Римус рассеянно кинул; сам того не желая, он смотрел на эти четыре мощных металлических запертых двери. Из-за ближайшей из них – в тридцать сантиметров толщиной – доносились едва слышные крики. Судя по всему, Ребекка тоже их слышала, потому что остановилась перед охранником.
- Селкирк, когда доктор Кролл будет совершать обход, скажите ему, что доза успокоительного для Ульрика должна быть снова повышена, - сказала она и приподняла бровь, когда до них донеслись тяжелые удары в стену. – Судя по всему, в нынешней концентрации лекарство не имеет на него никакого эффекта.
Охранник кивнул. Не обращая внимания на проницательный взгляд Римуса, Ребекка пошла дальше по коридору, возвращаясь к их разговору так, словно бы ничего не случилось.
- Как вам известно, человек, поцелованный дементором, становится, по сути, пустой оболочкой – бездушной, бездумной. Человек продолжает жить, но теряет личность, остается пустым телом. До того момента, как Каина подвергли поцелую, всегда считалось, что воздействие поцелуя на оборотня будет точно таким же, как и на обычного человека. Мы ошибались. Очень ошибались.
Впереди коридор внезапно закончился большой металлической дверью. Перед ней, скрестив руки, стоял Александр Аливард – хмурый охранник, который впустил Римуса в институт. Аливард слегка кивнул ему, и Римус вежливо ответил.
- Ну? – резко спросила Ребекка, но Аливард покачал головой.
- У него плохой день, профессор Голдштейн, - сказал он уверенно, хоть и с ноткой извинения. – Ему не понравился обед, и он расстроился. Заходить к нему в камеру будет опасно, поэтому придется сегодня понаблюдать через стекло.
На лице Ребекки отразилось сильнейшее раздражение.
- Ладно, - сказала она, - открывайте дверь, Александр.
Кивнув, Аливард развернулся и несколько раз коснулся палочкой металла двери, бормоча заклинание. Ребекка посмотрела на Римуса.
- Профессор, я пригласила вас, потому что у меня есть одна теория. И поскольку вы самый заметный знаток оборотней в магическом сообществе, не говоря уже о личной связи с обсуждаемым феноменом, я посчитала вас единственным человеком, который мог бы помочь мне.
Римус подавил поднявшуюся в нем дрожь предчувствия и кивнул.
- Конечно же, я постараюсь.
- Прекрасно.
Позади них Аливард отпер замок и отворил широкую дверь, открывая взору крошечное помещение – по большому счету точно такое же, как и все остальные в этом здании: серое и безликое, если не считать верхней половины противоположной стены, которая выгибалась им навстречу. Темная и похожая на стекло, она заканчивалась еще одной дверью – на этот раз узкой, но такой же крепкой – которая вела в следующее помещение. Из мебели внутри находились только пара простых стульев и стол, заваленный бумагами, измерительными инструментами, склянками из-под зелий и чем-то, напоминающим старое скоропишущее перо, готовое приступить к работе.
Не говоря ни слова, Ребекка вошла внутрь. Ощущая, как быстро и сильно бьется в груди сердце, Римус последовал за ней. С отдавшимся эхом грохотом Аливард закрыл за ними дверь.
Обстановка слишком сильно напоминала его прошлую встречу с Каином, чтобы Римус мог сохранять спокойствие.
«Я не хочу это делать, я не хочу быть здесь, я не хочу снова его видеть. В каком бы состоянии он ни…»
Голос Ребекки вторгся в его мысли:
- Я изучала Авраама Каина с того самого дня, когда его доставили в институт в прошлом декабре. И его… поведение после поцелуя привело меня к тревожному заключению. Насколько нам удалось выяснить, оборотни обладают чем-то очень близким к душе.
Ее снисходительные слова разозлили Римуса.
- Разумеется, у нас есть душа, - заявил он поспешно, с трудом сохраняя спокойный тон. – Мы рождаемся людьми, такими же, как и остальные…
- Я принимаю ваш протест, но вы меня недопоняли, - перебила его Ребекка. – Я не имела в виду, что оборотень в обличие человека бездушен. Напротив, судя по всему, вы можете иметь две души.
Римус растерянно моргнул в ответ на это невероятное заявление. Неужели она говорила о…
- Вы хотите сказать, что оборотень во мне тоже имеет душу? Душу, отличную от моей?
Ребекка слегка улыбнулась.
- Не совсем. Это может оказаться не совсем душой в том смысле, в каком мы обычно имеем ее в виду. Скорее, это сущность, побуждения и характер волка, которые поднимаются на поверхность только при свете полной луны. При опросах большинство проживающих здесь оборотней описывали свою волчью половину как некую полностью отдельную от них сущность, одно тело, но два разума, что, в общем-то, подтверждает мою идею. Две личности, вынужденные уживаться друг с другом, бороться за контроль над общим телом. Но как бы мог волк так хорошо сражаться, если бы за ним не стояло ничего большего? У него есть память, воспоминания, которыми он весьма неохотно делится со своим человеком, а также достаточное самосознание, чтобы время от времени биться за контроль при первых признаках слабости. Может так оказаться, что это нечто большее, эта сущность оборотня достаточно сильна, чтобы дементор мог перепутать ее с душой. – Ребекка подняла бровь и продолжила: - И поскольку Каин был бешеным, поскольку его сущность оборотня преобладала над его телом в тот момент, когда он был поцелован, нам кажется, что дементор выпил именно ее…
Римус молча глядел на женщину. Мысли неслись вскачь. Он давно привык к нежеланному присутствию оборотня в нем самом и всегда знал, что эта его часть обладает собственными побуждениями и жизнью; он испытывал его довольно успешные попытки заполучить контроль над его человеческой частью. Но мысль о том, что эта сущность, как назвала ее Ребекка, может быть принята за душу, что он на самом деле делил свое тело с…
Римус вдруг почувствовал себя неуютно в собственной коже. Как будто кто-то еще был внутри нее.
И Каин… если дементор забрал его сущность оборотня…
- И что осталось? – спросил он, и его голос прозвучал странно даже для его собственных ушей. – Если дементор выпил его сущность оборотня, что осталось у него?
Ребекка кивнула Аливарду. Тот вышел вперед, коснулся палочкой стекла, и оно внезапно стало абсолютно прозрачным.
- Вот, что, - ответила она.
Римус увидел Авраама Каина.
- Нечестно!
Он непроизвольно отступил назад, когда треснутая деревянная миска ударилась о стекло, покрывая его растекающимися неаппетитными пятнами похожей на кашу субстанции. На противоположной стене также виднелось нечто бурое, правда, уже подсохшее, а в жиже на полу выделялись отпечатки босых ног. Подушки и матрас были раскиданы по всему помещению, и что-то похожее на красный резиновый мяч катилось по полу. Римусу и прежде приходилось становиться свидетелем яростных атак Каина в ответ на заключение, однако в этот раз ничего не было разорвано, сломано или изуродовано – просто раскидано, словно постарался маленький разозленный ребенок. Это была не сумасшедшая деструктивная ярость, а словно бы результат детского раздражения.
В центре учиненного им беспорядка стоял Каин. Конечно же, он выглядел иначе: его темные вьющиеся волосы стали более длинными и спутанными, его развитые когда-то мышцы спали в заточении, его когти, некогда венчавшие пальцы, были острижены под корень. Перемены затронули и то, как он двигался – Римус заметил это, когда тот прошелся по камере и снова пнул миску: исчезла бессознательная легкость, плавность и изящность его движений сменились дерганностью и неуклюжестью. Даже его голос – низкий и рокочущий прежде – стал хриплым и слабым.
- Нечестно! – прокричал он снова, когда миска отскочила от стены и приземлилась на одну из подушек. – Нечестно! Нечестно! Нечестно!
А затем он упал на колени и принялся барабанить кулаками по полу, снова и снова повторяя, словно мантру: «нечестно, нечестно» с каждым ударом. И вдруг, так же внезапно, как началось, буйство окончилось. Римус с недоумением наблюдал за тем, как один из самых бешеных оборотней своего времени внезапно свернулся калачиком в гнезде из подушек и одеял, обхватил руками колени и принялся раскачиваться взад-вперед в ритм, известный только ему. Его губы шевелились, и низким голосом он продолжал монотонно повторять:
- Нечестнонечестнонечестно…
Невидящим взглядом он смотрел на стеклянную стену.
Карие глаза.
Несколько мгновений ушло на то, чтобы Римус осознал, чему стал свидетелем. Несмотря на то, что Каин все еще обладал чертами бешеного (его пальцы венчали когти, а зубы были острыми), его холодные, горящие золотым пламенем глаза, преследовавшие Римуса в кошмарах, исчезли. Карие глаза – несколько сумасшедшие, но точно человеческие – смотрели на него теперь.
- Его глаза… - непрошенные слова будто сами сорвались с языка.
- Интересно, не правда ли? – по-деловому спросила Ребекка. – Зубы и когти не изменились. Но сразу же после поцелуя бешеные глаза исчезли – именно это натолкнуло меня на размышления. Недаром же говорят, что глаза – это зеркало души, а в его случае – того, что от нее осталось. – Она спокойно встретила взгляд Римуса и продолжила: - Авраама Каина, которого вы знали, больше нет, то зло, что делало его таким, оставило его тело с поцелуем дементора. За это мы можем быть только благодарны. Когда дементор забрал то, что ему было нужно, Каин представлял собой жалкие останки человека. А ведь он был укушен и стал бешеным еще ребенком. – Ребекка криво усмехнулась. – Все, что осталось от великого и ужасного оборотня – это покореженное тело и в высшей степени неуравновешенный и глубоко травмированный разум десятилетнего ребенка.
Римус отвернулся от нее и снова посмотрел на Каина, раскачивающегося туда-сюда и все повторяющего одно и то же. Но это был не Каин, не совсем он. Если Ребекка права, то Каин являлся переплетением человеческого и волчьего начал, а теперь, когда осталось только человеческое…
Авель.
Он был Авелем Исааком или тем, что осталось от него – исковерканное тело мальчика, его кузена, который сам вложил свою руку в пасть оборотня и попросил сделать его сильнее. И сейчас, более сорока лет спустя, он заперт в клетке, слабый и сумасшедший, старающийся удержать те крохи разума, что еще остались у него после бешеного Каина и дементора.
Все беды, что он принес только лишь из-за одного импульсивного решения, принятого для того, чтобы отомстить тем, кто плохо с ним обращался. С жалостью и гневом в сердце Римус коснулся шрама, оставшегося от укуса.
Глупый, глупый маленький мальчик…
- Он нам не отвечает, - снова оторвала его от размышлений Ребекка. – Он не говорит, если не считать криков или бормотаний самому себе о том, как все на свете несправедливо. Он даже не отзывается на свое имя. – Она покачала головой. – Но, полагаю, это и не удивительно. Его человеческий разум окончательно разрушен годами, что он провел, будучи бешеным. Все эти годы, что волчий разум подавлял его, привели к тому, что мы не в силах ему помочь. Команда экспертов из больницы Святого Мунго тщательно обследовала его по прибытии, но в нем просто не осталось достаточно человеческого, чтобы можно было восстановить его личность. Половина его разума исчезла, а вторая абсолютно разрушена. Он сошел с ума, и с этим ничего нельзя поделать.
Римус все смотрел на то, как двигаются губы Каина, обнажая острые зубы.
- Он все еще оборотень? – тихо спросил он. – Теперь, когда сущность волка покинула его, он все еще преображается?
Когда Ребекка кивнула, Римус попытался скрыть разочарование. На мгновение он подумал…
- О да, он преображается, - сказала она, задумчиво глядя сквозь стекло. – Каждую полную луну, как и прежде. Физическая инфекция в его теле остается неизлеченной и неизлечимой. Разница в том, что теперь у него нет разума волка, чтобы контролировать его. Эффект схож с тем, что достигается посредством волчьего противоядия, только без необходимости сдерживания, поскольку сдерживать теперь нечего. Он становится волком с разумом сумасшедшего десятилетнего ребенка. Это так весело, - добавила она язвительно.
Проигнорировав ее замечание, Римус спросил:
- Он помнит, что был Каином?
Ребекка вздохнула.
- Я уже говорила: он не разговаривает с нами. Мы не имеем понятия, знает ли он, кем был и кем стал. – Она посмотрела на Римуса и продолжила: - Это одна из причин, почему мне хотелось, чтобы вы пришли, профессор. Мне интересно, узнает ли он вас; в конце концов, вы сыграли довольно важную роль в его жизни в последние несколько месяцев. К тому же, в Министерстве желают знать наверняка, что они избавились от этого бешеного оборотня. – Она помрачнела. – Но его сегодняшнее состояние нарушило мои планы – пройдут часы, а может, даже дни, прежде чем он как следует успокоится. Боюсь, мне придется попросить вас вернуться в другой раз.
Римус не сразу понял.
- Вернуться?
- Да. – Поразительно, как ей удалось лишить это слово всякого намека на энтузиазм. – Я хотела провести несколько экспериментов в вашем присутствии, но теперь в них нет никакого смысла. Боюсь, профессор, вы зря приехали сюда.
Вернуться. Состояние Каина выбило Римуса из колеи, и он совсем забыл, что ему полагалось провести расследование на предмет потенциальной деятельности пожирателей смерти. С другой стороны, вопросы про любовь к болезненным татуировкам или ненависть к магглам было не так-то просто вставить в деловой разговор про психическое состояние сумасшедшего оборотня. Но если он вернется…
- Ладно, - согласился Римус. – Я с радостью прибуду в другой раз.
Ребекка казалась едва ли не расстроенной его согласием. На мгновение Римус позволил себе представить, что она скрывает какой-то план пожирателей смерти и не хочет, чтобы он его раскрыл, но затем здраво рассудил, что в таком случае его бы и вовсе сюда не пригласили. Ребекка Голдштейн была грубой и холодной и, очевидно, невзлюбила его с первого взгляда, даже не потрудившись узнать хоть чуть-чуть, но это вовсе не означало, что она работала на Волдеморта. Ему нужно просто продолжать держать ухо востро.
Еще примерно с полчаса они обсуждали теорию Ребекки касательно состояния Каина, тогда как он сам продолжал раскачиваться в углу своей камеры. Затем Ребекка повернулась к Аливарду, все это время молчавшему (так что Римус и забыл о его существовании), и заявила, что они уходят. Мгновение спустя охранник коснулся палочкой стекла, и оно стало непрозрачным.
Римус вовсе не сожалел об этом – увиденное потрясло его куда сильнее, чем он согласен был признать.
Они ушли, оставляя Аливарда нести службу, снова пройдя по коридору мимо охранников и запертых дверей к открытой, словно голодный рот, кабине лифта. Ребекка молчала, и Римус не пытался разговорить ее.
Только когда лифт неторопливо двинулся вниз к уровню пять, он тихо спросил:
- Когда мне вернуться? Я свободен только по выходным.
На мгновение что-то странное отразилось в глазах Ребекки.
- Из-за уроков, конечно. Следующее воскресенье не слишком скоро?
Римус мысленно поморщился, представив, что скажет его отец, когда он пропустит второй подряд воскресный обед. Эти встречи стали своего рода ритуалом после того, как Каина поцеловали, и сын и отец всегда ждали их. Но он делал это для Ордена и, соответственно, на благо волшебного мира. Его отец поймет.
Он через силу улыбнулся.
- Я приду.
- Хорошо. – Лифт остановился, и, коснувшись несколько раз палочкой решетки, Ребекка поспешно вышла из кабины. – Приемная в эту сторону, профессор. Уверена, вы дойдете сами. Симона в скором времени проводит вас к выходу.
А затем, не попрощавшись, Ребекка Голдштейн развернулась и удалилась по коридору в противоположную от указанной сторону.
Приподняв брови, Римус наблюдал за ее спиной.
- Приятная женщина, - пробормотал он себе под нос. - Само очарование.
Ему хотелось поскорее убраться отсюда, из этой серой тюрьмы, полной сумасшедших, когда-то бывших бешеными оборотней и глубоко несимпатичных ему исследователей. Прочь от отголосков его прошлого и того, что могло бы стать его будущим. Он надеялся, что Тонкс закончила со своими развлечениями и теперь ожидает его в приемной. Устало вздохнув, он развернулся и двинулся по коридору. Хватит с него. Никаких больше потрясений, никаких насмешек. Он просто хотел уйти.