На первый этаж замка Амелл поднимается как в бреду. В него едва не попадает стрела ожившего мертвеца – Алистер отталкивает его и вскидывает щит. Этот толчок приводит мага в чувства. Злость на себя, на собственную бесхребетность вырывается наружу, и не особо действующие против этих врагов заклинания стихии холода замедляют их, а тяжёлые, всё ещё не очень умелые удары меча усмиряют вовсе. Внутри всё дрожит от гнева, пока Амелл прорубает себе путь в главный зал.
Они пытали его. Пытали по приказу Изольды, что теперь убивается горем, просит спасти одержимого сына. А Виконд борется с отвращением, с желанием уйти, оставить всё как есть. Так, как она заслуживает. Так, как требует его внутренний голос.
Это навсегда испортит отношения между ним и Алистером, но Амеллу на это плевать. Он не считает королевского бастарда своим другом, он не имеет права зваться чьим-то другом после того, как поступил с Йованом.
Йован. Он хотел здесь всё исправить. Виконд не дал ему даже попытаться, прогнал, опасаясь за его жизнь. И меньшее, что может сделать Амелл – исправить его ошибки. Если, конечно, это вообще возможно. Если нет – умрёт, пытаясь. Это станет его искуплением.
После того дня всё становится только хуже. Амелл, хоть и спасает Коннора, не чувствует себя лучше. Он вымотан. Он устал. Ему нужно отвлечься. Ему нужно… поговорить. Ему нужен друг. Но кто знает, где сейчас Йован? Да и станет ли он вообще разговаривать с ним, после того, как узнает правду? Нет, конечно же, нет. Говорить с кем-то из спутников кажется плохой идеей. Лелиана и Винн слишком обеспокоены его состоянием, чтобы помочь забыть; Стэн, как и сам Амелл, не разговорчив; с Огреном завязать разговор сложно из-за отсутствия общих тем; Морриган… Морриган с ним больше не говорит, если на это нет крайней необходимости. Всё вышло крайне неловко, если он вообще верно понял её слова. Предложение разделить ночь на двоих…
Виконд отрывается от записей в дневнике и смущённо, почти виновато смотрит в сторону ведьмы, о чём-то говорящей с Лелианой. Морриган ему нравится. Но несколько в ином плане. Он восхищается её мастерством, сочувствует её прошлому, необъяснимо для себя тянется к ней, но понимает, что доверять ей нельзя. Что-то странное есть в её словах и действиях, нечто неуловимо странное, что не даёт покоя Амеллу, заставляет быть чрезмерно осторожным с ней. Куда более осторожным, нежели с остальными.
Он слышал, как после отказа Морриган назвала его «бесчувственной ледышкой», не в лицо, конечно, за глаза. Но сути это не меняет – она права. Виконд Амелл не тот, кого может интересовать подобное. Но сейчас, именно сейчас ему хочется говорить с Зевраном, скрывающим своего интереса к нему. Даже не столько говорить, сколько слушать его. Это успокаивает. Отвлекает. Виконд цепляется за него, как за замену Йована, хоть и понимает, что замены не выходит и никогда не выйдет: слишком они разные.
Но хуже всего, что все спутники по неясной причине уверены в их с Зевраном… романе?.. Само это слово звучит до невозможного абсурдно и заставляет задуматься о здравомыслии окружающих.
Да, ему нравится проводить время с Антиванским Вороном, равно как и узнавать от Стэна новое о неведомом доселе устройстве чужого народа, слушать Лелиану, чьи истории, хоть и являются вымыслом, завораживают. Но никто из них не вызывал и не вызывает лишних, неправильных мыслей. Все они – почти друзья, но никак не более того.
Вот только его мнение словно бы никто и не замечает. Лелиана всё чаще смотрит на него с «понимающей» улыбкой. Морриган почти всегда кривится при разговорах с ним, то и дело бросая недовольные взгляды в сторону эльфа. Винн укоряет, говорит, что сейчас не время. Пёс ластится к Зеврану едва ли не чаще, чем к своему хозяину.
Не зная, как реагировать на это, Амелл пытается избегать Зеврана. Глупо, это ни коим образом не решит проблемы, а лишь усилит её, убедив окружающих в том, что их выводы небезосновательны. Но ему самому так немного проще. Совсем немного и только до того момента, как наступает ночь его дежурства, и он надолго остаётся наедине с собой, своими мыслями и ошибками.
- Я в порядке, – в очередной раз повторяет Амелл, когда Винн подсаживается к нему у костра. Она даже не успевает задать свой вопрос, но он и без того знает, какой должен быть ответ.
- Молодой человек, вы пытаетесь врать целителю, – вздыхает Чародейка, внимательно вглядываясь в его лицо.
- Сейчас нельзя сбавлять темп. Мы должны найти Урну, исцелить Эамона, а после отправиться в Денерим и выступить против Логейна. Если я буду себя жалеть, кто поведёт отряд? И ты, и я прекрасно понимаем, что кроме меня на это никто не способен. У всех свои проблемы, они лишь перессорятся, не в силах прийти к компромиссу, следуя за собственными целями.
- Ты их недооцениваешь. В этом твоя главная проблема. Ты привык видеть вокруг себя либо врагов, либо тех, кто беспомощно ждёт спасения. Присмотрись к ним повнимательнее. Тебя удивит то, что ты увидишь.
Голос Винн звучит плавно. Она говорит искренне, желая помочь, и Виконд почти верит ей. Почти – всё же он знает, что её суждения ошибочны.
- Взгляни на них как я, – тихо возражает Амелл. – Ведьма, одержимая желанием отомстить матери, преследующая свою, пока не ясную мне цель. Бард, бегущая от прошлого и сомневающаяся в себе. Ведомый храмовник-недоучка, который не выдержит ответственности. Пьяница-гном без цели в жизни, некогда бывший превосходным воином королевской армии. Кунари, идущий ради написания рапорта о Море и способный хладнокровно зарубить мечом каждого из нас. Или ты? Ты не выглядишь способной вести отряд. Ты даже не жива.
- Ты и сам не создаёшь впечатление бодрого весельчака. Особенно сейчас, когда так вымотан, – вновь давит на него Винн, и Амелл нехотя соглашается с ней. Да, будь ситуация хоть немного иной, он взял бы небольшую передышку. Но сейчас это может погубить их всех, погубить весь Ферелден, а может, и весь Тедас. Нельзя останавливаться ни на день, иначе они могут опоздать. Быть может, они уже опоздали, и все эти их барахтанья в трясине проблем лишь оттягивают неизбежное. – Зеврана ты выделил намеренно?
Отвечать на этот вопрос не хочется. Амелл не любит говорить о том, чего не понимает, в чём совершенно не разбирается. То, что он чувствует по отношению к Зеврану, несколько отличается от того, что он чувствует к остальным. Пожалуй, он даже может назвать Ворона своим другом. Или же, всё это лишь наложение одного образа на другой?
- Я не знаю, – твердит он и вслух, отводя взгляд от Чародейки. Он запутался, он жаждет простого решения, но понимает, что его не существует, а потому терзается снова и снова. – Но я знаю, что остальные ему не доверяют, хоть и решили довериться мне. А ведь я сам куда более сомнительная личность… – Виконд невесело усмехается, когда воспоминания о собственных нелицеприятных поступках услужливо напоминают о себе. – Мне многое не нравится. Я – настоящий я – предпочёл бы убить Коннора и оставить Изольду жить с этим. Но «я-лидер» этого не сделал. Я спас их, спасу их всех, хоть и не считаю, что они это заслужили. Только не после того, что сделали с Йованом, – голос вдруг хрипнет, и Амелл смолкает. Он обхватывает колени и долго смотрит в пламя костра, борясь с желанием выговориться. У него нет права на то, чтобы жалеть себя. Он не должен ныть, ведь остальным вокруг не лучше, чем ему. Но в то же время он всего лишь человек, не лишённый эмоций. Людям нужно говорить, иначе они начинают гнить изнутри. – Ты не видела его, тебя не было там. А ведь в том, что случилось с Редклифом, он виноват не больше той суки.
- Следите за языком, молодой человек! – полушутливо журит его Винн. Дышать становится легче. Как будто некий ощутимо душивший его всё это время ком вдруг исчезает. – Ты слишком одержим прошлым, Виконд.
- Нет. Уже нет. Он отпускает меня… С тех пор, как я отпустил его.
Это срывается так просто и безболезненно, что Амелл удивлённо замирает, не в силах понять, действительно ли он так считает, или фраза произнесена в качестве попытки избавиться от продолжения разговора. Нет, лжи в ней нет. Но и сам, просто так, он не стал бы откровенничать с кем бы то ни было.
- Тебе всё же стоит отдохнуть, – аура, которую Винн распространяет, становится всё сильнее, крепнет, попутно усиливая и желание сдаться, позволить себе выговориться, стать слабым.
- После смерти успеется, – зло бросает Виконд, рассеивая чужое воздействие. Он не нуждается в жалости. Ему не нужна помощь целителя.
Амелл спешно уходит от костра, игнорируя брошенную вослед фразу, полную тревоги:
- Не нравится мне твой настрой.
После этого разговора Виконд лишь укрепляется в своём выборе избегать Зеврана. Да, это глупо. Да, не решит проблемы. Но зато это позволяет ему чувствовать себя немного легче. А без молчаливых укоров Винн, оставшейся вместе с Зевраном, Лелианой и Огреном в лагере, он и вовсе почти забывается. Стэну нет дела до взаимоотношений окружающих. Морриган и Алистер слишком увлечены очередным спором. Виконд остаётся наедине со своими мыслями.
Деревушка, в которой они решили закупиться необходимыми для дальнейшего пути вещами, совсем близко. Нужно лишь обогнуть лес, и она будет как на ладони, если верить словам Лелианы. Девушка не смогла пойти с ними из-за вывиха – Винн не одобряет чрезмерное использование целительной магии, в некоторых случаях, вроде этого, она настаивает на самоисцелении организма. Что ж, ей лучше знать.
Амелл настолько погружён в размышления, что не сразу замечает идущего навстречу церковника. Эта встреча становится для него без преувеличения потрясением.
- Вот уж не думал, что встречу живого мертвеца и здесь, – растеряно произносит Виконд, вглядываясь в почти забытые черты лица старого знакомого. Алим Сурана, погибший два года назад, сейчас живой и здоровый стоит перед ним. Так что же, Амелл не виноват в его смерти? Он не предавал ещё и его?..
- Викки, вот так встреча! – Сурана пытается казаться всё тем же, что и прежде, но Амелл видит, как сильно тот отличается от прежнего себя. Его попытка «вжиться в роль» выглядит нелепой и бессмысленной. Эльф взмахивает рукой, то ли испуганно, то ли изображая радость встречи, и из рукава церковного одеяния выпадает плохо закреплённый нож. Эльф смотрит на него беспомощно и обречённо, а затем неуверенно улыбается: – Я… могу объяснить?..
- Как будто нужно что-то объяснять. Иль думаешь ты, глаз мы не имеем? – ядовитая насмешка Морриган режет слух. Виконд хочет осадить её, но сдерживает себя. Как знать, вдруг у старого знакомого припасена ещё не одна тайна? Сейчас Амелл не один, подвергать опасности остальных он не имеет права.
- Я просто неудачно упал! – Алим, должно быть, понимает, что у него нет ни единого шанса, но продолжает юлить. Он виновато отводит взгляд, вновь улыбается и отступает на шаг. – С ножом в руке…
- Ритуальным? – уточняет Алистер, готовясь к возможному нападению. Амелл почти останавливает его, но, взглянув ещё раз на нож, решает этого не делать. Слишком осточертело ему всё это. Малефикары, одержимые, отголоски прошлого, возвращающиеся в его жизнь…
- Он вообще не мой! Мне его…
- Подбросили, – заканчивает Амелл за него. В Страже до сих пор борются чувство вины и чувство долга. Второе перевешивает, но он не спешит с приговором. Виконд никак не может понять одну вещь: почему именно здесь? Алим Сурана мог оказаться где угодно, в любом другом месте в любой другой роли. Он умеет забалтывать окружающих, лжёт настолько убедительно, что невозможно ему не поверить. Но жить в небольшой деревушке в глубинке, носить церковное одеяние и каждый день сталкиваться с храмовниками, которых просто не может не быть в церкви?.. Эльф либо сошёл с ума, либо здесь замешано нечто, непостижимое для Амелла.
- Ну почему вы мне не верите? – совсем отчаянно вопрошает Сурана, ища поддержки у Стэна. Но кунари никогда не встревает в решения Виконда. Лишь наблюдает и делает выводы.
- А с чего нам тебе доверять? – удивляется Алистер, непонимающе глядя на Амелла. Воин только начал осознавать, что всё куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, в то время как Морриган уже некоторое время наблюдает исключительно за реакцией Виконда. Считывает его, анализирует слова и действия, приходит к несомненно верным выводам.
- Что ж, у тебя минута на придумывание убедительной отговорки. Не сможешь меня переубедить, – Виконд насылает ужас, а затем резко убирает его. Алима бьёт мелкая дрожь, но крик он сдерживает, закусив ладонь до крови. В карих глазах смешиваются страх и отчаяние, а Страж-маг почти чувствует, как бешено бьётся сердце бывшего знакомого. Что самое отвратительное, Амелл доволен произведённым эффектом. Это по-настоящему пугает.
- Я… клянусь, что я не малефикар! Я не знаю, как это доказать, но я невиновен, – Сурана жалобно хнычет и обхватывает себя руками. – Йован бы мне поверил!..
Виконд замирает, пристально глядя в глаза эльфа. Упоминание Йована всё ещё больно царапает душу, но он с показным равнодушием произносит:
- А я не он, – Амелл тянется к мечу, сам толком не зная, что собирается делать дальше. Если Сурана – малефикар, правильно будет убить его. Но как же Йован, которому Виконд позволил уйти? А если всё это ошибка? Если эльф правда не виноват в столь очевидной, на первый взгляд, вещи? Доподлинно никогда не узнать, но возможная ошибка будет терзать Амелла всю жизнь. Его судорожные размышления прерывает Алистер. Опустив руку ему на плечо, королевский бастард пытается остановить, сбить настрой, не дать совершить ошибку ещё и здесь.
- Не надо судить сгоряча, – но Амелл скидывает руку и зло смотрит на него. И без его стенаний нелегко решиться на подобное! – Да что с тобой вообще такое? Ты меня пугаешь ещё с самого Редклифа!
Пугает. Неужели всё же почувствовал всю ту злость к нему и к его «семье», что ядовито пульсирует в Амелле, не давая ни на миг забыть о том, что произошло с Йованом?..
- Неверно подобрал слова ты: он холоден, как никогда. И, хоть признанье это мне претит, но в чём-то я с тобой согласна, – вдруг говорит Морриган. Виконд не знает, что она увидела, что поняла о нём во всей этой ситуации, но это явно что-то, что может ему помешать сейчас или в дальнейшем. – Он изменился. Сильно, если даже ты заметить смог.
- Я должно быть сплю, – усмехается Алистер на её слова, но тут же смолкает, встретив полный ненависти взгляд. – Кхм… ладно. Вик, какого демона с тобой происходит?
- Я в порядке, – вновь твердит Амелл ставшую привычной фразу. – А теперь, дай мне сделать то, что я должен.
Но Алистер именно сейчас решил дать волю своему упрямству.
- Вик… Виконд, подожди. Может, он и правда не маг крови? – по лицу несостоявшегося храмовника видно, насколько он обеспокоен происходящим. Пусть он и не всё знает, не всё смог понять в отличие от Морриган, но он единственный здесь глас разума. А может, всего лишь совести. Но именно он в итоге и не даёт Амеллу совершить очередную ошибку.
- Как же храмовникам повезло, что ты больше не в их ордене! Твои «вдруг», «если» и «может» их бы уже сто раз довели до беды! – магия пульсирует внутри него, сдерживать гнев становится всё сложнее. Чтобы хоть как-то унять силу, маг сжимает рукоять меча, чувствуя, как тот немного перетягивает на себя его эмоции.
- Вот именно! Ну, то есть… он же даже не напал на нас.
- Что подтверждает, что я не малефикар, верно?.. – вклинивается в спор Сурана. Когда его не прерывают, эльф смелеет и в свойственной ему прежнему манере продолжает рассуждения. – Так давайте не будем ссориться и вместо этого выпьем по кружечке эля в таверне неподалёку, а? О, эль там такой хмельной, уже с первого глотка ноги подкашиваются! Ты, Викки, расскажешь про Круг, про то, как вырвался из Башни, я заплачу за выпивку, и мы разойдёмся миром!
Викки… Это сильно режет слух, напоминает о детстве, воскрешает почти забытую боль.
- Моё имя…
- …не сокращается. Извини, запамятовал. Но против остального-то ты не возражаешь? Мы же друзья, Змеёныш?
Прозвище звучит без злобы и страха, не так, как звучало в Круге от всех, кто его когда-либо произносил. Нет, не от всех: Сурана и тогда произносил его так же. Просто, по-свойски, как друг.