Джон залюбовался выпирающими лопатками и длинной бороздкой, пролегающей вдоль позвоночника сыщика. Повинуясь порыву, он взял со стола чашу с недопитым вином и налил небольшое количество в складку кожи. Напиток рекой заструился по спине. Ватсон прильнул к ней губами и стал жадно пить алую жидкость вперемешку с солёным потом. Каждый глоток был для него глотком из Леты[13], погружая в забвение, заставляя забыть обо всём, кроме восхитительного мужчины под ним.
Шерлок млел от ласк, перед глазами у него всё плыло. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Тихонько постанывая, сыщик прогнулся сильнее, подставляясь. Доктор шумно сглотнул, когда спустился ниже к манящим, никем до него не тронутым, сливочно-белым половинкам, и по-звериному прикусил их. Громко ахнув, Холмс подался назад, навстречу, утыкаясь ягодицами в лицо отставному капитану, за что заработал звонкий шлепок.
Ватсон выпрямился, отогнул от живота набухший, истекающий матовым предъякулятом член (чуть превышающий средний размер) и притиснулся им к ложбинке. Тут в его голове щёлкнуло, и доктор опустил ладонь в миску с оливковым маслом, стоявшую неподалёку. Скользкой рукой провёл пару раз по стволу, закусив губу от острого удовольствия. И долгожданно пристроился к узкому входу. Ухватив Холмса за худые бёдра, Джон надавил, и головка прошла внутрь.
И вдруг Шерлок зашипел от боли, словно гренка на разогретой сковородке. Таких неприятных ощущений он не ожидал! Но возбуждение ещё колыхалось в груди, и Холмс решил потерпеть ради любимого.
Джон набрал в лёгкие побольше воздуха и пробрался чуть глубже. Чтоб не закричать, Шерлок вобрал в рот нижнюю губу. Ватсон двинул бёдрами, и детектив дёрнулся, сдавленно замычав, оставляя на коже над подбородком следы-полукружья от зубов. В этом звуке не было и тени удовольствия. Чужая плоть мучительно давила и распирала нутро.
Но его любовник просто не мог остановиться, слабо понимая, что Холмсу больно. Джон сделал ещё одну попытку прорваться: вышел, а затем снова вдавился, резче, сильнее. Шерлок оглушительно вскрикнул, вцепившись в столешницу, оставляя на дереве полосы от ногтей. Он непроизвольно зажался, не пуская терзающий член дальше.
Но Ватсон уже ничего не соображал. Тугие тёплые мышцы судорожно сжимали его орган, вожделение застило рассудок. Стук собственного сердца отдавался в голове звоном тысячи бубен. Джон поднажал и, миллиметр за миллиметром раздвигая нежные стенки прямой кишки, стал протискиваться внутрь.
Шерлок жалобно всхлипывал. На глазах у него выступили слёзы, полусогнутые руки начали трястись от неудобной позы. На спине крупной росой выступил пот. Ватсон проник почти наполовину, краем сознания всё же отмечая, что Холмс слишком узок, слишком напряжён. Джон приостановился и попробовал сделать первую фрикцию. Качнул бёдрами назад-вперёд – в меру толстый член болезненно потёр чувствительную слизистую.
Шерлок измученно застонал. Возбуждение давно ушло, оставляя место лишь обжигающей боли. Он честно пытался стерпеть, но дошёл до предела. Прерываясь на тяжёлые вздохи, детектив прохрипел:
– Пусти… Больно… Не хочу…
И Джона накрыло снежной лавиной. Он моментально пришёл в себя – его заполнило жгучее чувство вины и жалости к Шерлоку. Горестно вздохнув, он осторожно вытянул член из истерзанной задницы.
Ватсон слепо пошарил рукой в поисках одежды. Схватил первое попавшееся – накидку Шерлока – и кое-как завернулся в неё. Плевал он на все приказы Майкрофта! Никогда, никогда больше он не причинит любимому столько боли! Пусть Его Королевское Величество найдёт другое средство вернуть Шерлоку разум, а нет – Джон будет любить его и такого – блаженного Аполлона. Ватсон оправил на себе ткань и сделал шаг по направлению к выходу:
– Я пойду?
Шерлок, выпрямив затёкшие руки, обернулся и наткнулся на полный жалости, сочувствия и немого извинения взгляд. Холмс почувствовал отвращение к самому себе: «Струсил! Постыдно испугался боли, презренный! Какой же он после этого бог?! Разочаровал любимого своей слабостью. А теперь тот уйдёт, презирая его в душе. И он потеряет возлюбленного навеки!»
– Дионис, постой! – Шерлок потянулся к нему и уцепился за предплечье.
Настоящая сущность Холмса смешалась со второй, навеянной отравой. Она всегда подталкивала его на авантюры, заставляла рисковать жизнью и искать приключений на пятую точку, вот как сейчас. Он никогда не отступал, никогда не сдавался, и теперь не отступит:
– Я не боюсь, Дионис. Попробуем ещё раз?
Шерлок подошёл к Джону вплотную и как можно решительнее глянул на него сверху вниз.
«Чёрта с два ты не боишься!» - пронеслось в докторской голове, - «Да ты весь дрожишь».
Холмса действительно била мелкая дрожь. Но, скорей от волнения, а не от страха.
Шерлок наклонил голову и прильнул к тонким губам Джона. Раздвинул их языком и заманчиво обвёл дёсны. А потом больно прикусил нижнюю губу, подсознательно мстя за недавние страдания, и сразу же зализал укус. И Ватсон ответил на поцелуй. Не властно заполоняя чужой рот, а со всей нежностью, на которую был способен. Мягкие, успокаивавшие движения губ, отлепляясь и вновь приникая. На вкус – не обжигающий алкоголь, а томный мёд.
«Боже, Боже, что же ты со мной творишь!» - думал Джон, когда они полностью растворились в поцелуе. Его возбуждение никуда не ушло, лишь усилилось. Доктору хотелось слиться с Шерлоком в полноценной страсти, но так, чтобы обоим было хорошо.
– Шер… Аполлон, ложись на кушетку, - пробормотал Джон между влажными касаниями губ.
Холмс нехотя оторвался от ласкового рта и направился к широкой лежанке на разлапистых ножках. Улёгся на спину, согнув ноги в коленях. Столь откровенная поза заставила Ватсона поторопиться.
– Где можно взять ещё оливкового масла?
– В амфоре, - махнул рукой сыщик.
Джон взял в руки амфору с развратным рисунком и наполнил до краёв миску.
«Если бы можно было сделать Шерлока не таким тесным, растянуть его, что ли» - думал Ватсон, не подозревая, что именно так действовать и следовало.
Прихватив миску, доктор забрался на низкую лежанку и устроился между длинных расставленных ног. Детектив смутился от того, что выставил себя напоказ и, дабы скрыть это, отвернулся.
– Я не сделаю тебе больно в этот раз, - успокоил его Джон.
Он обмакнул пальцы в янтарную жидкость и прикоснулся указательным к потревоженному колечку мышц. Нежно растёр его и аккуратно проник внутрь одной фалангой. Холмс не отреагировал. Тогда Джон запустил в анус весь палец и мягко погладил стенки. В ответ он уловил, что пальцы на ногах Шерлока поджались. Другой рукой Ватсон успокаивающе погладил внутреннюю сторону бедра. Детектив чуть расслабился и задышал равномерно. Он справился с волнением и теперь с интересом наблюдал за действиями любовника. Джон тем временем растирал пальцем его нутро, пока не касаясь простаты.
Вдруг рот сыщика распахнулся в удивлённом вдохе, когда доктор подхватил его опавший член и смачно лизнул дырочку. Стоило члену Холмса начать оживать, как тому стало не до наблюдений. Ватсон, пользуясь моментом, вынул палец и ловко ввёл уже два. Чтобы отвлечь своего Аполлона от ощущения давления, он влажно пососал головку пениса. Тот вновь заинтересованно дёрнулся прямо у доктора во рту. Средний и указательный пальцы умело массировали стенки ануса и в какой-то момент задели точку удовольствия. Наградой Джону послужили рваный выдох и лёгкое движение навстречу.
Доктор так увлёкся, что умудрился позабыть о своём собственном возбуждении. Его член давно и немилосердно просил внимания, однако Джон думал лишь о сокровище в его рту. Левой рукой он подрачивал основание, одновременно направляя головку скользить по рифлёному нёбу. Пальцы другой руки разошлись несколько раз ножницами, растягивая задний проход детектива. Шерлок маслено застонал и выгнулся аркой. Кровавый закат полыхал на его щеках. Из блестящего взора исчезла осмысленность. Он был настолько прекрасен, что Джон бросил своё занятие, навалился на любовника блестящей от масла грудью и приник к губам. Их возбуждённые органы соприкоснулись, и партнёры синхронно застонали друг другу в губы.
Ватсон, наконец, отлип от соблазнительного рта и опустился к груди. Чуткие подушечки хирурга обследовали округлости плеч; чёткие, как на гравюре, линии ключиц, изгибы локтей. Жадные губы поочерёдно обводили тёмно-розовые вершинки сосков. Шерлок томно вздыхал и постанывал, но инициативы не проявлял, крошечной, незамутнённой наслаждением частью сознания исследуя эти новые, будоражащие ласки.
Впитывая запах и вкус любимого тела, Джон принялся страстно шептать:
– Я был слеп. Всё время нашего соседства я был слеп. Не замечал. За собой не замечал чувств. И за тобой.
Доктор был пьян от блаженства и не понимал, что говорит не с Шерлоком, а с Аполлоном.
– Ты всегда то холодный, то порывистый…
(губы и язык вкушают мраморную кожу)
– Невозможный, гениальный…
(пальцы оглаживают рёбра, ловя биение сердца)
– А сейчас такой кипящий, словно океан в шторм. С молочной задницей и потрясающим стояком… Мой… Ты мой, душой и телом. А я твой. Навсегда.
Нереальность происходящего толкала Джона на откровенные признания.
Он готов был и дальше шептать Шерлоку, какой тот необыкновенный, что он для доктора не мрамор, не ангел и не бог, а просто человек, которого он любит[14]. Ведь для Ватсона красота человеческой натуры была важна ничуть не меньше, чем физическая красота.
Ватсон уже собирался исследовать всеми органами чувств плоский живот, как вдруг сильные руки легли ему на плечи и требовательно надавили, непрозрачно намекая, чем доктору стоит занять свой рот.
Шерлок недоумевал, о каком соседстве говорит Дионис, ведь они только что познакомились. Однако в лабиринте сознания забрезжили обрывки воспоминаний: другая первая встреча; склонившееся над ним беспокойное лицо; небрежный разговор за завтраком. Туманные видения походили скорее на сон, нежели на полноценные воспоминания.
Убаюканное ласками, тело Шерлока будто колыхалось на мягких волнах Эгейского моря. Ему казалось, что пальцы любовника вот-вот достанут до его пульсирующего сердца, проплавив плоть насквозь. Страстный шепот признаний и непристойностей был для Холмса песней сирен, чарующей, коварной, влекущей на острые скалы.
Повинуясь желанию партнёра, Джон с готовностью припал к кончику стоящего члена и обхватил губами. Вобрал кончик в рот, дразня его языком. На пару секунд отвлёкшись, доктор двумя пальцами левой руки принялся вновь растягивать вход Шерлока, буквально заливая внутрь масло по ладони. Затем Джон отложил миску и стал опускаться ртом на ствол, втягивая щёки и прогуливаясь языком по всей длине. Ватсон позволил головке скользнуть глубоко в горло, и Холмс захлебнулся стоном. Доктор тем временем втиснул в него уже три пальца, расширяя, подготавливая, даря мгновенное удовольствие. Не удержавшись, Джон свободной рукой снова стал ласкать стройный торс.
Шерлок метался на постели, как судно в шторм, и подавался навстречу всеми частями тела:
– Да возьми ты меня уже, Зевс тебя покарай!
Услышав такой призыв, Ватсон тут же оставил свои занятия и трясущимися руками положил длинные голени себе на плечи. Гиматион доктор так и забыл снять, поэтому сейчас он просто отодвинул белую ткань в сторону и приноровился ко входу, предварительно вылив на себя остатки янтарной жидкости.
– Давай же!
Каждый мускул тела доктора приобрёл твёрдость бронзы. Толкнувшись вперёд, раскрывая подготовленное отверстие, Джон наконец-таки погрузил изнывающий от желания член в алчущего Шерлока.
Слившийся воедино крик двух голосов мог бы оживить все древние статуи в зале. Уперев ладони во внутреннюю сторону бёдер сыщика, Ватсон пружинисто навалился и плавно выскользнул. На радостях выругался и повторил движение. И ещё раз.
Холмса окончательно накрыло от того, как тягуче его трахают. Он прильнул теснее, насаживаясь на Джона, и медленно повёл бёдрами из стороны в сторону. Впервые в жизни детективу захотелось осчастливить кого-то, кроме себя. Манёвр был сделан на удачу, но Холмс не прогадал. Доктор вскрикнул и, поддавшись соблазну, ускорился, ныряя, но не на полную длину, в податливое нутро и подлаживаясь под ответные движения.
Через пару толчков любовники стали плыть в едином ритме. Горячий член Джона ласкал детектива изнутри, упругие мышцы сыщика в ответ затягивали дока глубже. Оба захлёбывались в полных страсти возгласах и стонах.
Истинно детская радость переполняла Джона от близости с любимым. Она разливалась по телу и поднималась выше. Радость сдавила ему горло, и прежде чем доктор успел сообразить, его член предательски запульсировал.
– Я сейчас… - голос его жалобно дрогнул.
Радость взорвалась в Джоне первоклассным фейерверком, и Шерлок почувствовал внутри себя биение семени. Несколько сладких конвульсий – и Джон навалился на ноги любовника, побеждённый оргазмом до звёзд в глазах. Ожидание было слишком длинным, потому доктор кончил, сделав, в общей сложности, лишь дюжину фрикций.
Но Шерлок ничуть не расстроился. Пробормотав пару ободряющих слов Джону, сыщик с его помощью спустил ноги с плеч и тут же обвил ими талию доктора, скрестив лодыжки у него за спиной. Холмс стал подаваться на ещё не опавший член доктора, неумолимо увлекаясь на острые скалы пикового наслаждения. Одной рукой он стал оглаживать собственный возбуждённый орган. После долгих предварительных ласк много Шерлоку не понадобилось. Вскоре экспонаты заплясали у него перед глазами. И в этот миг детектив разбился прибоем на миллион частичек морской пены и наяву выплеснулся себе на живот прозрачной спермой.
В момент оргазма глаза Холмса широко распахнулись, и в них забрезжила простая человеческая растерянность, словно он не понимал, как оказался в музее и почему лежит под разодетым в греческую накидку загнанным блоггером. Джон немедленно вспомнил, для чего затевался весь этот фарс, и со смесью надежды (получилось?) и ужаса (что же Шерлок о нём подумает, когда очнётся?!) стал вглядываться в лицо детектива.
В последний раз дрогнув, Холмс прикрыл глаза, а когда спустя секунду вновь открыл, в его взоре блестел прежний полубезумный огонёк:
– Дионис, это было потрясающе!
«Чёрт, чёрт, чёрт!!! Не сработало!»
В голове Ватсона призрачным эхом прозвучал голос Майкрофта: «Вы должны сделать секс максимально интенсивным… для обретения рассудка требуется сильнейшее эмоциональное и физиологическое воздействие».
С тем, чтобы продолжить, проблем не было. Когда пышущий жаром, как жерло вулкана, Шерлок, вздрагивая, кончил на его члене, Ватсон стал вновь обретать твёрдость. А стоило увидеть искусанные припухшие губы любовника и вороную прядку на мокром лбу, как доктор оказался в полной боевой готовности.
Сложность заключалась в другом. От того, что Шерлок не пришёл в себя, Джон в глубине души испытал облегчение и ругал себя за это. Ведь тогда сказка кончится. Будет ли детектив любить его, как и сейчас, когда станет самим собой? Или же Джону придётся заживо похоронить новые чувства, а заодно и себя? Доктор постарался отогнать невесёлые мысли. Сейчас самое важное – помочь Холмсу. Вернуть ему то, чем он дорожит больше всего – гениальный разум и мироощущение.
Ватсон вышел из расслабленного Шерлока и встал рядом с ним на колени. Детектив блаженно потянулся, и Джон, пользуясь моментом, быстро перевернул его на живот. Потом, не давая опомниться, перехватил поперёк талии и притянул к себе. Детектив протестующе рванулся. Он ещё не готов к новому заходу! Но Джон лёг ему на спину, придавливая и не давая свободно двигаться. Холмс оказался практически сложенным пополам: линия от колен до таза составляла с линией груди острый угол, беззащитный зад был высоко вздёрнут, а голова опущена. Навалившийся сверху Джон повторял этот откровенный изгиб. Шерлок чувствовал, как тонкая льняная ткань гиматиона легко прикасалась к телу. Ватсон поцеловал его между лопаток, прошептав «Прости», и отклонил бёдра для удара – через мгновение твёрдый член до основания ворвался в сыщика сквозь трепещущее отверстие. Удар по оголённым нервам! Шерлок забился, затрепыхался, его тело было слишком чувствительным после оргазма. Но Джон обнял его покрепче и принялся вламываться в детектива со всей силы, набирая бешеный темп. Левая рука держала сыщика поперёк живота. Свободную правую Ватсон опустил к члену любовника и стал довольно грубо его растирать. После пяти мощных толчков Шерлок перестал брыкаться и уткнулся макушкой в постель, подставляясь, отдаваясь жестокому наслаждению.