Да, он рядом. Он рядом и держит Ханя в своих объятиях, переплетая их пальцы и пряча довольную улыбку в изгибе его шеи. От этого Лухан еще больше волнуется, ведь ему слишком хорошо сейчас.
— Сехун, — снова выдыхает он. Се трется своей щекой о его, и от этой нежности Хань забывает, как дышать. Он чувствует насмешливый взгляд парня, слегка хмурится, но быстрый поцелуй в уголок губ заставляет его залиться краской и уставиться в пол.
Такой милый. Я люблю тебя, малыш.
— Сехун, я…
— Лухан!
Хань вздрагивает от резкого крика. Он подскакивает на ноги, путаясь в одеяле, и едва не валится на пол, но его подхватывают чьи-то руки.
— С-сехун…
— Лухан, проснись, — Исин трясет друга за плечи, попутно усаживая того в кресло. — Хань, это я. Исин.
Лухан моргает пару раз, прежде чем сфокусировать взгляд на внимательном Сине, который с беспокойством оглядывает его с ног до головы. Он все еще не отошел от сна — Исин это видит, потому притягивает к себе, крепко обнимая и укладывая голову Ханя на свое плечо. Шатен мягко поглаживает его растрепанные волосы, нашептывая ласковые слова на китайском, пока Лу Хань окончательно не приходит в себя. Только сегодня это не радует Исина: Лу крупно вздрагивает и заходится в плаче, до боли сжимая его плечи и повторяя одну и ту же фразу, которую младший слышит на протяжении нескольких месяцев:
— Я так больше не могу.
— Я знаю, — шепчет Син и поднимает ослабевшего Лу на руки, вновь перемещаясь к кровати. Лухан тянется к нему, умоляюще смотря заплаканными глазами, и Исин, в который раз не может отказать, ложась рядом и обвивая талию Ханя руками. Старший утыкается носом в шею шатена и громко всхлипывает, руками цепляется за его рубашку, пытаясь подавить снова накатившие чувства. Исин шепчет простое и нужное: «Поплачь». Лухан больше не в силах сдерживаться.
Он ненавидит себя за слабость, которой поддается практически каждую ночь — та приносит за собой воспоминания, от которых хочется взвыть. Но Лухан все равно шарит рукой под подушкой, пока не натыкается на глянцевую поверхность фотографии. Та самая, которую когда-то показал Чунмен, аккуратно склеенная, надежно спрятанная и бережно хранимая. Лу, правда, не понимает, зачем это делает, но исправно смотрит на них двоих, целующихся и вроде даже счастливых. Смотрит долго, пока глаза не начнут слипаться, а время не перевалит за два тридцать. Сон настолько хрупкий (Се сказал бы «хрупкий, как Хани»), что он просыпается еще раза три, перед тем как снова «провалиться» в незнакомую виллу у моря, где есть только Лухан, Сехун, утренние легкие, нежные поцелуи и жаркие ночные признания. И все это заканчивается утренним пробуждением, потому что Исин не дает ему звать Сехуна больше десяти раз за ночь. Не дает, потому что сердце разрывается у самого. Потому что сон слишком счастливый, а реальность до сих пор горькая. Он пытается заставить Ханя жить здесь, но глупому старшему нравится там, в единственном месте, где есть Сехун, улыбающийся и целующий его.
Шатен поднимается с постели, когда Хань снова засыпает, и бесшумно выходит из комнаты, набирая номер их общего знакомого. Хуа отвечает по привычке быстро, бодро и весело и, будь у него настроение, Исин обязательно улыбнулся бы.
— Что-то случилось? — мягкий голос Хуа раздается в трубке, когда Син молчит дольше минуты.
— Лухан приболел, — неуверенно начинает шатен, прикусывая губу, чтобы успокоиться. — Ты уж прости, я его не отпущу сегодня.
— Ох, с ним что-то серьезное? Может, мне приехать? Нужны лекарства?
— Нет, не стоит. Ты и так много для нас делаешь, так что, пожалуйста, не нужно.
— Син-гэ, — тянет Хуа. — Ты же знаешь, я ради Ханя и его друзей на все готов.
— Хуа, правда, не стоит волноваться, — Исин мнется, вымученно улыбаясь. — Он быстро поправится и выйдет на работу.
— Ну… Ладно. Тогда передавай привет Лулу. — Младший немного расстраивается, но с нежностью произносит имя гэгэ и отключается в следующую секунду. Сина передергивает.
— Лулу, — невесело усмехается он. — Какое право ты имеешь называть его так?..
***
Исин долго не мог принять того, что сделал этот чудак Лухан. В тот вечер ему неожиданно позвонил пьяный вдребезги Сехун, заплетающимся языком назвал адрес и отключился так же внезапно. Чжан не имел привычки спешить, предпочитая сначала разбираться, а потом принимать решения. Только в этот раз, наплевав на позднее собрание, сорвался с места и поехал в клуб недалеко от дома Лухана. Сехун не буянил, просто тихо пил, черт знает, какую по счету бутылку соджу и каждые десять минут набирал номер Ханя и писал сообщения, невнятно проговаривая их вслух. На звонки никто не отвечал, а после и вовсе вконец добившее младшего: «Набранного номера не существует». Сехун чуть с ума не сошел.
Когда тебя предает любимый человек, это больно. Когда ты не понимаешь, почему он так поступил, это больно вдвойне. Сехуну было втройне: на следующий день позвонила Мэй и попросила забыть их и не сметь искать. Се будто сердце вырвали, показали ему с широкой ухмылкой, бросили на землю и растоптали. Тогда Исин впервые увидел слезы младшего. Всегда сильный Сехун кричал, как безумный, метаясь по квартире, круша все на своем пути, и плакал. Плакал так, что Исину захотелось выпрыгнуть из окна, чтобы не слышать, и не видеть, как Се страдает.
Спустя время он успокоился. Вернее стал похож на куклу, которой управляет искусный кукловод, дергая за ниточки. Знаете, кукла очень красивая, а роль в театре у нее главная. Зрители так ее любят, но не знают, что кукловод после спектакля безжалостно отбрасывает ее в сторону, захлопывая ящик, и даже не замечая, как по телу красивой куклы идет трещинка. «Трещинку» замечали только Исин и Кенсу, перед которыми Сехун давал волю чувствам.
Исин никак не ожидал одного: ссоры с Чунменом. Сильной, с глубокой обидой и долгими криками, такой, что оставляет раны на сердце, а после ты даже не понимаешь, что послужило причиной. И даже помириться хочешь, только потом видишь, как он не собирается раскаиваться, и решаешь уйти. Исин решил, и единственное, о чем он жалел, — невозможность контролировать Сехуна, слетевшего с катушек. Старший уехал в Китай после долгих уговоров Кенсу, который сразу понял, что Сину нужно перегореть. Казалось бы, все наладилось: он, наконец-то, увиделся с родными, почти счастлив на новой работе в фирме отца, а Кенсу каждый день звонит и дает трубку Сехуну. Спокойному Сехуну, который спрашивает, чем старший питается и не голодает ли. Однако он понимает, что это иллюзия, когда однажды, возвращаясь с работы, встречает Лухана. Тот выглядит плохо: похудевший и с синяками под глазами, в которых совершенно нет прежнего желания жить и двигаться дальше; Исина пробирает дрожь, когда на эти самые глаза наворачиваются слезы.
Проходит еще немного времени, прежде чем Син забирает старшего к себе домой, вопреки всем возражениям Мэй, которая наотрез отказывалась отпускать брата дальше, чем на метр от себя. Девушка закатила истерику, на все доводы Исина о том, что она должна строить собственное счастье, отвечая злым взглядом и тесно прижимаясь к тихо сидящему Ханю. Её связь с Лу была настолько крепкой, что Мэй чувствовала все перепады настроения старшего брата, могла точно угадать его мысли по взгляду, а потому послушно сдалась, стоило Лухану посмотреть на нее и ободряюще сжать маленькую ладошку в своей руке. Исин тихо радовался, что теперь сможет вытащить Ханя из депрессии, ведь гэ беспрекословно устроился преподавателем вокала в академию талантов, которой руководил Хуа. Пение — одна из его сильных сторон, которую он показывал очень редко. Однажды, еще в студенчестве, Исину повезло услышать голос Лу Ханя из комнаты для практики. Хань тогда очень смущался и просил никому не рассказывать, Син во благо зарождавшейся дружбы обещание сдержал. Лухан начал работать с детьми, сразу же очаровав даже самых отъявленных разгильдяев, завоевав доверие их родителей, и, кажется, действительно все стало на свои места, пока однажды ночью Исин не проснулся из-за всхлипов, доносившихся из соседней комнаты. Позже он узнал от Мэй, что каждую ночь Лу снится Сехун, и на нервной почве старший вполне способен причинить себе вред.
«Одинаковые идиоты. Один –вспыльчивый баран, другой – упрямый осел. Идеальная пара», — так думал Син про своих друзей, когда в очередной раз подрывался посреди ночи из-за надрывного «Сехун» из спальни Лу. Ему всегда долго приходилось успокаивать друга, жмущегося к нему в поисках тепла, и Исин с горечью понимал, что не может ничем помочь, потому что Лухан продолжает мерзнуть: его тепло не для Ханя, маленькие, аккуратные, но холодные ладони старшего не для него.
========== Глава 13 ==========
Jhene Aiko — Wading
Смотреть на то, как он медленно угасает, временами становилось настолько невыносимо, мучительно, и Хуа порой казалось, что он сходит с ума. Сердце в бессилии сжималось, когда он видел любимые потухшие глаза, где больше не горел прежний огонек доброты и кротости. Хуа не мог принять то, что Лухан так сильно изменился с их последней встречи, в далеком прошлом, на школьном балу. Прошло столько лет, а он до сих пор безответно влюблен в этого порой невыносимо упрямого парня. Хуа сгорал от желания прикоснуться к нему, поцеловать манящие губы и прятал тайную мечту запереть его и не показывать никому. Он не знал, почему именно Лу Хань. Из всех учеников и учениц школы его взгляд зацепился именно за светловолосую макушку этого парня, который был старше него на один год. У Лу было свое очарование: когда он улыбался, читая книжки про приключения, Хуа забывал, где находится. Когда Хань чуть склонял голову, приветствуя его в коридоре школы, выражая почтение ему, главе студсовета, Хуа желал лишь страстно поцеловать старшего. Лу Хань, по сравнению с ним, выглядел очень хрупким и совсем уж невесомым, потому Ван частенько просил кого-нибудь из подчиненных оставить на парте Лу обед и коробку его любимых конфет. До самого выпуска блондин и понятия не имел о том, что происходило вокруг него. Он совершенно точно не знал, что все поблажки и подарки на протяжении нескольких лет он получал от Хуа, и только когда парень сам признался ему на балу, Лу стало неловко. Он просто молчал и изредка улыбался, когда Хуа делал комплименты. Это должно было быть… приятно? Нет, Лу не чувствовал ничего, но хотел стать другом милого мальчика, который так безрассудно отдал ему свое сердце. И он стал, а Хуа влюбился еще больше. Все его мечты сходились на Хане, смущенно отвечающем на его поцелуй и шепчущем его имя в тишине ночи, в их общем большом доме. Порой, контролировать себя в присутствии старшего было слишком сложно, но он старался не пугать Лу. Хань оказался настоящим ядом, проникающим так глубоко, что о спасении и речи не могло идти. Все в нем, абсолютно все, притягивало несчастного парня, готового на что угодно, лишь бы Лу Хань обратил на него внимание. Это стало той зависимостью, с которой попрощаться было равносильно смерти, и хоть ее ненавидишь, пытаясь избавиться ради спокойной жизни, она рано или поздно дает о себе знать. Хуа был на самом деле слишком слаб, чтобы сопротивляться привязанности, переросшей в нездоровое обожание. Сильно зацикливался на воспоминаниях, вопреки всему делая недостаточно, чтобы отпустить прошлое, потому неожиданная встреча с Луханом заставила вновь испытать чувства мальчишки, который когда-то открыто заявил о своей любви к старшекласснику. Ван до сих пор помнит, как сладко заныло сердце, стоило Лухану в недоумении похлопать длинными ресницами и чуть приоткрыть красивые маленькие губки. Хуа не был так счастлив со времен того самого выпускного бала в школе.
— Как ты себя чувствуешь? — он чересчур заботлив, но от внимательного взгляда не ускользает, как Хань натянуто улыбается, стараясь отодвинуться от него.
— Все хорошо, — он не знает причины той дрожи в его голосе.
Хуа хмурится. Ему не нравится, как Лу подчеркнуто вежливо отказывает в просьбе пообедать, отшатывается от протянутой руки, будто Ван прокаженный, и поспешно удаляется из кабинета. Он снова строит в голове планы, но те, сразу обреченные на провал, рушатся каждый раз, стоит Хуа завести с Ханем разговор. Это порядком раздражает. В какой раз за этот месяц Лу отказывает ему? Хуа вовсе не устраивают ответы вроде «у меня болит голова», «нужно составить план уроков», «сегодня погода плохая». Есть ли у Лухана достаточная причина для отказа? Он не знает ее, но даже огромному терпению приходит конец, а уж он ждал непозволительно долго.
— Хань, — Хуа нагоняет его в коридоре, дергая за локоть и разворачивая к себе лицом. Лухан отводит взгляд, что еще больше заставляет Хуа негодовать. Одновременно с этим колючая досада расползается огромным пятном где-то внутри, отравляя обычно тихие и спокойные мысли младшего.
— Вы что-то хотели, директор? — Лухан говорит по своему обыкновению тихо и преувеличенно учтиво. Это злит, ведь Хань даже не понимает, что подливает масло в огонь из чувств Хуа, полыхающий с каждым днем все яростнее и яростнее.
— К чему этот цирк? — недоумевает Хуа. — Мы знакомы столько лет, брось это, Хань.
— Мне нужно работать, — единственное, что прилетает в ответ. Ван на мгновение застывает в удивлении и отпускает локоть старшего, тот успевает дойти до своего класса и провернуть ключ в замке.
— Значит, ты все еще сходишь с ума по нему? — голос, полный невыраженной обиды и горечи, заставляет Лухана вздрогнуть, а фраза выбивает из легких воздух. Лухан, словно статуя, стоит у распахнутой двери, спиной к внимательно следящему за ним Хуа, и не шевелится. — Тот… Айдол, кажется? О Сехун. Он тебя держит?
— Откуда… — пораженно выдыхает Лу. Младший ударил под дых, отчего гораздо больнее.
— Слухи ходили, что вы близки, — Ван сам не понимает, что несет и откуда взялись этот яд в голосе и ненависть к совершенно незнакомому человеку. — И потом, знаешь, выводы сделать очень легко. Честно говоря, агентство ведь не делало большого секрета из вашей… «дружбы». Ты часто попадал в камеры и едва ли не светился от счастья рядом с ним. Может, другие этого не замечали, но я… А потом этот неожиданный отъезд. Ходишь как убитый, отказываешь даже в самой малости. Скажи, Лулу… Я настолько противен тебе?
— Я… — старший не успевает договорить: Хуа толкает его в класс, хлопок двери гулко разносится по просторному помещению, а Лу Хань оказывается прижатым к двери железной хваткой. — Что ты…
— Не притворяйся, что не видишь, как я схожу с ума по тебе, — жаркий шепот в область ключиц. Лухану противно до слез и бешено колотящегося в испуге сердца. Хуа будто с цепи сорвался, словно в бреду, шептал что-то бессвязное, зажимая Лу между дверью и своим горячим телом. Омерзительно до душераздирающих криков, которые так хочется выпустить наружу, но ком застрял в горле, не давая старшему нормально вдохнуть. — Знаешь, Хань. Ты эгоист. Я даже не подозревал, что ты настолько бездушный, — Хуа опускает ладонь на талию блондина, заставляя того задергаться сильнее в попытке освободиться. Ван с отстраненной, лишенной всякой адекватности радостью думает, как же замечательно, что его Лулу по-прежнему такой хрупкий. Он бьется в его руках, как птица в клетке, распаляя Хуа. Глаза младшего загораются сладким вожделением и непонятным предвкушением, когда Лухан поднимает на него загнанный взгляд.
— Отпусти, — шипит блондин.
— Чтобы ты снова мучил меня? — издевательски смеется Ван, развязывая свой галстук. Хлестко вздернув черной сатиновой тканью в воздухе, он ловко перехватывает оба запястья Ханя. Ткань галстука скользит по ним, обдавая обманчиво приятным холодком, а в следующее мгновение —крепкий узел, давящий и раздражающий кожу. — Знаешь, я ведь мог не ждать. Просто взять тебя еще тогда, на балу. Ты был полностью в моей власти. Думаешь, смог бы противиться? — Хуа проводит носом по тонкой шее старшего. — Такой хрупкий, — одной рукой придерживая его запястья, второй пробирается под идеально выглаженную рубашку, большим пальцем оглаживая проступающие под кожей ребра. Лухан перестает дышать, широко распахивает глаза, и младший видит в них панику. — Еще тогда ты должен был стать моим.
— Что ты мелешь… — Сглатывая, хрипит Хань. — Хуа, приди в себя. Я совсем не узнаю тебя.