Сару направили в хирургический отдел — крупный осколок прорезал ступню глубже, чем Лэнс чувствовала. Чтобы достать его, пришлось сделать разрез, и опытный хирург не скрыл удивления, когда Лэнс отказалась от укола обезболивающего. Терпеть было трудно, но Сара не издала ни звука, впиваясь ногтями в подлокотник медицинского кресла. Снарт все время был рядом, но она не решалась взглянуть на него — не привыкла, чтобы кто-то видел ее боль.
— Ваша жена настоящий боец, — поддержал врач, кивнув Леонарду.
— Я знаю, — Снарт сдержанно улыбнулся и сжал руку жены в своей ладони. Сара слегка вздрогнула, но обхватила пальцы мужчины своими. Ладно, только сегодня. Только сегодня она позволит ему быть «мужем», пусть и не в полной мере, — Он мог убить тебя.
— Или я его, — усмехнулась Сара, слегка сдавливая руку мужчины от боли. Она посильнее сжала челюсть и повернула голову к Леонарду, — Я, вроде как, уберегла денежки банка.
— Не буду скрывать, что волнуюсь за твое состояние. Я просмотрел видеозапись с камер. Не думал, что на уроках по самообороне учат такому.
— Я рада, что ты здесь, — выпалила Сара прежде, чем решила, стоит ли это говорить. Это было чистой правдой. Пусть это был и не «тот» Леонард, он все же оставался собой и, самое главное, он рядом. Он переплел их пальцы, и Лэнс расслабилась. Она откинула голову на мягкую подушку и прикрыла глаза. Боль в ноге постепенно утихала, а сон того и гляди готов был захватить измученное сознание. В своей голове она пообещала отцу, что приедет сразу же, как только вернётся…
========== Глава 5. ==========
«Я позвонил Фелисити и сказал, что ты приболела. Люблю тебя!»
Сара ещё раз перечитала записку, обращая внимания на то, каким аккуратным был почерк Леонарда. Она когда-то давно читала статью (кажется, на корабле, когда не могла заснуть) о том, что почерк многое может сказать о человеке. Тонкие линии букв, неотрывно выведенные безупречно ровно, говорили о внутреннем стержне человека, о его желании все контролировать или что-то вроде того. Саре было проще думать об этом, нежели представлять, как бы звучало: «Люблю тебя» протяжным низким голосом, что она и сделала в первую очередь, прочитав записку.
Лэнс перевернулась на спину и взглянула на свадебные фотографии, представляя какой была жизнь Сары-2. Какого это жить в мире без супергероев, путешествий во времени и ночных кошмаров? Какого это, не чувствовать себя монстром, быть обычной девушкой, быть «женой»? Как это, наверное, приятно, каждое утро слышать: «Я люблю тебя», так искренне, легко. Интересно, какого это любить Леонарда и не боятся этого, не боятся, что его вдруг не станет? Саре-2, наверняка, чужды эти мысли, ведь её Леонард жив и не скрывает своих чувств, правда и спит в одной постели не совсем со своей женой, даже не подозревая об этом.
Сара нехотя приподнялась, стараясь как можно меньше шевелить перебинтованной ступнёй. Она свесила ноги с кровати, разрываемая между привычкой всегда быть при деле (увы, у капитана временного корабля не бывает выходного или отпуска) и желанием остаться в постели, отдохнуть, поспать и ни о чем не думать. Привычка пересилила, и Лэнс аккуратно встала, поморщившись от неприятной режущей боли в ноге. В ране есть один плюс — на несколько дней она спасена от работы, в которой ничего не понимает и от Фелисити, с которой она и в своей реальности не могла провести больше часа.
Лэнс наспех умылась, покрутившись перед зеркалом. Губа слегка опухла, и канарейка попыталась вспомнить последний раз, когда у неё оставались видимые ушибы. Шелковая пижама небесно голубого цвета ей нравилась, не смотря на то, что старые добрые спортивки, в которых она спала на волнолете, были куда удобнее. Приведя себя в порядок, Сара принялась выдвигать ящики в комнате, в поисках какой-либо информации. Она беглым взглядом рассматривала документы, которых была целая куча: документы на аренду дома, покупку машины, договор с бригадой по ремонту и так далее. Разбирая всю кипу, можно было провозиться целый день, поэтому Сара откладывала все, что казалось сейчас менее важным. За документами последовали фотографии с полароида, потёртые, потерявшие былую яркость. На фотографиях была Сара-2 в компании таких же юных девчонок, в шапочке выпускника и с дипломом об окончании колледжа в руках. Фотографии были разные: от красивых пейзажей до совместных фото с Лорел, Снартом, Фелисити. На всех Сара-2 светилась от счастья, выглядела беззаботно веселой и влюблённой в собственную жизнь.
Лэнс ещё долго рассматривала каждый снимок, давая себе волю представить тот или иной момент. От фотографий с Леонардом веяло особым теплом. Одна из карточек сильнее всех зацепила Сару. Небо с ярко малиновыми бликами, освещённое уходящем солнцем, служило фоном для влюблённых, которые улыбались, смотря друг на друга. Между ними нет условностей, поломанных судеб, разбитых надежд и сковывающего страха одиночества. Он не вор, а она не убийца. Он не подавляет в себе каждую эмоцию и каждое заражающееся чувство, а она не избегает его даже мимолётного взгляда, наполненного слишком глубоким смыслом.
Сара горько усмехнулась, провела пальцами по глади снимка и убрала фотографии обратно в файл, а затем в ящик. Она уже хотела вернуть на место и все остальное, когда заметила бежевый уголок блокнота, скромно выглядывающий из глубины ящика. Сара достала блокнот и повертела в руках. Все страницы были исписаны слегка кривоватым почерком, в котором Лэнс узнала свой собственный. На некоторых страницах стояли даты, некоторые были безжалостно перечёркнуты с такой силой, что лист разрывало в полоски. Сара уперлась спиной в кровать, поудобнее усаживаясь на тёплом полу, открыла первую страницу и принялась читать.
«Привет, дневник! Или что там обычно пишут? Мне совершенно не нравиться эта идея, но мистер Беннет утверждает, что излияние души на страницы тетради поможет мне справиться с самой собой. По его словам, мне необходимо принять реальность, перестать винить во всем себя и Леонарда… Как-будто эти дебильные записи смогут изменить то, что уже произошло. Не думаю, что дневник поможет мне посмотреть на своего мужа так же, как раньше. Все изменилось, и теперь я не могу понять, кто я, кто он и существует ли ещё „мы“. Я знаю, что на этих страницах могу быть откровенна, но я даже себе не могу признаться, что действительно слетела с катушек…»
Сара дернулась от хлопка двери с первого этажа. Она захлопнула дневник и, спрятав его под подушку, с трудом поднялась на ноги. На первом этаже были слышны тихие голоса, стук каблуков по паркету и звон ключей. Она, прихрамывая, добралась до дверного проема и прижалась спиной к стене, глазами, по привычке, разыскивая что-нибудь, подходящее в качестве оружия. Шаги перемешались по дому, было слышно как неизвестный то открывал, то закрывал холодильник. Лэнс схватила прикроватную лампу, сжала её так, чтобы в любой момент отразить атаку. Она тихо, насколько могла с больной ногой, выглянула, а затем аккуратно двинулась вниз по лестнице, опираясь свободной рукой в перила. Перебарывая боль, Сара спустилась вниз, одними губами выплевывая проклятья. Ступня горела, но девушка перенесла вес на больную ногу, освобождая рабочую в бою. Она приблизилась к кухонной арке и замерла. Все тот же стук каблуков вдруг приблизился, и, прежде чем девушка успела сообразить, из арки вышла девушка. Сара занесла своё оружие, и девушка вскрикнула, поднимая руки для защиты.
— Сара, это я!
— Лорел?
========== Глава 6. ==========
Сара так и застыла, угрожающе сжимая своё оружие в воздухе. Лорел недоверчиво покосилась на лампу, а затем испуганно взглянула сестре в глаза. Сара на мгновение перестала дышать, слезы сковали легкие, застыли комом в горле, но так и не нашли выхода. Лорел сделала шаг навстречу сестре, закусив губу.
— Милая, это я.
Сара звучно выдохнула, опуская лампу. Она не чувствовала, как разошлись швы на ступне, как свело мышцы рук от напряжения. Она в мгновение поставила лампу на комод коридора и прижалась к сестре с такой силой, что та простонала. Сара с упоением вдыхала родной запах кокосового шампуня, который любила Лорел и в её реальности. Все это казалось сном, забвением, миражом. Она вздрагивала от внутренней истерики, не в силах дать волю слезам, и Лорел заботливо погладила сестру по спине.
— Эй, ты чего? Сара? — Лорел мягко отстранилась и дотронулась тёплой ладонью до бледной щеки, — Что произошло?
— Я просто… — Сара едва выдавливала слова, — Все хорошо. Я так рада тебя видеть.
Лорел одарила сестру чрезмерно сочувственным взглядом, выдавила жалостливую улыбку и отняла руку, тяжело выдохнув.
— Леонард позвонил, попросил приехать. Он волнуется за тебя. Сара, ты что, снова начала пить?
— Чего?
Лорел закатила глаза и двинулась на кухню, тряхнув локонами. Стук ее каблуков неприятно резал слух, колотил по натянутым нервам, и Саре показалось, что она вот-вот не выдержит.
— Ты словно ребёнок! Господи, сколько можно? — взгляд сестры напомнил Саре тот самый взгляд Леонарда, когда она спросила об отце. Сочувствие, гнев, осуждение и жалость… Голубые глаза Лорел так и сквозили фонтаном противоречивых эмоций. Она отвернулась к окну, будто не в силах больше смотреть на младшую сестру, разочарованная и подавленная. Сара молча смотрела ей в спину, слова так и растворились на языке. Она попросту не знала, что сказать или сделать.
— Я знаю, что тебе пришлось пережить. Это страшно, немыслимо и… — Лорел обернулась, обнимая себя за плечи. Светлые глаза наполнились слезами, губы затряслись, но она взяла себя в руки, на секунду зажмурившись, — У меня пятилетний сын, Сара. Я не могу вечно бросать его в бесконечном побеге за тобой. Ты сбегаешь из дома, устраиваешь истерики, пьяная разбиваешь машину, а потом делаешь вид, что мы не пытаемся тебе помочь. Думаешь, Леонарду легко? Ты бросила его, сказала, что подашь на развод и сбежала. Почему ты так поступаешь с ним? — Лорел сверлила растерянную сестру злобным взглядом, а затем, обессилено выдохнула, — У тебя кровь. Я схожу за аптечкой.
Лэнс смотрела сестре в след, чувствуя, как холод пробирает до костей. Лорел было в тягость быть здесь, улыбаться, держать себя в руках, когда, как видела Сара, ей хотелось кричать на разрыв и, не оглядываясь, бежать из дома, прочь от человека, поступкам которого она лихорадочно искала оправдание. Сара не могла представить, какую боль она могла причинить ей в этой реальности, и ей было горестно от того, что даже здесь, где, казалось бы, было все куда лучше, чем в ее реальности, она не смогла быть достойной безграничной преданности Лорел.
Сара покорно села на диван и позволила сестре обработать ей ногу. Лорел сосредоточено смачивала бинт, стараясь не смотреть на Сару.
— Ло, мне жаль, — прошептала она, жадно всматриваясь в знакомые черты лица. Лорел тяжело выдохнула и кивнула, не сказав ни слова. Лэнс хотелось провалиться сквозь землю, сквозь эту реальность, сквозь весь поток времени и приземлится в глухой тайге.
— Тебе надо прилечь. Я помогу.
Лорел заботливо уложила сестру в постель и присела рядом, словно сомневаясь, стоит ли начинать разговор.
— Я не знала, как сказать, — неуверенно начала она, — Боялась твоей реакции, — последовала длительная пауза, старшая Лэнс нервно заламывала пальцы, прячась от прямого взгляда Сары, — У нас с Оливером будет ребенок. Я снова беременна. — она еще мгновение просверливала взглядом пол, а затем повернулась к Саре, которая не знала, какой должна быть реакция Сары-2. Самой же ей хотелось с силой обнять сестру, дать волю радости, затем это желание сменилось болезненным уколом все того же осознания не причастности этой жизни к ее собственной. И, судя по тому, как сжалась Лорел, весь водоворот сомнений отразился на ее лице.
— А какая у меня должна была быть реакция? Я… Рада. Ты ведь счастлива, а у меня нет повода не разделить твоего счастья.
Лорел странно на нее посмотрела, будто не доверяя только что сказанным словам.
— Ты даже на Джонатана смотрела так, словно он не заслуживает жизни. Он стал бояться тебя, Сара, — Лэнс могла лишь догадываться, кто такой Джонатан, а не понимание, поступки, о которых она не знала ничего, копились, как снежный ком, все глубже опуская ее на дно неизвестности.
— Я помню, как ты любила его. Он так ждал твоего приезда, а теперь… Иногда мне кажется, — голос Лорел охрип и она сжала шею руками, больше не в силах сдержать слез, — кажется, что в той аварии погиб ни один человек. Ты тоже. Мы все, — с этими словами Лорел встала и, быстро смахнув слезы с раскрасневшихся щек, направилась к выходу, — Я побуду внизу до приезда Леонарда, — она тихо прикрыла дверь, а Сара так и осталась, в немом отчаянии прислушиваясь к ее шагам…
Она еще некоторое время потерянно разглядывала изгибы декоративного дерева, не думая ни о чем. Она блокировала любую догадку о том, что в этой жизни сломало Сару-2, испортило ее отношения с сестрой, разрушило семью и заставило любимых людей биться в безысходности, упорно пытаясь ее спасти. Саре всегда казалось, что она предпочла бы любую другую судьбу той, что у нее была. Поломанная внутренне и внешне, разбитая, с горьким пеплом, оставшимся от надежд, на сердце, с горячей липкой кровью на руках, что клеймила ее монстром. Она с легкость готова была отказаться от стальной выдержки, силы и умения выживать, в пользу такой же комнаты, живой и счастливой сестры, мужа, с которым она могла не прятать ножи под подушку, в вечном страхе уязвимости.
Лэнс вдруг вспомнила про дневник и рукой нырнула под подушку. Нащупав, она перелистнула несколько страниц и остановилась на той, где почерк утратил сдержанность, размашисто истерзав страницу.
«Четверг. 28, 27 сентября,
Мистер, мать его, Беннет три с половиной часа пытался вытащить наружу мои страхи. Гребаный ублюдок. Его интересовали мои детские страхи, такие как боязнь высоты, под кроватных монстров, темноты… После аварии у меня на ключице остался шрам, и я боюсь, что не смогу свыкнуться с ним. Я боюсь стука в дверь. Стука в дверь, за которым последует очередной осуждающий взгляд, тяжелые вздохи, немое осуждение за то, что я снова выпила. Я не в силах объяснить Леонарду, что только так я могу выносить его присутствие. Только сидя на полу, в ванной, чувствуя холод кафеля на ногах, я могу просидеть в спокойствии несколько часов. Этот холод на ступнях напоминает мне о том зимнем вечере… Я помню, как в воздухе кружились хлопья снега, как я позволяла им запутаться в волосах, остудить разгорячённые щеки. Я помню каждую деталь, каждое ощущение, но совершенно не могу вспомнить, как была счастлива. Я, определенно была счастлива, те, последние секунды. Я ненавижу снег. Это не чистая пелена, скрывающая несовершенства осени, грязь дорог и опавшие листья. Это холодная кровавая бездна, в которой утопало мое едва живое тело. Я помню эту кровь. Она впитывалась в эту светлую перину, отравляя ее, окрашивала все вокруг. Иногда мне кажется, что я так и не смогла смыть ее с волос, я уверенна, что не смогла…
И, если честно, я боюсь темноты… Той самой темноты, что окружает меня даже днем. Когда-то я боялась и монстров, была уверенна, что они прячутся под моей кроватью или в шкафу. Интересно, где бы смог спрятаться такой монстр, как я?»
========== Глава 7. ==========
«Вторник, 17 октября.
Я не писала уже несколько дней — не было ни времени, ни сил. Мой психотерапевт считает, что я перешла на стадию „принятия“. Точно не знаю, что это значит.
Я, наконец, вышла на работу. Мистер Беннет считает, что это первый шаг в новую жизнь. Возможно, он прав. На работе мне легче абстрагироваться от тревожных мыслей, с головой окунувшись в накопившееся дела. Единственное, что даётся особенно тяжело — выдерживать сочувственные взгляды со стороны коллег. Я держусь, ведь изначально знала, что этого не избежать. Одна лишь Фелисити, поддержку которой я чувствовала даже на расстоянии, усердно делала вид, что ничего не произошло. Её старания были одобрены моей вымученной улыбкой, и, кажется, ей стало немного легче быть рядом со мной.
Всем было меня жаль. И, возможно, только поэтому меня со скандалом не уволили; простили мою истерику, пьяный дебош в кабинете начальника и постоянное отсутствие на рабочем месте. Может, босс ещё помнил мои заслуги в рекламном бизнесе, мою преданность работе и усердие, которым я более не могла похвастаться. А, может, Леонард смог повлиять на ситуацию. Он скрывал, что принимает в этом участие, но я прекрасно знаю, что он заезжал ко мне в офис. Он надеется, что любимая работа сможет вновь завлечь меня с той же силой, что и раньше, а я, как бы не надеялась вместе с ним, знаю, что больше не смогу придумать ни одного достойного рекламного слогана.