Где-то опять что-то взорвалось. Звук был словно от бомбарды. Гриффиндорец вскрикнул и тут же ощутил на своих губах горячую ладонь Сириуса. Хотелось вцепиться в неё зубами, и Ремус с трудом сдерживал этот животный порыв.
— Пуфсти меня. Пуфс… Сириус… — обеспокоенно забормотал юноша в ладонь друга.
Лицо Блэка было в нескольких сантиметрах от его лица, и Ремус ощущал учащённое дыхание товарища кожей, но перед глазами всё расплывалось из-за виноватых слёз, и разглядеть Бродягу было совершенно не возможно. Ремус обхватил руку Сириуса своими ладонями и потянул её вниз, стараясь не поцарапать того ногтями — один порез мог стать фатальным даже сейчас. И Люпин не поцарапал, однако едва не сломал другу пальцы.
— О Мерлин, прости меня… прости… — не своим голосом зашептал Ремус, освободившись и тут же отползая к стене, беспрестанно натыкаясь на ноги студентов. Те, наконец, заметили юношу и стали сами расступаться перед ним, освобождая путь, видимо, приняв приступ Люпина за банальную панику и не желая в неё вмешиваться.
— Успокой его, — зашептал кто-то Блэку.
— Сама успокойся, Джонс, — грубо огрызнулся тот, прижимая болящую ладонь к груди и вновь приблизившись к Ремусу. Парень уже упёрся спиной в стену, но всё равно не оставлял попыток отдалиться от надвигающегося на него Бродяги, даже не замечая того, что старания себя совершенно не оправдывали и препятствие на его пути не исчезало.
Сириус снова оказался рядом, снова присел на пол, но не спешил вновь что-то предпринимать. Он лишь внимательно смотрел на Ремуса, а потом нерешительно положил руку на его плечо, поддерживающе его сжав. Люпин вздрогнул от этого почти забытого прикосновения и застыл в растерянности, а затем весь прильнул к едва не сломанным им только что пальцам, устало поскуливая и дрожа всем телом.
Сириус растерялся кажется, но через мгновенье его вторая ладонь уже сжималась на другом плече Люпина… Затем его руки постепенно сомкнулись на лопатках, и Блэк плотнее притянул разом обмякшего в его объятьях Ремуса. Он крепко прижимал того к себе так, что парень почти задыхался. Но эта удушливая нежность выжимала из него последние силы, не давая и шанса приступу вновь возобновиться.
Воротник пальто Блэка оказался до ужаса колючим, и Ремус понял, почему тот весь день его поправлял — шерсть раздражала кожу, кажется, почти царапая её. Подбородком Люпин отвёл ворот в сторону и прижался к голой шее Сириуса, судорожно выдыхая, и Блэк почти также тяжело задышал ему в макушку. Он отстранился на миг, наклонил голову и поцеловал Ремуса в губы. Его собственные были жёсткими и требовательными, горячими, и они почти сразу отстранились, оставив после себя лишь саднящий зуд.
Ремус поражённо уставился на Сириуса, а тот смотрел на него всё тем же знакомым изучающим взглядом.
— Это очень нехорошо, — изумлённо прошептал Люпин.
— Это ты мне говоришь, — невесело ухмыльнулся Сириус и отвернулся.
— Блэк… — позвал ему Ремус, но парень его проигнорировал. Даже не оглянулся, хотя всё так же крепко обнимал, прогоняя боль, слабость и страх.
Со временем Ремусу стало лучше. Не идеально, но и сожрать ему больше никого не хотелось. Смущение и вина, нежелание показаться слабаком и неловкость — всё это быстро подняло Люпина на ноги. Ничего не говоря, Блэк помог ему встать и остался рядом, крепко удерживая за локоть.
— Где Питер? — это было первое, что Ремус спросил, изгнав остатки мелкой дрожи из тела.
— Улизнул, — бросил парень безразлично, а затем оглядел присутствующих, взглядом находя Марлин Маккинон. Девушка негласно была избрана лидером перепуганной толпы студентов и неплохо справлялась со свалившимися на неё обязанностями, на корню пресекая панику и попытки выбраться из таверны, но руки её дрожали, и она всё чаще смотрела в сторону Гидеона и, кажется, лишь его присутствие не девало Марлин полностью расклеиться.
Мадам Розмерта, решившая идти на дно вместе со своим судном, стояла в группе затесавшихся в таверне младшекурсников. Те жались к ней, словно к матери, а она гладила их по головам и без конца что-то говорила. Её голос, непривычно тихий и умиротворяющий, растекался по пабу горькой карамелью. Она рассказывала какую-то очень интересную историю, но интересную ровно на столько, насколько того требовала ситуация, потому что когда Гидеон внезапно оказался рядом всё внимание тут же вернулось к нему. Его место живого щита заняли трое волшебников. Орден Феникса, наконец, прибыл.
— Мадам, — обратился Гидеон к хозяйке паба, — тут ведь есть другой выход, верно?
— Да, конечно, идёмте за мной, — женщина развернулась на каблуках и поспешила за барную стойку, она прошла через маленькую незаметную дверь на кухню, а за ней быстро-быстро сменили студенты.
— Умница, — услышал Ремус краем уха. Это Гидеон обращался к бледной, как скатерть Марлин, похвалой придавая так нужные ей сейчас силу и уверенность. — А ты, Блэк, — обратился мужчина уже к Сириусу, серьёзно и без всякой нежности, — палочка наготове. Считайте, что сегодня ваше боевое крещение, молодой человек, — юноша кивнул. Эта фраза звучала, как разрешение убивать.
«А мне, — подумал Люпин, — можно будет сегодня кого-нибудь убить?» — и юноша вновь тяжело задышал, испугавшись этой опасной мысли. Нет, он всё ещё был не в порядке, потому что едва не добавил в конце: — «Ну, пожалуйста».
— Не отставай, — вывел его из ступора Блэк, парень крепко держал его за руку, следуя за Мадам Розмертой по узким проходам кухни и склада.
— Всё, чему я учил вас летом, молодой человек, — выпуская их из паба, произнёс рыжий волшебник. «Летом?» — уцепился Ремус, а затем дверь перед ним раскрылась и, осенняя стужа дыхнула в лицо.
— Нам нужно в Сладкое королевство, — процедил Сириус.
— Туда-то мы вас и надеемся привести, - ответил ему Гидеон.
Воспоминания о том, как они всего час назад шли в Хогсмид вдруг показались какими-то нереальными и невозможно далёкими. Сейчас всё было совсем иначе. В морозном воздухе больше не ощущалось лёгкости, не было слышно детского смеха и разговор лавочников, спорящих о всяких житейских пустяках и о том, у кого цены были ниже и выгоднее. Всё исчезло. Всё пропало. Сгинуло.
Сама сущность этой пропитанной волшебством деревни оказалась задавлена Чёрной меткой, съедавшей всю радость и весь блеск солнца. Было темно, и мрак был не чёрного, а кого-то грязного зеленого цвета.
Они бежали вслед за группой орденовцев. Ветки и сухие листья хрустели под ногами, выдавая и предавая, но до поры никто не обращал внимания на их слишком организованную толпу. Вокруг летали проклятья, но те, что по случайности неслись в сторону студентов, успешно отбивались. И Ремусом в том числе. Но, конечно, всё это была лишь случайная удача, вызванная переполохом в рядах самих Пожирателей Смерти, не ожидавших столь быстрого и отчаянного ответа светлой стороны. Но чем дольше шёл бой, тем серьёзнее становилась угроза и тем более нереальным казалось спасение.
Они не шли прямиком к цели, а плутали вокруг, боясь случайно раскрыть расположение тайного прохода недругу. Пришлось разделиться, чтобы хоть как-то запутать врага. Сириус и Люпин пошли направо, а Марлин и Гидеон скрылись у почты и стали ждать, пока первая группа обогнёт «Зонко» и сможет пробраться к «Сладкому королевству».
Маленькая ватага пошла быстрее, и в ней Ремус всё больше ощущал себя в роли балласта. Он шёл всё медленнее, чаще спотыкался и становился всё менее полезным. Усталость возвращалась. И в какой-то момент они с Сириусом просто отстали, а затем и вовсе заблудились в трёх соснах — в месте, которое они, казалось бы, так хорошо изучили за семь лет учёбы, но сегодня просто не узнавали.
Блэк был растерян и тоже устал, но он из последних сил тянул за собой Люпина, который был уже на грани того, чтобы пафосно воскликнуть: «Брось меня». Но Ремус знал, что это лишь подействовало бы Сириусу на нервы и всё равно не привело совершенно ни к какому эффекту. Потому гриффиндорец молчал, позволяя горячей руке тащить его вперёд. Он лишь надеялся на то, что его сегодняшняя слабость не обернётся для кого-то из них скоропостижной гибелью.
Внезапно вокруг сомкнулись тяжёлые сухие ветви деревьев. На них не было листвы, но их было так много, что они с лёгкость заслоняли свет Чёрной метки. Ремус сделал над собой усилие и понял: они были в давно погибшем саду вокруг Визжащей хижины.
— Зачем мы сюда пришли? — спросил юноша.
— Дамблдор говорил вроде, что здесь мощные чары… Может, нас тут не найдут. Мы переждём, а потом через проход…
— Нам надо в Хогвартс прямо сейчас.
— Ремус, — Сириус выпустил руку Люпина, поднял камень с земли и разбил им окно, — я устал, — проговорил он недовольно, отковыривая остатки стекла от рамы, но Люпин решил, что произнося «я устал», Блэк имел скорее: — «Ты устал, а я просто заколебался тащить тебя на своём горбу, поэтому, пожалуйста, не возникай и не беси меня». И Ремус решил не возникать.
— Мерлин, ну что ты опять там себе напридумывал? — спросил Блэк, заглядывая в лицо другу, но в этот момент что-то вновь затрещало и загремело, и парни торопливо полезли в разбитое окно.
Ремус ненавидел это место. Он старался и вовсе не оглядываться по сторонам, боясь случайно увидеть истерзанную им некогда мебель или глубокие борозды на полу и стенах. Сириус оттопнул в сторону ковёр и открыл люк, ведущий в тайный проход. Видимо, ему и самому было неприятно быть тут.
— Посидим там, — предложил Блэк, — переведём дух и пойдём в Хогвартс, — он пропустил Ремуса вперёд, а затем сам спустился в лаз и закрыл крышку.
Ни звука не проникало под толщу земли, ни единого лучика света. Сириус призвал Люмос, но почти сразу его потушил. Ремус был ему благодарен. Глаза всё ещё раздражал яркий свет. Да и не хотелось парню, чтобы друг его сейчас видел.
— Прости меня, — прошептал Ремус.
— Ты не в чём не виноват, — тут же ответил ему Сириус. И судя по голосу, он был гораздо ближе, чем Люпин на то рассчитывал.
— Мы могли погибнуть из-за меня, — выдавил гриффиндорец, всё более срывающимся голосом.
— Но всё хорошо и мы оба живы, — просто заключил Бродяга, а потом вдруг дёрнулся и ругнулся: — Твою же мать… Ты что — решил пореветь там?
Люпин замолчал, с каждой секундой чувствуя себя всё более жалким. Он действительно давал слабину.
— Нет, — тем не менее, соврал юноша. — Я не реву.
— Ты весь сентябрь ревёшь, — прошептал Сириус недовольно.
— Прости меня, — снова извинился Ремус, честно не зная, что он мог ещё сказать. Он чувствовал раздражение товарища, и его самого начинала нервировать собственная слабость. Парень честно старался взять себя в руки, но не мог, медленно, но верно в себе разочаровываясь. — Я должен был остаться в Хогвартсе, как ты и говорил, — произнес он, наконец, стирая упрямые слёзы с холодного лица.
Блэк промолчал. А Ремус сквозь собственные тихие всхлипывания прислушивался к его ровному дыханию. Юноша устало закрыл глаза. Сквозь холодные сантиметры он ощущал тепло чужого тела, разгорячённого бегом. Эта гиперчувствительность всё никак не могла его оставить и ему оставалось лишь смириться с ней и, может быть, начинать постепенно радоваться тому, что он всё ещё был жив.
— Спасибо, — зашептал Ремус.
— Спасибо в карман не положишь, — ответили ему тут же.
— И что мне сделать?
— Может, расскажешь, наконец, чего ты такой грустный? — спросил Блэк, даже не раздумывая, и Ремус сначала лишь отрицательно мотнул головой на эту странную просьбу, а затем вспомнил, что Сириус не видит его и внезапно сам для себя решил, что, возможно, лучшего места для откровенней он в жизни не найдет.
Проблема была лишь в том, что он и сам до сих пор не понимал до конца причину своей печали. Она мучала его ещё в конце августа и усилилась в Хогвартсе, а потом этот чёртов Орден и дышащая в спину война… Весь этот исключительно безрадостный прогресс создавал впечатление того, что дальше будет только хуже. И вот он уже едва живой сидел под Визжащей хижиной и не мог ответить на довольно простой в своей сущности вопрос — из-за чего же он грустит? Действительно, из-за чего? Ведь не одной достойной причины у него на это не было. Ха.
— Ну, так что посвятишь меня наконец? — вновь полюбопытствовал Сириус. — Что с тобой?
— Я и сам толком не знаю, — честно признался Ремус. — Я стоял на перроне в прошлом году и ещё в то время, дождаться не мог того момента, когда вновь вернусь в Хогвартс. Но вот я здесь и вы все рядом со мной, однако с каждым днём мне лишь хуже. Я чувствую себя чужим, — произнёс Люпин, всё ещё раздумывая, стоит ли ему продолжать. — Я чувствую, что отдаляюсь от вас. И меня так бесит, что вы вступили в этот чёртов Орден Феникса! — внезапно взорвался парень и с досадой поджал губы. — Словно у вас других путей, кроме как пойти на убой, не было. Я уже почти ненавижу директора за то, что он втянул вас во всё это. Я беспокоюсь, боюсь и ничего не могу с этим сделать! — Ремус перевёл дыхание, одновременно прислушиваясь к чужому. — Я знаю, что идёт война, — чуть тише добавил он, — и, наверное, нехорошо вот так просто, как это делаю я, закрывать глаза и игнорировать все эти ужасы, но… но это наш последний год… — выдавил из себя Ремус, задыхаясь. — Ну, зачем вы полезли во всё это?
— Наш последний год говоришь? — жарко зашептал рядом Блэк. — Я не пойму, ты думаешь, что после Хогвартса, мы тебя бросим что ли?
— А как же иначе, — Люпин зарылся пальцами в собственные волосы и зарыдал. — Не будет больше контрольных и зачётов, зачем вам будет нужен такой я?
— Такой как ты?
— Оборотень, — с ненавистью выплюнул Ремус. — Я чуть не сожрал тебя сегодня, чуть не сломал тебе пальцы! А до полнолуния ещё целых четыре дня! — воскликнул он. — И я не умею ничего, кроме как зубрить и давать вам списывать на контрольных…
— Ты серьёзно думаешь, что мы бы стали дружить с тобой только поэтому? — Сириус возмущался. И, видит Мерлин, у него было на это право. — Все эти годы! — не сдержался парень. — Ты так плохо о нас думаешь? Чёрт, если это ты сейчас серьёзно, то это мы были невероятно паршивыми друзьями!
— Я думаю, что вы замечательные! Джеймс, Лили, Питер, ты — вы все! — осипши, вскрикнул Ремус. — Это я никчёмный, трусливый, эгоистичный, — зло перечислял Ремус, — и я не вижу причин, которые могли бы удержать вас рядом со мной после школы! Поэтому этот год… Проклятье! Я так не хочу, чтобы он заканчивался! А вы решили повоевать! Ну, зачем? Давайте просто ходить на уроки и делать вид, что за стенами замка всё прекрасно! Играйте в квиддич и ломайте ноги и руки там, а не в схватках с Пожирателями Смерти! Мерлин, это так ужасно звучит! Но я… — Ремус втянул носом воздух и расстроено забормотал: — я… я не знаю, что ещё предложить, чтобы всё было как прежде.
— Лунатик… — подал голос Сириус.
— Не люблю, когда вы меня так называете, — Люпин истерично дрожал. — Одно слово, а в нём главная причина того, почему вы меня ещё не кинули.
— Да что за чушь ты несёшь! Ни у кого и в мыслях не было тебя кидать! — вышел из себя Сириус.
— Ты не можешь говорить за Джеймса. Или за Питера. Или за Лили. Ни за кого!
— Я говорю за себя, чёрт тебя раздери, что не оставлю тебя, мать твою, — но Ремус уже не слушал, он сел на пол и прижал колени ко лбу. Кричать и бросаться обвинениями больше не хотелось, и Ремус просто плакал. — Я тебя поцеловал сегодня, — произнёс Блэк, надеясь хоть на какую-то реакцию, он громко и грязно ругнулся, зашевелился, и Ремус ощутил, как его вновь щупают, хватают, трогают. Руки Бродяги сначала вновь легли ему на плечи, а затем поползли вниз, в прорехи между пуговицами в куртке и прямо к его животу.
— Какого чёрта, ты делаешь? — возмутился Ремус, но больше эмоций, чем он уже выдал ранее, у парня вложить в слова не вышло. Потому все его протесты вышли и вялыми, и не внушающими, и каким-то даже не слишком недовольными. Просто замученными. Ремус осторожно — припоминая прошлый опыт — обхватил кисти Сириуса и остановил их.
— У меня руки мёрзнут, — мстительно зашептал Блэк.
— Ну, что за чушь ты несёшь, — ответил ему Ремус. — Ты горячий, как печка.