Потная рука коснулась лица Гарри. Дёрнувшись, он ушёл из-под прикосновения, только чтобы мгновение спустя угодить в стальные тиски захвата. Чьи-то зубы скрипнули от сдерживаемых эмоций совсем рядом. Дыхание коснулось кожи.
Рывком ночной гость поставил его на ноги и, не говоря ни слова, потащил за собой. Слепой, словно котёнок, Гарри позволил вывести себя из камеры: боль от удара о косяк двери преследовала до самого верха лестницы и, только когда они оказались в холле, отступила. На смену ей пришло недоумение.
В огромном пространстве тьма теряла свой непроницаемый покров и истончалась. Было видно ступени, уходящие вверх, туда, где царствовало существо из лоскутьев ночи, которого Луи нежно звал мамой, и чернеющие провалы окон. А ещё Гарри наконец увидел того, кто безжалостно вторгся в их с Лиамом ночное спокойствие.
В сумраке ухмылка на губах Олли выглядела оскалом мертвеца.
Апатия сжала горло изнутри, и Гарри не решился задать ни одного вопроса. Он продолжал идти за похитителем, спотыкаясь о редкие неровности в полу, и молчать. Знакомство с Луи сделало для него кристально ясным одно — даже если один из псов ответит на вопрос, это ещё не значит, что ответ сможет тебя спасти.
Они были уже у подножия лестницы, когда Гарри остановился как вкопанный. Не специально: ноги отказались идти по ступеням вверх. Казалось, там жило чудовище из кошмара, и лучше остаться в камере с Лиамом навсегда, чем познакомиться поближе с монстром.
У Олли были другие планы. Грязный взгляд, которым он ощупывал тело Гарри всю дорогу от камеры, перетёк в мерзкий шёпот.
— Игрушки должны служить, а не пылиться на полках, правда ведь?
Гарри вздрогнул телом и медленно, словно не желал этого всем своим естеством, повернулся к Олли. Пальцы, сжимающие предплечье, не приносили той же невыносимой боли, что пальцы Луи, но чувствовались в тысячи раз отвратительнее. Проглотив ком брезгливости, образовавшийся в горле, Гарри хрипло переспросил:
— Служить?
— Конечно, — мягко подтвердил преступник. — Служить удовольствию.
От неприязни, что вызывал Олли, закружилась голова. Луи пугал, но от него не тошнило. Гарри мог терпеть его стальные пальцы на своей коже, и только сердце ускоряло свой ритм от этих прикосновений. Сейчас, сравнив с касаниями Олли, он вдруг увидел это чётче.
Тело заледенело, и, несмотря на попытки похитителя сдвинуть Гарри с места, тот будто прирос к пыльному полу. Теперь перспектива умереть от ножа Рики казалась лучшим вариантом, а остаться в живых и пробыть в компании этих сумасшедших ещё хоть чуть-чуть — страшнейшим наказанием.
Дом спал чутко, но Гарри сомневался, что кто-то придёт ему на помощь, если даже разбудить его. В крике не было пользы, как не было её и в безмолвном подчинении: он не мог позволить этому безумцу надругаться над собой, а потому выложил свой единственный козырь.
— А как же Луи?
— Луи слишком занят мамиными поручениями. Кажется, для него не существует ничего, кроме её желаний, — Олли рванул на себя, и Гарри пришлось сделать этот шаг, чтобы не упасть. Нога оказалась на первой из множества ступеней лестницы. — В каком-то смысле я понимаю Зейна.
Впервые с момента, как Гарри попал в плен, захотелось вырваться. Сбежать, пусть даже попытка не увенчается успехом. Но лучше смерть, чем повторяющаяся раз за разом агония.
— Я оставлю ему кусочек тебя, — растянув тонкие губы в улыбке, пообещал Олли.
Последней каплей переполнилась чаша того, что Гарри был в силах вытерпеть — на рывок ушли почти все оставшиеся в ослабленном организме силы. Ткань одежды затрещала, но тиски чужих пальцев разжались. В голове не было ни одной мысли о том, что делать дальше и куда бежать из этого потерянного в чаще леса особняка.
Олли решил за него: достал из-за пояса пистолет. Звонко щёлкнул взведённый курок, и эхо этого звука разлетелось по огромному холлу, разбиваясь на тысячи мельчайших частиц. Дуло упёрлось в лицо.
— Если ты не будешь послушной игрушкой, то нам придётся выбросить тебя и искать новую.
Чтобы не смотреть в него, в этот чёрный провал смерти, Гарри опустил взгляд. В поле зрения оказались собственные руки, колени, на которые он так больно упал. Ткань рубашки задралась и оголила цифры.
Всего несколько минут.
Улыбка сама собой сформировалась на губах, но не тронула глаза. Смерть, казалось, играла с Гарри, то приближаясь для поцелуя, то маяча где-то впереди, но всегда поблизости.
В этот раз она была рядом, но не стояла за спиной Олли, не сжимала вместе с его ладонью рукоять пистолета. Смерть пряталась в полных бешенства глазах Луи. Гарри заметил его на верхней ступени лестницы, голого по пояс, сжимающего кулаки, и больше не рискнул поднимать взгляд.
— Олли.
Имя врезалось тому в лопатки, глаза расширились в мгновенном испуге, и рука с пистолетом дрогнула. Гарри стало смешно от того, как он превратился из уверенного преступника в загнанную жертву всего за одно слово.
— Он пытался бежать!
Смешок вырвался из груди Гарри, такой неестественный в тихом окончании ночи, в напряжении между подельниками. Луи перевёл свой стальной взгляд на его сгорбившуюся на полу фигуру и замер, обдумывая что-то. Только после долгой, выпивающей спокойствие и присутствие духа паузы мелькнул розово-красный язык, облизывающий уголки рта, и Луи наконец произнёс:
— Свободен.
Олли растворился в воздухе. Даже звук его шагов, тихий и иллюзорный, съела ночь, словно лягушка — слишком медленных мошек. Гарри остался один на один с Луи. Он сидел на полу у подножия старой каменной лестницы, а спаситель стоял на самом верху, всё также сжимая кулаки. Или палач?
Времени раздумывать над превратностями судьбы не осталось: пёс поднял ладонь и поманил Гарри к себе.
Вверх по ступеням.
========== Особняк ==========
Комментарий к Особняк
Глава в подарок. Кому? Мне!
Сейчас.
— Вы что-то скрываете, мистер Стайлс?
Пэт оставляет свой пост у окна, когда Гарри честно рассказывает о своей первой встрече с Луи. Поход в туалет и холодный страх последовавшей угрозы. Естественно, он не упоминает о таймере, и, возможно, её женское чутьё улавливает отголоски секрета.
— Что мне скрывать?
Ладонью Гарри убирает прядь волос за ухо. От пальцев и выше к локтю правая рука замотана в белые бинты. Место таймера болит, и никакие сильные болеутоляющие не способны снять агонию хотя бы ненадолго.
— Я не знал никого из них до того, как сел в поезд. Полагаю, вы перетряхнули всю мою жизнь и знаете сами.
Пэт делает глубокий вдох.
От неё пахнет духами. Запах смешивается с ароматом кофе, а всё, чего хочет Гарри — горький вкус пепла и сизый дым.
— Вас никто ни в чём не обвиняет, — агент Фармер красноречиво смотрит на коллегу, приподняв брови. — С этими ни у кого не было связи. Они жили очень изолированно от мира. Семьёй, если можно так выразиться.
Движением фокусника мужчина извлекает из недр стола чёрную папку. Гарри хмуро глядит на дно своей кружки, где медленно остывает кофе. Ему не хочется смотреть на фотографии, которые, он уверен, агент Фармер сейчас разложит перед ним.
— Качество очень плохое, — словно извиняется Энди. — Всё, что удалось достать.
Снимок сделан из поезда. Гарри сразу же узнаёт собственную фигуру, а также стоящего спиной к фотографирующему Луи. Всё те же плечи, тот же животный наклон головы. Переливы карамели в волосах.
Внезапно его атакуют призраки, пульсирующие воспоминания обо всех этих бесконечных, тянущихся тупой болью или разрываемых резкими мгновениями агонии ночах. Гарри зажмуривается, боясь, что Пэт прочтёт в его глазах тщательно скрываемую правду.
— Знаю, что тяжело. Но никто кроме вас не сможет помочь, — мужчина постукивает пальцем по единственной нечёткой фотографии и не спрашивает, требует. — Кто из них был самым опасным? Важно убедиться, что именно его тело мы нашли в обломках.
— Вы нашли останки?
На миг Гарри позволяет беспокойству овладеть собой, но это лишь миг, и он проходит, растворяется в уносимых потоком времени песчинках мгновений. Маска вновь на лице. Ни единым движением он не выдаёт себя, когда уточняет:
— Я был уверен, что взрыв уничтожил всё.
— В морге центральной больницы находятся четыре тела. Позже вам придётся опознать их, но сейчас лучше продолжить разговор.
Агент приглашающе машет рукой, и Гарри повинуется, двигает фотографию ближе к себе. Словно ему нужно смотреть, словно все их образы не выжжены калёным железом в памяти.
И только одну мысль не удаётся отбросить прочь: словно опавший лист, она возвращается вновь и вновь — он сможет увидеть тело Луи. Мёртвое и изуродованное огнём, но это шанс сказать «прости и прощай». Тот, о котором Гарри не смел мечтать.
А на губах горит их первый поцелуй.
Тогда.
Поглощённый бессилием, словно каким-то внеземным организмом с собственным разумом, Гарри не мог подняться на ноги. Всё сидел у подножия лестницы и смотрел невидящим взглядом вверх. На Луи, чьё терпение таяло, как таяла ночь за окнами без стёкол.
Гарри услышал раздражённый выдох, пальцы дёрнулись, подзывая. Ослушаться было невозможно, как и встать на трясущиеся ноги. Он пополз.
Каменные выступы ступенек впивались в ладони, больно били колени. Шероховатость старого камня, редкие сколы в нём под пальцами рассказывали историю дома. Гарри не слушал. Интерес вызывали только пепельный взгляд, полный недовольства, и чернеющие на смуглой коже цифры.
Даже с вытянутой к нему рукой в Луи не было мягкости или просьбы. Несгибаемая воля, требующая беспрекословного подчинения. В этой расслабленной кисти Гарри видел свой конец: пальцы сожмутся в кулак, а таймер на запястье достигнет нуля, его сердце остановится. Удалившийся после резкого приказа Олли подтвердил то, что Стайлс и так знал — несколько минут, отделяющих его от смерти, принадлежали Луи. Он был палачом.
Рассвет едва угадывался в пространстве. Гарри показалось, что воздух стал светлее, небо побледнело. Вокруг Луи, всё также изваянием застывшего на самом верху бесконечной лестницы, угадывалось лёгкое свечение.
В теле ныли косточки. Боль от бесконечных ушибов и испытаний двух прошедших дней достигла самого нутра. Гарри казалось, его соткали из этих боли и усталости.
Лестница закончилась, и на смену твёрдым ступеням, разрушающим его колени, пришли пальцы в волосах. Луи наклонился, запустил в нечёсаные пряди руку и сжал в кулак. От щедро хлынувшей боли Гарри застонал.
— Я не пытался, — слова едва складывались в нечто осмысленное, под зажмуренными веками сверкали алые искры. — Не пытался бежать!
— Я знаю, ягнёнок.
Луи чуть ослабил хватку, наклонился. Гарри почувствовал на губах его дыхание — терпкий запах никотина и что-то удушливо-древнее, что-то чужое. Пальцы на затылке мягко ласкали кожу головы, вторая рука коснулась губ. Чужое запястье так близко к лицу, и на нём мельтешение чернил под кожей — те же несколько минут, что остались в запасе у Гарри.
Зеркальное отражение собственного таймера, в которое было так сложно поверить. Стайлс смотрел во все глаза, впитывая растворяющиеся секунды. А Луи впитывал его дыхание, словно вместе с этими глотками воздуха мог вдохнуть жизнь. Она и так принадлежала ему, об этом кричали чёрные цифры, написанные от руки самой судьбой.
Гарри тряхнул головой в попытке сбросить сеть оцепенения, в которую попал. Молчание между ним и Луи ощущалось болтающейся над деревянным помостом петлёй. Совсем немного времени на передышку, и Гарри должен будет взойти на него, чтобы исполнить роль смертника, приговорённого к казни.
— Поднимайся.
Рука в волосах сместилась ниже. За ткань одежды на спине Луи вздёрнул его на ноги и без лишних слов потащил за собой по пыльным старинным коридорам. Не дом — каменный лабиринт, с бесконечными поворотами и проёмами дверей. С выходящими в сумрачный лес окнами без стёкол и ставней.
И словно льющийся из самих стен холодный страх. Ужас столкнуться с тем, что прячется в гранитных кишках этого места — шевелящаяся куча тряпья, под которой скрыта сущность первобытной тьмы. Сердце колотилось сильнее не от быстрых шагов, проекция чудовищно исказилась: коридор, по которому они шли, сузился, и конец его превратился в маленький шарик света, бесконечно далёкий.
Прежде, чем Гарри начал по-настоящему задыхаться от страха, хлопок двери отрезал разыгравшуюся паранойю, оставив её снаружи. Стайлс растерянно замер, уставившись на ноги преступника. На Луи были всё те же старые кеды с треснувшей в местах сгиба резиной и выцветшей плащевой тканью. Из-за коротковатых спортивных штанов Гарри заметил, что тот был без носков. Почему-то сознанию этот факт казался более важным, чем осмотреться, а потому он продолжал бездумно пялиться.
Луи разглядывал его в ответ, но недолго. Преступник вообще не отличался терпением, насколько Гарри смог понять за пару прошедших дней. Ступни двинулись с места с тихим шорохом резиновых подошв о голый шлифованный временем камень. Смелости проследить взглядом не нашлось.
Зашелестел полиэтилен, точь-в-точь как осенние листья по асфальту. Звук был громким, раздражающим нервы. Кожа покрылась мурашками от этого угрожающего шелеста.
— Эй!
Гарри не услышал ставшего привычным «ягнёнок», и сердце ухнуло в пустоту. Он опасливо поднял взгляд и встретился с потемневшими глазами Луи. Океан в самый его ненастный день.
Постоянный страх, преследующий на каждом шагу, превратился во второй слой кожи, облепил влажной ледяной плёнкой. Гарри шагнул навстречу, ближе к кровати, заправленной прозрачным полиэтиленом.
— Будешь пытать меня?
Он глядел на поблёскивающий в предрассветных лучах материал, и в голову приходили только самые ужасные мысли. А пальцы Луи, будто в подтверждение этому, чуть подрагивали.
— Если понадобится, — согласился тот.
Пистолет нашёл прибежище на рассохшейся полке у кровати. Нетерпеливые пальцы снова сжались вокруг локтя, но прежде, чем Гарри успел почувствовать эту надоедливую боль, Луи подножкой повалил его на постель и уткнул носом в полиэтилен.
Первой испугала невозможность вдохнуть. Гарри напряг тело, пытаясь освободиться, приподнять голову, но пёс прижал его, не позволяя шевельнуться. Тут же правую руку пронзила боль, не та терпимая мука, а новая, действительно резкая и подчиняющая своей силе.
Луи заломил ему руку за спину и внимательно разглядывал цифры. Он практически не шевелился, вдавив Гарри в кровать, и тот смог повернуть голову, чтобы с трудом, но дышать.
— Такие же, как у меня, — задумчиво произнёс Луи, поглаживая пальцем тёмную вязь на коже. — Почему?
— Мы связаны, — выдавил Гарри.
— Как связаны? Чем?
Луи чуть подтянул его локоть вверх, и от пронзившей боли Гарри вскрикнул. Этот метод убеждения работал безотказно: сквозь все алые искры под веками он готов был рассказать обо всём без утайки.
— Эти цифры означают, что один из нас должен спасти другого! Кто-то умрёт, когда таймер достигнет нуля!
Внезапно истязающие его пальцы исчезли. Гарри дёрнулся и смог освободиться от чужого веса. От обретённой вновь свободы он почувствовал лёгкое головокружение и прилив энергии.
— У меня всегда была эта татуировка. С самого детства.
Взгляд, потерянный в пространстве, был обращён на цифры. От былого морского ненастья в глазах не осталось и следа — лишь только серая пелена непонимания. Луи внимательно вглядывался в собственное запястье, стараясь осознать для себя значимость метки.
— Когда они пошли?
Вопрос застал Гарри врасплох. Каким-то образом он тоже потерялся в разглядывании, только вот собственный таймер был изучен вдоль и поперёк, и смотрел не моргая он на голый торс преступника, испещрённый всевозможными шрамами. От требовательного голоса Луи он вздрогнул и тут же поднял глаза выше.
Взгляды встретились, рождая в воздухе дрожащее напряжение. Гарри вдруг потянулся вперёд всем телом, словно цифры на запястье на мгновение завладели его волей, но вовремя остановился.
— В туалете поезда.
Не голос, а хриплое карканье.
Луи разорвал визуальный контакт, вновь обратив всё своё внимание только на таймер. Его ладони медленно сжимались в кулаки и разжимались обратно, словно он был не в силах контролировать движения своих конечностей.