Сердцебиение Стайлза начинает замедляться, но он даже не замечает. Дышать становится легче, но его это не волнует.
Когда Стайлз наконец выходит из чащи на заросшую жимолостью поляну, то уже находится в полудрёме, погружаясь в самый сладкий сон.
Он падает ничком, будто в его теле больше не осталось ни одной кости, и тут же засыпает на ковре цветов, позволяя ветру тихонько перебирать свои волосы.
— О, — разочарованно произносит приятный резковатый голос. Это последнее, что Стайлз слышит. — Ну ладно, и он сойдёт.
И потом он проваливается в туманный сон из воспоминаний о маме, не волнуясь больше ни о чём.
***
Стайлз приходит в себя в странной комнате с закруглёнными стенами, выточенными из выгоревшей на солнце мягкой древесины и покрашенными в цвет золотистой листвы, а также перевитыми плющом и ветками настоящих деревьев. Всё вокруг подсвечено изнутри тем же слабым приятным сиянием, которое напоминает ему о волосах мамы в солнечный день. Он не может сдержать стона — папа точно его прибьёт. Если, конечно, Стайлзу доведётся его когда-нибудь снова увидеть.
Честно говоря, мама никогда напрямую не рассказывала ему, кто она и почему исчезла на неделю до его рождения и вернулась назад практически человеком. Никогда не упоминала, откуда её семья и из-за чего они никогда не приезжают в гости. Но у Стайлза были свои теории, одна другой хуже.
— Ну что ж… — говорит кто-то, открывая дверь в комнату бедром. Этим кем-то оказывается миниатюрная темноволосая девушка с целым ворохом воздушных тканей в руках, которые она опускает у изножья кровати. — Тебе, наверное, стоит одеться, — она старается смотреть в сторону и густо краснеет.
Потому что Стайлз полностью голый. Да и полупрозрачная простыня, наброшенная на него сверху, ничего не скрывает.
Он вскрикивает, пытаясь нашарить где-нибудь свою одежду, но тщетно. Приходится перерыть ворох вещей, принесённых девушкой, и отыскать там шёлковые шаровары и некое подобие ниспадающей просвечивающей рубашки. Стайлз быстро натягивает их, несмотря на то, что шаровары так и норовят соскользнуть вниз по ногам, а рубашка сваливается с плеч, но выбирать не приходится — любая одежда лучше наготы.
— Меня зовут Кира, — представляется девушка, когда он заканчивает одеваться. — Ты голоден? Скорее всего, да. Мама говорит, что человеческие мальчики всегда хотят есть.
Стайлз обвиняюще указывает на неё пальцем и заявляет:
— Не буду я есть вашу еду! Я знаю, как это работает. Один кусочек — и вы обретёте надо мной вечную власть, или как там.
Она нахмуривается.
— Стайлз, ты наполовину эльф, а значит, уже в нашей власти. Раз с этим ничего уже не поделаешь, то можно и поесть. Пойдём, кухня в той стороне.
Стайлз следует за Кирой через лабиринт из коридоров и лестниц мимо закруглённых углов и бесчисленных залов, и на всём пути им не встречается ни единого существа, человеческого или нет. Когда они наконец добираются до кухни, она тоже пуста, но кто-то успел оставить на столе тарелку с аппетитно выглядящими фруктами и хлебом. Кира выдвигает ему стул, а сама усаживается напротив, опёршись подбородком на руки и внимательно разглядывая его лицо.
После минутной неловкости Стайлз всё-таки поддаётся зову своего урчащего живота и начинает осторожно кушать. Еда сладкая на вкус, что неудивительно.
— Получается… — говорит он с набитым ртом. — Получается, я наполовину фея?
— Эльф, — поправляет Кира. — Но в целом — да.
— И мы с тобой… родственники?
— Я же китцунэ, Стайлз, — замечает она со смехом, будто это всё объясняет. Стайлз непонимающе моргает в ответ, заставляя её вздохнуть. — Ты и вправду ничего о нас не знаешь? Есть много разных видов эльфов, но я не подхожу ни под один из них. Я дух лисы. В чём-то похожа на эльфа, а в чём-то — кардинально отличаюсь. А ещё я из Японии, просто сейчас… гощу при дворе, — и тут Кира морщит нос. — Без особого желания.
— Дух лисы, — повторяет он. — Хорошо. А я…
— Эльф. Такой же, как и твоя мама, только со смешанной кровью. Ну, оно и понятно, — она вздрагивает. — Прости. Наверное, невежливо об этом упоминать.
Стайлз нахмуривается, беря с тарелки какой-то неизвестный фрукт.
— И зачем я здесь? У меня же смешанная кровь, раньше я был никому и даром не нужен.
— Раньше от тебя не было пользы, — с виноватым видом оправдывается она. — А теперь появилась возможность тебя использовать.
— А если я пошлю всех нахер?
— Нельзя просто так послать Королеву нахер, — отвечает Кира. — Она найдёт способ заставить тебя согласиться на свои условия. Именно так я здесь и оказалась — если бы я не позволила забрать себя в служение на два столетия, Королева пошла бы войной на мой народ. — Кира пожимает плечами. — Но это не так уж и плохо. Два столетия пролетают быстро, уже почти половина срока прошла.
— Два столетия? — ошеломлённо повторяет он.
Но прежде чем она успевает ответить, на кухню заходит бледный худощавый мужчина с ледяным взглядом — тоже эльф, но какого-то другого вида — и провозглашает:
— Королева готова вас принять.
— Скажи своей королеве пойти на…
Кира перебивает его с милой улыбкой:
— Мы уже идём.
***
Кровь под длинными и острыми ногтями Королевы отвлекает Стайлза от её безупречно неземной ледяной красоты.
Она высока и стройна, и её золотые волосы ниспадают за спину перевитой струящейся волной. Глаза у неё такого же зелёного цвета, что и у мамы Стайлза, а недобрая улыбка открывает ряд заострённых зубов.
Их окружает странное подобие сада: Королева отделяет от чьих-то костей кусочки разорванной плоти и осторожно скармливает мясо плотоядным растениям, которые тут обитают.
— А вот и он, — говорит она елейным голосом, притягивая Стайлза ногтями за рубашку и рассматривая поближе. — Только посмотрите, он ведь смог бы сойти за одного из нас. — Королева с изяществом сморщивает нос. — Если бы не был таким… загрязнённым.
— Я самый настоящий грязнокровка, — поддакивает Стайлз. — Вам, должно быть, неприятно находиться со мной рядом. Просто скажите мне, где дверь, и я уберусь с ваших глаз долой.
Смех Королевы похож на звон бьющегося стекла.
— Ещё и забавный, — отмечает она. — Духи свидетели, это тебе не от матери досталось. — Её губы искривляются в ухмылке. — Тебе вообще ничего от неё не досталось. Бедный мышонок.
— Слушайте, — начинает Стайлз, — вам всегда было наплевать на меня и на маму, так почему…
Королева впивается ногтями ему в загривок и дёргает на себя. Черты её лица искажаются и заостряются, на глаза падает тень, и она шипит:
— Даже и думать не смей, что знаешь, чего я хотела или не хотела от своей дочери. Ты не понимаешь, о чём говоришь, дитя, так что держи рот на замке, пока я не вырвала тебе язык.
Стайлз пытается отпрянуть и не дать волю панике, но в её хватке не может сделать и шага. Наконец Королева разжимает ногти, и он тут же отпрыгивает на нетвёрдых ногах, пытаясь выровнять дыхание. Паника тут точно не поможет, да и дерзость, похоже, тоже.
Потирая загривок, Стайлз оглядывается в поисках помощи, но Кира не поднимает глаз от пола, а больше в саду никого нет.
— От вашей дочери, — осторожно повторяет он, чувствуя, как кровь на загривке начинает подсыхать. — Значит, вы — моя… бабушка.
Королева презрительно усмехается.
— Моя дочь отказалась от любой связи с нашей семьёй, когда решила обменять вечную жизнь на земную, и всё ради любви к человеку.
— Ну ладно, — тяжело сглатывает Стайлз, — я вам никто, хорошо. Я не против. Но зачем я здесь?
— Потому что я нашла, как тебя использовать, — изящно пожимает плечами Королева, будто и не выходила из себя. — Когда я заключила мир с врагами моего двора, то в обмен предложила им наследника престола, чтобы скрепить нашу договорённость. — С этими словами она вновь начинает отрывать кусочки мяса и подкармливать жадно клацающие растения у своих ног.
— Вы не можете просто так…
Королева бросает на него пронзительный взгляд из-за плеча, поэтому он затыкается, обдумывает свои слова и наконец спрашивает:
— Наследника престола?
— Да. И технически это ты.
Возможно, пришло время паниковать.
Её голос снова становится приятным, как будто они обсуждают погоду.
— Конечно, я бы никогда не признала кровную связь, если бы не нашла для неё применения. Но мне внушает отвращение одна мысль о том, чтобы ради мира, едва ли влияющего на нашу оборону, отправить свою внучку жить среди животных. — Она изящно вздрагивает. — Такая досадная обуза, что приходится сдерживать этих тварей, но что поделать. После потери дочери у меня нет совершенно никакого желания отдавать ещё кого-то от своей крови, чтобы удовлетворить прихоти низших рас. — Её губы растягиваются в ледяной улыбке. — Но мне и не придётся. Я пошлю тебя.
— Вы не можете меня отдать, — восклицает Стайлз, в отчаянии отступая назад. — Я вам не принадлежу!
Королева поворачивается к нему, прелестно дуя губы. Её пальцы всё ещё испачканы кровью и ошмётками плоти.
— Не пойдёшь по-хорошему? — говорит она. — Жаль. Но это не так уж и важно. Твоя мать отдала свою жизнь ради Джона Стилински. Я уверена, ты поступишь так же.
Стайлз даже не успевает потребовать от неё объяснений, как по взмаху её руки двое стражников втаскивают в сад его отбивающегося папу. Он бледен, морщины на его лице проступили сильнее прежнего, а в глазах плещется страх, но напряжение слегка ослабевает при виде живого и здорового Стайлза.
Стражники швыряют его на землю к ногам Королевы.
— Стайлз, — торопливо выдыхает папа с облегчением. Его голос срывается. — Ты в порядке.
Стайлз падает на колени рядом с ним и изо всех сил обнимает, даже не дав ему восстановить дыхание.
— Конечно, в порядке, — успокаивает он. — Зачем ты сюда пришёл?
— Ты не вернулся домой, — отвечает папа, так же крепко прижимая его к себе, — а твой джип остался в заповеднике. Я… я сразу понял, где тебя искать. — Он поворачивается к Королеве и требует: — Отпустите его.
Та лишь смеётся.
— Боюсь, это невозможно. Я заключила перемирие и хочу, чтобы Стайлз его скрепил. Если он откажется, ты умрёшь. Такая простая сделка, не правда ли? И справедливая.
— Такая же справедливая, как когда вы обещали своей дочери земную жизнь? — шипит шериф. — И дали ей всего десять лет?
Королева удивлённо моргает, словно она — сама невинность, и отвечает:
— Ты знаешь лучше других, Джон, что человеческий век ужасно короток. Я пыталась её предупредить.
Стайлз вздрагивает, прижимаясь к отцу и пытаясь что-нибудь придумать. Но не то чтобы у него был какой-то выбор. Не тогда, когда речь заходит о папиной жизни.
— Пап, — тихо начинает он.
— Нет. Не нужно ничего делать. Возвращайся домой, Стайлз.
Стайлз поднимает глаза на Королеву, весь дрожа и сжимая пальцами такую знакомую ткань папиной форменной рубашки.
— Пап, — снова шепчет он.
— Нет.
— Не забывай… есть овощи. Доктор сказал, что тебе полезно, пап. Для сердца. И не позволяй Рите угощать тебя сладостями во время дежурства… ну, если только раз в месяц. Думаю, раз в месяц можно. Еды в морозилке хватит минимум на две недели, а потом попроси миссис Флемминг, может, она научит тебя готовить что-нибудь простенькое. И передай мистеру Талботу, что я больше не смогу приходить на работу и мне очень жаль.
— Стайлз.
Закрыв глаза и сделав глубокий вдох, Стайлз поднимается на ноги.
— Если я соглашусь, то вы его отпускаете, — говорит он. — Не затягиваете, не ищете обходных путей и не причиняете ему боли. Отпускаете его домой и позволяете прожить свою жизнь — естественную человеческую жизнь — и никогда его больше не беспокоите.
Королева отвечает ему с безмятежной улыбкой:
— Даже обидно, что ты ожидаешь от меня подвоха.
— Пообещайте.
Она единожды кивает и даёт знак стражникам, которые подхватывают его папу под руки и тащат из комнаты. Стайлз и хотел бы отвести взгляд или закрыть глаза, но не может, даже когда из них проливаются слёзы.
— Я люблю тебя, — вместо этого говорит он, пока папа выкрикивает его имя, ругается и вырывается из рук стражников, которые без видимых усилий продолжают его тащить. — Я люблю тебя. Прости, пожалуйста. Мне не стоило заходить в лес.
И когда папа совсем пропадает из вида, а его крики стихают, что-то у него в груди ломается и начинает истекать кровью.
Стайлз поворачивается к Королеве.
— Это навсегда? — дрожащим голосом спрашивает он, ведь Киру забрали всего на два столетия, верно?
— О, мышонок, — ласково отвечает она. — Брак — это навсегда. В этом-то и весь смысл.
А затем Королева заливается своим пронзительным, трескучим, резким смехом, и внезапно мир вокруг проваливается в темноту.
***
Стайлзу уже порядком надоело приходить в себя в непонятных местах: в этот раз он проснулся от того, что его укачивает.
— Сочувствую, — шёпотом говорит Кира и протягивает ему бокал с какой-то слабо светящейся жидкостью. — Это поможет.
Стайлз выпивает его залпом, потому что если только это не яд, то хуже этот день стать уже не может, а потом садится и осматривается по сторонам.
— Мы что, серьёзно едем в карете? — удивляется он. — Запряжённой лошадьми? — Самих лошадей не видно, но зато слышится стук копыт по земле, так что это вполне логичный вывод. — Это уже «Золушка» какая-то.
Кира вымученно улыбается.
— Королева выделила для тебя свой любимый паланкин, — объясняет она. — И нас несут кентавры, не лошади. Не может же она доставить тебя к алтарю верхом на осле, а то будет казаться, что она не воспринимает ситуацию с должной серьёзностью.
— А разве это не так? — замечает Стайлз. — Она решила расплатиться мной, только потому что ей на меня плевать. Похоже, что для неё это всё — одна грандиозная шутка.
— Так и есть, — вздыхает Кира, — и эту шутку Королева хочет довести до конца. — Она откидывается на сидение. — Мы почти приехали. Ты… готов?
Стайлз бросает на неё быстрый взгляд и отводит глаза.
— Ну, — язвит он в ответ, потому что сарказм ещё ни разу его не подводил, — никто не предупредил меня, что речь идёт о браке, так что могу и передумать.
— А разве бы это что-то поменяло?
Ради папы? Конечно нет. Стайлз прикрывает глаза и спрашивает:
— Кстати, а за кого именно… Она сказала «животные». Неужто высокомерные принцы-говнюки, проклятые на жизнь в обличии козлов до тех пор, пока не научатся любить или не упадёт последний лепесток?
В ответ Кира смотрит на него так, как будто именно он тут сумасшедший.
— Оборотни, — объясняет она. — Понятное дело. Эльфийское королевство постоянно… скажем так, посягает на чужие земли, а стая Хейлов просто так за свои границы никого не пускает. Так что в отместку они начали охотиться на любимцев Королевы и довели её до белого каления. Война продолжалась несколько столетий, но потом ей это наскучило, и она заключила перемирие, скреплённое согласно обычаям. То есть браком, слиянием кровей. Потому что для эльфов нет ничего важнее крови.
Стайлз фыркает себе под нос, заставляя её виновато вздрогнуть.
— Ну и кто из волков достанется мне… — он проглатывает рвущийся наружу истерический смешок, — в супруги?
Все эти эльфы, китцуне, кентавры, оборотни, а ему сложно смириться именно с мыслью о браке?
— Не знаю, — отвечает Кира, — но я останусь с тобой и… помогу подготовиться. Прослежу, чтобы церемония прошла как обговорено, а потом доложу Королеве. Поэтому делай всё так, как я тебе говорю, и твоему папе ничего больше не будет угрожать. — Она вздыхает. — Кстати, прости насчёт этого… Я ничего не могла поделать. Он бродил по лесу вслепую и звал тебя, пока Королева не устала от шума и не забрала его.
Эта тема пока причиняет ещё слишком много боли, поэтому Стайлз погружается в угрюмое молчание. Несколько минут спустя паланкин — или что бы это ни было — останавливается и аккуратно опускается на землю. Стоит двери только открыться, как Стайлз вываливается наружу вперёд Киры, горя желанием как можно скорее встать ногами на твёрдую землю.