— Что еще знаешь? — Кан сдерживает смешки и начинает загибать пальцы, пересчитывая:
— Раз — ты не хочешь меня убирать, два — я тебе нужен, три — мы уберем Сиджина, ты займешь свое место, и мы не будем мешать друг другу, занимаясь своими делами, — Кан встает, и Юнги следует его примеру, пожимает ему руку и дает телохранителям знак уходить, сам разворачивается и покидает здание, оставляя улыбающегося Ванджунга.
========== 15. ==========
Комментарий к 15.
ну вот и переход.
критикуйте, указывайте хорошие и плохие стороны, поливайте грязью, но реагируйте. готова к самой жесткой критике, ибо стараюсь только ради вас.
Чон Чонгук родился в среднестатистической корейской семье. Его отец Чон Чонхен постарался воспитать сильного и самостоятельного альфу, а папа Чон Джанджи вложил в него всю душу и повлиял на него в плане характера достаточно весомо. Именно из-за рассудительности и благоразумия своих родителей Чонгук, соединил в себе золотую середину мужественности и уступчивости, жесткости и сострадания, строгости и умения сделать поблажку, требовании подчинения и умение самому подчиниться. Он не знал, что значит воля судьбы, он, заручившись каменной поддержкой самых близких людей, сам вершил свою судьбу. Кажется, они бы приняли его в любом случае, а когда он выбирал университет после окончания школы, лишь тихонько вторили, что выбор он должен сделать сам.
Не идиллия ли получается? Да, Чонгук всегда знал, что ему повезло с родителями, но и парадокс желаний сыграл здесь свою роль. Не будучи связанным по рукам, Чон хотел еще большой свободы, он уважал своих родителей, но вскоре после поступления покинул свое гнездышко, становясь теперь лишь частым гостем в родительском доме, и переселился в свою собственную квартиру, которую ему помогал снимать отец. Именно тогда родители Чонгука родили второго ребенка, нисколечко не переживая, что поздно, ведь Гук был ранним, он из нежелательной подростковой беременности превратился в самого любимого человечка для Чонхена и Джанджи.
Будучи еще на первом курсе Факультета делового администрирования Сеульского национального университета, Чонгук хорошо проявил себя, зарекомендовав в органах университетского самоуправления. Он быстро приблизился к голове студенческой рады, Мин Юнги, восхищался его хваткой, тем, с каким остервенением Мин держался за место общественного декана, управлял студенческой радой университета, а за одно и дергал за ниточки марионетки, которую поставил на место головы профкома. Он часто брал Гука с собой, чтобы налаживать связи со спонсорами, что было работой декана, но которую он брался выполнять сам. С его легкой руки, Гук побывал на первом курсе в Европе и Азии, был на нескольких конференциях, а на одной в Китае даже выступил, с докладом на одну из тем важности коммерческого аспекта.
Чонгук и сам не заметил, как за год учебы стал важным приближенным Мин Юнги, частым гостем в его доме и любимцем младшего братишки Тэхена, которого, ребячась, называл Малыш Тэ. Порядочный парень всегда производил хорошее впечатление на людей, с которыми контактировал Юнги, Чон нравился даже приемному папе Юнги, а с его отцом виделся несколько раз.
Однажды, после очередного мероприятия, организованного Юнги при помощи Чона и университетского Фонда проведения мероприятий, который стал по сути собственным профкомом Юнги, они даже подрались. Чонгук отказался идти на поводу Юна и проигнорировал просьбу старшего привести ему одного из выпивших омег-первокурсников, за что получил кулаком в лицо, но Чон не испугался разозлить Мина, а напротив, дал сдачи и еще и прокричал на весь зал «старый извращенец». Мин Юнги приказал охране вывести его на улицу, и, разогнав образовавшуюся из студентов толпу, ударил несколько раз по ребрам.
— Ты уверен, что не выполнишь то, что я так вежливо попросил? — Юнги ухмылялся парню, которого держали два охранника.
— Трус, — Чон выплюнул в Юнги и улыбнулся окровавленной улыбкой, чем вызвал удивление в глазах напротив, — боишься, что подпорчу твою мордашку, сонбэним?
Юнги взмахом руки приказал отпустить Чона и подошел, чтобы похлопать младшего по плечу. В воздухе витало недоразумение и шок Чонгука, и он было уже замахнулся на Юнги, то тот лишь перехватил руку, обнял младшего и гортанно рассмеялся.
— Можешь звать меня хёном, — Чонгук выдавил из себя лишь подобие жалкой улыбки и обрадовался, что прошел проверку непредсказуемого Мина.
После того случая все стало немного по-другому, Юнги стал все чаще отправлять Чона от своего имени на встречи с корейскими предпринимателями, которые могли стать хорошими работодателями для выпускников его факультета. Чонгук видел, что Юнги со всех сил пытается поставить и во главе студенческого самоуправления других факультетов независимых студентов, которые не побоятся последовать его примеру и пойдут против гнева своего деканата и вообще ректората.
Юнги стал для него не просто Юн-хёном, он стал старшим братом, наставником и самой надежной опорой. Именно потому он не делал сначала ни шага в сторону Тэхена, хоть и хотелось неимоверно. Он не замечал, вбивал себе в голову, что его не дурманит запах вишни, который бил в голову сладким наркотиком. Когда дедушка делал для него вишневое варенье, пахло так же вкусно, но, когда Чонгук впервые попробовал губы Тэ тогда в больнице, он понял, что вкус омеги не сравнится ни с каким вареньем. Он любил своего омегу, знал, что они истинные, и не собирался отпускать его. Помогал нормализироваться и наново привыкать к чужим прикосновениям, старался восстанавливать психику омеги, сломанного изнасилованием, избиением и часами, проведенными в операционной. Он не помнит, когда полюбил его, когда впервые увидел любовь в ответ, но точно знает, что не выпустит больше его руки из своей.
Узнав о суициде Чимина, он успокаивал Тэ, просил его быть сильным и жалел, что не может удержать своего омегу в изоляции. Стоя там на кладбище, он сжимал его руку так сильно, как только мог, но, боясь причинить слишком много боли, нежно поглаживал его пальчики. Тэхен был относительно спокоен, хоть и винил себя, до сих пор думая, что именно тот спор стал катализатором в мыслях о самоубийстве, не осознавая, что даже и на метр не приблизился к истинным причинам. Чонгук остался наблюдателем, он лишь смотрел, как незнакомый мужчина переговаривался с Юном под листьями одного из деревьев на кладбище.
— Это был Кан Ванджунг, — позже объяснил сам Мин.
Чонгук вспомнил это имя, которое ему уж не раз говорил старший, он знал, что именно этот мужчина похитил Чимина тогда и ему отец Чима был должен денег. И именно этот человек стал причиной смерти отца Пака.
— Ты поможешь мне? — голос Юнги вырвал из раздумий. Они сидели на небольшой кухне Чонгука и Юнги размешивал сахар в кружке с кофе, — если сейчас согласишься, то пути назад не будет, — Чон оторвал взгляд от деревянного стола и уверенно кивнул.
— Я помогу тебе Юн-хён, даже если это будет стоить мне жизни, — он говорил твердо, — но есть одно условие. Это должно стоить того, чтобы я рисковал.
— Поверь, — Мин зло усмехнулся, — это стоит наших жизней. Чимин жив.
Чонгук подавился своей слюной и от неожиданности закашлялся.
— Ч-что? — он подорвался со стула, но, увидев твердый взгляд Юнги, опять сел, — как?
— Мой отец дурит меня, он сказал, что Чимину нужно инсценировать свою смерть, чтобы Кан Ванджунг успокоился и отдал точки сбыта оружия, которые отец использует для торговли с КНДР. Он посчитал, что Ванджунг захочет уничтожить нас, чтобы взять контроль над оружием и забрать себе Чимина. Я и сам склонен считать, что Пак ему небезразличен, ведь он два раза виделся с ним и даже отвез на кладбище к отцу. Ты видел, что он был и на похоронах. Может, мой омега зацепил его, а может он просто чувствует себя перед ним виноватым за убийство его отца, — Юнги неуверенно пожал плечами.
— Блядь, как же все запутанно, — Чон схватился за голову и закатил глаза, — давай еще разок. Владелец подпольного казино украл Чимина, убил его отца, влюбился в него и два раза с ним виделся? Он забрал точки твоего отца, чтобы ты отдал Чимина?
— Да, и отец решил, что лучшим способом отделаться от него — инсценировать смерть моего омеги.
— Он ебанутый? Блядь, да он старшего Пака на коленях перед могилой не видел, — Чонгук раздраженно возмущался, и, встав со стола, ходил туда-сюда.
— А теперь вишенка на этом ебанном торте: Кан не трогал ни товар, ни склады, ни точки моего отца. Более того, Ванджунг сказал, что не тронул бы и меня и Чима. Отец еще и приврал, сказав, что тот требует моего омегу взамен за оружие и возможность возобновить торговлю.
— Да твой папаша проебался по всем фронтам, — Чонгук уставился на сидящего Мина и его лицо украсила хищная улыбка.
— Это еще не конец, — старший медленно потянул, играясь с интонацией, — ублюдок пообещал мне увидеться с Чимином, но упорно три недели к нему не пускает. Больше того, хочет, чтобы я напал на Кана и, свергнув его, возглавил казино. Как думаешь, сколько крови прольется при таком раскладе?
— Хё-е-ен, — Чон понял позиции Мина и уселся на стул, чтобы вальяжно закинуть ногу на ногу, и, словно кокетка потянул: — что мы собираемся делать? Убивать или убивать? — он вызвал смешки в Мина и сжал кулаки, грозно ими пригрозив воздуху.
— Я встречался с Каном и он знает все, кроме того, что Чимин жив.
— Хочешь воспользоваться его помощью и свергнуть отца? — Чон прищурил глаза, выжидающе гладя на старшего.
— Да, Гукки, я стравлю их, — Юнги победно улыбнулся, уже предвкушая легкость лаврового венка на голове.
— Какой ценой? — Гук подозревал, что Кан не такой глупый, чтобы согласиться напасть на торговца оружием просто так и ожидал подвоха.
— Ему выгодно, чтобы я стоял у руля оружейного бизнеса, он хочет независимости и выгодных контрактов со мной, а еще его бесит мой отец.
Чон чувствовал в воздухе подвох, сложно было поверить в то, о чем рассказывал хён, но он лишь разок качнул головой, мысленно прося фатум помиловать их и исполнить то, чего хочет Мин.
— Ты должен спрятать Тэ, чтобы отец на нас не надавил, а Чансу перевезет Чимина на свою старую квартиру.
— Чансу с тобой за одно?
— Да, именно он и сливает мне всю инфу на счет действий отца, — Юнги встал, подошел к небольшой кофеварке и начал делать кофе, — я думаю, пока не стоит впутывать сюда брата Чимина, но ты скоро это сделаешь.
***
Тэхен теплый. Во сне он тихонько сопит и сжимает в объятьях плюшевого коричневого мишку, подаренного Чонгуком. Чон будит соню и целует обе щечки.
— У-уже утро? — Тэ сладко потягивается и Чон старается его не съесть, хотя и очень хочется.
— Малыш Тэ, сейчас глубокая ночь, — он говорит максимально гортанно, внюхиваясь в волосы омеги, — но я соскучился и хочу, чтобы ты сейчас поехал со мной.
— Куда? — смешинки пляшут в заспанных глазах.
— Секрет, — он чмокнул своего парня в губы, — возьми все нужное, мы уедем на несколько дней.
— А как же универ? — у Тэхена зародились смутные сомнения, но он решил быть предельно осторожным.
— Ну все, малыш Тэ, собирайся и доверься мне, — тон старшего не принимал возражений, и он довольно глядел на то, как омега вытянул из-под кровати небольшую спортивную сумку и начал собирать ее.
Чонгук отвез своего омегу к небольшому домику на краю Сеула.
— Где это мы? — Тэхен недовольно бурчал и слишком сильно хлопнул дверью такси, на что услышал шипение водителя и поспешил извиниться.
— Ты мне доверяешь? — Гук подошел к нему, глянул на то, как машина отъехала и взял лицо Тэ в свои руки. Он получил слабый кивок на свой вопрос и облегченно вздохнул. — Это дом моих родителей, у тебя слишком опасно и Юнги сказал защитить тебя.
— Почему я всегда чувствую себя изолированным домашним хомяком? — Тэхен начал громко возмущаться, ударил Гука по рукам и отвернулся от него в другую сторону, все также стоя перед домом.
— Пару дней, — мольба слышалась в голосе альфы, и он обнял младшего сзади. Тэ не сопротивлялся, знал, что бесполезно, что смысла идти против Чона и Юна нет и решил подчиниться воле своего альфы.
— Хорошо, но будешь должен, — Чонгук довольно развернул Тэ к себе и поцеловал легким касанием губ, когда услышал, как открывается входная дверь.
— Сынок, Чонгуки, веди гостя в дом, а не то простынет, — голос, такой же бархатный как у Гука, звал и располагал к себе с первого слова.
Чон не понял, когда именно ему пришла мысль привести Тэ именно сюда, но родной дом у него всегда ассоциировался с безопасностью и теплом. Он был уверен, что родители не откажут, поймут и не осудят. Первым возгласом папы было «омега беременный?», но отец поддержал решение сына и они вместе согласились приютить у себя его пару. Они хорошо отнеслись к Тэхену, а он взамен помогал Джанджи по хозяйству и часто играл с их пятимесячным ребенком, братом Чонгука, Чоныном. Он провел у них прекрасное время, но только скучал за домом, а Гук еще и забрал телефон и запретил кому-либо звонить вообще. Он приходил каждый день и совершенно не хотел уходить, то все время твердил, что здесь Тэ в безопасности, а на все вопросы отвечал «доверяй мне», что Тэхен и делал. На четвертый день Гук не пришел, он игнорировал все звонки своего отца и Тэхен почуял неладное. Он наяривал Юнги, но тот так же не брал трубку, а папе и отцу он не решился позвонить, ведь в голове все время крутилось предупреждение Чонгука никому не звонить. А Юнги всегда исключение, да и его номер наилучше сохранился в памяти.
***
Литры алкоголя, пьяные танцы и андеграунд. Рэп еще никогда не был таким грустным, а танцы такими чувствительными. Хосок забывался по-своему: вечеринки, омеги, пьяные игры на приставке вместе с Намджуном. Только Ким мог почувствовать его боль, только он мог разделить ее и не позволить тащить ее одному. Старший всегда поддерживал Хо, дразнил и язвил, что его надежда потихоньку спивается, на что получал пьяную улыбку друга и просьбу подлить, а то стакан «совсем пустенький». Намджун взял отпуск и игнорировал звонки Джина, который и так был слишком занят учебой и успокаиванием своего папы Тана, тот, кажется, уже целую реку Хан наплакал.
Хосок каждый день обещал себе рассказать обо всем папе, но заверения Кима, что «да проебешь все лечение и реабилитацию своими правдами неправдами», язык заплетался, но Хо посыл понял и продолжал молчать в тряпочку. Он редко наведывался к своему папе, однажды даже пошел на могилу к отцу, дорогу к которой подсказал охранник Юнги. Хосок пытался не распасться на мелкие кусочки плоти и хлещущей крови, а потому не ходил на могилу к Чимину.
В один из похмельных солнечных утренних часов в провонявшею алкоголем и перегаром квартиру вошел омега, он тут же поморщил чувствительный к запахам носик и пошлепал в гостиную, где прям на полу в обнимку спали двое альф в самом нижнем белье. Он открыл окна и, создав сквозняк, облегченно вздохнул. Пособирал грязную одежду и отнес в ванную, включил машинку и вернулся в гостиную, чтобы пособирать пустые бутылки. Хотелось поразбивать стекляшки об головы, что мирно сопели и он невольно умилился тому, как Хосок дрыгался во сне и сильнее прижимал к себе Намджуна, что-то бормотал.
Закончив с уборкой и развесив вещи, омега приготовил завтрак и, глянув на часы, решил, что встать в десять не так уж плохо для этих придурков, пошел их будить. Последний раз улыбнувшись двум алконавтам, он состроил максимально злобную моську, и, присев на корточки, принялся похлопывать парней по головах. Хосок застонал и перевернулся с бока на спину, а Намджун тяжело вздохнул и перевернулся на живот. Омега застыл, когда увидел, что сзади из трусов Джуна торчала открытая упаковка с вываливающимися презервативами, так противно оттягивающая ткань боксеров. Он поднялся на ноги и больно начал пинать обоих парней.
— Сука, да чтоб ты импотентом стал, Ким Намджун! — омега злился и так и норовил влепить сонному альфе, но, еле сдержав себя, прошипел: — завтрак на столе, мне можешь не звонить больше, иди и трахай кого хочешь, да хоть Хосока, — омега кричал и довольствовался тому, как их лица парней покосились и уже собирался уйти, когда Джун схватил его за лодыжку.