Человеку, который по уши погряз в трясине прошлого, никогда не удастся выбраться из него самостоятельно. Людям нужны люди. Которые протянут руку помощи. Которые поддержат тёплым словом. Которые согреют душу понимающим взглядом. Которые закроют своим телом от трудностей. Таких людей очень мало, но они есть. Они ходят рядом, с нетерпением ожидая твоего внимания. Они не станут рушить крепость, которой ты отгородился от мира, - они расплавят её своей безграничной любовью. Человек, который понимает тебя с полуслова, заслуживает доверия. Откройся тому, кто верит в тебя и не даёт сдаться.
Хенрик шагает по подиуму спокойной, твёрдой походкой, не обращая внимания на свет, слепящий глаза. Под ногами скользит молочно-белый паркет, а в венах вибрирует музыка. Холм наслаждается одиночеством в холодном зале, отрабатывая идеальную походку, хотя никто его об этом не просил. Камилла Ларсен никогда не придиралась к его выходам на подиум: Хенрик мастерски открывал и закрывал все показы на протяжении года. Репетиция была всего лишь отвлечением. Когда Холм двигается по гладкому подиуму, он полностью расслабляется и отдаётся во власть ритму, который известен ему одному. В груди щемит приятное чувство лёгкости и свободы, ноги ступают по паркету мягко и уверенно, плечи расправлены, а в глазах мерцают вспышки камер. Нет, Хенке – не ловец лёгких денег и славы. Он просто любит свою работу, которая позволяет раствориться в море эйфории.
Музыка начинает надоедать, а ноги пошатываются от усталости. Хенрик продолжает шествовать по подиуму без остановки, полностью теряя счёт времени. Модели и фотографы давным-давно разошлись по домам, сразу после окончания рабочего дня, а Холм был готов просидеть здесь всю ночь, лишь бы не оставаться наедине с навязчивыми мыслями. Он обессилено опускается на край подиума, свесив ноги, и выключает музыку. В животе неприятно урчит, но чувство голода – это последнее, на что сейчас может обращать внимание Хенке. Парень нервно облизывает губу, вспоминая вкус вчерашнего поцелуя, и закрывает глаза. У Тарьея мягкие податливые губы с привкусом крепкого кофе и корицы. Горечь слёз ни капли не испортила их поцелуя. Первый поцелуй. Сладкий, желанный, жгучий. Холм до сих пор не может поверить в то, что Тарьей вчера признался ему в любви. Без принуждения, без чужой помощи, без колебаний. Тарьей Сандвик Му – застенчивый парень с одиночеством в изумрудных глазах – влюбился в него. Он – хрупкий ангел, полный тепла и любви, которого, как маленького ребёнка, боишься ранить взглядом или словом. Хенрик не верил, что Сандвик мог в него влюбиться.
- Что ты здесь делаешь? – в дверном проёме появляется Карл с синей папкой в руках, забитой бумагами. Он подозрительно смотрит на Хенрика, который скользит глазами по полу. Эггесбо замечает, что друг не в духе, и бросать его одного не собирается. Холма что-то тревожит, точнее кто-то. Карлу не трудно догадаться кто.
Хенрик поднимается на ноги и направляется к своему рюкзаку, который висит на спинке кресла в первом ряду. Он упрямо игнорирует изучающий взгляд друга, пересекая океан сокрушающих мыслей. Дышать становится трудно, будто неведомая сила затягивает его на дно. Холм молча считает вздохи, улавливая под рёбрами приглушённое сердцебиение. В пустой квартире от мучительных мыслей ему сбежать не удастся, но сейчас ему хочется сбежать от Карла. Хенке знает, что он так просто его не отпустит.
- Не игнорируй меня, - Карл настегает его возле двери, преграждая путь, и угрожающе скрещивает руки на груди. Эггесбо недовольно хмурится, а Хенрик будто смотрит в пустоту, не моргая. Никаких движений, никаких эмоций. Догадки Карла подтверждаются в одно мгновение – здесь замешан Тарьей. – Что опять случилось?
- С чего ты взял, что у меня что-то случилось? – раздражается Хенрик и окидывает Карла недоумевающим взглядом. Еггесбо знал, что его друг – талантливый актёр, но чтобы настолько. Смятение можно запросто уловить в его затруднённом дыхании, бегающих глазах. Холм пытается быть убедительным, но Карл, наверное, умеет читать по лицам.
- Рабочий день закончился два часа назад, а ты всё ещё здесь – это раз, - грозно сверкает глазами Карл, загибая пальцы. - Ты сидишь здесь совсем один – это два, - Эггесбо замечает, как нервно сглатывает Хенрик. Значит, он на правильном пути. – Ты уходишь от ответа и отводишь глаза – это три.
- Я просто устал, но у меня всё в порядке, - хмыкает Хенрик и поднимает на друга глаза, полные непонимания и горечи. Голубые искры сменяет ледяная тьма, затягивая глаза поволокой страха. Карл понимает, что Холм сражается с чувствами, которые не дают ему покоя, и хочет облегчить терзания лучшего друга. Раньше они всегда обсуждали проблемы друг друга, попутно напиваясь. Им становилось легче, не от алкоголя, конечно. Просто они, как верные друзья, могли вывернуть из сердца обиды и боль на стол, стирая её в пыль. Когда появился Тарьей, Холм изменился, как бы Эггесбо не пытался это отрицать.
- Отрицание проблемы – это четыре, - Карл подходит к другу и хлопает его по плечу, закрывая дверь прямо у него перед носом. Это ясный сигнал того, что Хенрику не удастся увильнуть от серьёзного разговора. Сердце, сжимающееся в груди ноющей болью, подсказывает, что он нуждается в этом разговоре. Эггесбо бывает полным засранцем, когда подтрунивает над ним, но друг он просто идеальный. Его советы никогда не оставались бесполезными.
Карл тащит Хенрика за собой вглубь зала и насильно усаживает в соседнее кресло. Холм с наигранным возмущением вздыхает, но уголки рта дёргаются в несмелой улыбке. Эггесбо толкает его локтём и требовательно заглядывает в глаза. Хенрик делает вид, что собирается с мыслями. Он не знает, с чего начать. Он не понимает причину томительной тревоги. Он не верит, что поцелуй был реальным. То, к чему они с Тарьеем шли три недели, произошло неосознанно и до безумия быстро. Хенрик хотел поцеловать Сандвика и видел, что тот хочет того не меньше. Тогда почему в груди зияет бездна страха, из которой он не находит выхода? Разве так должен чувствовать себя человек после поцелуя с тем, в кого по уши влюблён?
- Выкладывай, - заявляет Карл, откидываясь на спинку кресла. У него ладони чешутся от нетерпения, а в душе клубится туман подозрений. Хенрик не выглядит глубоко расстроенным, но его определено что-то беспокоит. Эггесбо готов вытягивать из Хенке слова клещами, потому что тот напряжённо молчит уже больше минуты.
- Я поцеловал Тарьея, - выпаливает на одном дыхании Хенрик и обречённо закрывает глаза. Острый ком обжигает горло языками пламени, а сердце с глухим звуком ударяется о грудную клетку. У Холма всё плывет перед глазами, а во рту по необъяснимой причине щекочет привкус корицы. Он кривится от собственных слов, будто только что вынес себе смертный приговор.
- Не слышу радости в голосе, - Карл изумлённо выгибает бровь и пробегает по лицу Хенрика искрометным взглядом. Ни одного намёка на улыбку. Ни одного проблеска восторга в голосе. У Эггесбо в горле першит от желания сказать другу пару ласковых, но он прячет морозное возмущение за натянутой улыбкой. Карл никогда бы не подумал, что любовь может превратить его лучшего друга в безвольного хлюпика, мнительного и потерянного.
Хенрик выходит на подиум, игнорируя недовольное сопение Карла. Ему не хочется слушать бессмысленные тирады, полные презрения и жалости. Не сейчас. Не тогда, когда сбивчивые мысли ураганом растекаются по подкорке сознания. Когда глубокая трясина сомнений поглощает каждый уголок души. Когда лихорадочная дрожь прошибает всё тело от мимолётного воспоминания о поцелуе. Холм двигается спиной к Карлу, но чувствует повисшие в воздухе электрические провода подозрений, которые покалывают в пальцах. Хенке задумчиво шагает по скользкому паркету, распутывая клубок страхов. Он боится, что поцеловал Тарьея? Нет, он боится недосказанности, залёгшей между ними непроглядной тьмой.
- Он признался мне в любви, - вздрагивает Хенрик и резко поворачивается к Карлу лицом. Его губы боязливо сжаты, а ресницы дрожат, как листья на ветру. Спину царапает табун мурашек, а перед глазами всплывает образ Тарьея. Такой родной, нежный, решительный. Холм никогда не видел Тарьея таким уверенным и смелым: он смог выдавить из себя самые важные слова. А Хенке не смог. Он чувствовал острую необходимость выплеснуть тягостные чувства, которые душат железной хваткой, прикоснуться к его бархатной коже, заглянуть в жасминово-зелёные глаза, в которых искрит любовь. Хенрик знал с самого начала, что его чувства взаимны.
- А ты что? – осторожно интересуется Карл. Спина Хенрика серой стеной леденеет перед его глазами, но Эггесбо не спешит идти по горячим следам. Холм взвинчен, будто на грани нервного срыва, и обезоружен дурными мыслями. Он слабо похож на счастливого влюблённого парня, у которого раньше горели глаза при случайном упоминании имени Тарьея. Медные тени под глазами и усталость, бледностью отпечатанная на лице. Любовь замурована под тканью горячего сердца.
- Я ничего не сказал, - Хенрик потупляет взгляд и ёрзает кроссовками по паркету. Его голос надламывается с каждым словом, но Карл смотрит на него с открытым замешательством. Он не верит собственным ушам, потому что ничего глупее в жизни не слышал. Человек, который сходит с ума из-за любви, не может выразить своих чувств. Звучит нелепо и подавляюще.
- Ты хочешь сказать, что Тарьей признался тебе в любви, а ты просто промолчал? - недовольно закатывает глаза Карл, ударяя себя по лбу толстой папкой с документами. Хенрик испуганно останавливается посреди подиума и затуманенными глазами смотрит на друга. Идея с поцелуем вдруг перестаёт казаться ему удачной. - Холм, ты идиот? Ты же любишь его.
- Да, и что теперь делать? – разводит руками Хенрик и спускается с подиума. Он не идёт, а шатается, как корабль во время шторма. Холм нервно водит пальцами по шее, чувствуя пульсирующую дробь сердца. Его опустошённый взгляд доводит до бешенства Эггесбо. Каким же беспомощным делает человека любовь. Это не награда свыше, а опасное оружие, которым можно убить самого себя.
- Просто пригласи Тарьея на ужин и поговорите нормально, - Карл кладёт ладонь на плечо Хенрику и мягко улыбается. Лёд в сердце Холма медленно тает, растекаясь шумными потоками по телу, а гримаса боли ускользает с бледного лица. Парень благодарно смотрит на Эггесбо, пожимая ему руку, и тянется в карман джинсовой куртки за телефоном. Карл расплывается в добродушно-хитрой улыбке, наблюдая за Хенриком, который с нетерпением набирает номер Тарьея. Любовь превращает взрослых самодостаточных людей в капризных детей, которые сами не понимают, чего хотят.
*****
- Не знал, что ты куришь, - Хенрик исподлобья смотрит на Тарьея, подгибая под себя ноги. Его солнечный мальчик сидит прямо перед ним на подоконнике и выпускает в полуоткрытое окно волну едкого дыма. Холм ненавидит сигареты и запах никотина, но Тарьеем, который курит, он готов любоваться вечно. То, как его тонкие губы обхватывают сигарету. То, как он искусно выпускает кольцами дым. То, как он сжимает в руках тлеющий окурок. Хенрик упоенно закусывает губу и отводит взгляд в сторону, встретившись с двумя застывшими изумрудами.
Холм не ожидал, что Тарьей согласится прийти к нему на ужин. Заявиться на ночь глядя к малознакомому парню домой – это не в его стиле. Но он превзошёл все ожидания Хенке – не просто согласился, а ещё и пришёл с бутылочкой вина. Сандвик отказался в этот вечер от серой толстовки и рваных джинсов, которые являются основой его повседневного гардероба. Хенрик прикусил себе язык, когда увидел на пороге квартиры такого нарядного Тарьея – фисташковая рубашка, черные обтягивающие брюки и идеально уложенные пшеничные волосы. Хоть Холм и привык видеть своего «друга» помятым, несобранным, с выбивающимися из-под красной бейсболки кудряшками, но таким элегантным он нравился ему ещё больше. Ужин обещал быть запоминающимся и атмосферным, но в какой-то момент что-то пошло не так. Изысканно-любезная улыбка на лице Сандвика растворилась в воздухе, как только парни сели за стол. Хенрик так долго провозился над запечённой рыбой, что грешным делом начал корить себя за плачевные навыки кулинара. Кислое лицо юного фотографа начало пугать Холма. Он пытался рассеять напряжение с помощью алкоголя, но блондин слишком мало пил. Когда Сандвик выудил из кармана пачку сигарет, Хенрик и вовсе потерял надежду.
- Вредная привычка, но я курю, только когда нервничаю, - смущённо отвечает Тарьей и делает очередную затяжку. Облако дыма застилает глаза Хенрика, но Сандвик чувствует, как его прожигают сапфировые омуты. Он жалит его сосредоточенным взглядом весь вечер, будто требует важного разговора, а единственное, на что сейчас способен Тарьей, - это молча курить и отгонять трусливые мысли. Они оба нуждаются в разговоре, потому что после вчерашнего поцелуя осталось слишком много слов, стеклянной крошкой засевших в голове.
- Почему ты нервничаешь сейчас? – незамысловатый вопрос ударяет в лицо Тарьею ударом молнии, но он лишь издаёт нервный смешок. Хенрик читает его, как открытую книгу, и даже если Сандвик попытается соврать, его вычислят за считанные секунды. В зелёных глазах написано гораздо больше, чем может представить Тарьей. Холм видит его замешательство и пытается быть вежливым: - Ужин не понравился?
- Нет, понравился, - выдыхает Тарьей и тушит окурок о подоконник. Сердце пропускает удар, потому что взгляд Хенрика медленно крошится, как лёд, рассыпается ошмётками страха и недоверия. Ладони потеют, покрываясь солёными капельками волнения, но Сандвик не хочет уходить от ответа. Холм дорог ему больше, чем кто-либо в этом городе, и он заслуживает знать всё до последней мелочи. - Я нервничаю, потому что ты… близко.
- Боже, ты просто невероятный, - горячая улыбка касается уголков губ Хенрика, и он накрывает подрагивающие пальцы Тарьея своей ладонью. Его мальчик застенчиво опускает глаза, и Холм окончательно теряет контроль над своим дыханием. Дышать становится так трудно, будто он бежит стометровку, а не просто держит своего парня за руку. Своего парня? Да, Сандвик закрепился в его сердце в таком статусе ещё вчера. На языке неугомонно крутилось трогательное слово «Мой». Блондин жаждал назвать Тарьея так хоть один раз, распробовать сладостный вкус этого слова на губах, почувствовать тепло, исходящее от него лучами солнца.
- Нет, я обычный, - робко твердит Тарьей. Он забывает абсолютно все слова, и голос предательски дрожит, потому что его руку сжимает тёплая ладонь. Сандвик знает, что у Хенрика такое же пламенное сердце. - К тому же, ты многого обо мне не знаешь.
- Я не хочу, чтобы ты возвращался в прошлое, - Хенрик говорит решительно, и Сандвик даже моргнуть не может. Низкий голос с пьянящей хрипотцой забирается под кожу, как крупицы мороза. Тарьей слышит своё грохочущее сердце, но смотрит только на Холма. Он готов тонуть в этих леденящих глазах всю оставшуюся жизнь, лишь бы искры счастья в них не угасали. - Сейчас ты здесь, со мной.
- Да, но я хочу, чтобы ты знал, - голос Тарьея не дрожит, не клокочет, не трещит. Он говорит спокойно и откровенно, и Холм не оставляет этот факт без внимания. Хенрик безошибочно угадывает, когда ему врут. Волшебная способность актёра? Может быть. Сейчас ему так уютно рядом с Сандвиком, который смотрит так нежно и хватко, будто боится утерять нужный момент. Ему так хочется рассказать о прошлом, о том, что его тревожит. Тарьей знает, что Хенрик всё поймёт и никогда не осудит. - Ты ведь слышал вчера мой разговор с мамой?
- Немного, - кивает Хенрик и бросает на Тарьея короткий взгляд. Льдинки обиды не видны в жасминово-зелёных глазах – лишь гладкое понимание и доверие. Холм не испытывает острой потребности погружаться в прошлое его мальчика. Ему просто нужен Сандвик, который будет держать его за руку и улыбаться. Если в прошлом Тарьей был измучен и разбит, то нужно выжигать его последствия, стирать все ниточки, связывающие с ним. Хенрик намерен сделать Сандвика счастливым, а для этого скелеты прошлого не нужны.
- Она просила меня возвращаться домой, - морщится Тарьей, опираясь на оконный откос. Он растерянно вертит в руках пачку сигарет, но закурить не решается. Нельзя слепо подчиняться слабостям, которые зажимают сердце в тиски. Хенрик осторожно поглаживает пальцы Тарьея и заглядывает в глаза. Сандвик не боится напряжённого взгляда, скользящему по его лицу, потому что понимает всё без слов. Химическая связь парней сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Безумное желание быть рядом, граничащее с зависимостью. А можно зависеть от человека? Можно не дышать без него?