========== Глава 1. “Тайна альбатроса” ==========
Истборн, Англия, 19**-й год.
Крупные косые буквы ложились на уголок тиснёного листа художественного альбома. Из-под детской девичьей руки выходили нежданно рождавшиеся строчки:
«Она – в небе волна.
Она – в море полёт.
Птицу мёртвую уродство не найдёт.
Перья её красные – а значит, прекрасные.
Небо и море – в стекляшках-глазах,
Или вдруг наоборот, мир – только глаз её взмах?
Мимо солнца, мимо туч, мимо сизых пенных круч
Грустным был её полёт,
Но красивый её ещё ждёт».
Перехватив зубами карандаш, девочка оправила стянутые в хвост тёмно-шоколадные волосы, что растрепал утренний бриз, и разгладила складки сиреневой в клетку юбки. Устроившись поудобнее на прибрежном валуне, она вновь вернулась к своему альбому, где был неоконченный набросок птицы, а теперь уже и стихотворная ремарка к рисунку.
В отличие от девочки в сиреневом платье, другие дети отдыхающих прибрежного курорта Истборна* не тратили время на созидание. Некоторые сонно бродили по пляжу, ворча про себя на того, кому пришла идея вытащить их из тёплых постелей пансионата встречать рассвет. Кто-то занимал себя тем, что пытался найти в прибрежном песке диковинную раковину или незаметно для няниных глаз сунуть пригоршню мокрого песка товарищу за шиворот. А самые смельчаки скидывали обувь и залезали в прохладные майские волны с намерением доплыть до Бежевой скалы на другой стороне бухты, через пять секунд вылетая из воды с громким зубовным лязганьем. За рассветом не наблюдал никто.
Ближе всех к валуну играла компания из трёх мальчишек и пяти юных барышень в весёлых пестрых нарядах. На соседнем валуне замерла коренастая женщина в чепце, всей своей строгой позой показывая подопечным, что те находятся под её бдительным оком. Сидела она так, не двигаясь, уже с четверть часа. До девочки то и дело долетали гиканья и взвизги компании, а иногда и могучий храп сопровождавшей их женщины. В дальней части пляжа грузная дама в бордовом брючном костюме минут двадцать рыскала вдоль скал с обрывком ремня в руке, то и дело сердито окликая сбежавшую собаку со странным именем.
Девочка не испытывала особого желания присоединиться к играющим, но всё-таки задержала взгляд на рослом смеющемся блондине в белом свитере и синих брюках, с которым несколько раз сталкивалась в пансионате Лангтонс. Блондин лучезарно улыбнулся одной из барышень и, копируя манеру взрослых, изящно взял её под руку. Та жеманно захихикала в ответ. Девочка резко отвернулась. «Тупицы» – совсем не изящно окрестила она обоих. Впрочем, скоро она и забыла о компании, заглядевшись на то, ради чего их всех сюда привели. В девичье лицо били новорожденные лучи, и сливочно-масляный диск солнца вдруг почудился девочке бледным ликом утопленницы. Она едва показывала голову из-за аквамаринового горизонта, разбросав по всему небу огненно-рыжие волосы. Далёкие крики чаек мнились стонами плакальщиц. Море же походило на вспоротое брюхо сказочного зелёного чудовища, в котором блики лучились, словно оборванные нервы. Вечно голодные волны упорно лизали масло солнечной дорожки, но оно по-прежнему оставалось на месте.
Девочка с трудом оторвалась от зрелища и в очередной раз перевела взгляд на берег, к предмету своего рисунка. Несмотря на то, что она постоянно отвлекалась, рассеянно глядя то на игру детей на пляже, то на игру красок на горизонте, набросок птицы был почти готов. Точнее, это было изображение тела огромного по детским представлениям альбатроса, выброшенного прибоем на берег. Карандаш в девичьей руке скользил по бумаге, вторя крутому, будто в агонии, изгибу изящной шеи, последнему танцу перьев на лёгком бризе и остекленевшим глазам, где отражалось оранжевое небо и сизо-зелёное море, а, возможно, как предполагалось в стихотворении, это небо и море были всего лишь отражением глаз погибшего альбатроса. Кровь же на огромных крыльях в стихотворении была плодом художественной фантазии.
– Смерть – это интересно, правда?
Будто ужаленная, девочка подскочила на валуне от неожиданности. Возглас неоткуда здорово напугал её, погружённую в работу. Юная художница суматошно заозиралась вокруг, и тут новая реплика, прозвучавшая, казалось, из каменных уст самого валуна, заставила её вновь подскочить:
– По мне, так мёртвая птица гораздо занятнее живой.
Девочка опустила глаза на кобальтово-серую каменную массу, на которой сидела и в третий раз обомлела от удивления. Нет, это не камень с ней заговорил, а показавшаяся слева от него, словно порванная ветром чернильная туча, мальчишеская голова.
– Ты кто? – сипло выдохнула художница. – Чего ты тут прячешься?
Вихрастая шевелюра исчезла, а через мгновение из-за валуна выполз рослый тонколицый юноша. Нет, скорее, ещё мальчик, просто стройное сложение придавало ему возраста.
– Лучше спроси, как умерла эта птица. Она не утонула, если ты так подумала. Она была застрелена. Думаю, отдыхающими по ошибке. Потом они испугались наказания за отстрел, вытащили пулю, вывели с перьев следы крови и подбросили её сюда.
Низкий голос мальчика звучал густым предгрозовым ветром, а кожа его была белее гальки перед бурей. Говорил он очень странные вещи, и девочка с опаской уточнила:
– А ты, случайно, не из местной лечебницы сбежал? Просто ты…, – Замявшись, девочка робко добавила вполголоса: – Очень похож на сумасшедшего.
Незнакомый мальчик поманил её длинным пальцем и, понизив голос, шепнул:
– Так и есть. Я сбежал из клиники Святого Иоанна, той, что стоит по другую сторону от скал. – Он указал на острые вершины на фоне едко-синего неба. – Только никому не рассказывай, ладно?
Сглотнув, маленькая художница на всякий случай кивнула и быстро пробежалась взглядом по незнакомцу. Тёмно-аспидная водолазка и брюки льнули к его худощавому телу, оттеняя кожу, а талию мальчика охватывал широкий ремень, болтаясь срезанным концом почти до самой земли. Как будто тот и вправду «сорвался с привязи».
– За мной в погоню снарядили целый отряд санитаров, – едва ли не хвастливо поведал незнакомец. – Мне нравятся истории о трупах, и я могу сказать, как именно они умерли, просто хорошенько взглянув на них. Другие люди тоже все видят, но не наблюдают, как я. Вот и решили, что я псих. А я просто их всех умнее.
– Докажи, – недоверчиво пробормотала девочка.
Под прикрытием камня мальчик прокрался к телу альбатроса и принялся объяснять:
– Смотри, перья на его брюхе в этом месте намного белее остальных, будто их цвет чем-то выжгли. А в центре маленькая дырочка - видишь? Убийцы вытащили пулю, а кровь смыли сильным растворителем. Оттого перья и побелели. Раз они выбросили тушку, значит, она им была не нужна. А раз маскировали выстрел – значит, испугались. Все местные знают, что здесь нельзя стрелять птиц. Выходит, это были приезжие, а сюда обычно едут отдыхать.
- А ведь верно! – восхищённо воскликнула девочка. Недоверие её к незнакомцу таяло, как дым. – Меня, кстати, зовут Мо. А тебя?
– Шерли.
– За тобой и вправду охотятся?
– Ещё как, – заговорщицки проговорил Шерли. – Понимаешь, я разгадал, почему умер один очень важный человек. И за это меня упрятали в лечебницу, чтоб молчал. Но я сбежал, и теперь меня ищут, особенно одна суровая грузная санитарка. Рыщет здесь в поисках меня. Она бьёт пациентов током, как непослушный скот, и сажает на привязь. Я еле ноги от неё унёс. Если меня схватят, то побьют и запрут в клетке.
Мо тут же принялась взглядом прочёсывать пляж. Её страшно взволновал тот факт, что где-то поблизости снуёт жестокая санитарка и в любой момент может на них накинуться.
– Не бойся, я тебя предупрежу, если она приблизится к нам. Теперь ты мне веришь?
– Конечно! Это было здорово. Знаешь, я бы сама никогда не догадалась про альбатроса.
– Ну, ты же ведь, как и все, идиотка, – беспечно отозвался Шерли.
Мальчик так запросто выдал оскорбление, что художница пару секунд просто хлопала глазами, а затем надула губы.
– Чего же ты тогда болтать со мной начал? И давно ты тут подсматриваешь, а, псих?
– Достаточно, – буркнул Шерли, – чтобы понять, что ты тоже псих, который любит встречаться со смертью.
– Я просто рисовала птицу. И стих сочинился так, сам собой.
– Непросто, – уверенно затряс головой Шерли и ткнул на уголок листа. – Ты пишешь: «перья её красные, а значит, прекрасные», – мальчик водил пальцем по строчкам. – «Грустным был её полёт, но красивый её ещё ждёт». Ты считаешь, что мёртвые красивее, чем живые? В смысле, смерть привлекательнее, чем жизнь? Потому что в ней есть загадка?
– Не совсем, – медленно протянула Мо, в упор глядя на собеседника. Пока он посвящал её в тайны смерти альбатроса и цитировал её стих, глаза его загорались зелёным и становились похожими на рассветное море. Мо бы нарисовала их остекленевшими, как у погибшей птицы, навеки запечатлевшими этот таинственный бездонный оттенок. Если этот Шерли ещё раз обзовёт её идиоткой, она так и сделает. – Я люблю жизнь. Но в смерти есть …что-то неведомое, древнее. Она красива в своей печали и покое, и неизменности.
– Эй, ты! Ты с кем там болтаешь?
Художница обернулась на резкий оклик. К ним быстро приближался коренастый крепкий мальчика с крупными желваками. За ним поспевали ещё двое, а следом семенила стайка девчонок в пёстрых платьях. Эта была та самая компания играющих детей из пансионата, чья сопровождающая заснула неподалёку на камне.
– Оглохла, что ли? – повторил крепыш и, по-видимому, их заводила. – Кого ты там прячешь?
Конечно, компания не могла видеть Шерли, скрытого от них валуном, но копошение его слышала.
– Не смей выходить, – шепнула Мо, предостерегая новообретённого товарища по «смерти», и громче воскликнула: – Никого!
– Врёт она, я точно что-то слышал, – прогнусавил носастый мальчишка слева от заводилы. – Может, там эта собака сбежавшая, которую тётка у скал ищет?
– А вдруг она бешеная? – пискнула одна из стайки барышень. – Потому и сорвалась с поводка?
– Не бойся, ты же в компании, – мягко отозвался третий мальчик, блондин в белом свитере, тот самый, на кого поглядывала Мо. Они несколько раз сталкивались в пансионате, блондин был с ней доброжелательным, но никогда не проявлял особого внимания.
– Ладно, разберёмся… Потом, – оборвал всех крепыш. – Мы не за этим пришли. Ты, бумагомарака, – обратился он к Мо, – ну-ка, покажи свои каракули!
Прижав альбом к груди, художница подтянула ноги на камень:
– Зачем это?
– Покажи, говорю. Кого ты там малюешь? – допытывался мальчишка.
Мо молча указала на мёртвого альбатроса. Некоторые девчонки брезгливо попятились от трупа, а та, что ранее смеялась вместе с блондином, опасно побледнела, грозя показать всем, что съела на завтрак в пансионате. Художница едва заметно улыбнулась.
- Я ж говорил, – довольно протянул носастый. – А ты всё твердил: «все девчонки мертвяков боятся». Гони 60 пенсов, проспорил.
- Погоди, – буркнул крепыш и потянулся к Мо. – Ты, странная, а ну покажи свои бумаги!
Художница отшатнулась, и тогда мальчишка выбросил вперёд руку, попытавшись вырвать альбом силой. Не успела Мо предупредительно шикнуть на Шерли, как его кудлатая шевелюра уже выскочила из-за валуна:
– Не трожь! – выпалил он, но невнятный выкрик был больше похож на рычание.
Всё произошло в одну секунду. Побледневшая девица заверещала: «Бешеный пёс!» Крепыш и носатый шарахнулись назад с криками «фу», а блондин подхватил первый попавшийся булыжник и метнул его в смоляную шевелюру. Мо в ужасе проследила, как булыжник мазнул по виску Шерли, и как тот откинулся навзничь на песок, потеряв сознание. Девичий взгляд заметался по пляжу в поисках помощи. Женщина в чепце, которая должна была следить за компанией, по-прежнему гордо дремала, уронив голову на грудь. Няни других детей прогуливались слишком далеко. Что же делать с Шерли?!
Носастый в это время победно вскрикнул, а крепыш озлобленно повторил:
- Давай сюда рисунок. Или ты врешь? Ну, погоди тогда!
– Постой, что она тебе сделала-то? Может, оставим её уже? – неуверенно попытался остановить приятеля блондин.
Но взбешённый потерей шестидесяти пенсов задира уже рванулся к художнице. Та вцепилась в альбом, но, когда крепыш попытался выдернуть его из её рук, свалилась вслед за ним с камня.
– Отдай!
– Не трожь! – повторила Мо выкрик Шерли, но вовсе не так гневно, а скорее истерично. Мысли её лихорадочно бились от тревоги за незнакомца.
В пылу свары крепыш толкнул художницу в грудь, и та отлетела спиной на валун, выпустив из рук драгоценный альбом. Мальчишка стал тут же торопливо листать трофей. К его досаде, на одной из страниц застыл, как настоящий, погибший альбатрос. На других же в диковинных предсмертных позах изгибались наброски ящерицы, воробья и вырванной с корнем молодой ивы. На одном рисунке был даже запечатлён полный смирения профиль пожилой дамы в гробу, а на другом - дохлая собака с подробно изображённым вывалившимся кишечником.
– Мерзость какая! Ты ненормальная, вот что.
Крепыш сплюнул себе под ноги и отшвырнул альбом в наплывавшую морскую пену.
– Нет!
Мо с перекошенным лицом кинулась в сторону задиры. Мальчишка решил, что та станет подбирать свои бумажки, и потому не ожидал удара в нос.
– Гадина! – Схватив девчонку за локоть, крепыш занёс в воздухе кулак. – Сейчас получишь…
Мо уже представила, как сейчас будет валяться рядом с Шерли, такая же оглушённая, и никто не поможет им.
– Ей, герой! Зубы давно считал?
Голова крепыша резко дернулась вперёд, как от крепкого подзатыльника. Мальчишка взвыл и выпустил девичью руку, отчего Мо, не удержавшись, упала в прибрежную пену вслед за своим альбомом. Остальные дети из компании опасливо попятились. Сквозь наплывающую на глаза солёную пелену художнице показалось, что позади задиры выросла огромная бордовая туча с суровым женским лицом.
– Ну, кто ещё хочет на пирожки от Аманды? – прогремела она и для верности покачала обрывком ремня.
– Тётка бешеного пса! Бежим!
Компания, недолго думая, с воплями бросилась наутёк вдоль береговой линии, и впереди всех нёсся крепыш. Из всех них лишь блондин, убегая, обернулся и кинул через плечо на юную художницу извиняющийся взгляд.
– Эх, догнала бы, бубенцы бы всем пообрывала. Ой, тебе, душенька, лучше такого не слышать. Давай помогу.
Из бордовой тучи выросли две сильных руки и без труда поставили Мо на ноги. И тут девочка смогла рассмотреть свою спасительницу. Та оказалась дамой лет сорока со стянутыми в узел тёмными волосами, той самой, что бродила вдоль скал в поисках собаки. Несмотря на грузное телосложение, дама проворно двигалась, помогая Мо собрать рисунки и очистить платье от пены и водорослей, и при этом тарахтела без умолку:
– Давно я не встречала таких охламонов. Конечно, не считая моих собственных. Тот, светлый, хорош, а? Даже не заступился. А другой? Желваки ходячие… И как у него рука на девочку поднялась? Поспела бы я пораньше, так у него бы больше никогда ничего не поднялось. Ой, да что же это я болтаю… Тебя, душенька, как, кстати, зовут? Меня можешь звать Амандой.
– Мо… Молли, – пролепетала художница, отдавая себя на волю сильных рук Аманды, – Молли Вирджиния Хупер. Я должна вам сказать, что…
– Хупер? – перебив, провозгласила дама. – Случайно, доктор Вирджиния Хупер тебе не родственница?
– Она моя тётя, – кивнула Мо и взволнованно посмотрела в сторону валуна. Сколько уже Шерли лежит там без сознания? Ему же надо срочно помочь! – Аманда, послушайте…
– Так ты племянница Джинни? Чудесно! Знаешь, мой младший зачитывается её монографиями о хирургии чуть не больше, чем своими историями о пиратах. А ты вся в неё, такая же талантливая. Жаль твои рисунки… Но их ещё можно высушить и выровнять, уверена. Мне бы такую дочку, как ты. Было бы кому усмирить этого щенка.
От бесконечных речей темпераментной дамы у Мо голова пошла кругом:
– Щенка… – рассеянно повторила она. – Так вы нашли его? Вашего пса?