— Почему ты говоришь так? Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал?
— Хочу. Хочу больше всего на свете, но я не готов заплатить за это цену, равную твоей жизни.
— Я поцелую тебя, — решительно произнёс Алексей. — Я плюну в лицо судьбе, Богу, Вселенной, кому угодно! Я покажу, что, несмотря ни на что, именно мы с тобой являемся родственными душами. Я ускорю нашу встречу в ином мире, где мы сможем беззаботно любить друг друга, как это делают мужчины и женщины.
«А ведь он прав», — думал Сергей. Почему нужно следовать правилам этого ужасного несправедливого мира? Мира, в котором одним отдана вся власть, а другим остаётся лишь набраться смирения, чтобы выжить; в котором государство распоряжается остатками жизней людей, не позволяя им унести в могилу только хорошие впечатления от бытия; в котором неизвестно кем выдуманный закон определяет, достаточно ли ты полезен для мира; в котором искренне любящих людей заставляют расстаться для поисков ложного возлюбленного. Кто запрещает им сделать то, что делают все влюблённые: соединиться в поцелуе, надеясь на то, что он сочтётся проявлением истинной любви? И какое дело до того, что надежды нет? Неужели крошечный остаток жизни — слишком высокая цена за признание любви истинной вопреки закону мироздания?
Алексей сжал руку Сергея. Тот в ответ ещё крепче сцепил свои пальцы с его. Минуты стали бежать, словно мгновения. Исчезли все звуки; остались лишь тишина, дрожание плеч от плача и тепло тела под ладонями. Сергей с жадностью вдыхал запах чужой кожи, водил ладонями по груди, впитывая подушечками пальцев биение сердца, исследовал губами мягкие черты чужого лица. Алексей сжимал юношу в объятиях и позволял ему растапливать себя на огне обожания. Взяв милое лицо в свои ладони, он долго глядел на него, внимательно, с любовью отмечая каждую мелкую морщинку, как глядят в последний раз.
— Хорошо. Если хочешь, сделай это, — прошептал Сергей.
Алексей, нежно запустив пальцы в тёмные волосы, наклонился к нему. Дыхание обжигало приоткрытые губы.
Ещё не поздно передумать…
Перед мысленным взором возникло лицо Лизы, искажённое гримасой боли.
И Алексей, сжав чужие плечи, коснулся губами губ Сергея. Казалось, сама душа двоих людей перекатывалась между кончиками языков, и каждый стремился отдать другому своё дыхание. Бессмертная душа воспарила, чтобы смеяться над жестокой природой, создавшей её, и рассеялась, будто дым, когда любовный поцелуй прервался.
Сергей прижимал к себе недвижное тело Алексея и содрогался в рыданиях. На запястьях обоих больше не было меток. Сквозь пелену слёз Сергей чётко видел умиротворённое вечным сном лицо Алексея и комнату, стены которой стали единственными, кто знал, как сильно он любил его.
========== Эпилог ==========
В июле 1914 года Сергей вернулся домой. Он не видел матери и сестры около года. Должно быть, они забыли его и не пустят на порог.
На похоронах Алексея Сергея не было. Он не сумел заставить себя появиться там. По прибытию в Петербург он лишь посетил его родителей. Увидев его, они сразу же узнали юношу, приехавшего с их сыном в июле 1913-го. Они отнеслись к нему, точно к родному, и искренне поблагодарили за то, что он так скоро сообщил им о смерти Алексея. В письме Сергей рассказал, будто они без памяти влюбились в очаровательных француженок, и ему повезло найти свою родственную душу и излечиться, в отличие от Алексея. Сергей готов был расплакаться прямо перед его родителями и признаться в любви к их сыну, но стойко сдержался. Он произнес: «Вы не представляете, как мне жаль, что его больше нет. Для меня это невероятная трагедия». Но его глаза выдали слишком много. Быть может, даже всё, потому что проницательная мать Алексея произнесла, покровительственно взяв Сергея за руку: «Если хотите знать, мы не виним вас в смерти нашего сына. Он искренне любил того человека, которого поцеловал, не завсимо от того, что решила судьба. Мы всегда верили ему, а он верил в любовь. У нас нет другого выхода, кроме как отнестись к его решению с уважением».
Боль утраты заставила Сергея бежать и из Франции тоже: на протяжении года он жил на оставшуюся сумму денег в Швейцарии, Великобритании, Греции. Он не помнил, что делал там, кого видел, с кем говорил. Этот мучительный сон прервала страшная весть: Германия объявила войну России. Сергей спешно вернулся на Родину, полный решимости пойти на фронт.
***
Сергей приоткрыл дверь и оказался на дорожке, ведущей к родному дому через сад с цветущими деревьями. Он увидел прекрасную девушку в воздушном жёлтом платье, играющую с собакой. Это была его сестра. «С ума сойти, какая она взрослая в свои восемнадцать!» — подумал Сергей и сделал несколько шагов вперёд. Девушка обернулась, и при виде юноши её лицо приняло испуганное выражение.
— Мама, тут человек! — крикнула она и кинулась к дому.
Татьяна не узнала брата. Тот не был удивлён: год душевных мучений изменил его. Лицо юноши стало худым, бледным, глаза — тусклыми и вечно уставшими; он выглядел старше своего возраста.
— Стой, Таня! — окликнул Сергей.
Девушка остановилась.
— Я вас знаю? — спросила она, прищурив глаза.
— Подойди и проверь! — ответил Сергей.
Вопреки негласному правилу осторожности, Татьяна без малейшего опасения приблизилась к нему. Должно быть, её сердце узнало этого человека гораздо раньше, чем разум.
Увидев его лицо, девушка остолбенела. Её глаза широко распахнулись, руки затряслись, дар речи исчез. Сергей с нежностью смотрел на красавицу-сестру и не знал, что сказать. Губы Татьяны едва изогнулись в подобии улыбки, но глаза вдруг наполнились слезами, и девушка убежала в дом, горько рыдая. Через секунду на пороге появилась Анна Евгеньевна.
— Серёжа? — женщина сразу узнала сына.
— Да, мама, — улыбнулся он.
— Что ты здесь делаешь?
Сергей был удивлён и немного оскорблён: мать встретила его так, будто они не виделись не год, а три дня, будто она знает, что с ним происходило всё это время, будто её сын не должен быть мёртв.
— Я скучал, — просто ответил он.
У его ног грозно сопел и слюнявил ботинки маленький французский бульдог. Мужчина долго смотрел на него и пытался уловить смысл в его присутствии здесь. Наверное, казалось, что он решает, как правильно пнуть животное, потому что Татьяна выбежала из дома, своего надёжного укрытия, подбежала к брату, взяла на руки свою собаку и вернулась обратно, всхлипывая.
— О, мы тоже соскучились, — произнесла госпожа Влодская.
Мать Сергея никогда не была из тех, что откровенно показывают свою любовь детям, но такое равнодушие поразило его. Он ожидал, что мать будет кричать, не пустит на порог, проклянёт, скажет, что лучше бы ему было умереть; он думал, что боялся этого, но на самом деле это то, чего он так жаждал. Сестру же он не хотел доводить до слёз, в её любви никогда не было сомнений.
Сергей задержал свой взгляд на старой сухой вишне, одиноко подпирающей ограду, и прошёл в дом вслед за матерью.
Сергей появился дома в обед, и в гостиной уже был накрыт стол на троих человек. Вскоре Анна Евгеньевна принесла четвёртый набор приборов.
— Таня, где Виктор Антонович? Он должен был спуститься пять минут назад, — сказала она.
— Сейчас я позову его, — тихо ответила Татьяна и удалилась.
— Кто такой Виктор Антонович, мама? — поинтересовался Сергей.
— Жених Танечки, — с гордостью произнесла женщина, — её родственная душа. Сын богатейшего владельца ткацкой фабрики. Замечательный молодой человек. Присаживайся, дорогой, — предложила она, садясь за обеденный стол.
Сергей присоединился к ней, а вскоре и Татьяна с женихом, молодым высоким красавцем с умными глазами, спустились по лестнице.
— Мама, кто это? — с неприязнью спросил Виктор, глядя на молодого человека.
— Это Сергей Михайловчи, мой сын, — ответила госпожа Влодская.
На мгновение Сергей почувствовал укол обиды, услышав «мама» от чужого ему человека, а также эту любовь, с которой она произнесла его имя, и холодность, что пронизывала слова «мой сын». Но вскоре он укорил себя за это, ведь за год странствований мать могла и совсем забыть его. Ещё через мгновение ему стало совершенно всё равно, и это состояние уже сохранилось надолго.
— О, очень приятно! — на лице мужчины мелькнул след искренней радости, — Кияновский Виктор Антонович, жених вашей сестры, — и он вытянул вперёд свою правую руку.
— Сергей, — сдержанно улыбнулся другой, пожимая чужую ладонь.
Он чувствовал, что должен как можно скорее сделать то, зачем пришёл сюда.
— Я бы отказался от еды, так как пришёл сюда не за этим, — заговорил он, — но мне предстоит долгий путь, поэтому я благодарен за этот обед.
— Путь? — переспросил Виктор.
— Да, на фронт, — ответил Сергей.
Едва успокоившаяся Татьяна разрыдалась сильнее прежнего:
— Господи! Серёженька! Мы думали, ты умер, ещё не свыклись с тем, что жив, а ты теперь снова ищешь смерти! Зачем, Серёжа?! Витенька, поклянись, что хоть ты меня не бросишь!
— Клянусь, милая, — произнёс Виктор и поцеловал в макушку возлюбленную, плачущую на его груди.
— Почему ты сбежал из Дома, и что спасло тебя? — спросила госпожа Влодская, и в её голосе всё-таки появились нотки тревоги. — В последний раз мы получили от тебя телеграмму в июле прошлого года, и там говорилось, что ты и твой сосед исчезли. Зная твоё легкомысленное отношение к жизни, я решила, что ты умер уже давно.
— За этим я и пришёл: рассказать о том, что со мной было. Исповедаться. И попрощаться.
Рыдания Татьяны стали громче.
— Не плачь, сестра, — сказал Сергей. — Я жив потому, что нашёл свою родственную душу. Только вот она не нашла свою. Это очень трагичная история и вместе с тем прекрасная. Я совершил роковой поцелуй, восьмой, а не девятый, как положено, и потерял сознание, а очнулся в Доме. Надо мной суетился прекрасный молодой мужчина с золотистыми волосами и взволнованным лицом, мой сосед по койке и брат по несчастью, его звали Алексей. Я был убит горем, когда осознал, что со мной произошло, и неосознанно обидел его. Но он простил меня, и мы стали друзьями. С нами была Лиза, девушка пятнадцати лет, которую девять раз поцеловал один безумец, и мы стали дружить все вместе. Потом она влюбилась в меня.
Лицо матери Сергея приняло выражение умиления. Должно быть, она подумала, что её сына спасла девочка.
— А я полюбил Алексея. Я имею в виду, по-настоящему, как того, с кем бы я хотел разделить всю свою жизнь.
Услышав продолжение, Анна Евгеньевна не показала отвращения, а лишь стала по-прежнему холодна. Виктор же скривил лицо и стал смотреть на будущего шурина с презрением.
— Он полюбил меня в ответ. Нам стало тесно в том ужасном месте, и мы решили сбежать. Перед этим я потратил свой предпоследний шанс, поцеловав Лизу, к тому моменту потерявшую способность ходить и мучившуюся от страшной головной боли. Она избавилась от страданий, и мы с Алексеем сбежали в Париж. Там я потерял зрение, но Алёша не бросил меня. Я был раздавлен, но он заставил меня вспоминать те дни слепоты со слезами счастья, ведь это были лучшие дни моей жизни, полные любви, несмотря на моё состояние. Позже собственные лёгкие перестали меня слушаться, и я захотел умереть. Алексей поцеловал меня, пожертвовал своей жизнью ради моей смерти. Но оказалось, что он был моей родственной душой. А я его — нет. И вот теперь я жив, а он мёртв. Прежде чем вы выскажите своё презрение, мама, я должен сказать, что никогда не заведу семью с женщиной. Я не отрекусь от своей любви к Алексею.
— Это твоя жизнь, — раздражённо вздохнула госпожа Влодская и вышла из-за стола.
Татьяна и Виктор же казались впечатлёнными этой историй.
— Простите, — извинился Сергей и поднялся на второй этаж, в некогда свою комнату.
Сейчас в ней обосновался Виктор, но все памятные вещи Сергея до сих пор стояли на открытой полке: его книги, стопка рукописей, шкатулка с коллекцией интересных предметов, найденных на улице, ужасная глиняная вазочка, собственноручно вылепленная десятилетней Таней, и деревянная статуэтка в виде птицы, подарок одного мальчика из воспоминаний, некогда одноклассника Сергея и его первой любви.
— Я специально оставила полку такой, какой она была, когда тебя отправили в Дом для умирающих.
В дверном проёме стояла Татьяна и говорила не своим голосом. Сергей обернулся, и у него защемило в душе при виде глаз сестры, до краёв наполненных болью.
— Когда ты сбежал, я думала, будто это всё, что осталось у нас от тебя. Зачем ты сбежал?! — девушка кричала и плакала, её руки тряслись, а глаза болезненно блестели. — Мы приехали через два дня после этого! Хоть бы дождался меня! Рассказал бы мне о своём плане, о своей любви, попросил бы поклясться держать это в тайне. Но ведь ты не пожалел меня! Неужели ты думал, я бы не сдержала клятву? Я больше года жила с кровоточащей раной на сердце! Я надеялась дать тебе перед смертью столько своей любви, сколько есть в моей душе! Мне в кошмарах снилось, как ты умираешь где-то далеко, один, говоря: «Мать меня не любила, сестра меня не любила», что, конечно же, ложь! Я даже оплакивать тебя не могла, потому что до последнего не теряла надежды!
Татьяна закрыла лицо ладонями, и её плечи стали содрогаться в горьких рыданиях. Сергей готов был прямо сейчас наложить на себя руки, настолько сильно ненавидел то, что стал причиной такой боли, испытываемой этим невинным созданием. Не сумев подобрать слов, он лишь подошёл к девушке и упал перед ней на колени. Увидев это, Таня рухнула в объятия брата, и оба сидели на полу, где, казалось, навсегда останется тёмный след горя.
— Я проклинаю себя за то, что, оплакивая свои потери, забыл о тех, кто жив, и принёс горе самой любимой девушке в моей жизни.
— Не проклинай себя, не гневи Господа! Я не скоро смогу простить тебя, но я обязательно прощу! Я была бы совершенно счастлива, что теперь ты здоров, если бы не война, на которой ты можешь пропасть. Серёжа, милый, поклянись, поклянись мне, что ты вернёшься домой, что Россия победит в войне, и однажды, как в детстве мы делились секретами, ты целую ночь будешь рассказывать мне, каким был твой возлюбленный! А я — о том, как счастлива была найти Виктора.
— Я обещаю, — произнёс Сергей, однако знал, что, скорее всего, не сдержит своего слова.
Спустя долгие минуты, Татьяна, поцеловав брата на прощание, ушла. На пороге комнаты появился Виктор.
— Возьмите, — он протянул Сергею маленькую фотографию его сестры. — Она немного помятая: лежала в моём нагрудном кармане. Вы не такой, как все солдаты, но мужчину на войне должна оберегать любовь к женщине. Для нас обоих Таня — главная женщина в жизни.
— Спасибо, — Сергей с благодарностью посмотрел на юношу и взял портрет сестры. На нём у Татьяны было совершенно счастливое лицо. Её карие, точно такие же, как у брата, глаза всегда сияли при виде фотоаппарата.
Сергей пожал руку Виктору.
— Берегите Таню. Если получите письмо с вестью о моей смерти, я поручаю именно вам постоянно напоминать ей о том, что я любил её.
Виктор похлопал юношу по плечу, и Сергей остался один. Он сложил фотографию в карман у сердца и достал из него портрет Алексея, что когда-то был нарисован Лизой в его журнале. У девочки был удивительный талант художника: даже чернилами она смогла изобразить Алексея таким прекрасным, каким он был на самом деле. Сергей до боли в пальцах сжимал бумагу.
Стебель его души был совершенно сломлен, он больше не чувствовал себя живым. Весь этот год был полон скорби и боли, и лишь воспоминания о нескольких неделях любви не давали лишиться рассудка. Сергей думал, что лучше ему было никогда не любить, дабы не посвящать свою жизнь другому человеку и умереть душой с его уходом. Но позже он закрывал глаза и вспоминал ощущение рук Алексея на своей спине, его тело, сливающееся с ним в одно, и губы, горячие губы, мягкие, словно вишня, покрытые крошечными трещинками. Кому-то на свете не удалось испытать и этого счастья.
Бог ли, Вселенная ли выдумали разбивать людей на пары и уничтожать одиноких, но они отняли у него двоих безумно дорогих людей: друга, Лизу, и возлюбленного. Однако, он был благодарен миру за то, что Таня смогла так быстро найти свою родственную душу. В его сердце больше не было места ненависти. Сергей презирал того, кто лишил его любви, но считал это создание справедливым: всё же в этом законе есть место для истины, если Алексей был предназначен ему. Никто на свете не был способен полюбить его сильнее. Однако, и он принадлежал Алексею.