========== Часть 1 ==========
Добро пожаловать в славный город Сторибрук! Здесь ничего не происходит. Вернее, здесь не происходит ничего масштабного. Не бывает парадов в честь праздников. Не бывает забастовок рабочих. Не бывает катастроф. Всё идёт своим чередом изо дня в день. Если что-то происходит, то это касается только одного-двух человек и больше никого не волнует. Поэтому никому нет дела до чужих проблем.
Мистеру Голду тоже нет дела до чужих проблем, если, конечно, он не может извлечь из них выгоду.
Мистер Голд — мэр Сторибрука.
Если бы жители города могли выбрать самого ужасного мэра, то это был бы именно мистер Голд. Но жители никого не выбирали. Просто когда-то, давным-давно в сырой темнице дворца Белоснежки мистер Голд заключил самую выгодную сделку в своей жизни и теперь пожинал её плоды. Имел шикарный особняк на окраине города (подальше от любопытных глаз), респектабельный кабинет в здании мэрии, небольшой уютный дом неподалёку (для приватных встреч), а также неприлично огромную сумму на личном счёте и неограниченную власть в городе, где ему и так принадлежало всё и вся.
Кроме заведения мамочки Миллс. На её территории мистер Голд мог появляться лишь в качестве клиента.
Регина Миллс была владелицей стриптиз-клуба «Чёртова мельница», более известный среди горожан, как публичный дом. В «Чёртовой мельнице» Регина собрала самых лучших девочек на любой вкус и цвет. Голд захаживал туда время от времени — позлорадствовать. Посмотреть, как танцует у шеста милашка Агат, в прошлом Голубая Фея. Как старательно она приседает перед клиентами, чтобы те могли засунуть пару мятых мокрых купюр за резинку её тоненьких кружевных трусиков. Все феи при деле. Их можно было узнать по бутафорским крылышкам. К концу представлений, кроме этих крыльев, на них ничего и не оставалось.
Было в этом что-то извращённое — сделать из фей шлюх и стриптизёрш. Выдумке Регины стоило отдать должное.
Вот и сегодня Голубая Фея танцевала на подиуме. Если бы Румпельштильцхену в своё время сказали, что эта чопорная моль будет выгибаться у шеста под улюлюканье толпы похотливых мужиков, раздвигать для них ноги, и, слащаво улыбаясь, бросать в зрителей лифчик, демонстрируя свой бюст, он бы, наверное, скончался в припадке истерического хохота при одной только мысли об этом. Но смотри же, Голубая танцует — и Голд ещё не умер от смеха.
Сегодня в зале было и вовсе не протолкнуться. Кто-то из клиентов потягивал пиво у барной стойки, большинство же сидели вокруг подиума и тянули потные ладошки с зажатыми в них купюрами. Другие, как мистер Голд, расположились на небольших уютных диванчиках, расставленных в укромных нишах вдоль стен — для желающих заказать приватный танец. Справа от Голда Лерой как раз наслаждался таким танцем девушки с прозрачными розовыми крылышками и старательно складывал ей в лифчик весь свой месячный заработок. Вот уж кто должен быть счастлив оказаться под проклятием.
Агат тем временем уже закончила танец и ушла со сцены. На её место вышла другая фея, и шоу продолжилось. Посреди этой вакханалии красной стрелой между столиками, диванчиками и баром носилась Руби. На взгляд мистера Голда, она органичней всех вписалась в атмосферу «Чёртовой мельницы». Кричаще-красная помада, почти ничего не скрывающее красное латексное бельё и красные же ботфорты. Она единственная работала в клубе по своему желанию. По крайней мере, она так думала. Пристрастия Руби сильно огорчали вдову Лукас, которая хотела, чтобы внучка взялась за ум и пошла учиться. Но крошку Руби это совершенно не интересовало, она успевала днём разносить обеды в закусочной, а по вечерам подавала выпивку в «Чёртовой мельнице», время от времени цепляя клиентов, за что отдавала Регине половину выручки.
Руби была единственной из девушек, кто сам выбирал себе партнёров на ночь. Ею двигала то ли тяга к искусству, то ли, как подозревал Голд, банальная течка. Все остальные работницы клуба состояли у Регины буквально в рабстве. Они были ей должны, потому что когда-то, давным-давно, чем-то не угодили в Зачарованном Лесу. И даже не имели права покидать стен «Чёртовой мельницы» без её позволения. За этим строго следили вышибала Грэм со штатом охранников и личный подпевала Регины — Сидни Гласс. Первого сейчас не было видно на месте, вместо него дежурил другой охранник, а вот Сидни крутился неподалёку, высматривая что-то на лестнице, ведущей в личные покои хозяйки.
Не нужно было обладать великим умом, чтобы догадаться, где пропадает бывший охотник и почему так бесится джинн.
Голд только фыркнул. Сидевший слева, на таком же диванчике, Джефферсон ответил ему безумным смешком, прихлёбывая из чашки свой кофе с коньяком. В последнее время Джефферсон стал частенько захаживать в клуб, но мистер Голд ни разу не замечал, чтобы тот пользовался услугами девушек. Только сидел на диване или в баре, да разражался этими своими смешками, как будто что-то знал. Голд подозревал, что Джефферсон один из немногих в этом городе, кто сохранил воспоминания из прошлой жизни.
Безумцы всех умней?
Наверное, это было самым мудрым решением для любого горожанина Сторибрука. Сойти с ума и просто смеяться. Но проклятие загнало их в жёсткие рамки этого мира, принуждая подчиняться тем, кто в нём правил. Одни платили Голду, другие Регине. Все оказались так или иначе привязаны к городу и к «Чёртовой мельнице». Все, кто мог подумать, что сумеют просто уехать из Сторибрука, были ещё безумнее Джефферсона.
До прихода спасительницы оставался ровно год.
Голд уже допил виски и присматривал себе кого-нибудь из фей на эту ночь. Хотя не только фей можно было заметить среди девочек «Чёртовой мельницы» — были и другие. Например, блондинка в костюме горничной — простушка Эшли Бойд. Голд слышал её здешнюю историю: Эшли связалась с богатеньким сынком и залетела. Тот вполне предсказуемо её бросил, а злая мачеха выгнала из дома, как только заметила округлившийся живот. Бедняжке совершенно некуда было податься, и Регина — великодушная Регина! — дала ей приют. Эшли благополучно выносила и родила ребёнка, и на этом её спокойная жизнь закончилась. Нужно было отработать проживание и потраченные на неё средства. И как-то зарабатывать на содержание ребёнка, которого Эшли отказалась отдавать даже за все сокровища мира.
«Зато теперь она, кажется, научилась пользоваться контрацептивами», — отстранённо подумал Голд, видя, как блондинка уходит в комнату с новым клиентом.
Не избежала печальной участи и Белоснежка. Пожалуй, это была самая большая подлость, какую только могла придумать Злая Королева: сделать свою падчерицу шлюхой. Такое не прощают. Голд считал, что это слишком, но вмешаться не мог — по крайней мере, пока.
Тоскливо было смотреть на это. Если бы они знали…
Если бы Дэвид Нолан знал, что белокожая красотка Мэри-Маргарет, ради которой он посещает клуб тайком от своей горячо любимой жёнушки Кэтрин — его настоящая жена и истинная любовь. Голд знал, что бывший принц Чарминг каждую пятницу под видом ночных дежурств приходит в «Чёртову мельницу» и ждёт, когда освободится именно Мэри-Маргарет. Он платит Регине за свидания с собственной женой, а после ещё долго стоит в холле, глядя, как она уходит наверх под ручку с Вейлом или другим клиентом. В глазах Дэвида что-то проскальзывает в такие моменты — как будто он осознаёт всю неправильность происходящего, но не может понять, в чём она заключается. Мистер Голд у многих замечал такие взгляды.
Краем глаза Голд приметил оживление у бара. Это Сидни Гласс увидел, как в зал входит его королева. Мамочка Миллс, как за глаза прозвали её в клубе, и в этом мире сохранила пристрастие к кроваво-алой помаде на губах и траурным нарядам с глубоким декольте. Длинное платье в пол, чтобы, не дай бог, никто не спутал хозяйку с шлюхой. Мамочкой она стала относительно недавно, когда взяла на усыновление ребёнка. Голд скрыл кривую усмешку за приветственным кивком.
— Чудный вечер, мадам Миллс! Вы сегодня особенно очаровательны. Чем обязан вниманию?
— Разве я не могу лично поприветствовать нашего горячо любимого мэра? — Регина присела на стул, вовремя поднесённый Сидни — специально для своей королевы.
— О, мадам Миллс, вы никогда не обращаетесь ко мне лишь из вежливости.
— Совсем нет, мистер Голд, — Регина как должное приняла поданный Руби бокал шампанского. — Я стараюсь следить за качеством, не более. Только хотела поинтересоваться, всё ли вам нравится в моём заведении? Все ли девочки удовлетворяют вашим вкусам? Устраивает ли обслуживание?
— Вы зря волнуетесь, мадам Миллс. Ваш клуб на высоте, впрочем, как и всегда. Танцовщицы красивы и гибки, а шлюхи умелы и отзывчивы. Вам не о чем волноваться, мадам…
— Ну, раз сам мэр доволен, тогда и я могу быть спокойна. Наслаждайтесь, мистер Голд. Приятного вечера, — Регина снова угодливо заулыбалась, как будто ей было дело до его мнения, и, покачивая бёдрами, направилась к своему местному эквиваленту трона.
Почему-то после каждой беседы с Региной, по делу ли или по пустяку, у Голда оставалось гадливое ощущение, будто его пытаются в чём-то обвести вокруг пальца. И это ощущение неизменно выводило его из равновесия.
— Горячая штучка! — хохотнул из соседней ниши Джефферсон, когда мадам Миллс отошла достаточно далеко.
— Что? — переспросил Голд.
— Я говорю, девочка из кабинки — горячая штучка! — повторил Джефферсон. — Та, что у выхода. Зайди как-нибудь! Не пожалеешь!
И, отвесив дурашливый поклон, он направился к бару. Голд поморщился и хотел было сделать глоток виски, но в стакане позвякивал лишь подтаявший лёд.
«К чёрту всё. Нужно взять себе на ночь девку и забыться», — подумал Голд, уверенно направляясь к вышедшей в зал милашке Агат. Стоило хорошенько отыметь эту фею, чтобы той было потом что вспомнить, когда падёт проклятие. Она являлась, если так можно выразиться, его любимой шлюшкой в «Чёртовой мельнице», и не было ничего удивительного в том, что Агат не обрадовалась его появлению. Голд никогда с ней особенно не нежничал. Тем не менее, Агат растянула губы в принуждённой улыбке и послушно повела его в свою комнату.
— Я что-то подзабыл, а отсасываешь ты по отдельному тарифу? — шепнул у порога Голд, и Агат покраснела так, как будто никогда и никому прежде не делала минет.
***
Освободился Голд довольно быстро. Сегодня у него не было настроения для словесных унижений, которые обычно заменяли прелюдию к сексу. Когда-нибудь Голубой фее будет достаточно самого факта, что её отымел Тёмный, чтобы повеситься на первом же дереве.
Голд как раз направлялся к выходу, когда краем глаза заметил длинный коридор, в конце которого над дверью тускло мерцала неоновая вывеска в виде силуэта девушки в прямоугольнике. Обычно этой услугой пользовались всякие извращенцы-скромники. Странно, что Джефферсон был в таком восторге от стриптиза в кабинке за стеклом, перегородка которой опускалась в самый неожиданный момент. Но безумцы, как известно, всех умней. Почему бы не сходить?
Мистер Голд завернул в этот коридор и направился к кабинке. Внутри не было ничего особенного. Тёмные стены, перегородка, под ней отверстие для приёма купюр, посередине стул и справа небольшая мерзопакостного вида стойка с коробкой салфеток и урной. Вот и всё.
Недолго думая, Голд вынул бумажник, скормил автомату пару долларов и нажал кнопку. Перегородка с гудением поднялась. Лампы в кабинке за стеклом ярко освещали стены, окрашенные в пошлые золотистые тона. Посередине стоял стул, пол вокруг него был завален разномастными подушками. Наверное, этой услугой и впрямь пользовались крайне редко, потому что девушка внутри сидела у боковой стенки, с раскрытой книгой на коленях, и безмятежно спала. Впрочем, как только заиграла какая-то тягучая мелодия с томным женским вокалом, девушка дёрнулась, отшвырнула книжку и неловко подорвалась на ноги, чуть не упав в процессе, запнулась о подушку и, наконец-то, заняла своё место на стуле. Со своей стороны она не могла видеть того, кто находится за стеклом, а только, как в допросных кабинетах, своё отражение в зеркале. Идеальное развлечение для извращенцев.
Девушка улыбалась невидимому клиенту, как неживая кукла. Тупо смотрела перед собой и медленно покачивалась в тон музыке. Выбеленные волнистые пряди струились по плечам. Из одежды на ней был надет лишь золотистый корсет с нелепыми перьями и такого же цвета бельё.
— Чего желаешь? — спросила она искажённым из-за динамика голосом. — Хочешь танец или чего-то особенного?
Первым желанием Голда было выбить тростью это проклятое стекло, схватить девушку за руку и увести подальше отсюда. Пускай она не вспомнит его, будет упираться и звать на помощь. Он просто запихнёт её в машину, увезёт в свой дом на окраине и продержит там, пока проклятие не будет снято.
Потому что девушка за стеклом, пускай размалёванная как кукла и с перекрашенными волосами, была как две капли похожа на Белль. Это и была она самая.
«Белль здесь. Она жива».
У него всё равно бы ничего не вышло. Ударопрочное стекло — как раз для таких неуравновешенных идиотов, как он. Голд даже пытаться не стал. Просто сидел и смотрел, как Белль извивается в эротическом танце. Он ведь так и не смог выдавить из себя ни слова. Да и что он мог ей сказать? «Покажи мне свои ягодки, детка?» Горло тут же сдавило в приступе тошноты.
Голд выбежал оттуда, как только перегородка захлопнулась, будто за ним гнались все демоны ада.
Каким же он был идиотом всё это время! Каким слепым дураком! Думал, что ничто в этом городе не скрыто от него — и не заметил Белль, буквально выставленную как товар на витрине! Приходи и смотри на прелести возлюбленной Румпельштильцхена! Все, кто хочет! И всего-то за пару долларов!
Садиться за руль в таком состоянии он не решился и бездумно побрёл прямо по ночной улице, сам не заметив, как очутился в баре. Рядом за стойкой сидел уже в явном подпитии Дэвид Нолан и втирал бармену о чём-то очень важном.
— Она ведь такая… такая необыкновенная! Мне никогда не было так хорошо ни с кем! А Кэтрин не понимает… говорит, я — бабник. Но я же не виноват! Это что-то сильнее меня. Она не должна продавать себя за деньги… Это неправильно, понимаешь? Каждый раз, когда я думаю, что она с другим, что к ней прикасаются… мне хочется выть от бессилия!
Голду тоже хотелось сейчас выть. Он был мэром в городе, который, как оказалось, совсем ему не принадлежал. По условиям сделки он не имел права вмешиваться в дела Регины и её заведения. Любое вмешательство с его стороны тут же повлекло бы за собой череду необратимых последствий. И его первый порыв — украсть Белль — был бы самой фатальной ошибкой. Он бы снова лишился Белль, а вместе с ней и своей власти.
Он мог бы заключить новую сделку, предложить за девушку любую цену, какую только запросит Регина, да только она, скорее всего, не согласится лишаться такого выгодного рычага для манипуляций. Один его неверный шаг, и об исчезновении Белль никто не узнает, как если бы её никогда и не было. Только намёк на угрозу с его стороны, и Регина пустит его красавицу по рукам. И вот тогда он будет жалеть, что побасенка о самоубийстве оказалась ложью. Регина может просить о чём угодно, и он будет послушно всё исполнять, как если бы она вдруг завладела его кинжалом.
«Что я здесь делаю?»
Голд неприязненно слез со стойки и побрёл к выходу. Ещё не хватало напиться, и, как Чарминг, каждый вечер плакаться о своей нелёгкой судьбе бармену. Нужно что-то делать…
Он столкнулся с Джефферсоном, когда шёл обратно к стоянке, где оставил машину.
— Когда ты узнал, что она там?! — пригвоздил он Шляпника к стене ближайшего дома, крепко держа того за шейный платок, при случае готовый им же и придушить негодяя. — Отвечай!
— Пару недель назад, — сипло ответил тот. — Совершенно случайно! Искал туалет и увидел эту дверь. Стало интересно, а что за ней скрывается? Тебе разве никогда не было любопытно, что там? В мире столько дверей… — несмотря на недостаток воздуха, Джефферсон сипло засмеялся.