Кондратьев Игорь Анатольевич
Повесть о Настоящем Мужике
Повесть о Настоящем Мужике
Евсей
Вошли немцы в село Малые Радуницы летом 41-го года без единого выстрела. Да и с кем тут было воевать? Девять баб, одна старуха да пару ребятишек дошколят. Красная Армия защищать этот бывший хутор, а теперь колхоз, специализирующийся на производстве свиней с гордым наименованием "Путь к коммунизму" не собиралась.
Завоеватели быстренько закололи пару молодых свиней для своих нужд и, по-хозяйски оставив в целости хряка Борьку и нескольких свиноматок для развода, прошествовали дальше. А в селе осталась хозкоманда, набранная из военнопленных: три мужика лет за пятьдесят и Евсей Смоляков. Мужики были пьяницами и разгильдяями, каких свет не видывал, и поэтому командовать ими поставили справного мужика из семьи раскулаченных и высланных в Сибирь крестьян. Германское командование навесило ему лычку ефрейтора и поставило под его командование трех солдат для выполнения заданий по обеспечению доблестной немецкой армии продовольствием и фуражом. А базой для этого и был выбран свинопроизводственный колхоз.
Евсей мужик был хозяйственный, цепкий, бережливый, за что и оценило его командование. Для придания ему командирского вида был ему выдан парабеллум в блестящей кожаной кобуре. Единственно был Евсей очень охочь до женского полу. Но вот до этого никакого дела его командованию не было. Было ему 32 года от роду, высокий, плечистый с синими глазами и черными, как смоль волосами с волной на чубе. Ну, чем не мужик!
Анютка
Евсей шел по селу, представляя собой новую власть. И это ему очень нравилось. Одет он был в немецкую военную форму: кашкет, френч, галифе и яловые сапоги. На поясе кобура с пистолетом - власть! Шел он к сельсовету, с двери которого уже сбили наименование колхоза и выдрали со стены красный флажок, выцветший на солнце.
Зашедши в сельсовет, Евсей с неодобрением покачал головой, увидавши не сорванный кумачовый транспарант с лозунгом "Да здравствует товарищ Сталин!". Вставши на лавку, аккуратно сдернул транспарант, свернул его и бросил на стол: меловую надпись можно отстирать, а материя еще может на что-то и пригодится. И тут он услыхал какой-то звук за стенкой в соседней маленькой комнатке.
Открыв дверь Евсей увидал молодую девку, сидящую на топчанчике, накрытым каким-то рядном. Рядом стоял маленький столик и стул. На стену была навешена небольшая полка с фанерними дверцами.
"Ты что тут делаешь?" - строго спросил Евсей.
Девка испуганно дернулась увидав его форму и полушепотом выдавила из себя:
"Я тут живу".
"А чего вдруг - тут?" - удивленно спросил Евсей.
"А чего это Вы меня расспрашиваете?" - вдруг зло ответила девка.
"А потому, как я теперь тут новая власть!" - развалившись на стуле ответил Евсей.
"Фашист!" - закричала вдруг девка.
"Я то - нет", ответил Евсей, "А вот ты, наверное, коммунистка?!".
"Нет, пока только - комсомолка!" - выкрикнула девка.
"А может у тебя и документ какой есть?", хитро прищурившись, спросил Евсей.
"Есть!!!", крикнула девка, и, вскочив, вынула из шкафчика картонную книжечку.
"Э, да ты идейный враг нового порядка, может тебя для какой вредной деятельности тут оставили?" ухмыльнулся Евсей. Вырвал книжечку, швырнул ее на стол и строго сказал:
"Да тебя обыскать надо!".
И он, не смотря на сопротивление девки, скрутил ей спереди руки крепкой бечевой, всегда имевшейся в его кармане. Скрутив кисти рук, он повалил девку на топчан и затем прикрутил их, завернув девке за голову к верхней поперечной доске топчана. После чего сел рядом с ней.
Теперь девка лежала перед ним на топчане и никуда рыпнуться уже не могла.
"Так, и что у нас тут?", строго спросил Евсей, расстегивая на девке ситцевую кофточку. Под кофтенкой ничего по летней жаре не оказалось. И Евсей с удовольствием облапил небольшую грудь, по-хозяйски провел рукой до пупка, погладил бока. Девка ему нравилась: не толстушка, но и не худышка, грудки небольшие, но полненькие.
"Что вы делаете, так нельзя!", уже хнычущим голосом пролепетала девка.
"Городская недотрога", подумал Евсей, а вслух сказал сердитым голосом:
"А может ты тут чего запрятала?!", и задрал девке подол юбки до пупа, завернув край подола за поясок юбки, чтобы она далее его действиям не мешала.
На ней были белые ситцевые трусики типа трико. Евсей, не рассусоливая далее, сдернул трусы до колен. Девка забилась, но руки были прикручены к топчану крепко, и она смогла только положить ногу на ногу, пытаясь закрыть промежность ногой.
"Так и знал, что ты там что-то прячешь!", с ехидной улыбкой сказал Евсей.
Затем встал с топчана и сдернул с нее трусы полностью. Девка покраснела лицом и отвернула его в сторону. Евсей тем временем разделся, повесил аккуратно френч и галифе на стул, затем снял нательную рубаху и кальсоны. Для полного порядка подошел к двери и накинул крюк на скобу, чтобы никто не помешал его делу. Затем подошел к девке, отвел одну ее ногу в сторону и уселся на топчан между ее ног, так, что одна ее нога была у него за спиной, а вторую согнутую в колене он держал рукой за ляжку.
Девка наконец поняла, что от нее хотят. Губы ее задергались, и она шепотом попросила:
"Не надо, я еще девушка!".
Евсей поглядел ей в глаза, погладил ляжку и сказал:
"Ну, так и что, пора, значит, бабой становится".
Девка вдруг заплакала, не в голос, а так, слезы только полились.
"Да, а если меня потом замуж никто не возьмет?"
"Тю, дура!" усмехнулся Евсей, "Да после войны тут нигде девок не будет: или немцы снасилят или красные, если вернутся!"
Он раздвинул пошире ей ноги и начал гладить промежность, развел лепестки нижних губ в стороны и погладил низ лобка, где знал - у женщин самое чувствительное место. Девка поняла, что всё это неизбежно и перестала хныкать и дергаться. Просто лежала, закрыв глаза. Евсей заметил, что из-под ее попки выглядывает край подола, который спереди был завернут.
"А, черт, ведь кровью попачкаю, а может у девки юбка то всего одна!", подумал Евсей, "А если не юбку, так постель - непорядок".
Он отпустил ее ноги, встал с постели и достал из френча большой носовой платок. Девка удивленно открыла глаза и глядела, что он собрался делать.
"Подстелить надо, а то кровью попачкаешься", и тут девка увидела его член, вставший в ожидании скорого применения.
"Боже, какой он у тебя огромный", перепугано прошептала девка.
Да орган у Евсея был силен и красив: сантиметров 18 длинной и где-то до шести толщиной в головке.
"Да он во мне не поместится, ты меня всю порвешь", испугалась девка.
"Не было еще такого случая, чтоб от х*я да пи*да лопалась", хохотнул Евсей, "Это тебе не рожать. Вот когда рожают, это да, бывает!".
Евсей подошел к девке взял ее за ноги, положил ее колени к себе на плечи и оторвав ее таз от топчана, подложил под него платок, сложив его вдвое. Потом стал на колени на топчане между ног девки и намочив слюной головку члена стал потихоньку проталкивать его между половых губ во влагалище. Девка, выкатив глаза, смотрела на него, пока еще ничего страшного не ощущая. Но тут Евсей почувствовал, что уперся в девичью преграду.
"Ну, чё, взлохматим пи*денку!", выпалил он свою любимую присказку. И резко двинул тазом, вгоняя член на максимальную глубину. После этого он упал на локти и навис над девкой.
У девки вырвался писк раненого зайца. Но Евсей уже смело и напористо шуровал в девичьем влагалище разметав на лоскуты девственную плеву. Девка при каждом его резком толчке вскрикивала. У Евсея уже пять дней не было женщины, и он довольно быстро почувствовал пульсацию в головке члена и, вот, наконец, тело взорвалось вспышкой оргазма. Евсей сделал еще несколько резких толчков, вгоняя девке свое семя, после, отдыхая, навалился на девку всем телом.
"Тебя как зовут, то?"
"Анюта".
"Ну, вот и познакомились, а меня - Евсей".
Встал с девки, достал у нее из-под попки платок и протер разверстый зев влагалища от стекающей спермы. Платок был обильно заляпан кровью, но из влагалища кровь уже не сочилась. Евсей промокнул другим краем платка головку члена, потом усмехнулся и кинул платок на стул: "Тебе на память, все-таки твоя девичья кровь".
Подошел к девке, оправил ей подол юбки, кофту застегивать не стал - только накинул полы, прикрыв груди. Потом отвязал от топчана и развязал ей руки. Девка устало присела на топчане и смотрела на него с немым вопросом: "Что дальше с ней будет?".
Евсей оделся и сел на стул, взяв в руки комсомольский билет. Открыл его и прочел:
"Антонина Егоровна Закваскина, член Всероссийского коммунистического союза молодежи. Да, девочка, с таким билетиком я тебя просто расстрелять должон!" .
Анюта вздрогнула и опустила глаза. Евсей достал из кармана френча немецкую бензиновую зажигалку чиркнул кресалом и поднес горящий фитилек снизу к картонным корочкам. Билет вспыхнул и через минуту рассыпался пеплом на столе.
"Запомни, дурочка, не было никогда такого члена этого союза. Надеюсь, свои тебя не выдадут. Ну, а я про эту бумажку никому не скажу".
Анюта потупилась - внизу паха саднило и было противно липко между половыми губками. Она судорожно застегивала свою кофточку.
"А вы меня так, каждый день будете?"
" Да, ты не боись, это только в первый раз больно, а потом может и понравится. Да не боись, говорю, что я зверь какой. Вот через недельку заживет у тебя там всё. Ну, тогда и еще разок можно попробовать". Он, конечно, надеялся сделать это гораздо раньше, но не стоило пугать девку.
Анюта растерла затекшие под веревкой кисти рук,
"А всегда так связывать будете?". Евсей захохотал, "Да ты совсем глупенькая. Это ж я тебя связал, чтоб ты не рыпалась, а то ить я мог только больней тебе сделать, да и одёжу порвать. А так ты цела, одежа - цела. Ну, баба теперь - так с кем не бывает. Короче, пока я с селом познакомлюсь, я тут у тебя поживу.", сказал, как о чем-то само собой разумеющемся Евсей, "Места маловато, да ничего, я второй топчан поставлю, а стол в большую комнату вынесем - он тут тебе ни к чему. Да и тебе спокойней - ты одна живешь, а так - больше никто не пристанет".
Евсей сел и задумался, что ему дальше предстоит сделать. А Анюта сидела и смотрела на первого в ее жизни мужчину и вдруг почувствовала спокойствие. Он, конечно, ее изнасиловал, но не бил, не оскорблял, защищать пообещал. Не такого она представляла его в своих девичьих мечтах. Она, родившаяся в городе и обучившаяся на бухгалтера, вынуждена была поехать в забитое село по комсомольской путевке и работать тут счетоводом. Но в мечтах представляла себя в городе, в своей квартире с красивым и обязательно образованным, интеллигентным мужчиной. Да, мечты-мечты.
Наконец Евсей встал со стула и сказал ей: "Я так понимаю, ты в этих вопросах совсем неопытная, если не хочешь забеременеть - иди-ка, подмойся внизу хорошенько. Может, и не залетишь с первого раза". Анюта подхватилась, и пошла выполнять сказанное.
Евсей вышел из бывшего сельсовета и пошел по селу, внимательно рассматривая дома и их обитателей, которые работали в своих садах и огородах.
Настасья
Настасья была разбитной веселой бабенкой. Рано вышедши замуж, она с головой окунулась в семейную жизнь. Ей нравилось иметь свой дом, прибирать его, копошиться на огороде и в маленьком садике. Ей нравилось чувствовать себя замужней женщиной - хозяйкой. Нравилось стирать мужу белье, готовить ему еду. Но больше всего ей нравилось то, что происходило между ней и мужем, когда наступал вечер, и они укладывались на семейную кровать. После того, как муж Семен сделал ее бабой, она не давала ему в этом деле продыху. Каждый вечер она возбуждала мужа, лаская его тело. Бесстыже прижималась к нему голяком. Потом затаскивала его на себя, и занималась любовью до изнеможения. Когда муж слишком уставал на работе, она раздразнивала его мужское достоинство рукой, садилась на него сверху и скакала на нем, пока огненная волна не опаляла ее тело. В общем, она была энтузиасткой, можно сказать, стахановкой плотской любви. Муж, видя эту ее слабость, не раз грозил полупудовым кулаком: "Узнаю, что загуляла - убью!". Настасья не боялась угроз мужа, но деревенские мужики, зная его силу и суровый нрав, с ней не связывались.
И вот, мужа призвали в армию, и Настасья, уже больше месяца, маялась без мужниной ласки. Она дошла до того, что стала самоудовлетворяться: терла клитор до тех пор, пока не начинало течь из вагины, а потом вставляла туда два или три пальца и дергалась, пока оргазм не скручивал тело. Ей было стыдно и неудобно этим заниматься, так как рядом спал двухлетний сын Колька. Последние несколько дней она придумала новую штуку: она выбирала морковку потолще, отмывала ее до блеска, ошпаривала кипятком и раздразнив себя вставляла ее в свое лоно и доводила себя до оргазма. Но всё это было не то! Ей нужен был мужик, чтобы ласкал ее, дразнил, мял ее тело, щипал напрягшиеся соски, а потом так вставлял между ног, чтобы дыхание спирало, чтобы чувствовать на себе его тело и горячий мужской член внутри себя.
Сейчас она прибиралась во дворике своего дома. Рядом на лавке сидел Колька и играл с вырезанной из деревяшки конячкой.
Мимо ее дома по улице медленно шел Евсей. Дел у него особых не было. Так, как с утра он дал своим подчиненным задание прибрать свинарник и накормить свиней свеклой да картошкой, которая была заготовлена для этих целей. Зная их страсть к спиртному, он пообещал принести им к обеду бутылку самогонки, если они всё исправно выполнят.
"Здрасти, новой власти!!!", захихикала Настасья.
Евсей улыбнулся и приложил два пальца к козырьку немецкого кашкета, приветствуя хозяйку, "И Вам не хворать!".
"А зашли бы в гости, господин ефрейтор!" - бабы в селе уже выучили его немецкий чин и приветствовали его соответственно.
"У меня уже и обед поспевает".
"Да, здесь промашки не будет", подумал Евсей, "Иш, глаза какие блядские!"
"Спасибо за приглашение, почему и не зайти к хорошему человеку".
Евсей открыл калитку в палисаде и вошел во двор. Подошел к Настасье поглядел ей прямо в глаза. Настасья заулыбалась. Почувствовала, что вот, наконец, получит она свой кусочек женского счастья. Евсей подошел к Кольке, погладил его по белобрысой головенке. Потом достал из кармана кусочек сахару, завернутый в бумажку. Вынул из бумажки и дал мальцу: "Держи сахар - вместо конфеты будет".
Пацаненок положил сахар в рот и смешно зачмокал.
"Проходите в дом, я сейчас на стол накрою", сказала Настасья, пропуская гостя вперед.
Евсей вытер подошвы сапог о половик и зашел в сени. Повесил кашкет на гвоздь, подумал: "Жарко!", снял френч и тоже повесил на гвоздь, после чего прошел в горницу. Сел на лавку, стянул сапоги, свернул портянки, вложил их в сапоги и поставил сапоги в угол горницы рядом с дверью. Настасья хлопотливо бросилась во двор, принесла кувшин воды и тазик. Слила на руки, подала полотенце. И всё мигом, всё молнией. Евсей сел за стол, закатал рукава нательной рубахи. Настасья мигом шастнула в подпол, вытащила бутылку самогонки, поставила запотевшую бутыль на стол. Вытащила из фанерного шкафчика две граненые рюмки синего стекла. Поставила на стол миску с малосольными огурцами. Вытащила из печи огромную сковородку с яичницей и жареной картошкой и грохнула ее на стол. Быстро взяла маленькую миску отложила туда всего, "Сыну вынесу - пусть во дворе поест, а то просыпает на пол - убирай потом". Пока она ходила, Евсей вытащил бумажную затычку из бутылки и разлил самогон по рюмкам. Настасья вернулась села на лавку рядом в пол-оборота к Евсею взяла рюмку и как бы невзначай прижалась грудью к его плечу.