– Знал, – Алек не видит смысла отпираться. – Поэтому и поступил так.
Магнус не верит. Он не пытается вновь начать контролировать руки, двумя безвольными ленточками повисшими вдоль тела, и на дрожащих ногах отступает. На один маленький шаг, на второй. На третий. Наверное, Магнус не верит, что Алек мог оказаться таким идиотом.
Не надо уметь читать мысли, если с самого детства учился читать по выражению лица.
– Я просто не мог иначе, понимаешь? – голос Алека звучит ненамного громче и твёрже голоса Бейна.
Он протягивает руку и зарывается пальцами в волосы Магнуса на затылке, посылая к черту его бессильные попытки вырваться. Жесткая усмешка приподнимает вверх уголки губ Алека. Уже все кончено, нечего терять, а Магнус всё ещё пытается строить из себя кого-то другого, лишь бы ударить побольнее и заставить уйти.
Алек сильнее. Всегда был. Он притягивает Магнуса к себе, чувствуя, насколько сильно трясётся тело в его объятиях.
– Я люблю тебя, – тихо, почти выдохом, всхлипом.
И других объяснений не нужно. Любит и никогда не сможет уйти, забыть, сидеть в молчащем городе и знать, что Магнуса больше нет.
Невозможность в квадрате, умноженная на невозможность.
– Я тебя тоже, – едва слышный ответ в ткань водолазки и крепкие руки, обхватывающие талию.
Алека охватывает неуместное и глупое облегчение и почти-счастье.
***
Восемнадцать.
«И что ты будешь с этим делать?»
Микки смотрит на него, как на сумасшедшего.
«А что с этим можно делать? Радоваться великой чести и работать на благо нашего мира».
Мысленно Алек запрокидывает голову и разражается громким смехом, но в сообщении передаёт совсем другое.
«Ты прав, – возможно, получается не совсем правдоподобно. Возможно, слишком много желчи и насмешки. Хорошо, что они не передаются со стопроцентной точностью. – А Йен?»
«Он тоже» – Микки спокойно пожимает плечами.
Пожимает плечами.
Самым лучшим вариантом дальнейших действий кажется взять Милковича за плечи и хорошенечко встряхнуть, чтобы тот понял, что быть Карателем – не честь, как навязывали в школе, а грязная и страшная работа по уничтожению неугодных.
Алек этого не делает. Алек откидывает со лба челку и как можно беззаботнее начинает передавать сообщения о погоде и прошедшем выпускном. А потом, когда Микки уходит, срывается с места и бежит за черту города к бункеру.
Совершенно не смотря по сторонам. Не получается задумываться о безопасности, когда что-то необъяснимое давит изнутри на грудную клетку и хочет вырваться.
И бить, бить, бить.
Неважно кого или что.
С того момент, когда первый раз происходит снятие отпечатков пальцев на голографической панели Главного Компьютера, в них тяжелой ногой в классических ботинках начинают втаптывать послушание и прописные истины. Чтобы уж наверняка. Но, оказывается, чем дольше спит вулкан, тем громче он взрывается. Неподобающие чувства, в конце концов, выходят из-под контроля.
В такие моменты помочь сдержаться может лишь одно. Вернее, лишь один – Магнус, который уже ждёт его.
Алек не здоровается, хлопает дверью и налетает на Бейна. Сбивает с ног, но успевает подхватить, а потом вжимает покорное тело в стену.
– Александр…
– Магнус… – ловит губами изумлённый вздох.
Губы обрушиваются на губы, а руки стараются как можно быстрее стянуть мешающую одежду – в такие моменты ткань почти жжёт. Кофта, футболка, ремень на брюках Алека. Кофта, футболка, ремень на брюках Магнуса. Незамысловатая и почти одинаковая форма летит на пол.
Бейн прикусывает нижнюю губу Алека, и тот рычит, распаляясь ещё больше. Уже не получается впустить в себя ни одной адекватной мысли и сосредоточиться на чем-нибудь другом (хотя бы на том, что сейчас день). Получается только прижать еще ближе и углубить поцелуй.
Хотя, куда глубже-то?
Для нежности не время. Их обоих засасывает в водоворот желания, которому не хочется сопротивляться. Алек притирается пахом и стонет от ярких ощущений, а Магнус проводит пальцами между двух половинок и надавливает подушечкой большого пальца на поджавшееся колечко мышц. Вырывает ещё один стон. Наслаждается тем, что на этот раз удивлённо выдыхает Алек.
– Ты меня с ума сводишь.
Магнус не отвечает. Разворачивает несопротивляющегося Лайтвуда к стене и, не убирая руки, опускается на колени, чтобы обхватить губами возбуждённую плоть.
Алек вжимается в стену, царапает ногтями шпаклёвку и слишком ярко ощущает спиной все её углубления и трещинки. Только это он и чувствует – углубления, трещинки и тесность и жар чужого рта. Даже если бы напротив него висели часы, он бы вряд ли смог сказать, сколько прошло времени. Пять минут, шесть, целая вечность? Просто понимает, что не выдержит больше этой сладостной пытки, и подрагивающими пальцами вцепляется в плечи Магнуса, чтобы рывком поднять его на ноги, а потом подхватить под коленки и снова вжать в стену.
Кажется, что после сегодняшнего на ней останутся выемки в форме их тел.
Это последняя мысль до того, как голова становится удивительно пустой, лёгкой, и все органы чувств сосредотачиваются совсем на другом.
Они изголодались друг по другу так, словно и не встречались вчера. Пальцы оставляют следы на коже, зубы прикусывают шею, чтобы потом провести по этому месту языком, плоть погружается в растянутую заботливыми пальцами дырочку.
Они достигают пика так же, как и всего в своей жизни – вместе.
– Йена и Мика забирают в Каратели.
Язык шевелится с большой неохотой, и внутренний голос намекает, что нужно просто помолчать или даже заснуть на родном плече, но эта новость все еще выжигает изнутри каленым железом. Молчать не получается, а передавать такие сообщения смерти подобно.
Ах, простите. Не смерти, конечно же. Стирание из памяти компьютера и смерть – разные вещи.
– Слышал, – так же шёпотом отвечает Магнус. Подушечки пальцев прекращают вырисовывать узоры на обнажённой спине Алека.
– А что? – почти выдавливает эти слова, напополам с горечью и желчью. – Может, мне тоже примкнуть к ним? Учеба закончена, вся жизнь впереди, а Карателям не выбирают пару до тридцати. Отличные перспективы.
– Вкупе со всеобщей ненавистью и обязанностями по уничтожению нарушителей.
– Таких, как мы?
В глазах Магнуса плещется отчаяние. Наверное, и у него в голове возникала картина, как Йен и Микки, их близкие люди, лучшие друзья, ожесточаются, а в один из ничем не выделяющихся серых будней обнаруживают бункер. Обнаруживают их.
Пустят ли они лазеры в ход сразу или для начала постараются разобраться?
Магнус и Алек переглядываются и переплетают пальцы. Уже не просто жест, а обещание никогда не оставлять друг друга.
– Слова только мешают понимать друг друга…
Лайтвуд приподнимает бровь:
– Что?
– Более лживой фразы я не слышал.
– Просто изначально в неё закладывался совсем другой смысл…
***
– Люблю. Люблю, Александр, слышишь? И никогда не переставал.
Алек упивается близостью Магнуса и этими словами. Алек упивается тишиной на поляне. Временной пока-ещё-тишиной.
Где-то далеко от них, слишком далеко, чтобы услышать, несколько пар тяжёлых ботинок приминают траву.
***
Он на носочках проскальзывает в дом и убирает звук с замка прежде, чем закрыть дверь. Но понимает, что все его усилия оказались напрасными, когда разворачивается и встречается взглядом с гневными искрами в потемневших глазах Главного Карателя.
«Добрый вечер, отец».
«Алек, наконец-то ты спустился! – сообщение приходит не от Роберта. От матери, суетящейся на кухне. – Весь день просидел в своей комнате… Всю программу решил выучить за несколько часов?»
Отец всё ещё продолжает молчать, только кивает в сторону, откуда доносятся скворчащие звуки и запах еды. Алек непонимающе моргает, разглядывает отца, но всё же проходит на кухню.
Мама и папа добровольно в одной комнате? Это что-то новенькое.
«Ужин на столе, сын».
Алек кивает маме и делает два шага к столу. На столешнице действительно стоит тарелка с горячим мясом, но рядом с ней лежит листок и ручка. Зачем им старинные способы ведения записей?
Алек снова бросает взгляд за спину, а потом берёт в руки бумагу. Берёт только для того, чтобы в следующее мгновение выронить её.
“Час назад нас оповестили о том, что в город со стороны нежилых домов вошёл юноша. Он разговаривал сам с собой”.
Одно предложение, способное сломать жизнь. Одно слово. Одно… Чёрт, Бейн.
Лайтвуд смотрит на отца и мать, открывает и закрывает рот и пытается вернуть себе возможность дышать.
Роберт смотрит в упор. Знает, что Алек был там тоже. Так почему в их доме ещё нет отряда Карателей?
Прикрывает его, как и в детстве.
Вот только Магнусу это не поможет.
Его уже схватили? Уничтожили?
«Правда, бифштекс сегодня очень вкусный? В нем целых пятнадцать процентов натурального мяса! Лучшее, что я смогла достать за долгое время».
От сообщения мамы веет беззаботностью и искренней радостью. В то время, как она заламывает себе руки и переводит умоляющий взгляд с Роберта на Алека и обратно.
Желудок Алека скручивает, и его рвёт на белоснежный пол.
***
– Сколько у нас времени? – Магнус всё ещё прижимается к нему и прячет лицо на груди.
– Немного.
Немного. Немного. Немного.
Одно слово яркой жилкой. Только оно одно сейчас разгоняет кровь по венам. «Немного» – это не «нисколько».
***
«Как всё прошло?»
Алек вздрагивает и чуть ли не кричит от безысходности. Зачем мама передает это сообщение и ему? Неужели мало того, что его заперли в комнате и не дают даже на пять минут выйти на улицу? Неужели мало того, что за прошедшую ночь он умер уже десять раз? Неужели он должен это слушать?
Он зажимаете себе уши руками.
«Быстро. Закрытая казнь такая».
Замолчите. Замолчите. ЗАМОЛЧИТЕ.
Пожалуйста.
Слезы бегут по лицу и впитываются в ткань подушки. Ногти впиваются в мясистую часть ладони, и едва затянувшиеся царапины вновь наливаются кровью.
Дверь в комнату открывается, и тяжелые шаги отца приближаются к кровати. Алек не смотрит. Алек не может. Алек знает, что именно Главный – палач на закрытых казнях.
Тяжелые шаги так же медленно отдаляются. Дверь закрывается.
От Роберта на тумбочке остается лишь листок, сложенный вдвое.
“Он жив”.
***
Темнеет стремительно. Еще несколько минут назад небо было сине-голубым, а сейчас уже на темном полотне проступают звёзды. Из-за густых верхушек деревьев выкатывается луна.
Под тонкую ткань и слой кожи просачивается холод.
А это удобно – можно сказать, что трясёт его из-за чёртовой погоды, а не стремительного течения времени и окольцевавшего сердце страха. Нельзя показывать, что внутри из-за ужаса сложившейся ситуации – лишь выжженная пустыня.
И Магнус в его руках.
Они сидят под кронами дерева, Алек прижимается спиной к шершавому стволу и перебирает волосы Магнуса, положившего голову ему на плечо. Покосившийся домик манит теплотой и уютом, но пойти туда – значит потерять что-то ценное, выпустить их личное счастье за дверь и осквернить ожиданием смерти.
Ах да, снова. Не смерти, а стирания с лица земли.
– Как думаешь, а они придут за нами?
– Придут… – Алек чуть мешкается. – Я попросил.
Бейн всхлипывает, но понимающе кивает. Прижимается губами к шее Алека и собирает ткань его футболки в кулак.
Так будет лучше. Так Йена и Микки не заподозрят в предательстве.
А после они справятся. Они пообещали.
***
Девятнадцать.
Алек не сворачивает десятки вкладок и не отключается от компьютера, когда дверь его комнаты открывается.
«Роберт передал, что ты хотел нас видеть?»
Йен и Микки в форме Карателей застывают в дверном проеме. Они не заглядывают через плечо и не смотрят на экран, хотя так было бы куда проще – сразу стало бы понятно, уничтожат они его на месте или выслушают. Но они не смотрят. Или профессионально делают вид.
Алек разворачивается на стуле и смотрит друзьям в глаза. За прошедшие полгода с момента смерти/побега Магнуса они почти не разговаривали. Точнее, это Алек не разговаривал с ними, как и почти ни с кем в городе. Официальной версией стала скорбь по лучшему другу, который оказался предателем. Даже бывших одноклассников, тоже скорбящих друзей, ему не хочется видеть.
Неофициальная версия – Алек прикладывает все силы, чтобы понять, где может скрываться Магнус.
Но для этого нужны технологии, которых у него никогда не будет. Отца просить нельзя, он не подпустит его к Магнусу Бейну после всего случившегося, а вот друзей…
Алек уже все для себя решил. И будь что будет.
Он приветственно кивает и жестом просит закрыть дверь.
– Мне нужна ваша помощь, – тихо, почти шепотом, но все же вслух. А потом замирает, опустив глаза в пол.
Ему не надо смотреть на друзей, потому что чувствует, как комнату заполняет удивление и непонимание. А потом доносится звук включения лазера.
Но почему-то в него не стреляют.
Йен и Микки замирают в одинаковых позах, готовые атаковать. Лазеры в их руках могут выстрелить в любой момент, но друзья почему-то медлят.
– Я вам всё расскажу, а потом вы решите, что будете делать с этим, хорошо?
Они не кивают, не стреляют, не убирают оружие. Вообще ничего не делают. Но в данной ситуации это лучшее, на что можно было рассчитывать.
И Алек рассказывает. О том, как они с Магнусом нашли бункер, как впервые начали говорить, как знали, что нарушают закон, но всё равно ничего не могли с этим поделать. Как бороться с чувствами тоже оказались бессильны.
На этих словах Йен скашивает взгляд на Микки и отключает лазер.
На этих словах Микки сжимает челюсти до хруста.
А Алек рассказывает, как Магнус почему-то потерял бдительность лишь на мгновение, но его тут же поймали. Как Роберт скрыл участие собственного сына в этом преступлении. Как Магнус его не выдал. Как все решили, что казнь свершилась, но Роберт исхитрился помочь Магнусу сбежать.
Как Алек ищет его, потому что даже один молчаливый день без взгляда шоколадно-карих глаз кажется вечностью.
Когда он заканчивает, в комнате еще несколько минут никто не двигается. Только взгляды сражаются друг с другом. А потом Микки сплёвывает на белоснежный ковер и, убрав лазер, выходит из комнаты, хлопнув дверью.
Если бы он только мог, наверняка бы передал сообщение с чем-то нелицеприятным.
Йен зарывается пальцами в рыжую шевелюру, изучающим взглядом прожигает Алека, а потом хлопает его по плечу и выходит вслед за другом.
Они оба возвращаются спустя час.
***
Магнус облизывает губы и легко касается носом подбородка Алека. В его взгляде – всё восхищение мира. В его прикосновении – вся нежность галактики.
– Знаешь, а мы ведь счастливчики.
В его голосе – любовь, размером с Вселенную. И предательски дрожащий голос не может этого изменить.
Зыбкая реальность с объятым тишиной лесом отходит на второй план.
– Счастливчики, – Алек оставляет поцелуй на темной макушке.
Уже не так далеко от поляны грубые ботинки вдавливают упавшую шишку в землю. Пока ещё не слышно.
***
Первыми словами, произнесёнными Йеном, становится радостное: «Мы нашли!»
Алек и Микки одновременно поднимают головы и распахнутыми от удивления глазами прожигают Йена насквозь. Тот сам резко тормозит и даже роняет на пол несколько проводов и чип, которые держал в руках. Его ладонь непроизвольно дёргается ко рту.
А потом он обводит взглядом комнату, дрожащими руками поднимает чип и откашливается.
– Нашли, – медленно, прислушиваясь, проводя языком по губам. – Вот. Безопасно, – хмуря брови.
Видимо, фраза должна была быть длиннее, что-то вроде «Возьми, можешь подключаться к компьютеру без страха, чип безопасен», но голосовые связки, привыкшие отдыхать, не слушаются обладателя.
Эффект от нескольких слов больше похож на взорвавшуюся бомбу. Взорвавшуюся бомбу в вакуумном пространстве. Алек переводит взгляд с веснушек на щеках Йена на его губы, а потом на чип с информацией о том, кто жизненно необходим. Микки, сжимая кулаки, встает с дивана и стремительно выходит из комнаты.