Прибыв к месту встречи, Дрим обнаружил там высокого темноволосого юношу. Тревога и беспокойство в его душе чувствовались за километр, даже несмотря на то, что на вид он был спокоен и невозмутим. Он стоял боком к приближающемуся блондину, но даже так была видна вся задумчивость в его янтарных глазах, цвет которых оставался ярким даже в ночное время. Он не теряет надежды, не опускает руки. И это похвально.
— А ты довольно целеустремленный. Инку повезло на соулмейта вроде тебя.
— Хм? — Спокойный и гармоничный голос вырвал темноволосого из глубоких раздумий. — Ты правда так думаешь?
— Да. Ну, мое имя ты знаешь, а как звать тебя?
— Когда это мы успели перейти на «ты»? — С легкой усмешкой произнес юноша. — Эррор.
— Ну, а к чему эта официальность? Тем более в таком деле… — В голосе Дрима послышались нотки грусти. — Приятно познакомиться. — Блондин протянул свою руку новому знакомому, но тот лишь боязливо на нее покосился. — Что-то не так?
— Я гаптофоб.
— Ох… — Одернув руку, разочарованно выдохнул мечтатель. — А если тебе необходимо будет прикоснуться к Инку?
— Я пытаюсь бороться со своими фобиями. По крайней мере, как видишь, социофобия уже почти повержена.
— Благодаря Инку?
— Ради него. — Отрезал Эррор.
— Тогда у тебя есть шанс попробовать одолеть и страх прикосновений.
— То есть? — Дрим схватил темноволосого за руку, что заставило последнего застыть в сильном испуге.
— Ну, успокойся. — Почувствовав дрожь гаптофоба, произнес блондин. — Это ведь совсем не страшно. От такого не умирают. — Заметив, что Эррор пока просто морально не готов к борьбе с такой своеобразной фобией, мечтатель отпустил его руку. — А все серьезнее, чем кажется.
— Я пытаюсь, но пока плохо получается. — Отойдя от нахлынувшего ужаса, как-то тяжело пробурчал юноша.
— Ладно, думаю, у тебя все еще получится, главное не опускай руки. — Он устремил свой взгляд на большой живописный особняк художника, с самого фундамента до крыши окутанный лозами винограда, подчеркивающими необычную форму дома.
— Изобилие и удовлетворенность жизнью… Как же это, однако, иронично. — Эррор заметно погрустнел.
— Ты знаешь язык цветов? — С неприкрытым удивлением произнес блондин, оторвавшись от лицезрения особняка и посмотрев прямо в глаза темноволосому.
— Да… Благодаря Инку выучил.
— Эх, а я так и не выучил его. — Выдохнул Дрим. — Не знаю, где Инк может быть. Но очень хочу помочь в его поисках. — В голосе почувствовалось какое-то воодушевление. — Я хорошо знаю его, ну, или, по крайней мере, знал раньше. Нам бы как-то попасть в дом, там точно должно быть что-то, указывающее на то, куда он ушел.
— Да без проблем. — С надеждой в глазах произнес Эррор. — Об этом, конечно, лучше не распространяться, но я часто проникал туда, искал что-то. Так, кстати, я и вышел на тебя.
— Теперь понятно, откуда ты знаешь мое имя и номер. — Дрим ненавязчиво ухмыльнулся. — Ну, тогда приступим?
Эррор направился к стене под балконом. Без особого труда он забрался туда, что показывало его опытность в этом деле. Дрим пошел за ним следом.
— И как часто ты подобным образом врываешься в чужой дом?
— В последнее время — постоянно. — Эррор посмотрел на блондина сверху вниз. — Ну, что стоишь столбом? Время не ждет.
— В отличие от тебя, у меня нет опыта в таком незаконном проникновении. — Дрим развел руками в разные стороны и насмешливо улыбнулся.
— Посмотрите-ка, какой правильный. Ты еще полицию вызови. — Усмехнулся Эррор. — Придется его приобрести, малой.
— Эй, ты кого малым назвал? — Разведенные в стороны руки вмиг оказались сложены друг на друга, а ухмылка превратилась в шутливое недовольство.
— Давай уже, сейчас не до шуток. — Дрим отвернулся от темноволосого и начал копошиться в сторонке. — Что ты делаешь?
— Липовый цвет.
— Что? — Недоуменно покосился на мечтателя программист.
— Не хочу, чтобы с ним что-то произошло. — Блондин положил собранные ранее цветы липы на газон рядом с домом и вновь повернулся к балкону, после чего начал пытаться забраться на него. Низкий рост создавал дополнительные трудности, которые не были знакомы Эррору. Но тот не желал терять время впустую, поэтому, тяжело выдохнув, протянул руку Дриму. — Тебя же опять охватит страх, а падать назад мне совсем не хочется.
— Заткнись и возьми мою руку, я перетерплю.
— Уверен? — В ответ лишь недовольное бурчание. — Ну ладно-ладно, но, если ты будешь виновен в моей смерти — я тебя на том свете достану. — Он схватил протянутую ему руку и, прежде чем лишить себя опоры, внимательно посмотрел на заметно напрягшегося Эррора. Было видно, что тот в эту минуту проводил внутри себя битву не на жизнь, а насмерть. При том в прямом смысле — именно насмерть.
— Ну что ты тормозишь, прыгай, мое терпение не резиновое. — Глубоко вдохнув, Дрим крепче ухватился за протянутую ему руку и оттолкнулся от точки опоры. На мгновение его до самых костей окутал страх, так как не каждый день ему приходится оказываться зависающим в воздухе, под напором силы тяжести и земного притяжения. Но, понимая, что времени у него не так много — он ухватился одной рукой за изгородь балкона. Эррор потянул его на себя, что позволило блондину забраться наверх. Они оба тяжело выдохнули и рухнули на пол, пытаясь отойти от состояния аффекта. Адреналин буквально бушевал в крови, а сердце бешено колотилось от нервного напряжения.
— Не такой уж и гаптофоб. — Тяжело дыша, еле произнес мечтатель.
— Я же сказал, что пытаюсь.
— Ну вот, воспользовался же шансом. — Эррор нахмурил брови и вновь начал что-то недовольно бурчать себе под нос. — Да ладно тебе, не дуйся. Это похвально, прогресс уже есть. — Но темноволосый лишь отвел взгляд в сторону. — Какой же ты ворчун. Так, что дальше?
Немного отдышавшись, Эррор поднялся с пола и снял окно, после чего показал рукой, что пропускает Дрима вперед.
— Я тебе не дамочка, чтобы уступать мне дорогу.
— А я тебе не папочка, чтобы нянчиться с тобой. Просто зайди уже в дом.
Дрим не посмел более кидаться колкостями в темноволосого, поэтому просто поднялся и послушно залез в оконный проем. Эррор же залез в дом следом, после чего поставил окно на место.
— Оно же тяжелое?
— Не особо.
Проникнув в дом, Дрим сразу начал осматриваться. Он обошел каждый угол, заглянул в каждый ящик и осмотрел каждый миллиметр жилья Инка. За всем этим пристально наблюдал Эррор, ожидая результатов таких поисков, которые ему самому ранее не дали ровным счетом ничего. Так прошло около двух часов. Все это время сохранялось гробовое молчание, прерываемое скрипом половиц и каким-то лязгом, непонятно откуда берущимся.
Глаза уже закрывались, а тело охватила невыносимая слабость. Сегодня Эррор эмоционально многое пережил, что сильно сказалось на его состоянии. Он уже даже направился к диванчику в мастерской, который ранее нашел довольно удобным. Но его путь прервал оборвавший тишину возглас Дрима.
— Эррор, я кое-что нашел!
Комментарий к II. Липовый цвет.
[Л-Л:Отбечено]
========== II. Глициния, василек, лаванда и магнолия. ==========
— Эррор, я кое-что нашел!
Эти слова в одно мгновение разогнали нахлынувшую усталость, темноволосый подорвался с места и помчался к Дриму. Его сердце бешено билось, пульс болезненно отдавал в виски, а координация движений, как назло, подводила. По пути он споткнулся и упал, задев край стола, в следствии опрокинув на себя все, что на нем стояло. А в частности — множество банок с красками, содержимое которых уже с ног до головы было на программисте.
Блондин, услышав странные звуки из соседней комнаты, побежал к их источнику, но картина, что предстала перед его глазами, оказалась весьма забавной, из-за чего вырвала из его груди легкий смешок.
— Что смешного? — Недовольно процедил лежащий на полу и окрашенный во все цвета радуги юноша. Краска медленно стекала с его лица и одежды на пол, смешиваясь и создавая своеобразную цветовую палитру во плоти.
— Перед вами шедевр мирового искусства, — наигранно начал Дрим, пародируя экскурсоводов в галереях, — в него автор вложил всю свою душу. Это бесценная картина, выполненная по технологии трехмерной графики. — В это время цветастый поднялся с пола и направился к дразнящему его юноше. — Э-эй, спокойнее. — Шутливо размахивая руками в разные стороны, сказал мечтатель. — Прибираться здесь сам будешь.
— Гх, что ты там нашел?
— Убери этот требовательный тон из своей речи и умойся. Не хватало еще чтобы ты испачкал краской то, что я нашел.
Эррор бросил взгляд на несколько холстов среднего размера в руках Дрима. В голове появилось много вопросов, но он молча прошел мимо и направился в душ. Надо же, столько времени прошло, а воду и электричество в доме не отключили. Оно и к лучшему.
Скинув с себя испачканную одежду, темноволосый принялся отмывать еще не успевшую засохнуть краску. Окрашенные струи воды медленно стекали с тела юноши, оставляя после себя беспорядочные разводы в душевой. Смотря на них, Эррор вспоминал образ художника, прочно уцепившийся за его разум. Какой-нибудь невежда посмеялся бы с его неряшливого вида, с гетерохромии, с чернильных пятен на лице… Но не Эррор. Для него все эти части единого образа белесого были не недостатками, а отличительными чертами, которые делают Инка особенным. Не таким, как все. Другим. Своеобразным.
На мгновение в голове родилась мысль о том, что программист, вероятно, испортил имущество художника и должен компенсировать потери, купив ему все испорченные краски. Тяжело выдохнув, он закрыл глаза. И вновь этот образ. Образ, который цеплял, запоминался, выделялся в толпе. Эррор понял, что всегда ловил взглядом этот бежевый шарф и белую макушку, куда бы не смотрел. Даже когда они не были знакомы. Это все происходило на каком-то уровне подсознания, неосознанно. Это было каким-то наваждением.
Перед глазами всплывали моменты, когда они случайно пересекались, сталкивались, виделись. Нет, если бы кто-нибудь сейчас спросил программиста о том, что такое случайность, он ответил бы — это закономерности жизни, которым мы не придаем особого значения вначале, но потом, когда все эти случайности, не имеющие какой-то прямой связи, складываются в единую картину, мы понимаем, что все это — части детально спланированного плана, алгоритма, который имеет свое начало и конец.
— Встречи не бывают случайными.
Он не слышал сам себя. Был слишком погружен в свои мысли. Даже не понял, что сказал это вслух, что эти слова, как молекулы газа, заполонили собой весь объем сосуда, а точнее — комнаты. Что они эхом разнеслись по всему дому, заставив зависнуть увлеченного уборкой Дрима. Блондин уже давно понял, что случайности не случайны. Все в этой жизни имеет свой смысл. Важна каждая деталь, ведь она может предсказать твою судьбу, исход твоей жизни. Но анализ этих деталей требует непредвзятой объективности. Ведь каждый знак может нести за собой абсолютно непредсказуемое значение, о котором не подумал бы ни один человек в здравом уме. И над которым посмеялся бы любой, увидев конечный итог. Сказал бы: «Это же элементарно», «Это предсказуемо». И он был бы отчасти прав. Но ведь путей судьбы невероятно много и угадать, по какому из них пойдет твоя жизнь — почти нереально. Зато мы сами можем задать нужное нам направление. Своими силами. Беспрекословно судьбе подчиняются лишь лишенные собственных желаний, целей и точек зрения. Она существует для всех. Но каждый сам для себя решает — бороться ему с тем, что предначертано с самого начала или плыть по течению, принимая то, что дано. Нет воли случая, есть план. Иррациональный, не поддающийся логическому объяснению. Но он есть. Жаль только, это люди понимают поздно. А ведь вовремя поняв, можно было бы многое исправить.
Дрим как вкопанный смотрел на диск, на который наткнулся, пока оттирал краску с пола. Если бы это был обычный диск, он не вызвал бы такое ошеломление со стороны блондина. Это была запись. Запись игры Блу на фортепиано. А точнее — его первого концерта. Тот день, как вчера, всплыл в памяти, не оставляя места ничему другому, постороннему. Тогда Дрим и понял, что Блу — его соулмейт. Блондин и Инк были в первых рядах на концерте, они всячески поддерживали их маленькую Голубику, переживали за него. Но в один момент мечтатель понял, что чувствует не только переживание и волнение. А еще страх. Не свой, а его. Пытаясь понять причины так внезапно появившихся «чужих» чувств, он с головой ушел в них. Та мелодия, что Блу наигрывал своими тонкими изящными пальцами, по сей день играет в голове Дрима. Он чувствовал, как во время игры страх сменяется на полную увлеченность, погруженность в дело. Как Блу отдает в нее все свои эмоции, всю свою душу. Через искусство можно узнать автора, но никто и никогда не понял бы все то, что вкладывал он в эту мелодию. Именно то, что понял Дрим, когда ему открылись самые потаенные струны души его маленького друга.
Инк любил вдохновляться музыкой, поэтому в его мастерской всегда было множество дисков и проигрыватель, которым воспользовался блондин, включив эту самую найденную запись. Судя по всему, художник часто слушал ее, ведь она была не в стопке записей, а отдельно, рядом, в зоне ближайшей досягаемости.
Лаконичная и волнительная мелодия вмиг наполнила всю комнату своим звучанием, разливаясь и за ее пределы. Нависая над проигрывателем, Дрим испытал на себе новую волну чувств, которые испытывал к Блу. Перед его глазами вновь всплыл этот небесно-голубой взгляд. Чистый, невинный, добрый и глубокий. Завораживающий, проникающий в самые глубины души, заставляющий сердце вырываться из грудной клетки. Интересно, чувствовал ли этот парниша подобное к мечтателю? Об этом он уже не узнает. Остается лишь продолжать желать вновь прикоснуться к нему, вновь услышать его смех, вновь увидеть этот свет в глазах.
Как же Дрим хотел бы видеться с ним хотя бы во снах. Не с окровавленным, лежащим на его руках. А с живым, здоровым и таким, каким его знал блондин. Вновь говорить с ним о всяких глупых вещах, проводить с ним все свое время. Возможно, тогда бы Дрим снова полюбил сон. Возможно, тогда он и не выходил бы из царства Морфея. Но жизнь жестокая штука. Она будет продолжать тыкать тебя лицом в то, что ты не хотел бы вспоминать. Она будет продолжать играть на твоих чувствах, взывая к боли от потери. Но так она заставляет жить. Не прошлым и мечтами, а настоящим. Она заставляет принимать все свои превратности. Насильно, но заставляет. Так и должно быть. Ведь зацикливаясь на том, что уже произошло — ты теряешь возможность узнать, что произойдет потом. Только вот Дриму не было интересно, что будет дальше. Он не представлял свою жизнь без этой маленькой звезды, освещающей его путь.
Мечтатель понимал, что все рано или поздно уходят. Это нерушимый цикл жизни. Но он не может смириться с тем, что, только обретя нечто самое ценное в своем существовании, он это потерял. Без возможности возврата.
Он вспоминает, как после аварии не отходил от Блу ни на шаг. Проводил все возможное время в его палате, держа того за руку, моля о его выздоровлении. Вспоминает те волнительные минуты, которые проводил ночами у больницы, дожидаясь, когда его вновь впустят. Вспоминает, как ругался с врачами, требуя, чтобы его впустили в реанимацию. Он не внимал их протестам, заключающимся в том, что посещение больных в таком тяжелом состоянии просто запрещено, недопустимо, неприемлемо. Но ему удалось убедить тех впустить его и Инка в палату, позволить им навещать его. Даже врачи прониклись их тесной связью. Поэтому и молчали. Поэтому и отнекивались. И именно поэтому перестали впускать их, когда поняли, что скоро все решится. Когда поняли, что скоро Блу покинет этот мир. Тогда это понял и Дрим. Но он все равно проводил все свое время в больнице. Около той палаты. Он даже видел, как Инка положили в палату напротив. Наблюдал за ним со стороны. Хотел поговорить, но не мог. Инку было запрещено вставать с кровати, но тот вечно нарушал медицинские предписания и рекомендации. Блондин видел, как художник часто вставал, выглядывал из палаты, прожигая взглядом дверь соседней. Мечтатель не знал, замечал ли Инк его. Но всегда старался прикрыть больного художника, привлекая на себя внимание медицинского персонала, который так и норовил вот-вот войти в палату и застать пациента за запрещенными ему действиями, пока тот стоял у окна и говорил с кем-то по телефону. Дриму было важно огородить Инка от каких-то лишних проблем. Ведь он понимал, что они вместе уже потеряли свое маленькое сокровище. Улыбка на лице художника стала для Дрима какой-то отдушиной. Она успокаивала, даже несмотря на то, что была полностью пропитана болью и отчаянием. Наверное, какое-то спокойствие приходило именно от того, что он понимал все эти чувства, заложенные в такую горькую улыбку. Мечтатель понимал, что Инк нуждается в поддержке. Он понимал, что они вместе могут дать ее друг другу. Но он не смог переступить через себя и зайти к нему. Не смог смотреть в его глаза после того, как отвернулся от него, целиком погрузившись в свои собственные переживания. Не смог подойти к свернувшемуся калачиком на полу Инку, когда тот узнал, что потерял своего, почти что, младшего брата. Не смог. Вот и результат — теперь художника никто не может найти.