В душе Молли плескались остатки лихорадочного восторга, словно крепкого алкоголя, и она буквально перелетала через покрытые ковром ступеньки, сжимая в руке ладонь Шерлока. Хупер могла поклясться, что услышала на миг его бархатистый смех. Только когда они очутились в номере Шерлока, и появилась возможность передохнуть, Хупер осознала, до какой степени она разбита. Мышцы рук нещадно ныли, в голове гудело, желудок настойчиво требовал пищи, и вдобавок, дико хотелось пить. Лицо и пальцы оледенели на снежном ветру, и мысль о горячем душе мгновенно стала навязчивой. Сколько же длилось их тщетная попытка к бегству?
Убранство в комнате Шерлока было почти таким же, как и в её собственном номере, только напротив кровати висели круглые часы. Молли бросила взгляд на циферблат, но стрелки вдруг повели себя странно – начали быстро вращаться, пока не слились в один чёрный круг. В следующее мгновение Молли обнаружила себя в объятиях Холмса и поняла, что у неё закружилась голова. Детектив поддерживал её подмышки, благо, она всё-таки сумела устоять на ногах.
– Тебе надо бы в душ, – произнёс он, касаясь её распущенных, мокрых от снега волос. – Я могу уйти в твой номер, или же проводить тебя до него.
– Нет! – поспешно вскрикнула Хупер. – Разве разумно бродить поодиночке во враждебном замке, да ещё после того, что мы учинили? Нам нельзя оставаться одним.
Холмс на мгновение задумался над резонностью её слов:
– Что ж, разумный довод. Я пока мог бы здесь же приступить к делу, не теряя времени. Хотя времени, как и новых улик, у нас теперь более чем достаточно.
Как бы ни была измотана Молли, слова детектива отчего-то заставили её насторожиться.
– Что ты имеешь в виду?
Холмс ответил не сразу – отпустив, наконец, женщину, он распахнул дверь, ведущую в ванную, отодвинул пластиковую дверцу душевой и открыл горячую воду, желая, видимо, поскорей выпроводить Молли из комнаты.
– Легенда, что ты упомянула – об умерших людях, вступающих в ряды дрессированной «крылатой армии» своего хозяина. Она заставила меня по-новому взглянуть на обстоятельства. Постояльцы, внезапно обрушивающиеся нам на головы в обличье окровавленных голубей. Любопытное совпадение, ты не находишь?
Хупер изменилась в лице. Холмс, истолковав перемену по-своему, решил вновь поддержать женщину из опасения обморока.
– Шерлок, – до дрожи вкрадчиво спросила Молли, упёршись ладонями в грудь детективу, – ты действительно не дал нам уйти из проклятого курорта только из-за непогоды и соображений безопасности? Или…
– Разве я мог упустить столь захватывающее дело? – с совершенным бесстыдством улыбнулся Холмс.
– Негодяй!
Холмс, как видно, не был готов к столь стремительной реакции, поэтому Молли легко заставила его попятиться резким толчком в грудь.
– «В метель небезопасно, весь замок в твоём распоряжении». Лжец, предатель!!! Тебе только и надо было, что вцепиться в расследование! – Молли наступала, вцепившись в лацканы пальто детектива, желая затолкать его обратно в преисподнюю.
Оба нечаянно влетели в ванную комнату, находившуюся за спиной Холмса. Сыщик сумел удержать равновесие, споткнувшись о низкий порог душевой зоны, но оставить их обоих не смог. Секунда, и молодые люди оказались под потоками горячей воды. Молли задохнулась от струй, хлынувших ей за шиворот. Войдя в номер, она успела лишь скинуть обувь и пальто, прежде чем её настиг приступ головокружения. Шерлок же успел и того меньше.
Ни раньше, ни позже Молли не смогла бы набраться подобной дерзости, но сейчас плескавшиеся в крови после приключений эмоции бросились ей в голову. Ей не было дела до того, что она загнала детектива в пальто под воду. Хупер внезапно подумалось, как же хорошо ощущать горячие струи на заледеневшей коже. По телу побежала мелкая дрожь удовольствия, намокшая одежда приятно согревала. Чистой воды безумство. Молли взглянула на Шерлока оценить, насколько тот взбешён её выходкой, и – немыслимо – вместо того, чтобы выглядеть грозной тучей, этот чёрт улыбался. Неуверенно, словно примеряясь к простому человеческому проявлению чувств, не исполненному яда или азарта. Улыбался, запрокинув голову и на пробу подставив лицо рассеянным брызгам. А потом взглянул Молли в глаза с той же блуждающей светлой улыбкой. Ладно, решила патологоанатом, подлец просто ликует, что отделался малой кровью. Холмс в тот момент выглядел лет на десять моложе, если не больше. Шерли, с забрызганным лицом и налипшими на лоб кольцами волос, в промокшем пальто, пахнущем шерстью и мокрой псиной…
Молли осознала, что судорожно смеётся, прижавшись к груди детектива. Холмс приложил ладонь к её лбу и отвёл мокрые распущенные пряди. Молли взглянула на него снизу вверх и, взявшись покрепче за лацканы, стянула с плеч сыщика пальто. Шерлок выпутался из отяжелевших от воды рукавов и, смеясь, помог Хупер стянуть через голову свитер.
Горячий душ хлестал в кабинке, часть воды сквозь незакрытую дверь летела на кафельный пол. Кажется, когда детектив с патологоанатомом ввалились сюда, то опрокинули с полки гель для душа, и теперь во влажном воздухе витали обрывки пены с ароматом дыни. С хохотом и фырканьем молодые люди пытались освободить друг друга от верхней одежды, жались под согревающими струями. Ладони Шерлока широкими мазками огладили женскую спину сквозь прилипшую белую ткань блузы. Молли зачесала пальцами кудри Холмса назад и готова была поклясться, что сыщик на мгновение закрыл глаза и подался на это движение, словно жадный до ласк пёс. Их мокрый поцелуй был другим по сравнению с прежним, так бесцеремонно прерванным тварью на холме. Молли смутно отметила, как Шерлок ненавязчиво раздвинул ей губы, как она сама провела языком по кромке его зубов. Жжёная нота почти скрылась под фруктовым привкусом, витающим среди пара и пенных пузырей. Поцелуй горячей густой сладостью скатывался по горлу Молли, обволакивал её изнутри. Но отдельные детали быстро смешались у неё в голове, и она лишь с трепетом отзывалась на любое движение Шерлока. Наконец-то они плыли на одной волне, и не было больше лукавства, лишь бесхитростная радость и полное ребячество. Лишь тёплый пар, мыльная пена и влажная кожа щеки, мягко трущаяся о такую же, родную.
Молли поймала губами улыбку Шерлока в уголке рта, скользнула ниже и прикоснулась к основанию его шеи там, где кожа уже пошла красными пятнами от кипятка. Руки Шерлока то блуждали на её талии, то перебирали мокрые русые пряди, струящиеся по её спине. Холмс целовал её волосы над ухом, когда Молли немного отстранилась от детектива, замерла на секунду, будто раздумывая, что делать дальше, и вдруг звучно чихнула, припечатавшись носом в ключицу мужчины. Почувствовав улыбку Холмса у себя на макушке, Молли залилась густым румянцем.
– Наверное, после пережитой бури нам лучше принять нормальный душ, – мягко произнёс Шерлок. – Не стоит давать недругам преимущество в виде нашей простуды.
Холмс на время выключил воду и помог Молли отжать волосы. Вдвоём они кое-как собрали вещи, которые успели стянуть, и развесили их на сушилке. Гору подпорченных вещей составляли два свитера, юбка Молли и злосчастное пальто сыщика. Хупер осталась лишь в вымокших блузе и тёплых колготках, детектив – в рубашке и брюках. Домашние тапочки Молли безнадёжно чавкали, Шерлоку повезло больше – он был лишь в носках. С обоих капало на кафельный пол, увеличивая и без того солидную лужу. Недолго думая, Холмс бросил на лужу сверху одно из полотенец, легко поцеловал Молли в лоб и, прежде чем та успела что-либо сказать, вышел из ванной, хлюпая мокрыми штанинами.
«Свет ещё не видывал большей дуры, чем ты, Молли Хупер», – думала женщина, стоя под душем в кабинке, теперь уже плотной закрытой, одна и без одежды. Однако эта дура была сейчас неприлично счастлива. Сердиться на Шерлока не было ни сил, ни желания – в конце концов, ехать в снежную бурю действительно опасно, да и детектив не из тех, кто покидает место событий, не докопавшись до сути дела. Его не переделаешь, но, может, оно и к лучшему.
Ноги у Молли немного тряслись, но это было приятное волнение. Жар и пар пробирались под кожу, струи стучали по закаменевшим мышцам, разминая и расслабляя их. Хупер с блаженством подставляла под душ спину, плечи, грудь, регулируя температуру и жалея лишь, что сейчас не было ещё и рук Шерлока. Только когда Молли поймала себя на том, что ловит ртом прохладную воду, поняла, что пора заканчивать. Наскоро подсушила волосы феном, думая о том, как же зверски она проголодалась. Завернувшись в большое полотенце, Хупер вышла в комнату и уступила место Шерлоку, который успел повесить рубашку и брюки на спину стула, оставшись в одних боксерах. Впрочем, на кровати лежал открытый чемодан с чистой отглаженной одеждой.
Молли проводила глазами фигуру Холмса, скрывшегося в ванне, и внезапно вспомнила, что у детектива рана на правой ноге. Обработал ли Шерлок её, или же он вновь халатно относится к своему здоровью? Впрочем, детектив уже почти не хромал, и дело могло подождать несколько минут, пока мужчина принимал душ.
Молли поразмыслила, что же ей делать дальше. Чудовищно хотелось пить. Женщина отыскала под столиком около кровати электрический чайник, который сыщик, должно быть, пытался приспособить чёрт знает для каких целей. Открыв крышку, Молли принюхалась – ничем подозрительным оттуда не пахло, следов экспериментов не виднелось. Как только ванная освободится, надо будет немедленно поставить воду кипятиться. А пока надо позаботиться об одежде и принести аптечку. Все вещи Молли, включая бельё, остались в её номере, а бежать в одном полотенце с влажными ещё волосами по прохладному коридору у женщины не было особого желания.
Взгляд Хупер упал на раскрытый чемодан – а почему бы не набросить пока одну из рубашек Шерлока? Патологоанатом взяла в руки первую попавшуюся, задумчиво повертела материю, потирая большим пальцем пуговицу. Обычная белая пуговица, ничем не похожая на ту, что Молли нашла в башне. Как и на остальных рубашках и пиджаке. Да и что вообще её дёрнуло проверять Холмса после всего происшедшего? Хупер устыдилась своих подозрений, надела светлую рубашку вместо полотенца и отвернулась от кровати. На глаза ей попался стул с мокрыми брюками и рубашкой. Что, если… Да нет же! Рассердившись на саму себя, Молли подошла к стулу и схватила со спинки чёрную рубашку. Следовало поспешить – из ванной больше не доносился звук льющейся воды. Ну вот, на этой рубашке тоже совершенно обычные среднего размера пуговицы. В ванной послышалась возня, и Молли заспешила повесить предмет одежды на место, дабы её не заподозрили в недостойном занятии. Так заспешила, что нечаянно сбросила брюки на пол. Поднимая их, Молли скользнула взглядом по пуговицам над молнией. Верхняя отсутствовала, на её месте торчало лишь несколько нитей. Но вторая была на месте. Маленькая. Перламутровая с сиреневатым оттенком. С четырьмя дырками и тонкой окантовкой.
– Молли, и всё же мне придётся на время оставить тебя, чтобы… Молли?
Патологоанатом резко обернулась – Шерлок застыл на пороге ванной, с полотенцем на бёдрах, с каплями воды на груди и в волосах. Всё ещё сжимая в одной руке брюки, Хупер прикрыла дрожащими пальцами раскрытые губы, не сводя огромных глаз с детектива. Холмс с недоумением и любопытством воззрился на Молли, проводил взглядом большой палец, которым та тёрла место оторванной пуговицы, и спустя несколько секунд вычислений лицо его помрачнело.
– Молли… – предупреждающе начал детектив, двигаясь к женщине.
Брюки выскользнули у Молли из рук. Она инстинктивно отшатнулась назад. Шерлок тут же замер.
«Давай, скажи «я всё объясню», – билось в голове у Молли безумной птицей. – «Объясни, чёрт возьми, как пуговица с твоих штанов оказалась в башне!»
Но вместо этого Холмс отступил назад, мгновение наблюдал гримасу ужаса на лице Хупер и, когда на его окаменевшем лице застыло выражение безразличия, развернулся и стремглав выбежал из номера.
Истборн, Англия, 19**-й год.
Бледно-розовый утренний дым окутал молодые бутоны, полз по песку, путался в прошлогодней траве, оседал на крохотных слюдяных камнях. Мо зарывала растопыренные пальцы ног во влажную прохладную толщу песчинок и каменной крошки. Кромка наплывавших волн то и дело щекотала ей подошвы. Девочка не сдержала смешок, подбирая под себя одну ногу, и едва удержалась на покачнувшейся трёхногой табуретке – деревянная ножка придавила белую овальную гальку, как две капли воды похожую на птичье яйцо. Возле табуретки громоздилась целая гора разнообразных камней: и похожий на пирамиду полосатый камень, и прозрачный трёхслойный брусок, подозрительно похожий на янтарь, и круглый шар, идеально подходящий для какой-нибудь детской игры. Сокровища Мо, которые девочка усердно собирала этим утром по всему пляжу, чтобы иметь повод отлучиться из-под присмотра тётки и осмотреться в поисках товарища.
Сонное солнце просачивалось сквозь туман и пригревало левую щёку девочки. Из-за росы на распускавшихся цветах и рассеянного света воздух казался сюрреалистически розовым. Бриз приятно остужал лоб, хотя на верхней губе проступили капли пота. Мо восторженно распахнула влажные блестящие глаза и потянулась навстречу лёгкому воздушному порыву. Перед ней в квадратном отверстии открывалось нежно-голубое умиротворённое море и горько-солёная пена, словно прогоркший крем на торте. Мо подалась вперёд и погрузила пальцы в белый подоконник. Вслед за подушечками по подоконнику потянулись бледно-серые тени. Лепестки чёрного разлапистого цветка растеклись по белому подоконнику. Белая сердцевина смотрела в потолок. Рядом примостился белый фарфоровый бюст девушки, вместо одного глаза зияла чёрная дыра, из которой выползала чёрная струйка муравьев. На выцветшей белокурой голове сидела, широко раскинув бархатные крылья, чёрная бабочка-траурница. Вся композиция смотрелась странно в окружении лазоревого неба и моря, жёлтого песка и сочной зелени. Мо любовалась пейзажем сквозь отверстие над бесцветным подоконником, продолжая зарывать одну ногу в мокрый песок. Чудно́. Выглядело, будто здесь раньше находился дом, но сгорел дотла, оставив после себя только висящее в воздухе чёрно-белое окно. Или будто Мо вырвала окно из какого-то несчастного закопчённого домишки, принесла сюда и подвесила освежиться в утренних красках. Мо чрезвычайно нравилась её новая затея, однако Вирджиния Хупер отнеслась к ней скептически.
«О писателе можно сказать, что он исписался. Аналогичного термина, применимого к художнику, нет. А жаль. Должно быть, так на тебя действует болезнь. Когда поправишься, взглянешь на своё творчество по-новому».
Будь Мо в своём обычном состоянии, она бы крепко обиделась. Но сейчас художницу охватила отстранённость, граничащая с глухотой, и нездоровое веселье. Мо с самодовольным чувством рассматривала картину на мольберте перед ней, в верхней части которой зияло ровно прорезанное в бумаге прямоугольное отверстие, изображающее окно. Подоконник с фарфоровым бюстом и цветком и оконная рама оказались всего лишь очередной картиной юной художницы. Но если придвинуться поближе, то казалось, что ты и вправду прикорнул у окна прибрежной лачуги.
«Нечто невразумительное, чересчур затейливо, дыра в картине – явный перебор». Мо пропустила мимо ушей все критические замечания тётки. Гораздо больше её занимало, как заставить бабочку порхать? Чтобы она казалась объёмной, одно крыло должно быть светлее другого, но как нарисовать светло-чёрное и тёмно-белое? Серое не подойдёт, ведь у бабочки именно чёрно-белый узор. От такого впору завыть, но Мо нашла выход, осторожно «припудривая» каждое крыло меловой пылью нужного цвета. Стоило девочке, наконец, отстраниться, как траурница и впрямь захлопала крыльями, бросая еле заметные тени на подоконник. Тот, о ком Мо не хотелось думать всуе, однажды упрекнул её в однообразии сюжетов, зато похвалил за неизменное наличие червоточины.
Бледно-цикламеновая дымка стелилась по утреннему пляжу, смягчала углы скал вокруг, размазывала резкие линии в приятно нечёткие. Глаза Мо, наконец, перестали болеть, а ведь ещё совсем недавно девочке было больно скосить взгляд в сторону – глазные яблоки тут же отзывались неприятным нытьём. Левую щеку уже изрядно припекло, в горле пересохло, и Мо опустила руку к пузатой оплетённой бутылке, торчащей из песка. Холодный апельсиновый сок показался насколько вкусным, что девочка даже пролила немного на платье, так жадно она пила.