Никакого лица не было — безликая маска, размытое пятно.
~~~
Гарри просыпается с громким криком. Окно в комнате распахнуто настежь, а одеяло валяется на полу, но нет никаких сил поднять его, чтобы вернуть жалкие остатки тепла своему телу. Плечи трясутся от холода, от несдерживаемых коротких всхлипов, от едкого страха.
Гарри откидывается обратно, на мокрые от холодного пота простыни, и закрывает глаза руками, смахивая с щёк дорожки слёз. Надежда на то, что с переездом кошмары прекратятся, перестанут выпивать из него силы, пытать его, рухнула, беспощадно оставляя его в отчаянии. Но ему требуется всего несколько глубоких вдохов, и дыхание выравнивается, а сердце успокаивается, возвращаясь в свой привычный ритм.
Он закрывает окно, ёжась от колкого ночного ветра, и натягивает на себя дрожащими руками кофту. Пытаться уснуть снова глупо — будильник должен прозвенеть уже через полчаса, да и вряд ли удастся — кошмар всё же не отпустил его до конца. Гарри надеялся встретить первый день своей новой жизни по-другому, но надежда давно перестала быть его другом, предавая раз за разом. Парень грустно улыбается своим мыслям и вытряхивает жалкое содержимое своего рюкзака — всё, что он взял из прошлого — оставляя в нём только ручку и тетрадь.
Новая школа. Новый город. Новая жизнь. Он справится.
***
«Забавно, как устроены люди», — любил говорить Бен. «Вот ты смотришь на агрессивно выпрямленные волосы цвета вороного крыла, на густо подведённые агатовыми тенями глаза, блестящее колечко металла в губе, и тебе кажется, что ты составил мнение о девушке: она легкодоступна, враждебно настроена, да и вообще тратит свою жизнь впустую, на сигареты и наркотики. Но сними первый слой шелухи, сковырни её огрубевшую, но всё ещё хрупкую корку. Там, внутри, ты найдёшь юное ранимое сердце. Девушку, нет, девочку, что всё ещё верит в справедливость мира. Ребёнка, что своим бунтарством лишь пытается привлечь внимание занятых по горло взрослых. Пока ты осуждаешь её, тебе никогда не понять, какая она на самом деле».
Теперь Гарри это знает. Он наконец научился понимать людей по едва заметно дрожащим ресницам, по взглядам украдкой, по тому, как еле-еле сокращается радужка глаза, а уголки губ дёргаются, выдавая истинные чувства.
Поэтому, когда он видит в коридоре школы яркие голубые глаза — глаза парня из переулка, которые враждебно разглядывают его, когда он видит злую ухмылку на лице и висящий на шее платок, он ещё раз убеждается — это фальшивка, защитная маска, камуфляж. Гарри внимательно вглядывается в парня, изучая все те черты, которые не разглядел в темноте вечернего города, не может отвести взгляд, не получается. Он «зависает», не замечая, как тот приближается к нему, окружённый друзьями, опасно сжимая кулаки. Он слышит, как он что-то говорит ему, но звук его голоса не даёт ни малейшего шанса разобрать слова. Гарри заворожён. Пару дней назад, когда этот парень прожигал кричащему мальчику пятку сигаретой, Стайлс не мог и представить, что его голос такой… необычный. Такой приятный.
Луч осеннего солнца пробивается из-за вечных английских туч, проходит сквозь стеклянные двери школы и бьёт наотмашь. Волосы незнакомого парня вспыхивают мягкими коричневыми искорками, напоминая домашнее овсяное печенье, и Гарри даже кажется, что он слышит этот уютный тёплый запах. Какое-то время он тонет в происходящем, без возможности к спасению, без воздуха в лёгких. Окружающее пространство теряется, сосредотачивается на лице парня. Это словно наваждение, словно сон.
— Я с тобой разговариваю, урод!
Сон, который заканчивается резко и больно, так, что дыхание выбивается из лёгких, а в глазах темнеет, потому что парень толкает его в стену со всей силы, даря напоследок удар в живот. Гарри бьётся головой, и если бы не сильные руки, крепко держащие его тело, почти заботливо, награждающие его ещё парочкой ударов, он бы скатился вниз по этой самой стене.
— Не смей пялиться на меня, ясно тебе?
Пронзительные глаза угрожающе сужаются, а руки отпускают, поэтому тело медленно скользит вниз, пока не оказывается на полу. Гарри сжимает рукой бок, горящий огнём после нескольких ударов, и пытается выровнять дыхание. Он слышит смех приятелей парня с голубыми глазами и чувствует, как его тянут за волосы, приподнимая голову вверх так, чтобы Гарри чётко видел своё положение, понимал его.
— Я задал вопрос. Тебе ясно?
— Да.
Говорить тяжело, но его волосы сразу отпускают и дают пару секунд передохнуть. Пару секунд, перед тем как нога, одетая в ярко-красный ванс, прощается с ним, с размаху впечатываясь куда-то под рёбра. Гарри кидает вопросительный взгляд на парня, в глазах которого нет ни капли жалости.
Обидеть. Раздавить. Сломать.
Незнакомец не задерживает внимания на школьном неудачнике ни на секунду более, уходит, окружённый сворой преданных друзей. Не оборачиваясь.
— Фальшивка, — повторяет Гарри себе под нос, собирая остатки сил для того, чтобы подняться и пытаясь выбросить из головы пронизывающие всё тело током глаза.
Быть невидимкой не получилось.
***
Гарри не хотел быть популярным. Нет. Он хотел быть незаметным, но вместо этого оказался заклеймённым ярмом неудачника. В свой первый день в школе Стайлс нарвался на самого отпетого хулигана, и теперь все ученики искоса поглядывают на него, шепчутся за спиной, передавая друг другу главную новость дня: новичку «посчастливилось» познакомиться с Луи Томлинсоном.
Луи. Теперь Гарри знает его настоящее имя, что едва слышно с ужасом шепчут подростки в самых тёмных углах школы. Луи Томлинсон. Парень, которому лучше не попадаться на глаза; парень, держащий в страхе не только учеников; парень, за последний год превратившийся из неприметного школьника в безжалостного тирана. Парень с прекрасными голубыми глазами.
Зелёные глаза новичка вглядываются в каждого проходящего подростка, глаза, блестящие в тусклом освещении школьного коридора пытаются зацепиться, почувствовать, притянуться. Но всё, чего удаётся достичь — это поглощающее чувство заброшенности, поднимающееся от кончиков пальцев на ногах вверх — к туловищу, а потом дальше — к груди, разъедая кожу кислотой, выжигая бледность щёк бордовым румянцем обиды. Гарри чувствует себя одиноким в новом городе, в новой школе. Он не знает, как выдержит все испытания, свалившиеся на него. И Луи определённо не облегчит его жизнь.
Гарри сжимает свои книги крепче, сдерживая горячую влагу внутри. Он не даёт слезам пролиться, даже когда видит чужие улыбки, переплетённые пальцы, соединённые в мокрых поцелуях губы. Гарри горит внутри, мечтая оказаться обычным подростком и наслаждаться всеми благами юности, но тьма, что сейчас послушно дремлет, может в любой момент пробудиться, неся разрушение и гибель любому, кто окажется рядом.
Он трясёт головой, заторможенно наблюдая расфокусированным взглядом за снующими туда-сюда учениками. Прошлое должно оставаться в прошлом, именно для этого он приехал в Донкастер и выбрал самую неблагополучную школу города. Спрятаться от себя и всего, что случилось с его друзьями и врагами по его вине. Он должен обезопасить сестру — единственного оставшегося в живых близкого человека.
Поэтому Гарри послушно отворачивается, когда видит дерзко вздёрнутую коричневую чёлку и яркий блик голубых глаз. Он прижимается лицом к холодному металлу шкафчика, надеясь, что школьные задиры не заметят и пройдут мимо. Не только ради себя, но и ради них.
Напрасно.
Кулак врезается в дверцу рядом с лицом Гарри, отчего он слегка подпрыгивает на месте и послушно оборачивается. Неуправляемая дрожь прошибает тело, заставляя волосы на затылке встать дыбом от страха.
— Мы не поприветствовали тебя как следует, новичок! — восклицает парень в кожаной куртке. Его тёмные, почти чёрные глаза утягивают в глубину, и Гарри отчётливо видит себя: он крутится в водовороте горького шоколада, вскидывая руки и крича, утопая в радужке. Но видение прерывается голосом, заставляющим всё тело покрыться мурашками.
— К тебе обращаются, — шепчет Луи, но Гарри не смотрит на него. Не может.
Томлинсон интересует его. И этот интерес может быть крайне губительным для обоих. Гарри не собирается становиться мальчиком для битья. Он сделает всё возможное, чтобы избежать унижений и боли. Поэтому он на корню рубит все свои мысли, отказывая себе даже во взглядах украдкой, заливая зародыш горящего увлечения ледяным потоком отрешённости. Но, как бы ни хотелось, Гарри не может попросить их держаться подальше. Они банально не послушают. Поэтому школьный неудачник, теперь уже официально, опускает глаза в пол, тихо произнося:
— Луи поздоровался утром, — имя даётся с трудом, словно горячий солнечный луч обжигает тьму его горла, выходя наружу разрушенным звуком. — Я знаю эти правила, ребята. Я не буду их нарушать.
Парни удивлённо переглядываются, не до конца понимая, а Гарри вытаскивает из кармана слегка помятую наличность и кладёт её в руку темноглазого парня.
— Мне не нужны проблемы, — Гарри пытается откупиться. — Это всё, что у меня есть сегодня, — в прошлой школе этот метод работал какое-то время, пока Тейлор не пришло в голову написать забавную статью в школьную газету о том, насколько жалким и бесхребетным может быть шестнадцатилетний подросток.
Бедная Тей.
Гарри погружается в свои мысли слишком глубоко, туда, где яркая улыбка и смеющийся взгляд быстро сменяются на холод стеклянных глаз. Мёртвых глаз. Луи с его компанией исчезают, а перед глазами всплывает образ бывшей одноклассницы, какой Гарри запомнил её навсегда: широко открытый рот, из которого торчит смятая, покрытая огромным количеством мелких чёрных букв бумага, стеклянные глаза, глядящие в пустоту, светлые волосы, вымазанные алой кровью, и зияющая отвратительная борозда на горле, оставленная острейшим лезвием.
Он вздрагивает, выныривая в настоящее, и с удивлением обнаруживает, что рядом с ним никого нет. Он лишь замечает закрывающуюся за подростками школьную дверь и облегчённо вздыхает.
Пока что всё хорошо. И, возможно, он успеет доучиться без приключений. Гарри убеждает себя в этом, пока идёт вдоль заброшенного парка домой. Домой, в маленькую квартирку, снятую за гроши. Там нет горячей воды, а из старой продавленной кровати торчат пружины, иногда расцарапывая спину. Но есть огромное окно, что выходит на задний неухоженный двор, сразу за которым начинается сосновый лес. И Гарри доволен. Ведь что ещё нужно? Лишь бы тьма не просыпалась. А с остальным можно смириться. Можно выжить и, возможно, найти средство исправиться. Быть таким же, как все. Но перед глазами появляются горящие злостью голубые глаза, и Гарри жмурится, стараясь отогнать видение.
Томлинсон. Тот, кто может всё испортить.
***
Дым проникает в лёгкие, струясь по пищеводу, царапая нежные стенки гортани — хочется закашляться. Но Луи не тот, кто поддаётся слабости. Он тот, кто стойко выдерживает всё, а потом берёт своё, несмотря ни на что. Он делает ещё одну затяжку и натягивает на голову капюшон, резкий порыв ветра пробирает до костей.
Затуманенный никотином взгляд голубых глаз обращён к небу. Луи смотрит на тёмные низкие тучи, что несут с собой дождь, и огорчённо поджимает губы: вода лишь вредит его скейту. Он не обращает внимания на дурачества парней, лишь скользит взглядом по верхушкам высоких деревьев, что шумят яркими, начинающими желтеть листьями, когда ветер путается в их кронах, и вдыхает влажный воздух ранней осени, а сердце внутри горько сжимается. Затишье перед дождём на школьном стадионе возвращает его в детство, пробуждая чувства и эмоции, которые он, казалось, потерял навсегда.
Кончики пальцев начинают дрожать, и Луи срочно требуется ещё одна затяжка. Он не собирается жалеть себя и наотрез отказывается вспоминать о своих несбывшихся мечтах, о жизни, которая казалась его настоящей реальностью ещё год назад. И ничто: ни осенний ветер, ни нежный шелест листьев, ни уж тем более сырой, пробирающийся под кожу едким напоминанием детства воздух — не заставит Луи тратить время на сожаления и мечты о том, что могло бы быть, но так и не случилось. Луи изменился, изменились и его цели.
А потом взгляд натыкается на сгорбленную фигуру новичка, бредущего вдоль заросшего мхом каменного забора, отделяющего заброшенный парк от улицы. Луи непроизвольно сжимает кулаки, когда горячая волна раздражения приподнимает волоски на его руках дыбом, и он готов шипеть, словно рассерженный кот. Этот Стайлс раздражает до скрежета зубов, до дрожи. Особенно его взгляд, будто проникающий в саму суть, знающий всё на свете, и как бы низко не опускалась кудрявая голова, Луи замечает сквозящее превосходство во всём облике этого парня. Будто маленький Гарри знает секрет мироздания, недоступный Томлинсону.
Луи вдруг ловит себя на мысли, что чувствовал себя школьным неудачником, когда смотрел в лицо Стайлса.
— Он зацепил тебя? — внезапно спрашивает Стэн.
Луи только чудом удаётся не вздрогнуть и не подать виду, что его действительно выводит из равновесия взгляд зелёных блестящих глаз. Он пожимает плечами, безразлично оборачиваясь к парням. Луи и себе-то не признается, что в этом новичке его настораживает что-то, а уж тем более своим парням.
Зейн кидает окурок сигареты под ноги, и Луи не задумываясь втирает его носком в слегка мягкую землю, втирая с ним и свой интерес к Гарри. И только тогда отвечает лучшему другу на его вопрос:
— Его надо поставить на место.
Зейн поднимает вверх большой палец, одобряя, но Стэн продолжает смотреть недоверчиво. Луи кидает последний взгляд в небо, пузо которого вот-вот прорвётся, и влага хлынет на землю, смывая ошибки мира.
Томлинсон закидывает руку другу на плечо, прижимая к себе, и произносит всего одно слово:
— Забей.
Парни покидают стадион и медленно бредут по опустевшему школьному двору. Луи кажется, что он на вершине пищевой пирамиды, потому что вся власть над сотнями жизней подростков его школы сосредоточилась в его руках. Он наслаждается своей силой, не подозревая, что зло сильнее и больше него надвигается, словно грозовой шторм.
Страшно и необратимо.
========== Первый выигрыш ==========
— Тема двойственности человеческой натуры близка романтикам вроде тебя, Гарри, — произнёс Бен, приглаживая мужской ладонью вихры на голове ребёнка. — Я бы хотел, чтобы ты прочёл её, малыш. Я бы хотел, чтобы ты понял её. Но ещё слишком рано.
Маленькие пальцы упорно цеплялись за твёрдый переплёт, а зелёные глаза смотрели на учителя со всей серьёзностью.
— Ты можешь объяснить мне? — всегда, когда звенел звонок с последнего урока и громкие непоседливые дети покидали учебные классы, мистер Уинстон превращался для него в Бена. В лучшего друга. — Пожалуйста.
— Нет, только сам. Ты поймёшь роман, когда придёт время. И ты поймёшь его правильно, — вопрос вызвал у мистера Уинстона улыбку и гордость за своего любопытного ученика, а мальчик нахмурил брови, не получив такого желанного ответа. — Внутри каждого из нас живёт мистер Хайд, и в тебе, сынок. И только тебе под силу совладать с ним. Или подчиниться.
Маленький Гарри положил книгу в красивой обложке, на которой золотыми буквами было выведено имя Роберта Льюиса Стивенсона, обратно на учительский стол и взял соседнюю, не такую интересную, но более простую.
— Время всё расставит по местам, Гарри.
Бен и в этот раз оказался прав.
~~~
В классе царит полумрак. Это странно для Гарри, потому что на уроке английской литературы должно быть ярко и светло, по его мнению. Так всегда было у Бена. Но парты отсутствуют вовсе, а стулья выстроены широким полукругом вокруг учительского стола, сдвинутого к центру доски. Красивая молодая женщина скучающе перелистывает жёлтые страницы потёртой книжки. Она поднимает голову на шум открывающейся двери и мягко улыбается Гарри. На её щеках проглядывают ямочки. У Гарри тоже раньше были такие. Джемма любила ткнуть ему в щёку пальцем, когда они секретничали на её узкой кровати, а потом хохотали до глубокой ночи.