Поэтому даже после слов Гермионы о том, что она будет очень благодарна, если Драко не даст мальчика в обиду, он не мог сделать это в полной мере. В конце концов, Драко тоже считал, что магглорожденные несколько… в разы хуже, чем чистокровные волшебники. Кроме некоторых исключений, но обычно на одно столетие рождается лишь одна Гермиона Грейнджер.
В гостиную он пришел в смешанных чувствах, но без иллюзий на тему того, что кинется помогать мальчишке, как только станет свидетелем притеснений. В Слизерине все старались чтить негласный девиз: «Будь сильным или сдохни смирись с тем, что с тобой никто не считается».
Но гостиная решила изменить его планы: творился слишком подозрительный ажиотаж, а еще Лейстрендж выглядел виноватым, стоя рядом с Панси Паркинсон – старостой - и Риддлом.
- Что тут происходит? – толкнул Драко Блейза, сидевшего на спинке кресла.
- Тот что первокурсник извинился перед тем, кто второкурсник, а потом это повторилось в обратном порядке, - на автомате отозвался Забини, видимо, сказав эту фразу уже не первый раз.
- Стоп, что? Блейз, подробности!
Итальянец недовольно обернулся к Драко, но понял, что с этим человеком ему еще за одной партой сидеть, так что лучше сделать так, как он хочет.
- Я сижу спокойно, читаю, Лейстрендж на диване сидит, все тоже спокойно занимаются своими делами, потом открывается дверь, мы заинтересованно наблюдаем, как заходит Риддл, как осматривается, а потом подходит к Лейстренджу и говорит, что они все погорячились и он осознал свою вину в конфликте и не хочет повторения, и много еще таких миротворческих слов. Сначала Лейстрендж поухмылялся, а потом стал серьезным, дослушал и решил, что тоже хочет извиниться. Потом к ним подошла обалдевшая Панси и тут заявился ты.
- Благодарю, мистер Забини, - раздался из-за спины еще один голос, на этот раз Снейпа. – Рад, что ваша психологическая работа над ними дала результаты. Они должны были понять, что жить мирно гораздо лучше, чем воевать. В случае чего, всегда можно воспользоваться ядами. Пять баллов каждому старосте Слизерина.
Драко обернулся к Снейпу, раздумывая над тем, стоит ли говорить ему, что он вообще ни слова не сказал им за день, но его опередил Риддл, который как будто бы смог услышать их через всю гостиную.
- Было бы справедливо добавить столько же Гарри Поттеру, сэр. Он заставил задуматься меня над моим поведением. Я очень сожалею, что не сделал этого раньше.
Драко почувствовал, что силы его ярости хватит на взрыв всей планеты.
«Завтра» - понятие растяжимое, успокаивал себя Гарри.
Весь вечер он потратил на помощь Хагриду со стаей гиппогрифов, которые должны были участвовать в завтрашнем уроке. После – на выяснение, что же удалось выучить на собрании ОД, все оставшееся время ушло на то, чтобы осознать факт, что в то время, пока он решал проблемы слизеринцев, те заявились в Выручай-комнату и объявили, что тоже хотят нормально сдать экзамены, так что будут учиться вместе со всеми.
В связи с насыщенностью первого школьного дня – второго, если действительно «округлять» - было неудивительно, что Гарри проспал. И то, что Рон не разбудил его, тоже было неудивительно, в конце концов, Поттеру все-таки выделили отдельную спальню в связи с тем, что он стал старостой.
Привилегий у старост было не так уж и много: нервные срывы, постоянные прогулки с первокурсниками, которые очень сильно стараются забыть дорогу до классов, и отдельная спальня в башне своего же факультета – чтобы всякие личности не мешали учебе, которая у старост должна была быть еще и идеальной.
И если Гермиона пользовалась своей новой спальней вовсю – убрала все лишние кровати, повесила на стену доску, на которую крепила всякие пометки, будто играла в следователя из детективного сериала, даже где-то нашла огромный цветок, который назвала Джоном – то Гарри пока успел только понять, что спальня у него есть. А в ней еще пять кроватей, с которыми было непонятно что делать, и много пространства, которое было непонятно куда деть. Хоть все вещи из дома перетаскивай и оставайся жить в Хогвартсе навечно.
В любом случае, он проспал. Всего лишь на минут тридцать, но решил не бежать сломя голову, а спокойно принять душ, сходить на кухню за завтраком, все равно же опоздал. Флитвик, который в это время и должен был вдалбливать в головы детей жизненно важные сведения, был бы весьма разочарован поведением своего ученика, если бы не считал, что урок без Поттера на нем – самый продуктивный урок в истории его преподавания.
Успел Гарри к началу первой пары у профессора МакГонагалл – удачное стечение обстоятельств, потому что она не собиралась потакать дикой занятости Поттера-младшего.
- Ты почти не опоздал, - шепнул Поттеру Рон.
- Ты почти не забыл разбудить меня, - ответил тот.
- Разговоры оставьте за дверью, молодые люди, - вставила свое слово МакГонагалл, подходя сзади и решая, стоит ли для профилактики стукнуть гриффиндорцев чем-нибудь тяжелым.
И Гарри пришлось замолчать. Чтобы развлечься – в начале года МакГонагалл постоянно напоминала правила трансфигурации, соблюдая которые, ты не превратишься в раскуроченный труп – он оглядел однокурсников и наткнулся на взгляд Малфоя.
Особенный взгляд Малфоя, который одновременно выражал крайнюю ненависть, незамутненное восхищение и даже немного снисхождения. Чем Гарри его заслужил, было непонятно, но жутко интересно.
- Неужели Люциус наконец-то прочитал то письмо, которое я отправил ему в июне? А я думал, что оно совершенно затерялось в пачке тех писем, которые он получает ежедневно! – Гарри толкнул Рона, показывая на Драко.
Малфой тут же изобразил совершенную незаинтересованность.
- Какое письмо? Зачем ты вообще писал Люциусу Малфою? – отозвался Рон.
- Ну, Драко уже поднадоел с «мой отец об этом узнает», и я решил, что ему действительно пора узнать.
Отношения между Гарри Поттером и Люциусом Малфоем были особые. Глава Попечительского совета просто обязан знать в лицо главного нарушителя спокойствия и главную жертву одновременно.
Когда Квирелл чуть не убил Гарри на первом курсе, именно Поттеру пришлось провести с Малфоем наедине долгие полчаса, старательно отрицая то, что все случилось по вине Дамблдора. Люциус под конец метал взглядом молнии, но одна молния уже была у Гарри на лбу, так что он не волновался по этому поводу. На втором курсе Гарри чуть не съел Арагог, и на этот раз Поттеру пришлось отрицать причастность Хагрида. А на третьем курсе именно Гарри устроил истерику и уговорил Люциуса не убивать «милого и очень умного» Клювокрыла. А на четвертом и семья Гарри и Люциус собрались в доме Поттеров в Годриковой лощине, чтобы поругать Фаджа, Дамблдора и директоров остальных школ. Малфой уже слишком привязался к Поттеру, поэтому его скорая смерть на Турнире Трех Волшебников весьма бы огорчила аристократа.
Определенно, Гарри любил Люциуса Малфоя сильнее, чем его сына. Люциус Малфой старался отвечать взаимностью, насколько это позволяла его слизеринская душа.
И Гарри иногда писал Люциусу письма, в которых в красках описывал, в чем он лучше Драко. В эти моменты слизеринская душа Малфоя хотела его медленно и со вкусом придушить.
- Когда-нибудь я задумаюсь над тем, что ты слишком много времени проводишь с теми, кто старше тебя на полвека, - пообещал Рон, который был чем-то очень занят; Гарри был слишком заинтересован происхождением взгляда Драко, чтобы обратить на это внимание.
- Только с пятью. И один из них мой отец, не нужно мне тут твоих ехидных комментариев.
Поттер и правда проводил достаточно много времени с Сириусом, Ремусом, Джеймсом, Северусом и Люциусом. Но это можно было объяснить любовью к рыбам*.
- И все-таки, что с Драко не…
- Минус пять баллов с Гриффиндора, Поттер! Еще слово – и отработка у мистера Филча. Вам понятно?
Гарри прикусил язык, виновато смотря на МакГонагалл снизу вверх. До конца пар он прилежно сохранял тишину, даже подзабыв про Малфоя. Но как только профессор МакГонагалл решила, что всем можно идти, Драко Малфой решил, что Гарри идти как раз никуда нельзя.
- Ты еще и умудряешься учить жизни студентов моего факультета, Поттер? Или стоит сказать: ты угрожаешь студентам моего факультета?
Малфой, игнорируя пораженно замершего Рона, прижал Поттера к стене, хорошенько встряхивая. Поттер в ответ – чисто рефлекторно – пнул его в колено, заставив согнуться.
- Ой, - многозначительно прокомментировал Уизли, уже отвлекшись на что-то другое.
- Ты иди, тут меня ругать собираются, - махнул рукой Гарри, и Рон согласно кивнул; все собрались на обед, и Уизли не хотел его пропустить.
- Мне очень жаль – на самом деле нет – что я тебя чисто случайно поранил, - обратился Поттер к готовому разразиться угрозами и обвинениями Малфою. - Но про кого конкретно из слизеринцев ты говоришь? Угрожать и Гарри Поттер – вещи глубоко совместимые; уверен, профессор Трелони сказала бы, что мы подходим друг другу по гороскопу.
- Он про Риддла. Тот начал творить странные вещи вчера в гостиной Слизерина, и я бы обязательно рассказала тебе, если бы ты решил встать вовремя.
Гарри едва не подпрыгнул от голоса тихо подошедшей Гермионы. На секунду ему показалось, что его сердце остановится, но оно бодро продолжила стучать, не считая Гермиону особым препятствием для нормального функционирования.
Еще секунду ушла на то, чтобы решить, что лучше сказать подруге: «С добрым утром» или «Что такое ты тут городишь?» Гарри решил остановиться на втором.
- Мне ничерта не понятно, как Риддл стал самой обсуждаемой фигурой школы, но расскажи мне сейчас.
Гарри старался не заводить себе любимчиков. Любимчики заводили себе Гарри. Гарри был хорош в некоторых вещах. Он классно играл в квиддич, знал защитные заклинания, немного мог в определении «какая тварь напала на тебя и пытается убить». Еще родители Гарри позволяли ему покупать мороженое в неограниченных количествах, плюшевых драконов и цветы.
Но Том Риддл совсем-совсем не хотел заводить Гарри. Ему хватило вынужденной игры на публику, чтобы не превращать чудо всей жизни в «приют Вула №2». Но когда Том нашел просто потрясающее уединенное место в северной части замка, он обнаружил, что через пару минут это же место нашел Гарри. Если бы он знал о Карте Мародеров, то не стал бы особо возвеличивать совпадения, но были вещи, о которых не может знать первокурсник, даже если он прочитал все учебники за лето и набрал в библиотеке Хогвартса еще уйму книг.
- Привет, - бодро начал Гарри.
Том решил ограничиться кивком и красноречивым взглядом в книгу. Гарри этот прием видел постоянно, потому что с ним в одной башне жила помешанная на знаниях волшебница, и не придал ему особого значения, усаживаясь рядом.
- Итак, кое-кто решил помириться с однокурсниками?
- Я не предавал личные убеждения, потому что вся эта ситуация была совершенно не важной в мировом масштабе. Я ответил на то, что ты хотел спросить, - нехотя отозвался Том.
- А я говорил, что ты сообразительный. Будешь моим другом?
Комментарий к Глава 3
* Игра слов, понятная только носителям русского языка.
========== Глава 4 ==========
Нет.
Это простое слово, давно не произносимое, но все же знакомое и готовое сорваться с языка, эхом повисло в гулких коридорах Хогвартса, но так и не было произнесено.
Том отсчитал змеиные зубы, ловя себя на мысли, что ему неприятно к ним притрагиваться. Том любил змей. Змеи любили Тома.
У Тома Риддла не было друзей, Тома Риддла не усыновляли и Тома Риддла не хвалили воспитательницы. Его старались обходить, его старались поймать на слабости, его старались оставить в темном и сыром подвале, хотели забыть, уничтожить, стереть из своей жизни, как отвратительную кляксу, непонятно как попавшую на чистый пергамент, исписанный ровными строчками.
Змеи были единственными, с кем Том мог поговорить. Это было странно – говорить со змеями. Наверное, потому, что змеи не отличались развитым мозгом, способным на членораздельную речь. Том быстро понял, что все сказки про то, что змеи – мудрейшие из животных, нагло преувеличены, снабжены кучей выдуманных подробностей и не имеют почти ничего общего с реальностью. Змеи были глупы. Они действовали инстинктивно, их заботили самые важные и вместе с тем самые глупые вопросы: что пожрать и как поймать то, что выбрано потенциальным ужином?
Том быстро понял, что они начинают мыслить, только если он направляет их. Змеи могли рассказать многие секреты, но так, как умеют только змеи: рассказать о запахах, об интонации разговоров, о том, как долго они будут переваривать конкретного человека, если Том решит убить его. Змеи были отвратительны во многих вещах, в дружбе тоже. Но Том любил змей.
В них было нечто иное, чем дурацкие отношения его сверстников. Змеи были древними. В каждой клеточке даже самой маленькой и самой глупой змеи теплился огонек величия. Том ценил величие.
Не физическое преимущество, не деньги, не количество игрушек или количество любви, обращенной к человеку. Величие. То, что заставит склонить пред тобой колени, даже если ты наряжен в оборванное тряпье и не мылся около месяца.
Сирота Том Риддл не видел в себе величия. Маг Том Риддл был на него обречен.
Нет.
Ты угрожал мне. Ты манипулировал мной, а это еще хуже. Совершенно бесстыдно пользовался своим преимуществом. Я буквально ненавижу тебя за это. Я хочу, чтобы мы никогда с тобой не пересекались, потому что именно в тебе я увидел мага тогда, на заполненной снующими бесполезными не-волшебниками, площадке между платформами 9 и 10. Я хочу, чтобы ты исчез и никогда не появлялся.
Том еще раз посмотрел в рецепт, с сомнением перевел взгляд на зелье, но взмахнул палочкой, как и было велено. Он почувствовал себя очень глупо.
Для него магия была чем-то потрясающим. Он знал, что он особенный, но никогда – что настолько. Волшебные замки, переправа через озеро на лодках, потолок в Большом зале, отражающий погоду. Он чувствовал магию в каждом камне, в каждой горгулье, даже в воде озера.
И Том знал, что ее нужно делить. Он должен делить ту магию, которая наполняет воздух, с магией, которая превращает спички в иглы. Это будет правильно. Это шептал ему старый замок, это шептали ему змеи, это было то, что действительно имеет значение.
И Том Риддл точно знал, что при варке зелий палочку лучше отложить в сторону и не вспоминать о ней. По крайней мере, нельзя пользоваться ей так. Заставить ложку отсчитать ровно двадцать кругов по часовой стрелке – конечно, уменьшить огонь над котлом – несомненно. Но нельзя взмахивать палочкой над котлом.
Единственное, что произойдет – ты почувствуешь себя глупо.
Нет.
Нельзя предлагать дружбу тому, кого считаешь слабым, в ком видишь слабость, кому хочешь помочь. Это отвратительно. Это лицемерно. И это ложь. Я не слабый, я могу позаботиться о себе сам, и я не нуждаюсь в дружбе со старостой, просто найди себе еще какого-нибудь ребенка, которого посчитаешь одиноким.
Зелье для излечения фурункулов было готово, и Том совершенно не волновался, когда над его котлом склонился профессор Снейп. Должно быть, он привык, что от него все отшатываются, поэтому заинтересованно скосил глаза на оставшегося на месте первокурсника.
Профессор Снейп не умел разбираться в людях. Он мог развинтить их на гайки, колесики и пружинки, но как-то забывал о том, что после стоит собрать их и одолжить масленку. Но если он и смыслил в чем-то, то в нахождении людей, подобных себе. Одиноких, упорных и… пожалуй, несчастных. Том Риддл был похож на зеркало, и Северус отвернулся к зелью.
- Хорошая работа, мистер Риддл. Пять баллов Слизерину.
Том кивнул. Зелье было идеальным. Потому что Том умел читать и умел делать все правильно.
Тысячи «нет» сливались в одно «да».
Они переплетались, они вспыхивали и гасли, но они становились одним простым и понятным «да». И Том думал, что мог его произнести. Не просто так. Он мог бы превратить «да» в «не думаю, что мне это нужно», «возможно» и «не хватает общения с умными людьми?»
Но «да» застряло в горле еще до того, как приготовилось принять одну из этих форм.