Он сейчас очень походил на Гермиону. Та сначала боялась ходить по Хогвартсу, постоянно поправляла форму и боялась, что ее выгонят из школы за малейшую провинность. Она едва не задохнулась в истерике, когда разбила вазу в холле – профессору МакГонагалл даже лично пришлось ее успокаивать. Вот и этот Том. Конечно, за драки полагается выговор, но…
- Сначала мы все успокоимся, а потом… мой дорогой слизеринский друг, лучше прямо сейчас отправь Лейстренджа и Гойла в Больничное крыло, а по дороге объясни, что они просто слегка ударились и этого не заметили. Иначе объясняться придется всем вам троим, и я позабочусь, чтобы профессор Снейп обеспечил вашим деятельным головам отработки до конца учебы.
Лейстрендж попытался что-то возразить, но как только Гарри услышал «круцио», то тут же перестал слушать. Он не был настолько убежден в превосходстве слизеринцев, чтобы поверить, что ребенок на первом курсе мог делать то, что он не умеет на шестом.
- А Риддл? – слизеринец сделал попытку призвать к ответу всех, но Гарри уверенно помотал головой.
- Сам разберусь. Поверь, я буду пострашнее недовольной мадам Помфри.
Наконец-то и эта проблема разрешилась, если не считать того, что Том Риддл молчал, и молчал очень агрессивно. Гарри не был уверен, что мальчишка правильно понял его жест доброй воли, не расценив его как поощрение внутрифакультетной вражды или как предоставление возможности уйти Лейстренджу с Гойлом безнаказанными.
- Том Риддл, да? Как обживаешься? – бодро начал Гарри, усаживаясь прямо на пол, чтобы не смущать ребенка своим ростом.
Ему не к чему было показывать превосходство таким способом, есть сотни методов куда более действенных и очевидных.
- О, чудесно, как видишь, - произносит ребенок, и Гарри едва сдерживается от того, чтобы присвистнуть; в голосе Тома слишком много яда для его возраста; хотя, Гарри нечасто приходилось общаться с детьми, он не мог сказать наверняка.
- Обижаешься? Аргументируй, - пожимает плечами Поттер.
- Что? - переспрашивает ребенок, если не удивленно, то непонимающе точно.
- Ты зол – я вижу. Аргументируй, почему зол на меня. Было бы неплохо, если бы я отвел их к директору, а тебе обеспечил теплое местечко на факультете? – предположил гриффиндорец, похлопав по полу рядом с собой рукой, приглашая Тома сесть.
Тот неуверенно оглядел Гарри, отошел от стены, принимая приглашение. Разумеется, первым, самым искренним и животным желанием было именно это. Ведь это было бы совершенно справедливо.
Точно так же, как и справедливо было раз и навсегда розгами отбить у задир из приюта желание набрасываться на младших. Справедливость и должна так проявляться, разве нет? Этот вопрос был основным, главным и… непроизносимым. Склочной миссис Коул ни разу не пришло в голову пресечь дурные наклонности тех, кто взрослее Тома, и ему пришлось найти способ наказать их самостоятельно.
Но Том верил, если еще умел это делать, в то, что в Хогвартсе все будет по-другому. Это же волшебная школа. Это лучшее, что произошло с ним за всю жизнь. Все просто не может повторяться.
Но все повторялось, и мальчик снова не мог ответить: «Да, это было бы честно».
- Я просто хочу, чтобы они оставили меня в покое.
Гарри согласно покачал головой. Да, это было нормальное желание для ребенка, оказавшегося в новой школе, в новом мире и на новом факультете. Но никто не говорил о том, что оно осуществимо.
- Теперь ты учишься в Хогвартсе, тут такие желания остаются наглухо замурованными в стены.
Гарри выждал еще пару наполненных грустным молчанием минут и, решив, что ситуация достигла пика напряженности, вскочил, задавая действительно волнующий его вопрос.
- А ты действительно круциатусом их?
Гарри предполагал, что у него нет никого опыта в общении с детьми.
Он часто проводил время с Беллой, но ее назвать ребенком не повернулся бы язык даже у Сириуса. Скорее, семилетняя Беллатриса была ураганом в зачаточной стадии, очень активным и иногда говорящим умные вещи, высмотренные в маггловских передачах - Сириус жил в нормальной квартире на окраине Лондона, где вся техника исправно работала. Гарри был уверен, что Белла любит его, и Белла действительно любила его слишком сильно, чтобы обращать внимание на то, что иногда гриффиндорец может быть надоедлив и бестактен. Она справедливо полагала, что это черта всех гриффиндорцев.
Том Риддл так не полагал.
Даже понятия не имея, что такое круциатус, но успев услышать это слово уже от всех, он сложил два и два и решил, что Гарри Поттер – не самый лучший персонаж для того, чтобы говорить с ним серьезно и искренне. Гарри Поттер в ответ решил, что лучшим ответом на упрямое молчание ребенка будет угроза отвести его к Снейпу.
Так, слово за слово, Гарри пришел на обед в Большой зал с искусанными губами и уверенностью, что «да, это был круциатус»; как мальчишка умудряется им пользоваться осталось не выясненным, потому что тот решил не ожидать продолжения разговора и убраться в неизвестном направлении.
Определенно, предположения о том, что Гарри не хватает опыта в общении с детьми, были совершенно обоснованы.
- Нашел себе кого-то в первый же день? - с сомнением протянул Рон, обращая внимания на потрепанный вид друга.
Рон был одним из тех, кто всегда выбирал тот вариант развития событий, над которым приходилось мало думать. Не то, чтобы Рон не любил думать, но он все-таки предпочитал заменять долгие размышления действиями. И он считал, что не все должны делать так же, как он. Поэтому и не мешал Поттеру временами строить гениальные планы по поводу причастности Снейпа к Ассоциации по защите гоблинов, а МакГонагалл – к изготовлению особой марки перьев – черных как ночь и плюющихся чернилами на все розовое в радиусе трех метров.
И «кто-то» у Поттера вполне подходит под описание: «Не очень вероятно, но почему бы и да?»
- Можно и так сказать, - поморщился Гарри, испытывая затруднения в произношении.
Он не в первый раз испытывал на себе круциатус – были неприятные случаи в детстве и на четвертом курсе – но этот был круциатус на уровень выше: быстрый, без контролируемого диапазона воздействия, да еще и от первогодки. Если бы Гарри закричал, последствий почти не было бы, но кричать, потому что ребенок тебе сделал больно? Ну, уж нет, Гарри закричит, только если наткнется на Снейпа в подземельях после отбоя. А искусанные в кровь губы – это дело пары капель заживляющего зелья.
- Гермиона, у нас еще есть пары сегодня?
- Прорицания и рунология, - тут же ответила девушка, уже выучившая расписание.
- Вот черт, и почему бы им в первый день не сделать поменьше уроков? Изверги.
Гермиона непонимающе посмотрела на Поттера, который не притронулся к еде, зато вытащил из сумки пергамент и начал на нем что-то строчить. Заглянув в него через плечо друга, девушка кашлянула. Не стоило такое Поттеру писать в Большом зале, не один Снейп любит подкрадываться со спины.
- Гарри, ты не думаешь…
- Я уже закончил, - Гарри свернул пергамент, передавая его Гермионе. – Вот, защитные чары – это важно, вспомните их на собрании ОД. Меня не будет, я попрактикую их в другом месте.
- Эй, я не позволю вляпаться тебе в приключение в первый же день! – тут же возмущенно вскочил Рон. – Без меня, по крайней мере.
- Давай округлим, и этот день будет вторым. Как только ситуация выйдет из-под контроля, я тебе тут же сообщу, дружище, - Гарри успокаивающе положил руку Рону на плечо, незаметно пытаясь заставить его обратно сесть. – Гермиона, просто держи его.
Опыта в общении с детьми у Гарри все еще не было, но он решил, что не со всеми детьми можно обращаться, как с детьми. Вот с Риддлом, например, теперь стоит поговорить как с взрослым человеком, который может убить всех в Хогвартсе. Гарри любил драматизировать, если это позволяла ситуация.
Карта папы и Ко часто помогала Поттеру-младшему. Вообще, ее должны были отдать ему только к шестнадцатилетию, но Гарри сам стащил ее из отцовского стола перед первым курсом, а забрать что-то у одиннадцатилетнего сложнее, чем уговорить Лили Поттер больше никогда не притаскивать Северуса Снейпа в дом в Годриковой лощине. Так что гриффиндорец начал осваиваться еще с первых дней, тщательно запоминая все имена важных шишек – старост, учителей и тех, кто просто обладает полномочиями нажаловаться на него директору – помечая потайные ходы и строя маршруты, помогающие преодолеть расстояние от Гриффиндорской башни до класса трансфигурации за семь минут.
И в этот раз Гарри тоже решил воспользоваться Картой, как самой надежной вещью в мире. Поттер не питал иллюзий насчет того, что магглорожденный, которого магический мир встретил хоть и враждебно, но встретил же, станет сидеть на одном месте и ходить по строго определенному для всех первокурсников маршруту. Тем более, что пары у них закончились еще до обеда. Так что использовать кусок пергамента, на котором присутствовал каждый обитатель школы, было умно.
А вот забираться в сердце подземелий было не слишком умно; Гарри решил, что обязательно скажет об этом Тому, когда доберется до него. Добираться пришлось через три говорливых портрета, одного Снейпа – весьма злого и испытывающего тягу к снятию баллов – и Кровавого Барона. У последнего даже удалось выяснить кратчайший путь до мальчишки.
Чем дальше Гарри шел, тем темнее становилось. Он даже не предполагал, что подземелья бывают действительно темными, несмотря на то, что успел побывать в каждом уголке Хогвартса за свои шесть лет обучения. И уж тем более Гарри не предполагал, что первогодка может делать в такой темноте.
Гарри в темноте прятался от Снейпа и варил оборотное зелье вместе с друзьями. Но Том не Гарри, верно?
Скоро впереди послышалось шуршание, совершенно безобидное и обнадеживающее: так шуршать мог только расправляющий мантию первокурсник, который точно не был таящимся во тьме чудовищем. Второе бы тоже не остановило Поттера, но потратить пришлось бы куда больше времени.
Карта показывала, что мальчишка был всего в шагах тридцати, и Гарри решил, что подкрадываться к ребенку, который действительно может в круциатус - не лучшая идея.
- Эй, я не знаю, кто там в темноте, но лучше Тому привести себя в надлежащий вид, потому что сейчас будет люмос.
Шуршание тут же прекратилась, а потом возобновилось с удвоенной силой. Гарри честно выждал пару секунд, а потом зажег огонек на конце палочки, который тут же осветил бледное лицо мальчишки. Мантия была накинута кое-как, галстук вообще что-то делал на полу, а еще мальчишка прижимал руки в груди. От напряженного мыслительного процесса Гарри даже прищурился, но потом решил, что лучше не думать о том, чем ребенок тут занимался. Меньше знаешь – крепче спишь.
- Опять ты? - уже совсем недружелюбно выпалил Том, щурясь от яркого света, и Гарри немного приглушил огонек.
- Да, это опять я, и я очень надеюсь, что ты готов к воспитательной беседе на полтора часа.
- Со мной не нужно проводить воспитательные беседы, просто оставь меня в покое!
- Я разве уже не сказал? Теперь ты в Хогвартсе, мы тут один за всех, и все против одного. Лучше тебе не быть тем одним, понял? – Гарри поймал себя на том, что нежничать с мальчишкой больше не было никакого желания; примерно так же он относился к профессору Трелони – вроде безобидная и не вредит, но быть с ней милым? это уж увольте.
Риддл отступил назад, хмурясь, и Гарри почувствовал слабый отголосок той боли, которую испытал пару часов назад. Было похоже, что мальчишка не особо контролирует это, но чтобы сказать наверняка – стоило спросить у него самого. А последнее, чем сейчас хотел заниматься Гарри – быть наседкой при слишком гордых первогодках.
- Ты мне угрожаешь? – наконец спросил Риддл, и Гарри с готовностью кивнул.
- Конечно, это же именно так и выглядит. Так что будь хорошим мальчиком, и ничего с тобой не случится.
«Хороший мальчик» сжал кулаки, но Гарри уж точно не собирался драться с ребенком. Беседа вообще пошла не по тому руслу, которое определял для себя гриффиндорец. Он хотел просто поговорить с ним, может, припугнуть; сбить с Риддла спесь, другими словами. Но никак не получать волну ненависти от мальчишки, к которому вроде как неплохо относился еще вчера. Гарри не любил такие резкие изменения в отношениях с кем-то.
- Ты кажешься мне сообразительным, так что обдумай мои слова, а завтра поговорим по душам, - поставил точку в разговоре Гарри, не обращая внимания на то, что она больше похожа на кривоватую запятую. – И не ходи по темным коридорам, здесь и шею свернуть недолго.
Комментарий к Глава 2
Мне действительно будет интересно прочитать ваши отзывы по поводу всего этого~
========== Глава 3 ==========
Учиться с Гарри Поттером невозможно. Он шумный, надоедливый, ему вечно достается все внимание, причем обычно – незаслуженно. Весь Хогвартс помнит историю, когда Гарри сбежал с урока зельеварения, проследил за профессором, убил его и вышел сухим из воды. Конечно, профессор Квирелл почти разрушил школу, пытался украсть Философский камень и напал на ребенка первым, но это не отменяет того, что хотя бы за убийство Гарри Поттер должен был получить всеобщее порицание. А получил он двести баллов, которые отошли в копилку Гриффиндора, и крутую шляпу от профессора Дамблдора.
Вспоминая эту вопиющую несправедливость, Драко невольно покрывался злыми мурашками.
Определенно, Поттер был всеобщей катастрофой. Если у него что-то не получалось – а не получалось у Поттера очень многое, например, вежливость и помешивание зелий в правильную сторону – то это на себе ощущала вся школа; если Поттеру приходила в голову какая-то глупая идея – последствия расхлебывал совсем не он.
Каким-то образом Гарри Поттер умудрялся втягивать всех, кто вокруг, а так же тех, кто вообще, казалось бы, никаким боком его не касаются. Малфоя-старшего, Снейпа, даже Барти Крауча-младшего, который вообще два года назад считался мертвым!
А теперь, когда Гарри Поттер стал старостой, страдать будут ученики. И что-то Драко подсказывало, что первокурсники – особенно.
Гарри Поттер был известен еще тем, что был единственным ребенком в семье. Это по-разному влияет на людей, на него же повлияло так, что теперь все потенциально интересные дети уравнивались в правах с шестикурсником и пользовались всеми преимуществами дружбы с Поттером.
Беллатриса, которая была официальной племянницей Драко по его матери, была настолько ярким примером, что это ослепляло всех, кто интересовался этим вопросом. Поттер уделял ей часы своей жизни, в это же время игнорируя всех остальных детей семьи Лейстренджей. Его любовь и внимание были строго избирательны, и если кому-то не повезет заинтересовать Поттера, то ему придется с этим смириться и попытаться получить удовольствие. Потому что просто так Поттер не отстанет.
«А этим мальчишкой он заинтересовался», пришлось признать Драко. «Что за дурной вкус».
Закончив первый обход в этом году, Драко отправился в гостиную, чтобы поскорее оказаться в мягком кресле. Он действительно устал, потому что Снейп именно ему поручил приглядывать за тем, чтобы Лейстрендж и Риддл не покалечили друг друга. Правда, Гойл и Лейстрендж умудрились попасть в Больничное крыло, но пока фамилия Гойл не имела ничего общего с фамилией Риддл – все было в относительном порядке.
- Драко!
Малфой едва не отправился к Мерлину, когда из темноты коридора на него вылетела Гермиона, уверенно – свирепо – сверкающая глазами.
- Грейнджер! Ты с ума сошла?
- Я спросила у себя это же полчаса назад, когда убегала от Филча, совершенно забыв о том, что стала старостой. Силу привычки не стоит недооценивать, - отозвалась девушка. – У меня к тебе просьба. Важная.
- Что не так с этим учебным годом? – пробормотал Малфой. – Нет, даже не думай, я не откажусь от идеи убить Поттера.
- От этой идеи тебе тоже придется отказаться, но пока проблема в Томе, а не в Гарри.
Да, определенно, в первокурснике была проблема. Драко и без просьб Гермионы считал, что он тут виноват в меньшей степени, потому что еще как минимум три магглорожденных первокурсника – один попал на Гриффиндор, два на Пуффендуй – ударялись в слезы в поезде, а когда старосты – им приходилось - спрашивали, в чем дело, в красках рассказывали, что Лейстрендж расистское чудовище.
Но и отрицать то, что Риддл магглорожденный, было слишком глупо. Поэтому и чувство превосходства Лейстренджа понятно. Эта ситуация вообще была очень спорной, как и все ситуации, в которых пытаются конфликтовать социальные свободы и традиции.