– Простите за задержку. Обсуждали дела за графином джина и совсем потеряли счёт времени.
– Да нет, вы сама пунктуальность, – произнесла Молли. – Мы с Альбертом минута в минуту закончили подготовку, так что наслаждайтесь.
Эббот торжественно повернул в замке большой золочёный ключ и покапал на скважину с ключом воском с красной свечи, что была у него в руках. После этого символического жеста мужчина провозгласил начало Свечного бала.
Трое постояльцев курорта кивнули дамам на скамье, но, едва завидев Молли в вечернем туалете, живо двинулись к ней.
– Эх, где вы были мисс Хупер, когда цвела моя юность? – завёл свою пластинку Аристарх, не придумывая ничего нового. От его дыхания вновь чувственно веяло алкоголем. – Может, принести вам прохладительного?
– Благодарю, здесь и так прохладно. И мы ведь заперты.
– Тогда горячительного? – хохотнул он и вдруг протянул ей пузатый бокал с чем-то, похожим на глинтвейн.
Патологоанатом тяжело вздохнула. Горло у неё вправду пересохло и неприятно саднило, и тут доктор Мозес пришёл ей на помощь, протягивая взявшийся по волшебству стакан тёплого молока с корицей. Надо же, как они запаслись.
Хупер подумалось, что, выгляди она подобным образом по приезде в деревню Фюген, желающих помочь ей добраться до «Эдельвейса» было бы намного больше. И не то, чтобы ей не нравилось купаться в мужском внимании, совсем наоборот, даже если ему в совокупности было и больше ста пятидесяти лет выдержки. С Чивли беседовать было приятно и познавательно, доктор Мозес олицетворял саму молчаливую обходительность, и даже вульгарные шутки Аристарха могли порой её рассмешить. Вот только Молли по-настоящему нуждалась во внимании лишь одного-единственного человека, да и то сейчас, в свете всего происшедшего, сомневалась в этом.
Холмс же, проигнорировав Молли, вполголоса общался в стороне с владельцами «Эдельвейса». Чуть позже детектив в сопровождении Персиваля и Эббота, двинулся прямиком к Мойре и Бет, отчего женщины, до того косо поглядывающие на толпу вокруг Молли, пришли в восторг. Патологоанатом едва не расплескала навязанное ей Аристархом горячее вино с пряностями, когда Шерлок приник губами к костлявой руке писательницы, и позволил второй потрепать себя за кудри. Патологоанатом, конечно, знала, что детектив способен притворяться, когда этого требовало расследование, но что ему понадобилось от этих ворон?
Горячая капля всё-таки отлетела на её локоть, и слегка рассерженная Хупер вручила бокал обратно Аристарху, так и не сделав ни одного глотка, и окликнула дворецкого:
– Альберт, почему бы нам не продолжить вечер?
Лоури прятался в тени поодаль, приунывший, что старые традиции забыты, и кавалеры не распределись равномерно вокруг дам, дабы сложились чинные пары.
– Здесь где-нибудь есть проигрыватель, чтобы включить музыку? Вальс, например?
На лице Альберта отразилось выражение глубокого оскорбления.
– Да простит мне миледи, в этом зале никогда не звучала подделка, только настоящая музыка.
Вытянувшись, Лоури прошествовал со свечой в серебряной подставке в дальний конец залы, распахнул двери в концертное помещение. Его огонёк затейливо плясал где-то полминуты, слышался скрип и шорохи, а затем громыхнули первые аккорды, так что Молли вновь оказалась под угрозой горячего дождя, но уже из неловких рук Аристарха.
«Альберт и на пианино играть умеет? Вот уж не представляла!»
Хупер слышала, как пальцы Альберта резко опускались на клавиши и подолгу оставались на них, оставляя грустное послезвучие. Ноты гулко и таинственно отдавались от каменных стен. Мелодия была совсем незамысловатая и пропитанная горечью, но под неё хорошо было идти в медленном вальсе. И зачем он выбрал именно такую, когда и так тревожно на сердце?
Мужчины вокруг Молли засуетились, каждый спеша ангажировать её первым, и Хупер едва уже не отдала предпочтение доктору Мозесу, со щенячьими глазами склонившему короткую фигурку в красивом реверансе, когда их голоса перекрыл густой баритон:
– Если не возражаете, она со мной. Молли?
Длинная ладонь взяла её за руку и выдернула из толпы. Хупер и опомниться не успела, как оказалась прижата к аспидно-чёрному свитеру, что был на Холмсе, и с первым оборотом вальса рыжие огоньки смазались у неё перед глазами.
Горе-ухажёры, оставшись ни с чем, опомнились и бросились к мягкой скамье, где ещё остались партнёрши. Аристарх споткнулся на полпути (не без чьей-то помощи), и самыми проворными оказались Мозес и Чивли, на радость, соответственно, отходчивых Мойры и Бет.
Для Хупер же все эти Чивли, Мойры и Персивали потонули в свечном мареве. Грудь к груди, тепло к теплу, передвигались они с детективом, мешая дыхание, и было в этом нечто очень интимное. Женщина подняла лицо и наткнулась на блеск огня в изумрудных глазах, дьявольский, глубокий, как в драгоценных камнях. Шерлок уверенно вёл её в танце, и сильные руки поддерживали и ненавязчиво прижимали к его тёплому торсу. Довериться ли ему, рассказать ли о том, что она знает теперь об Элен Франсуа и Фрэнке Монтгомери?
– Шерлок…
– Мм?
– Сегодня я узнала кое-что о Николь Шарп, постоялице, что погибла утром.
– Правда? И что же?
– Дело в том, что мы виделись с ней накануне ночью, когда я только въехала. Я решила, мы стали подругами, а сегодня в Котловине я выяснила, что она врала.
Детектив склонил лицо так, что она почувствовала запах его одеколона и лёгкую ноту джина.
– Ну? – выдох щекотнул ей ухо.
– Она… – Молли взглянула в точёное заинтересованное лицо сыщика, а затем смущённо потупилась: – У нас были посиделки на кухне, и Николь рассказала мне красивую легенду о Крылатой королеве. Миф, связанный с замком и оборотнями-птицами. Я решила, что легенда может пригодиться в деле, а, оказывается, Николь её просто выдумала. Такой не существует.
Холмс громко усмехнулся:
– Всего-то. Ладно теперь мой черёд отвечать. Ты ведь хочешь знать, почему видела меня сегодня в роще?
Хупер впилась пальцами ему в плечо.
– Ты был там! Ты всё-таки был там! А я-то твоими стараниями почти уверилась, что у меня галлюцинации.
– Послушай меня, Молли. Я действительно отбывал в Австралию, но успел закончить дело раньше, чем планировал. Я сел в первый же самолёт сюда, и случайно узнал, что Эббот прибывает в аэропорт к четырём часам. В итоге у меня появилась возможность спокойно исследовать место событий без надоедливых сопровождающих, а затем вернуться и встретиться с Эбботом.
– Тогда зачем ты сбежал от меня? Почему не показался, когда нагрянул Персиваль и остальные?
– А ты хотела бы, что я объяснял всем, почему оказался возле свежего трупа, когда должен был, по собственным словам, быть на другом континенте? Согласись, охота за серийным убийцей в Сиднее – отличное алиби. Это могли воспринять превратно.
– Точно.
Танец их стал немного вялым, наверное, ноги устали после напряженного дня. Это обман зрения, и в зале и правда часть свечей потухла?
Шерлок чуть отодвинулся от женщины и внимательно посмотрел ей в лицо.
– Мне жаль, что пришлось тебя обмануть. Надеюсь, мы всё ещё партнёры? – неожиданно спросил он. – Тогда, в Голуэе, я бы не справился без тебя. Я и сейчас рассчитываю на твою поддержку.
Холмс впервые заговорил об Ирландском деле в открытую с момента их возвращения в Англию. Молли вдруг почувствовала, что ей необходим глоток воздуха.
– Ты же знаешь, что всегда можешь… – она не закончила фразы.
– Правда? А я уж было решил, что подорвал твоё доверие. Что теперь ты скорее доверишься Эбботу или Персивалю, раз уж они заказчики.
Хупер показалось, что хватка мужской руки на её талии усилилась.
– Я не собираюсь откровенничать ни с тем, ни с другим. От меня они не узнают ничего, кроме того, что им полагается знать.
Уголок рта детектива дрогнул. Его ладонь легла женщине на спину.
– Я тебя ни к чему не принуждаю, – шепнул он, снова прижимая её к себе. – Ты вольна распоряжаться информацией, как считаешь нужным.
Хупер промолчала, склонив голову к плечу Холмса и прикрыв глаза. Так хорошо было расслабиться и отбросить зудящие мысли. В голове стало легко, даже жар отступил. Может, всё-таки рассказать Шерлоку о подозрениях, а он тогда взамен развеет часть их? Женщине очень этого хотелось.
Вязкие минуты тянулся их вальс, становясь всё более неторопливым. Женщине даже померещилось, что она умудрилась задремать. Так хорошо было танцевать под звёздами, так хорошо…
– Молли!
Резкий оклик заставил женщину встрепенуться. Они с Шерлоком по-прежнему стояли посреди залы. Свечи давно потухли, вокруг царила угольно-чёрная мгла. Вслепую добравшись до ближайшего окна, Холмс отдёрнул пыльную занавесь и прошёлся ещё по нескольким. Луна и её серебряные слёзы слабо осветили залу.
Пусто. Никого в бальной комнате. И только музыка одиноко отражалась от стен.
– Неужели мы так увлеклись? Сколько же сейчас времени?
– Двенадцать. – Шерлок озабоченно глянул на дисплей мобильного. – Вечеринка началась меньше двух часов назад. Странно.
– Не может быть, чтобы мы не заметили, как все ушли. Уход Аристарха мы бы точно не пропустили.
– Смотри.
Холмс указал Хупер на золотой ключ, которым Эббот запер дверь по приходе в зал. Красная восковая печать, один из символов вечера, была нетронута. Сердце женщины кольнул холодок.
Молли и Шерлок подняли головы, посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, обернулись в сторону концертной комнаты, где продолжало играть пианино и слышался глухой скрипящий говорок. По пути туда женщина заметила на скамье серебристые очертания двух женских шалей, трубку Чивли и пустой стакан из-под вина.
Концертная комната была тупиковой в каскаде залов, и в её гладких стенах не было дверей. Табурет у пианино пустовал.
– Что за чертовщина…
– Шерлок!
Впившись в плечо Холмса, Молли указала на перфорированную ленту, что крутилась на катушке в пианино. Механическое пианино! Сверху на нём стоял старенький патефон, который и издавал голоса: развязный, надменный, холодный смех, женский и мужской. Внезапно игла с пронзительным скрипом соскочила с пластинки. Спустя пару секунд остановилось пианино. И наступила тишина.
____________________________________________________
Примечания автора:
*Мыс Бичи-Хед (англ. Beachy Head) – меловая скала в Восточном Суссексе близ Истборна, южное побережье Великобритании.
*Смитфилд – старейший мясной рынок Лондона.
* Корне́лльский университе́т (англ. Cornell University, сокращённо Корне́лл) — один из крупнейших и известнейших университетов США, входит в элитную Лигу плюща.
========== Глава 5. “Легенда о защитном крыле” ==========
Комментарий к Глава 5. “Легенда о защитном крыле”
Творчество Мо и саундтреки:
http://vk.com/wall-97440586_73
http://vk.com/wall-97440586_80
Истборн, Англия, 19**-й год.
Ничто так не тешит изощрённый вкус, как сочетание роскоши и разложения. Ничто так не щекочет воображение, как сочетание невинности с жестокостью. Как, к примеру, кружевные бабочки-нимфалиды, что облепили облупленный отхожий угол пансионата, привлечённые запахом человеческих выделений. На самом деле, то были простые лимонницы, но во сне Мо они непременно превратились в нимфалид. За круглым окном мансарды пели звёзды над морем. В чёрной дали приморской деревни собаки брехливо оплакивали недавно почившего местного старожила. Мо уткнулась лицом в хлопчатую наволочку, худая щека, обгоревшая на майском солнце, зарозовелась ещё пуще. На дощатом полу, растопырив страницы, валялась соскользнувшая с кровати книга. Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»* значилось на измявшейся обложке. Тётя Вирджиния на днях отобрала эту книгу у Мо, сказав, что ещё не пришло ей время читать подобное, однако девочка смогла незаметно выудить пухлый том из тётиной сумки.
Сонный мозг девочки лениво вылизывал ночные грёзы, мутными картинками размазывались они в голове. Ей снились овечьи пастбища Австралии, красная пыль, жара и мухи, о которых она прочла. Овцы на тонких ногах-ходулях бродили по Острому Обрыву, с блеянием качались на железных цепях трёх виселиц. Роскошная кукла Агнесс с рыже-золотыми локонами, которой у Мо отродясь не было, виделась девочке, пока её не отобрал мальчишка с желваками и не затоптал в песок. Синие, словно зимние звёзды, глаза Тома, мальчика из пансионата, умиротворяли её во сне. Одет мальчик был почему-то в чёрную сутану и белую колоратку, словно тот красавец из книги, преподобный Ральф.
Опорные балки мансарды загудели, вторя близкому громовому раскату. Звёзды померкли, но зарницы озаряли краткими всполохами спальню ещё ярче. Тени ластились к стенам и потолочным балкам. Помертвелый свет ещё сверкал какое-то время насухую, но скоро дождь начал выстукивать по крыше первые ноты быстрой колыбельной, а потом и вовсе захлебнулся в мелодии.
Здоровый сверчок хлопнулся с потолка на подушку возле кончика носа Мо, захрустел сухими надкрыльями. Захрустел ключ в ржавой скважине музыкальной шкатулки в девичьей грёзе. Шкатулка, баюкая, удобно легла в руку Мо. Ржавчина во сне расползалась в пальцах в рыжую труху, а затем обратилась в пепел. Нет, не в пепел, поняла девочка, – в табак. И не шкатулка это вовсе, а табакерка. Как наяву учуяла Мо кольцо дыма и запах псины. С рычанием к ней выполз угольно-чёрный пёс с горящими зеленью глазами. Мо сразу определила, что он бешеный – по слюне из пасти и волохающемуся в пыли хвосту, – но ни капли не испугалась. Пес всё заливался сиплым лаем, пока она во сне трепала его по кудлатой голове.
Снаружи небо взорвалось над самой крышей. Мо сморщила шелушащийся нос и прислушалась. Стук дождя то усиливался, то ослабевал, но слабый звук иной природы явно пытался пробиться через эту волну. Пальцы девочки ещё сонно перебирали простыню, словно собачью шерсть, но Мо уже не грезила. А когда грозовую канонаду отчаянно взрезал вой под окном, и вовсе тряхнула последние лепестки сна.
Торопливо спустив ноги, Мо прошлёпала несколько метров, что отделяли кровать от круглого окна. Пальцы зябко поджимались, когда голые подошвы касались холодного шершавого пола. В складки розовой кожи тут же набились колкие соринки. Девочка подтащила к окну высокий табурет, взобралась и открыла круглую раму. Лицо мигом обдало мокрой россыпью из черноты, будто кто-то швырнул в него пригоршню из моря.
Внизу было ничего не разглядеть. Электро-белая вспышка высветила фигуру Мо в пепельно-розовой сорочке, пошатывающуюся со сна среди опорных балок, но девочка не успела рассмотреть что-нибудь в краткий миг света. Тонкая ткань свободно колыхалась на худом теле, ветер солёным языком прошёлся от кромки белья по животу и по ложбинке на груди. Мо поёжилась, всматриваясь и вслушиваясь в какофонию за окном. Дождевая вода низвергалась по жестяному стоку в глинистую лужу. Струи хлюпали по крыше, деревьям, гравию и окученным клумбам, ветер рвал и трепал жидкие кроны. Вдали продолжали переругиваться собаки, одна, казалось, рычала под самым окном. Небо вздрогнуло, глухо заворчало и оглушительно треснуло, запоздало оповещая о молнии. Лай раздался снова, и Мо померещилось её имя в этом лае. Девочка, как умела, свистнула в темноту, приманивающе поцокала, рассеянно думая, уж не Ретберт ли приблудился за ней к пансионату. Но тут пёс внизу уже чётко выкрикнул «Хупер», присовокупив бранное слово:
– Х…ли свистишь… дурёха! – надрывно выдал охрипший баритон.
– Шерли?!
Круг света полоснул по раскисшей чёрной клумбе и остановился под мальчишечьим подбородком. Бледное лицо Шерли в свете карманного фонаря чудилось костяным черепом со зло прищуренными чёрными глазницами.
– Шерли, ты спятил что ли? Чего ты лаешь под окном, ты же всех перебудишь!
– …рёвку… брось мне верёвку!
Господи, что за бес привёл этого мальчишку сюда посреди ночи?
– …мне надо к тебе… есть канат… или верёвка… или лестница… давай живее!
Не будь Шерли уже вымокшим до самых носков, она бы окатила его из ведра. Тем не менее, Мо всё же обернулась и окинула взглядом комнату безо всякой надежды, чуть дольше задержавшись на расстеленной кровати. Ну не рвать же, в самом деле, простыни на самодельный канат? И тут девочку осенило.