернуться на свой путь.
Вряд ли Румпельштильцхен когда-нибудь смог бы принять сан. Это было даже смешным — представлять такое. И этот человек тоже, казалось ей, не на своём месте. Сейчас он одухотворён, исполнен светлых порывов, но как только события встряски стихнут, станут забываться, он снова вернётся в болото уныния. Белль была уверена в этом на девяносто девять процентов. Служба подходила к концу, люди покидали церковь. Белль всё продолжала сидеть на лавке в раздумьях, можно ли исповедаться ему? Ей нужно было выговориться кому-то, для кого её слова не будут пустым звуком. Рассказать обо всём, что с ней случилось. Ей всё равно, что о ней подумает этот человек. Она больше никогда его не увидит.
Убедившись, что магия не спешит забирать её из этого мира, Белль подошла к нему и попросила об исповеди, и отец МакЭвой согласился. Он действительно слушал её, пытался понять. Она видела через перегородки его нахмуренные брови, сжатые губы. Белль рассказала ему о Чудовище, которое было человеком. Рассказала, как поклялась бороться за него, как не выполнила своего обещания. Она не узнала, что бы сказал на всё это отец МакЭвой, потому что её снова перебросило в следующий сон прежде, чем она сама успела закончить свою исповедь.
Почему-то Белль снова попала в тот самый первый сон, где Чарли в сотый раз пересказывал детали своей несуществующей миссии. Она сразу же переместилась в следующий. Теперь это получалось у Белль играючи, пока она старалась не вспоминать о том упадке сил, что будет ждать её утром.
Белль обнаружила себя в полумраке странного помещения. Свет падал только из тусклых ламп и огромного окна во всю стену, за которым будто проносился светящийся ветер. Напротив этого окна стоял Он, и, видимо, тоже любовался этим необычным ветром и пролетавшими мимо с бешеной скоростью звёздами.
Всё правильно, они в космосе на таком огромном корабле, какого Белль и представить себе не могла. Само понимание того, что она очутилась за миллиарды километров от Земли, привело её в ступор. Мир на корабле в неведомых далях был для Белль в новинку. Даже в книгах она о таком не читала. Поэтому Белль замерла и с интересом принялась разглядывать странный пейзаж за окнами, а иногда и на других планетах, куда можно было попасть, пройдя через врата.
Человека, что с таким невероятным спокойствием смотрел в иллюминатор, звали Николас, хотя остальные презрительно называли его по фамилии — Раш. Как будто и не было у него никогда имени. Просто — доктор Раш. Учёный, одержимый загадками этого корабля. Одинокий, презрительный к остальным членам команды, зловредный и упрямый, как тысяча ослов. Из всех, кто встречался Белль среди разных миров, он более всего походил на её Румпельштильцхена. Белль даже захотелось подойти к нему ближе и прикоснуться, но она вовремя удержала себя. Нельзя красть чужого человека, как бы сильно он ни был похож на того, кто был ей дорог. Ей вообще не следовало так подолгу задерживаться в этих мирах, какие бы сильные чувства они в ней не будили. Ей нужно было найти её Румпельштильцхена: такого, каким он был до проклятия, или каким был, когда стал Тёмным, или каким она встретила его здесь, в Сторибруке. Хоть что-то из этого.
Белль рыскала среди десятков миров, как озверевший Дон, что шёл по следу за своими детьми.
Она убегала из городских трущоб, где Ности вымогал деньги у бездомных; из загаженной квартиры, где Бегби тоже пытался сбежать из этого мира; убегала через лес от Кальхуна, что жаждал её мяса. Ещё три мира пролетели для Белль яркими вспышками, пока она не оказалась в мрачных стенах замка.
Сначала новая обстановка поставила её в тупик. Ей показалось, что она вернулась в Тёмный Замок, точнее — в его подземелье. Всё вокруг виделось настолько знакомым и даже привычным, что Белль была почти уверена — сейчас из-за поворота в коридор выйдет он, её Румпель, зловещий, покрытый чешуёй. Она успокоилась и даже смогла держать себя в руках, когда в мрачном, освещённом лишь парой факелов коридоре, появился Он.
Но это снова был не Румпель. Тёмно-красное одеяние с бронёй из кожаных ремешков, красные волосы и причудливый узор из шрамов на лице. Лицо похожее, только глаза совершенно чужие — голубые и холодные. Даже в безумных глазах Румпельштильцхена было больше тепла. Сердце незнакомца и вовсе было полно тьмы, оно словно было её средоточием. И сам он был лишь тенью. Шейд в подчинении у жестокого правителя. Может статься, попади кинжал Тёмного к такому правителю, и его взгляд со временем превратился бы в лёд.
Белль уже собралась было покинуть этот сон, но стоило Дарзе поравняться с ней — и она застыла соляным столбом, не в силах и пальцем шевельнуть. Белль как будто взглянула сквозь его оболочку — внутри него плескалась тьма, сердце пульсировало чернотой, и ей стало казаться, что она на самом деле видит это сердце, будто оно лежит у неё на ладони, пульсирующее, чёрное. Ей не понравилась эта картина, даже больше той мысли, что Румпельштильцхен не способен чувствовать.
Кто Белль здесь? Одна из невидимых молчаливых служанок? Стоило ли ей его опасаться? Встреча с магом могла обернуться для неё куда плачевнее, чем с тем же зомби.
В любом случае, ей не стоило открыто смотреть на него. Может, он бы даже прошёл мимо и не заметил. Но он заметил. Уставился на Белль, как на забавное насекомое.
— Не там ищешь, — проговорил он.
— Я знаю, — ответила Белль чужим голосом.
— Смелая девочка, — Дарза холодно улыбнулся. — Но ты идёшь по слабому следу. Ты будешь вечно плутать.
Он протянул к ней свою ледяную руку и задержал над грудью, где в ужасе билось её перепуганное сердце, отчего Белль начала задыхаться. А потом её будто выдернуло из этого тела и из этой реальности. И она проснулась.
***
Утром Белль пришлось практически силой заставлять себя подняться с постели. Тело будто налилось свинцом, каждое движение давалось с трудом. Смотреться в зеркало было страшно. Но нужно было позаботиться о Румпельштильцхене. Если его не поднять, он так и пролежит весь день в кровати, глядя в потолок. Будет голодать, испытывать жажду, справлять нужду под себя, но даже не сдвинется с места.
— Пойдём, — Белль шла вместе с ним в уборную, хватаясь за его плечо, как за соломинку, чуть ли не повиснув на нём. — Сегодня я совсем расклеилась, поэтому не смогу проводить с тобой достаточно времени. Ты ведь не обидишься на меня за это?
После ванны они позавтракали хлопьями из коробки, залитыми молоком. Приготовить что-то сложнее для Белль в её состоянии было сродни покорению Эвереста. Сразу после этого Белль посадила Румпеля в гостиной перед телевизором, успокаивая этим скорее себя, чем придумывая альтернативу тому, чтобы просто оставить его сидеть в пустой комнате. При мельтешащих картинках на экране создавалась пусть какая-то иллюзия присутствия, хотя Румпельштильцхену в его состоянии, в общем-то, было всё равно. Ещё раз убедившись, что сделала всё необходимое, Белль поцеловала его напоследок в макушку и отправилась в спальню. Прежде, чем вырубиться, она поставила будильник на час дня — чтобы пообедать с Румпелем и снова отсыпаться до вечера.
Так и прошёл весь день — в беспробудном сне.
К вечеру её состояние улучшилось, Белль всё ещё зевала, но чудовищная слабость прошла. Сразу после ужина она отправилась на кухню, где хранились остатки зелья, и вылила четыре оставшихся пузырька в раковину. Румпельштильцхен, стоя в дверях, равнодушно присутствовал при этом действе.
— Видишь, как и обещала: если зелье не поможет, прекращаю. Сегодня буду спать без путешествий. А жаль, — Белль подошла к Румпелю и обняла его неподвижную фигуру. — Я уже стала привыкать засыпать у тебя на груди. Привыкла к этим мирам. Там столько людей, похожих на тебя, но таких чужих.
Белль потёрлась носом о ткань пуловера у него на груди и снова задумалась. Пытливый ум никак не хотел прекращать работать над этой головоломкой.
— Почему у меня не получилось? Я сделала всё правильно. Может, и правда нужно было вынуть твоё сердце? Но в книге говорилось, что зелье не подействует только в том случае, если сердце будет слишком далеко от Ищущего. Зелье подействовало. Я видела сны о других мирах, не те, но видела. Где я ошиблась?
Румпельштильцхен всё так же неподвижно стоял в её объятиях. А Белль всё прокручивала в голове рецепт, пытаясь понять, где могла допустить ошибку.
— С ингредиентами из твоих запасов всё было в порядке. В них я уверена абсолютно. Пыльцу фей вообще нельзя испортить. Кровь Генри? Знаешь, этой ночью я встретила жуткого колдуна. Наверное, ты обидишься, узнав, что он был в тысячу раз ужасней тебя, но это действительно так. От его вида кровь стыла в жилах. Этот колдун кое-что мне сказал. Он сказал, что след, по которому я иду — слабый. След — это кровь твоего потомка. Одно из двух, — либо крови недостаточно и мне нужна плоть, либо сам Генри слишком далёкий твой родственник, чтобы служить следом. Жаль, что Нил…
Белль оборвала себя на середине предложения, застыв на месте, даже дыхание перехватило от возможной догадки. Это было слишком заманчиво и слишком мерзко, и Белль даже в мыслях не позволила себе произнести это.
— Хватит сегодня об этом думать, — сказала она, отстраняясь от Румпеля. — Я собиралась хорошенько отдохнуть и набраться сил. Так что пойдём, примем душ и ляжем спать пораньше. Согласен?
Румпельштильцхен молча поплёлся за Белль в ванную. Этой ночью она снова спала вместе с ним, и ей ничего не снилось.
На следующий день Белль изо всех сил старалась отвлечь себя. Утром встала пораньше и приготовила самое сложное блюдо из кулинарной книги. Жаркое из кролика, правда, сгорело, и завтракать всё равно пришлось простой яичницей, но Белль это даже не расстроило. После завтрака они вместе пошли по магазинам, и Белль купила краску для волос. Её седина могла вызвать волну ненужного любопытства у знакомых, но пока что косынка отлично справлялась со своей задачей.
После магазина они сели в парке и перекусили прямо там парой булочек с сыром. Город выглядел заметно опустевшим. Горожане старались не появляться лишний раз на главных улицах, а самые неспокойные жители Сторибрука отправились в другой мир на поиски Мерлина. Почему-то этот факт странным образом обнадёживал Белль, но она не хотела себе признаваться, почему.
Дома она первым делом принялась за покраску волос, внимательно изучив перед этим инструкцию на пяти языках. Окрашенные пряди в итоге всё равно немного отличались, но не так критично, как седые — до этого.
Во второй половине дня Белль решила навестить отца, хотя тот и не был в восторге от её визитов в компании со своим «немощным мужем». Отец тоже отговаривал Белль возобновлять отношения с Голдом, особенно теперь, когда тот больше напоминал пустотелую куклу, чем человека. Зачем его дочь взвалила на себя роль сиделки для немолодого мужчины, которого до этого сама же и прогнала, ему было не понять. Одно успокаивало: Тёмным магом Голд уже не был и навредить никому не мог.
В этот раз отец снова начал уговаривать её вернуть Голда обратно в больницу, но скорее по привычке. Мо знал — если Белль что-то решила, её было уже не переубедить.
— Папа, ты хочешь, чтобы я его бросила в таком состоянии, но подумай: если бы подобное случилось с тобой, ты бы хотел, чтобы я тоже оставила тебя в больнице? Или попыталась бы тебе помочь всеми доступными средствами? — раньше это всегда помогало, и отец старался сменить тему. Но не в этот раз.
— Какими средствами, Белль? Ты задумала что-то недоброе, милая, — понял он. — И всё ради него. Белль…
— Всё в порядке, папа, — поторопилась переубедить его Белль. — Это просто фигура речи. Что я могу сделать? У меня нет ни магии, ни… ничего, чтобы ему помочь.
Она пожала плечами. Нос предательски зачесался, как будто собирался удлиниться от её вранья.
— Белль, запомни, — Мо пристально смотрел в лицо своей дочери. — Окажись я даже на смертном одре, я бы не принял от тебя помощи, которая требовала бы каких-то жертв с твоей стороны. Просто отпусти и забудь. И Голд твой… можешь продолжать заботиться о нём, возиться, как с куклой, но умоляю, не делай ничего такого, что может навредить тебе самой. Обещай мне.
— Хорошо, папа, — Белль медленно кивнула, глядя отцу в переносицу. — Я обещаю, что не сделаю ничего, что мне навредит.
Вечером Белль расстаралась. Накрыла роскошный стол, достала для такого случая из кладовки прекрасную скатерть, вышитую золотом, и старинный канделябр. При зажжённых свечах вся остальная обстановка столовой погрузилась во мрак, создавая ощущение, словно они вновь вернулись в замок Чудовища.
За едой Белль всё время что-то говорила, неловко шутила, произносила тосты. И всячески отвлекала его и себя от последующего предприятия. Как будто Румпельштильцхен мог понять, что она что-то задумала, и остановить её. Она даже легла вместе с ним и, дождавшись, когда он размеренно засопит, выскользнула из кровати и принялась за сборы.
Спортивный костюм, толстовка с капюшоном, перчатки для садовых работ, фонарик, лопата и гвоздодёр. Почти всё было куплено во время утреннего похода по магазинам, вместе с краской для волос. Необходимые инструменты для осквернения могилы нашлись в кладовке. Видимо, в бытность свою мистером Голдом Румпель частенько ими пользовался.
Осквернением могилы Белль и собиралась заняться этой ночью. Она крадучись пробиралась по улицам к городскому кладбищу, точно преступник, шарахаясь от каждого шороха и молясь, чтобы её никто не увидел.
Как назло, надгробие Нила стояло на открытом месте и отлично просматривалось со входа. Но останавливаться было поздно — она уже пришла. Бей однажды отдал жизнь за своего отца. Теперь он мёртв, и ему всё равно. Он ничего не почувствует.
С этой мыслью она всадила остриё лопаты в кладбищенскую землю, раз за разом, стараясь аккуратно подцеплять дёрн, чтобы потом вернуть его на место. Незажжённый фонарь вместе с гвоздодёром лежали рядом. Полная луна давала достаточно света.
Белль чувствовала себя за этим занятием одновременно нелепо и мерзко. Нелепо — потому что вообще впервые в жизни держала лопату в руках, а мерзко… Отец был прав, Румпель явно пришёл бы в ярость от того, что она раскапывает могилу его сына. Ещё гаже становилось от перспективы, что придётся открывать крышку и видеть искажённое тлением лицо мертвеца. Не таким она хотела запомнить сына Румпельштильцхена.
От тяжёлой работы ей стало жарко, а по лицу катился холодный пот вперемешку со слезами. Наконец, лопата ударилась обо что-то твёрдое, и Белль застыла в трансе, с лопатой в руках на дне ямы.
Она не соврала отцу, раскапывание чужой могилы ей никак не навредит, а Нилу уже всё равно. Румпельштильцхен ни о чём не узнает. Он снова станет собой, и это главное. Надо будет только почаще напоминать себе об этом.
Белль возвращалась домой уже не таясь, плелась, еле переставляя ноги. Лопату она спрятала в кустах у ограды, кое-как замаскировав дёрном своё преступление, чтобы забрать её потом. Всё остальное, включая вакуумный контейнер с полуразложившейся рукой Нила, она сунула в рюкзак. Капюшон скрывал лицо, так что никто бы не узнал Красавицу-библиотекаршу в этом грязном бродяге, шатающемся по тёмным улицам.