— И пальто тебе нужно купить новое, — деловито отметила Наташа, словно бы ставя в уме очередную галочку.
Подруга явно решила взяться за нее всерьез.
— Зачем? — попыталась увернуться Иванна. — Я же не выхожу в люди…
— В том-то и проблема, — повторила певица.
Они вышли на улицу. Карамазова недовольно жмурилась от яркого солнца. Она и впрямь ощущала себя живым мертвецом, которого подняли из могилы с требованием немедленно начать здоровую жизнь. Ведьма недоверчиво смотрела на людей, на проносящиеся по улице машины и не могла заставить себя уверовать в их материальность, ощутить себя естественной частью этой суеты.
Рэтт, возмущенный прогулкой не по графику, еле передвигал лапы и все время пытался усесться посреди дороги в знак протеста. Наташа, окрыленная первой победой, радостно стрекотала.
— Посмотри какая весна! Какое небо! Вишни цветут! Ну разве ты не рада, что вышла из дома?
Иванна вздохнула.
— Я много думала о тебе. Не будем пока говорить о твоем… — певица призвала на помощь всю свою деликатность, — …своеобразном хобби. В конце концов, тебе за него платят деньги. И, насколько я помню, немалые. Но ты ведь их даже не тратишь? Почему?
Отвечать Иванне не пришлось.
— Потому, — важно произнесла Наташа, — что тебе ничего не надо. Но это же абсурд! Ужас в том, что ты просто разучилась жить. Сидишь все время в кресле на манер Шерлока Холмса и решаешь в уме абстрактные задачки. Но Шерлок Холмс-то как раз не сидел в кресле! Он только хвастался: мол, сижу и решаю… А сам ездил на расследования, лазил в окна, сидел в засаде — короче, вел нормальную, бурную жизнь. И я считаю, ты должна работать так же. И Рэтта брать с собой на расследования, а то он у тебя весь жиром заплыл. Но я его не виню, ясно, кто ему пример подает. Какая хозяйка, такая и собака!
Хозяйка и собака с одинаковой опаской посмотрели на сгусток неукротимой энергии, скачущий рядом с ними как неугомонный мячик. Обе они уже знали: их спутница не относится к безопасной категории людей, швыряющих слова на ветер. Скорее, она делает им невероятное одолжение уже тем, что произносит их вслух, прежде чем начать претворять в жизнь.
— Но какие расследования я, по-твоему, могу проводить? — взмолилась Иванна.
— Не знаю, — отмахнулась Наташа. — Было бы желание, а что расследовать, найдется. Послушай… — Певица резко развернулась на каблуках, преграждая ей путь. — Ты должна знать: я тебя прекрасно понимаю. В свое время я сама перенесла похожий кризис. Когда в один прекрасный день я прославилась и меня начала узнавать на улице каждая собака, я стала бояться людей. Да и обстоятельства тому способствовали. Я видела мир лишь из окна своей машины. Выходила утром из дома и ехала либо в офис, либо на студию, на телевидение или на концерт. Хозяйством занималась домработница. Даже парикмахеры, портные и врачи приходили ко мне на дом. Круг моего общения сужался с каждым днем, ограничиваясь лишь персоналом: секретаршей, водителем, директорами и администраторами, в обязанности которых входило защищать меня от всяческих неурядиц.
И однажды я осознала, что уже забыла азы нормальной жизни и если вдруг моя прислуга исчезнет, окажусь совершенно беспомощной и нежизнеспособной. Я не знаю, как купить билет на поезд, не могу сама отправить письмо и вызвать сантехника, плохо ориентируюсь в городе, да и вообще для меня психологическая проблема выйти из дома одной, без телохранителя. Я поняла, что растеряла старых друзей и разучилась заводить новые знакомства, поскольку люди просто не могут пробиться сквозь замкнутый круг моей жизни, по которому я хожу, как пони. И тогда я собственноручно разрушила свою тюрьму. Стала гулять по Киеву пешком, ездить в метро, кататься на роликах по Крещатику, заходить в дешевые кофейни и общаться с народом. Да, меня узнавали, ну и что? Никто не набрасывался на меня с желанием растерзать на сувениры, максимум — вежливо просили автограф. Мой страх жизни оказался совершенно искусственным и наносным. И расправившись с ним, я заново открыла для себя мир и тысячи позабытых мною радостей и желаний!
«Желания…» — повторила про себя Карамазова.
Привязав Рэтта у входа и зайдя в магазин, она окончательно поняла, что в желаниях у нее явная недостача. В человеческих желаниях. Поскольку в своем мире она хотела многого. Научиться оживлять мертвое или хотя бы выучить язык неживых предметов, который, в отличие от птичьего и животного, был доступен лишь избранным ведьмам. Дописать книгу «Колдовство для начинающих» и диссертацию «Монашество и ведовство: сродство и противоречия». Стать бессмертной…
Но здесь, в супермаркете «СПАР», ей не хотелось ничего. Иванна послушно плелась за Наташей, толкая перед собой тележку и скучливо скользя глазами по бесчисленным разноцветным вещам.
Зачем ей бумажные салфетки, если у ведьм не бывает насморка и даже грязь к ним не липнет, как к кошкам и гусям?
Зачем крем для обуви, если ее ботинки ступают лишь по безлюдной роще и еще более пустынным кладбищам и лугам, где она ищет свои камни и травы?
Зачем щетки и моющие средства, если достаточно произнести заклинание, и в квартире воцарится чистота?
— Тебе нужно купить что-нибудь из косметики, — приказным тоном сказала Наташа, останавливаясь возле целого выводка импортных кремов.
— Незачем, — возразила Иванна, — внешность ведьм зависит от совершенно иных вещей.
— От каких это? — въедливо уточнила подруга, подобравшись в преддверие нападения.
— От того, делают они добро или зло.
— То есть?
— Совершая злой поступок, ведьма стареет, а если несет добро — молодеет. Потому злые колдуньи в сказках всегда страшные сгорбленные старухи. А добрые волшебницы молоды и прекрасны.
Наташа секунду подумала и безапелляционно опровергла:
— Ерунда!
— Amicus Plato, sed magis amica est veritas[15], — изрекла Иванна, имевшая дурную привычку добивать окружающих латынью. — Посмотри на меня. Мне ведь скоро двадцать семь.
Наташа придирчиво изучила мраморную, словно светящуюся изнутри кожу подруги, без намека на жирность и сухость, морщины и угри. Действительно, при такой мордашке не нужен ни скраб, ни даже тональный крем.
Но при чем тут добро и зло?
— А я думала, ты намного младше меня, — недовольно протянула певица. — Мне ведь только двадцать пять будет в августе… — И тут же (Иванна не сомневалась в этом!) нашла вполне реалистичное объяснение. — Это потому, что ты не живешь! Вот и выглядишь на девятнадцать. Ладно, не заговаривай мне зубы. Туалетная бумага тебе ж нужна?
С этим трудно было поспорить.
— И мясо Рэтту надо купить, а то он у тебя на сухом корме сидит. И… И… И…
Иванна больше не возражала. Ее тележка быстро наполнялась пакетами, коробочками, бутылками…
И только когда ведьма подошла к кассе, она вдруг вспомнила, что в мире существуют деньги.
Рэтт сидел у магазина, демонстрируя глубокую обиду. Мало того, что его хамски вытащили из дома в неположенное время, так еще и бросили у магазина одного.
— Отвязывай пса и пошли… — потребовала Наташа. — И вообще, ты видела, куда его привязала — к чужой машине!
Карамазова занервничала и попыталась отцепить поводок.
«И впрямь, о чем надо думать, чтобы, не глядя, прицепить собаку к чужому авто? А если бы хозяин машины появился раньше нас… А если бы машина поехала… Что было бы с Рэттом?!»
Ее руки задрожали от страха и злости.
«Заторможенная дура! Безответственная идиотка!»
Она готова была сама надавать себе оплеух. И в то же время дьявольски злилась на Наташу, силком выпихнувшую ее в мир, куда она не может (или не хочет?) вписаться.
«Не нужно было выходить из квартиры! Я же не хотела! Зачем я послушалась ее?!»
Ведь какой бы нереальной ни казалась ей жизнь, она совершенно реальна, и нарушать ее правила опасно. И если бы водитель оказался таким же рассеянным, как она, Рэтт мог погибнуть под колесами машины, и никакая магия его бы уже не спасла!
Однажды я осознала, что забыла азы нормальной жизни. И если моя прислуга исчезнет, окажусь совершенно беспомощной и нежизнеспособной… — бумерангом памяти вернулись к ней менторские слова Наташи.
И Наташа права, трижды права!
В этом мире, не подчиняющемся законам колдовства, Карамазова чувствовала себя жертвой номер один — рыбой, выброшенной из воды, животным, растерявшим природные инстинкты.
«Поэтому ты и не любишь покидать свой мирок, безопасный, как очерченный мелом колдовской круг, мир, где ты — сильная и всевластная владычица? — садистски спросил ее внутренний голос. — Наташа права: ты стала бояться жизни!»
Она бестолково дергала поводок. Из мести Рэтт сел так, что повод был натянут, точно струна. Для того чтобы развязать узел, нужно было ослабить его хоть немного.
— Ну, бусинка моя, подвинься чуть-чуть…
Не тут-то было. Девяностокилограммовая бусинка размером с небольшой утес сидела как нерушимая скала, и сдвинуть ее с места мог только трактор. Не исключено, что собака почувствовала, какой опасности подвергла ее предательница-хозяйка.
— Рэтт, прости меня, — проскулила Иванна.
Водолаз гордо отвернулся, не желая поддерживать разговор.
Наташа поставила кульки с покупками на землю и молча закурила, проявляя поразительное терпение.
— Я не знаю, что делать, — призналась Карамазова.
Это было равносильно признанию проигрыша.
— О чем я тебе говорила… — завела любимую песню певица.
Но тут Рэтт неожиданно вытянул шею, настороженно понюхал весенний воздух, деловито гавкнул и уверенно пошел в сторону дома, без труда увлекая за собой чужой «Запорожец».
Глава вторая
Владимира
…посредством закорючек на листе бумаги он создает объемную, сложную, правдоподобную — совсем как живую, нет, лучше, чем живую — модель мироздания. …Что ж, писатель и в самом деле властелин в созданной им вселенной, он там — всемогущий творец, и как таковой вступает в соперничество с тем Творцом, который придумал мир, где существует сам писатель.
— Рэ-этт! — заорала Иванна. — Мальчик мой, постой!..
Он остановился и, нетерпеливо переминаясь на лапах, позволил себя отвязать. Его взгляд говорил: «О прощении не может быть и речи, но дело превыше всего. Скорее! Скорее!»
Не медля ни секунды пес вырвал повод из рук и кинулся бежать с несвойственной его характеру прытью.
Иванна и Наташа проворно бросились вслед.
Задыхаясь с непривычки, ведьма в рекордные сроки преодолела расстояние от магазина к дому. Могилева (тренажерный зал, танцы, бассейн), несмотря на высокие каблуки, неслась впереди с легкостью профессиональной спортсменки.
Водолаз уже стоял у подъезда, громко требуя, чтобы ему немедленно открыли дверь. Не по-джентльменски отпихнув попой обеих барышень, он протиснулся в образовавшуюся щель и помчался вверх по лестнице. Сбитая с толку Иванна едва передвигала ноги, спотыкаясь на каждом шагу и волоча за собой огромный кулек с жизненно важными продуктами. Наташа шла следом, и ведьма чувствовала, как жжет ее между лопаток излучаемая подругой радость: «Наконец-то в жизни Карамазовой хоть что-то происходит!»
Ньюфаундленд зычно залаял, подзывая отставшую хозяйку. Уже практически освоившая собачий язык, она без труда перевела: «Иди скорей. Мы очень нужны!» — и привычно умилилась этому собачьему «мы», никогда не отделявшему себя от хозяина.
Пыхтя и отдуваясь, Иванна осилила последние ступеньки и увидела, что на коврике возле двери ее квартиры сидит девушка.
— Кто вы? — еле слышно спросила ведьма.
Девушка не ответила. Даже не обернулась на голое Она мутно смотрела на Рэтта невидящими обреченными глазами, словно тот был лишь сомнительным видением, в осязаемости которого она сомневалась.
Тело гостьи было сжато: плечи опущены, ноги плотно прижаты друг к дружке, руки боязливо сжимали колени. Было видно: она сидит так давно, и эта скукоженная, успевшая заржаветь от неподвижности поза кажется ей единственным способом заставить замереть боль… Или страх. Страх, столь осязаемый, что он уже стал болью.
«Ей плохо!» — гавкнул Рэтт.
— Вам плохо? — вежливо поинтересовалась Карамазова. — Вы ко мне?
Девушка чуть заметно кивнула.
Да, пожалуй, за всю свою практику Иванна не видела клиента, которому было бы так плохо!
И в ту же секунду ведьма почувствовала себя живой. Кровь помчалась по жилам, словно кто-то отвернул кран, выпустив лихую пенную струю, тело стало гибким, хищным, уверенным — подчиненным цели. И рука, которую она протянула гостье, чтобы помочь ей встать, была сильной, как у статуи Командора.
Девушка дернула слабой кистью. Движение было замедленным и вялым. Одним рывком Карамазова поставила гостью на ноги и крепко обняла, прижимая к себе.
Дверь услужливо распахнулась пред ними.
— Пойдемте со мной, — сказала ведьма.
Сгусток страха и боли льнул к ней, умоляя о помощи. У девушки не хватало сил даже на то, чтобы присосаться к телу колдуньи и вампирить энергию. Единственное, на что у нее оставались силы, — надеяться: здесь ей могут помочь.
В обнимку они медленно доковыляли до кабинета.
— Садитесь… вот сюда.
Гостья рухнула в кресло и тотчас снова сжалась в ком: втянула шею, обняла плечи обеими руками, будто хотела свернуться ежом, спрятаться сама в себя, как улитка.
Карамазова сняла пальто и, присев на корточки, подбросила поленья в угасший камин. Она слышала, как входная дверь захлопнулась за Наташей. Певица втащила на кухню два тяжелых кулька и начала с шумом выгружать из них банки и пакеты. Сие означало, что уходить, тактично оставив ведьму наедине с клиенткой, подруга не помышляет.
«О’кей, — осклабилась про себя Карамазова. — Боевые действия продолжаются».
Сейчас ей страстно хотелось померяться силой с Могилевой. Первый раунд был проигран вчистую. Но теперь бой состоится на ее территории!
Вытянув губы в трубочку, Иванна подула на дрова — в камине вспыхнул огонь. Дешевый цирковой прием, но на клиентку он должен произвести впечатление.
Так и есть. В стеклянных глазах девушки что-то дрогнуло — она уставилась на Карамазову вопрошающим взглядом. Вопрос слабо бился в ее глазах маленькой рыбкой, пытающейся пробиться сквозь толстый слой льда.
Карамазова не торопясь достала с каминной полки черную шапочку и надела ее на голову двумя руками — как корону. В отличие от монокля, подаренного ей бабушкой, шапочка не была магической. Но она могла ею стать.
— Ты должна избрать для себя вещь, которая символизировала бы твою суть, — сказала бабушка Ева.
— Какую вещь? — не поняла она тогда.
— Артист перевоплощается, надевая костюм Гамлета, священник, облачаясь в рясу. Ты должна найти символ своего колдовства, и если ты поверишь в него, твоя вера сделает его волшебным.
Тогда-то Иванна и выдумала свою шелковую шапочку мастера. Вначале она надевала ее перед встречей с клиентами и во время приготовления отваров и зелий, потом, сама того не замечая, начала носить не снимая, чувствуя, что без шапки на голове становится какой-то голой и беспомощной, словно теряет собственное «Я».
«Итак, — сказала себе ведьма, — начнем».
Она обернулась.
Гостья заторможенно глазела на нее. Наташа молча вошла в комнату с «Женским журналом» в руках, умостилась в кресло-качалку у окна и демонстративно погрузилась в чтение.
Ведьма вытащила из пачки коричневую сигарету «Captain black» и поощрительно посмотрела на гостью.
— Я слушаю вас.
— Вы… ведьма? — Каждый слог давался клиентке с трудом. — Настоящая?
— Да, я ведьма.
Даже не глядя на Наташу, Карамазова знала: та с трудом сдерживает желание опровергнуть несокрушимость данного тезиса.
— Помогите мне. Снимите с меня это.
— Что это?
— Не знаю. — Девушка скривилась, как от боли. — Вы должны знать… не я. Может, сглаз. Нет, не сглаз… Заклятие… на смерть… не наше — чужое. Оттого мне так страшно. Я знаю, что умру… И я… не хочу умирать. Помогите… пожалуйста.