- Сегодня ужинаем у меня, - смело заявляет Тарьей, выбивая своим ясным голосом почву из-под ног Хенрика. Тот изумлённо хлопает глазами, собирая расползающиеся мысли в пучок. Горячие ладони Сандвика опускаются на плечи блондина, и он расплывается в довольной улыбке. Ещё вчера он не мог поверить в то, что Тарьей Сандвик Му, его застенчивый и всполошенный ангел, позволит ему быть рядом, подпустит его так непозволительно близко, откроет перед ним настежь своё сердце. Хенрик никогда не верил в любовь с первого взгляда, считал её выдумкой сказочников и безнадежных романтиков, но сам невольно попался на крючок. Счастье было почти реально.
*****
Марлон разливает горячий чай, напевая себе под нос неизвестную песню, а Тарьей уже несколько минут возится с коробкой торта, пытаясь её снять. Лангеланд украдкой наблюдает за метаниями друга и с трудом сдерживает смех. Тарьей постоянно летает в облаках и не может на чём-то сосредоточиться больше минуты – не перестаёт думать о Хенрике. Сложно не думать, когда он находится за стенкой в компании твоих друзей. Нет, его изводит не бессильная ревность или злость. Такие чувства терзали его, словно ржавая проволока, когда он встречался с Германом. Тарьею хотелось расквасить себе лицо каждый раз, когда он сравнивал Германа и Хенке. Холм был его полной противоположностью. Честный, внимательный, открытый, надёжный. В таких влюбляются с первого взгляда, с первого вздоха, с первого слова. Он завораживает искрящимся чувством юмора и трескуче-сухим голосом, который пеплом оседает в лёгких. В его глазах плескаются морские волны, переливающиеся на солнце. Но Германа он тоже полюбил за что-то или несмотря ни на что. Воспоминания серым туманом обволакивали разум.
- Тебя сегодня не узнать, - улыбается Марлон, вдыхая пряный аромат чая. Тарьей мечется у него за спиной и учащённо дышит, но Лангеланду не нужно смотреть на него, чтобы разгадать истинный ход его мыслей. Сандвик тянется невидимыми нитями к Хенрику, снося на своём пути толстые стены. Марлон никогда не видел Тарьея таким беззаботным и счастливым – просто светится изнутри. - Куда ты дел старого Тарьея и кто ты такой?
- Я просто… счастлив, - Тарьей смущённо опускает голову, скрывая за взъерошенными песочными кудряшками густой румянец. Сердце стучит свинцовой дробью, зашивая под кожу росчерк молочно-белого лица Хенрика. У него ладони потеют, а перед глазами кружатся разноцветные кольца. Холм сидит в соседней комнате, хохочет звонко и оглушительно, выслушивая очередную нелепую шутку Карла, широко улыбается Лизе, которая наверняка не сводит с него глаз. Необъяснимые ощущения червячком вьются в груди, прокусывая сердце до крови. Влюблённость перерастает в зависимость, фатальную одержимость. Сандвику становится страшно.
- Вы выглядите счастливыми, - голос расслабленный и уверенный, а в серых глазах Марлона серебрится теплота. Взгляд Тарьея тянется в гостиную, но это ни капли не смущает Лангеланда. Он, как никто другой, наслышан о всепоглощающей любви, бороздящей на дне сердца, которая кружит голову и распыляет разум на крупицы пыли. Марлон давно встречался с Лизой и любил её по-настоящему. Со временем ураган чувств вылился в тёплое спокойное море, но любовь не угасла – она только окрепла со временем. Лангеланд загадочно улыбается собственным мыслям: - Хенрик меняет тебя.
- Да, он влияет на меня каким-то волшебным образом, - мечтательно закрывает глаза Тарьей, впечатываясь ладонями в шершавую столешницу. На краснощёком лице переливается улыбка, а в глазах блещет шальной огонь. Сердце барахтается под рёбрами, отбивая весёлый ритм, а на коже морозными лепестками оседает дрожь. Снова в мыслях выплывает до боли родной силуэт, который теплится языками пламени по венам. Вкрадчивый шёпот продырявливает натянутую тишину: - И мне нравится это.
- Я рад за вас, правда, - Марлон хлопает друга по плечу и провожает его светлым взглядом, выставляя на поднос чашки с ароматным чаем. Он с нехитрой радостью улыбается вместе с Тарьеем, и ему становится легче дышать. Поддержка друзей – это подарок свыше, который Сандвик не рассчитывал получить достаточно долго. Ему приятна забота его новых соседей, потому что в ней нет ни следа жалости. - Сейчас пришлю Хенрика тебе помочь, а то ты уже измаялся без него.
Марлон исчезает за дверью кухни, унося на подносе пять чашек горячего чая. Дымчатая дорожка пара кольцами взвевается в воздухе, оставляя сладкий аромат. Тарьей разрезает кремовый торт, смахивая со щеки всклокоченные волосы, и окидывает бумажным взглядом опустевшую кухню. Из соседней комнаты доносятся заливные возгласы и звон чашек, разбавленный искорками смеха. Сандвик мысленно рисует сливочные черты лица Хенрика, который искусно касается своими румяными губами фарфора. Текучая вода его глаз ослепляет, а солнечные зайчики паутинками расползаются вокруг. Духмяные нотки лаванды, мёда, табака, кипариса и сандала крутящейся лентой пробиваются сквозь дверную щель. До дрожи знакомый аромат Хенрика стынет на дне колотящегося сердца Тарьея. Он никогда не сталкивался с такими сильными чувствами, и сокрушающий вихрь в груди затягивал всё глубже. Разве настоящая любовь настолько безумная и неудержимая? У Сандвика невольно дёргается рука, когда раздаётся гремящий звонок телефона. Это точно были родители – другие варианты Тарьею на ум не приходили.
- Привет, Ти, - Тарьей удивлённо таращит глаза на неизвестный номер на экране, и через секунду слышит подозрительно знакомый голос. Дерзкий. Холодный. Приглушённый. Цепи сомнений обвязывают голову, и Сандвик недовольно хмурится.
- Кто это? – спрашивает Тарьей, непонимающе встряхивая головой. Он даже не замечает, как на кухню тихо проскальзывает Хенрик с красноречивой улыбкой на губах. Мазки счастья с его бледноватого лица резко смывает вязкая вода подозрений. Холм прислушивается к разговору Тарьея, скрываясь у него за спиной, как тень, но оповещать о своём присутствии не торопится. Напряжённый голос Сандвика его не на шутку тревожит.
- Как быстро ты меня забыл, - мужской голос в телефоне трещит в огне обиды, а Тарьей усиленно пытается вспомнить. Он знает этот голос – каждое слово вызывает мороз по коже, будто его окатили ледяной водой. Сандвик сводит брови на переносице в немом вопросе, выдерживая паузу, но собеседник явно не собирается открывать своё имя. А может, Тарьей подсознательно просто не хочет вспоминать? Страх клубится в горле, а пальцы, удерживающие телефон, медленно немеют.
- Герман? – Тарьей выстреливает на одном дыхании, и Хенрик испуганно вздрагивает у него за спиной. Разговор накаляется, и сердце Холма зажимает ржавый капкан недоверия. Хенке помнит, как Сандвик вчера упоминал о своём бывшем, который живёт в Осло. Но ведь таких совпадений не бывает. Обжигающий водопад мыслей Хенрика нарушает разъярённый тон Тарьея: - Откуда у тебя мой номер?
- Ты меня бросил без объяснений, так ещё и номер телефона сменил, - Герман обижен и зол, но Тарьей не хочет обращать на это внимание. Он знает, что чертовски виноват перед ним. Он знает, что поступил, как последний подлец. Но он не хочет нырять в прошлое и ворошить грязное бельё. Не сейчас, когда его жизнь едва начала налаживаться. - Это выглядит по-свински, не находишь?
- Ты не ответил на вопрос, - Тарьей встревожен неожиданным звонком «старого знакомого», и лихорадочная дрожь в голове выдаёт его с потрохами. Хенрик сглатывает кислый ком в горле, но продолжает терпеливо слушать, комкая в сердце жалящую ревность. У Сандвика пальцы горят от въедающихся в кожу деревянных колючек, а в горле пересыхает от металлического голоса на другом конце провода. Нестерпимый страх ослепляет Тарьея, и он даже не улавливает в воздухе аромата Хенрика.
- Неразумно оставлять дома записную книжку, в которой хранится мой номер, и уезжать, - Герман смело язвит, будто пытается уколоть Тарьея как можно больнее. В груди жжёт неистовое чувство вины, но блондин глотает через силу каждое слово. Он подозревает, что стоит на кухне не один. По спине хлещет бурный ветер тревоги. Голос в телефоне каменеет с каждой секундой: - Взволнованные родители себе места не находят.
- Чего ты хочешь? – рычит сквозь зубы Тарьей, до хруста сжимая пальцы в кулак. Хенрик осторожно подходит ближе и кладёт руку на плечо своему мальчику. Сандвик чувствует, как злость внутри утихает, а рокочущие мысли разносятся, как тяжёлые тучи на небе. Холм утыкается носом в шею любимого, щекоча мягкими пшеничными волосами, и Тарьей облегчённо закрывает глаза. Пока Хенрик рядом, он не чувствует давления прошлого. Он не чувствует угрозы.
- Твоя мама хотела убедиться, что ты в порядке, - растерянно протягивает Герман. Он ищет оправдание, хочет растянуть время разговора, и Тарьей отчётливо это понимает. Только вот ему не нужно углубление в туманное прошлое, которое неплохо помяло ему бока. На сердце осталось слишком много свежих ран, а в голове по-прежнему раскатами грома проносятся ненавистные воспоминания. Герман был первым человеком, которого Сандвик впустил в своё сердце. Он помог ему поверить в себя. Помог принять себя настоящего без зазрения совести. Помог поверить в силу истинной любви. Но любовь подобна туману: с наступлением утра он исчезает быстро, так и чувства сгорают. Любовь – это просто туман, который рассеивается с первым лучом реальности*.
- Убедился? – вздыхает Тарьей и неторопливо поворачивается лицом к Хенрику. Медное беспокойство залегло у Холма в глазах, но он скрывает его под смазанной улыбкой. Сандвик оставляет на его губах сочный поцелуй, злостно сжимая пальцами телефон. Он подозревает, почему Герман не торопится заканчивать разговор, но отбрасывает от себя назойливые мысли. Миллиметры густого воздуха разделяют его и Хенрика, и ему меньше всего на свете хочется сейчас думать о бывшем парне. Выплёвывает ядовитый вопрос, как приговор: - Это всё?
- Нет, я хочу поговорить, - вымаливает, как милостыню, Герман, но Тарьей в ответ лишь закатывает глаза, встречаясь с недоумевающим взглядом голубых глаз напротив. Ладони потеют, и проклятый телефон может выскользнуть на пол в любую секунду. Коварный демон царапает Сандвику сердце и не позволяет положить трубку. Тарьей опускается рукой на талию Холма, приклеиваясь пальцами к белоснежной ткани рубашки, но в глаза не смотрит. Обезоружен и растерян до ледяного пота.
- Этого не будет, - чеканит Тарьей, проглатывая колючую вину, и молниеносно бросает трубку. Лишь бы не слышать прерывистых вздохов на другом конце провода. Лишь бы не чувствовать обиды в ломающемся голосе. Лишь бы не вспоминать о будоражащих чувствах. Хенрик крепко прижимает Сандвика к своей груди и водит ладонью по спине. Тарьей дрожит, стиснув зубы, и закрывает глаза. Первая любовь не забывается.
========== Глава 10. Переплетено ==========
Комментарий к Глава 10. Переплетено
Incubus – Love Hurts (Acoustic)
Twenty One Pilots – Heathens
Жду вас здесь за спойлерами к новым главам https://vk.com/rainy_hurt_fanfiction
Когда ты прощаешься с прошлой жизнью, ты никогда не закрываешь дверь до конца. Остаётся крошечная щель, через которую просачивается едкий дым прошлого. Сизый туман сдавливает горло железными прутьями, пока ты полностью не оборвёшь нити, которыми намертво привязан к проблемам. Пока ты не перестанешь искать утешение в окружающих, забывая о людях, которые остались за толстой стеной прошлого. Пока ты не найдёшь пути к решению проблем, которые бетонным грузом висят на плечах. Пока ты не поборешь внутренних демонов страха, съедающих плоть. Пока ты не позволишь мучительному чувству вины всплыть наружу из глубин сердца.
Прошлое переплетено с будущим ржавыми цепями, которые можно оборвать, разрушая границы воспоминаний и чувств, или обкрутить вокруг собственной шеи. Не все люди, которых мы теряем в водовороте прошлого, неважно осознанно или нет, готовы смириться с утратой и отпустить нас. Для кого-то мы были обузой и позором, а для кого-то – надеждой и опорой. Человек, который умеет любить по-настоящему, не позволит себе подлость ранить того, кто в нём нуждается. Не опускайтесь до уровня бессердечных подонков, которые ради своего счастья вытирают ноги о близких и убегают от самого себя, чтобы начать жизнь сначала. С чистого листа не начать, если вместо жирной точки в конце оставляешь грязное пятно.
- Зачем ты это делаешь? – Томас взбалтывает пиво в бутылке и делает небольшой глоток, переводя на Германа заинтересованный взгляд. В его медном голосе запеклось сострадание, которое хлещет Томмерааса электрическими проводами по лицу. Хэйс сверлит глазами своего друга, но тот уклоняется, топя свои утомительные мысли в стакане виски. Кажется, это уже третий стакан за последние десять минут. Герману плевать, потому что в голове пустыня с зыбучими песками, где зарыт его здравый рассудок. Потому что он снова возвращается в прошлое ради того, кто забыл о нём, как о старом чемодане на вокзале.
- Что «это»? – Герман с наигранным непониманием хмурится, скользя глазами по полупустой бутылке виски. Он опустошает стакан за стаканом, теряя счёт времени, не обращая внимания на негодующее выражение лица Томаса. Хэйт обошёлся сегодня пивом, но серый вид Томмерааса, искажающийся ещё больше под призмой алкоголя, его откровенно раздражал. Томас пожалел, что согласился встретиться с другом в такую рань. Напиваться с восьми часов утра – это слишком даже для Германа. Надежды, что Томмераас вернулся к прежней беззаботной жизни, с треском рассыпались прямо на глазах.
- Зачем ты лезешь в его жизнь? – Томас сердится и сверкает желчью в глазах, опуская взгляд на пальцы Германа. Хэйс закатывает глаза, проглатывая острый ком злости. Томмераас замечает в коньячных глазах напротив кроваво-красные искры и резко убирает левую руку под стол. Избитые костяшки не ускользнули от режущего взгляда друга: он знает, что Герман тренируется до полусмерти – зализывает душевные раны уколами физической боли. Томас кривится и качает головой: - Я думал, ты смирился.
- Полгода я пытался понять, почему Тарьей меня бросил, - Герман злостно отпихивает от себя пустой стакан и морщится от тёрпкого вкуса виски на губах. Они с Томасом выпивают в этом баре каждую пятницу и делятся последними новостями. Сегодня Герман не выдержал – выбежал из дома, как угорелый, когда на часах и шести утра ещё не было. Он знал, что Томас откроет ему дверь в любое время дня и ночи. Томмераас завидует своему другу: тот учится в актёрской академии, встречается с девушкой, снимается в короткометражках – в общем, живёт полной жизнью. А Герман засыхает, как цветок без влаги, больше полугода. Точнее, он сохнет – по одному парню, который вытер об него ноги.
- Вы жили в разных городах, - скрещивает пальцы Томас, откидывая голову вверх. Он говорит тихо и уверенно, но Германа ему не переубедить. Тот мучился несколько месяцев, выискивая настоящую причину ухода Тарьея. С каждой мыслью о кудрявом блондине внутренности скручивались в узел, отдавая болезненными спазмами. Томмераас ломал голову, перебирая сотни оправданий, но становилось только хуже. Глухие звуки голоса Хэйса едва доносились до затуманенного сознания Германа: - Это логично, что он не выдержал отношений на расстоянии.
- Ти не такой, - рычит сквозь зубы Герман и бросает на Томаса убийственный взгляд. Хэйс вытаскивает его за шиворот из гибельной пропасти, на краю которой тот висит уже полгода. Томмераас слепо верит в то, что время можно отмотать назад и вернуть всё на круги своя. Но Тарьей не давал о себе знать, пока Герман сам не позвонил. Звонок, который выдернул сердце, сжимая его в кровавый сгусток, и окунул с головой в грязь. Нельзя быть таким жалким, но чувства сильнее разума: - Должна быть другая причина.
- Не цепляйся за прошлое, - возмущается Томас и залпом выпивает всё содержимое бутылки. Он недовольно вздыхает и смотрит исподлобья на Германа. Складывается впечатление, что Томмераас его не слушает. Хэйс видит только вздрагивающие ресницы и дёргающийся кадык. Снова стеклянные глаза. Снова мраморная горечь на лице. Томас твердит почти приказным тоном: - Он забыл тебя, и ты его забудь.
Герман откидывается на спинку кресла и насовывает на глаза черные очки. Он не помнит, когда последний раз нормально спал. Свинцовые круги под глазами и расплывчатая бледность – его вечные спутники по жизни. Томмераас пытался ходить на свидания, общаться с другими парнями, но они сами рано или поздно обрывали контакт. Никому не нужен замкнутый парень с хронической депрессией, умело скрытой под толстым слоем дерзости и сарказма. Только безупречные манеры не позволяли Герману рассмеяться потенциальному ухажёру в лицо и в первый же день послать его куда подальше. Он неделями бродил по городу, как псих, разыскивая в толпе знакомый силуэт. Жасминово-зелёные светящиеся глаза. Непослушные песочные кудряшки. Багряно-красная бейсболка. Тарьей был слишком далеко от него – в Бергене.